Глава 10. Пять разных видов духовных существ

Живущим внутренней жизнью приходится при­нимать определенные внешние формы жизни в миру среди людей самых разных типов. Есть пять основных видов образа жизни, которые принима­ют духовные существа, чтобы жить в миру, хотя, вообще говоря, этих видов значительно больше. Очень часто эти души обретаются в таких формах жизни, что невозможно даже на мгновение пред­ставить, что эти существа живут внутренней жиз­нью. Именно по этой причине мудрые люди всех эпох учат уважать каждое человеческое существо, как бы ни проявлялся его внешний характер, и советуют человеку задуматься, кто скрывается под этим обликом и что он собой представляет.

Из пяти основных характеров духовного суще­ства первый — религиозный характер. Он живет ре­лигиозной жизнью, жизнью ортодокса, как любой другой человек, внешне не проявляя ни следа бо­лее глубокого знания или более широкого кругозо­ра, хотя осознает все это в себе самом. Внешне он ходит в свой храм или церковь, как и все другие. Он воссылает молитвы Божеству так же, как и все, читает религиозные книги тем же самым образом, что и все другие, подходит к причастию и просит благословения в церкви точно так же, как любой другой прихожанин. Он не показывает никакого отличия, никаких особых свойств, внешне демон­стрирующих, что он духовно развит, и тем не ме­нее тогда как другие производят все упомянутые действия чисто внешне, он осуществляет их в сво­ей жизни реально. Каждое религиозное действо для него представляет собой символическое открове­ние, молитва для него — медитация, Писание — меморандум, ибо Святая Книга соотносит его с тем, что он читает в жизни и в природе. И поэто­му, будучи внешне всего лишь религиозным чело­веком, как любой другой в мире, внутренне он является духовным человеком.

Другой аспект духовного человека мы находим среди философских умов. Он может не выказывать никаких следов ортодоксальности или даже пиете­та, он может казаться человеком мирским, бизнес­меном, погруженным в дела мирской жизни. Он принимает все дела ровно, он терпим, что бы ни случилось, он выдерживает все. Он принимает жизнь легко, с пониманием. Он понимает все внутренне, а внешне действует согласно требованиям жизни. Никто не может даже подумать, что он живет внут­ренней жизнью. Он может устраивать дела и в то же время иметь осуществление Бога и истины. Он мо­жет вовсе не показывать, что занимается медитаци­ей или созерцанием, и все же каждый миг своей жизни посвящать созерцанию. Он может относить­ся к своей каждодневной работе как к средству ду­ховного осуществления. Никто, наблюдая с внешней стороны, не может ни на мгновение представить, что духовно он так развит, единственное, что те, кто с ним соприкасаются, смогут в свое время убедить­ся, что он честный человек, что он справедлив и в своих принципах, и в жизни, что он искренний че­ловек. Это вся религия, которая ему нужна. Таким образом, его внешняя жизнь становится его религи­ей и внутренним осуществлением духовности.

Третья форма духовного существа — это служи­тель, это человек, который делает другим людям добро. В этой форме могут скрываться святые. Они никогда не говорят о духовности, немного говорят они и о философии жизни. Их философия и рели­гия проявляются в действии. Любовь излучается из самого сердца этих людей в каждое мгновение их жизни, они заняты тем, что делают добро людям. Они считают каждого, кто подходит к ним, своим братом или сестрой, своим ребенком, им интерес­ны радости и печали всех людей, они делают все, что в их силах, чтобы направить их, наставить их, дать им совет на протяжении всей своей жизни. В этой форме духовный человек может быть учите­лем, проповедником или филантропом, но в какой бы форме он ни появлялся, главное в его жизни — это служить человечеству, делать добро ближнему, приносить кому-нибудь счастье в той или иной форме. И та радость, которая от этого возникает, является высшим духовным экстазом, ведь каждое доброе деяние окрашено особой радостью, которая вносит райскую атмосферу. Когда человек все вре­мя занят тем, что делает людям добро, в нем по­стоянно поднимается радость, и эта радость созда­ет райскую атмосферу, сотворяя в нем самом рай, который и составляет его внутреннюю жизнь. Наш мир наполнен терниями, бедами, болями и скорбями, а ведь это тот же самый мир, в котором живет и такой человек, но самим своим старанием убрать тернии с пути другого, пусть те и расцара­пают его собственные руки, он возвышается, это дает ему внутреннюю радость, которая и является его духовным осуществлением.

Есть четвертая форма духовного человека — фор­ма мистическая, такая форма трудна для понимания, потому что мистиком рождаются. Мистицизму нель­зя научиться, это некий темперамент. Лицо мисти­ка может быть обращено на север, тогда как сам он смотрит на юг, мистик может низко склонить голову и в то же время смотреть в небеса, глаза его могут быть открыты вовне, тогда как смотреть он может вглубь, глаза его могут быть закрыты, но он тем не менее может смотреть вовне. Средний человек не способен понять мистика, поэтому люди всегда те­ряются, общаясь с ним. Его «да» — не то же «да», что у всех, его «нет» имеет не такой смысл, как тот, что понятен всем. Почти в каждой фразе, которую он произносит, есть какое-то символическое зна­чение. Каждое его внешнее действие имеет некую внутреннюю значимость. Человек, не понимающий символического смысла, может прийти в полное изумление, услышав фразу, которая, по его мнению, не несет ничего, но повергает в смятение.

Внешне мистик может сделать один шаг, а внут­ренне пройти тысячу, он может находиться в од­ном городе и одновременно работать в другом ме­сте. Мистик представляет собой феномен в себе и смущение для тех, кто рядом с ним. Сам он не может им сказать, что он делает, они и не поймут истинную тайну мистика. Ибо он — тот, кто жи­вет внутренней жизнью и в то же время прикры­вает эту внутреннюю жизнь внешним действием: его слово или движение представляют собой не что иное, как покров некоего внутреннего действия. Поэтому те, кто понимают мистика, никогда не спорят с ним. Когда он говорит: «Идите», — они идут, когда он говорит: «Приходите», — они при­ходят. Когда он приходит к ним, они не говорят ему: «Не приходи», — они понимают, что это то самое время, когда он должен прийти. И когда он уходит, они не просят его остаться, потому что зна­ют, что пришло время, когда он должен уйти.

Ни смех мистика, ни его слезы нельзя трактовать как какое-то внешнее выражение, которое что-то означает. Его слезы могут быть покровом великой радости, его улыбка, смех — покровом очень силь­ного чувства. Его открытые глаза, его закрытые гла­за, поворот лица, его взгляд, его молчание, его раз­говор — ничто из перечисленного не имеет того значения, которое привычно придается этим прояв­лениям. И все же это не значит, что мистик посту­пает так намеренно, нет, он просто создан таким: никто не смог бы намеренно себя так вести, даже если бы и захотел, ни у кого нет такой силы. Прав­да в том, что душа мистика — это танцующая душа. Она осознала этот внутренний закон, проникла в глубины этой тайны, о которой тоскуют все души, и в радости этой тайны вся жизнь мистика стано­вится тайной. Вы можете встретить мистика двад­цать раз на дню, и все двадцать раз у него будет иное выражение лица. Каждый раз его настроение будет иным, и все-таки его внешнее настроение может во­все не быть его внутренним настроением. Мистик являет собой пример тайны Бога в форме человека.

Пятая форма, в которой предстает перед нами человек, живущий внутренней жизнью, странная форма — это форма, которую могут понять очень немногие люди. Такой человек во внешнем мире носит маску невинности, и она кажется до такой степени неотъемлемой от него, что непонимающие легко сочтут его неуравновешенным, особенным или странным. Его это не заботит по той причине, что это только его щит. Если бы он перед всем челове­чеством признался в том, какой силой он обладает, тысячи людей ходили бы за ним, и у него не оста­лось бы времени на собственную внутреннюю жизнь. Громадная сила, которой он обладает, правит на внутреннем плане странами и континентами, осуще­ствляя над ними контроль и уберегая от несчастий, таких, как наводнения и эпидемии, а также от войн, храня гармонию в стране или том месте, где он жи­вет, — и все это делается посредством его безмол­вия, посредством постоянного осуществления его внутренней жизни. Человеку, которому недостает прозорливости, он покажется странным существом. На языке Востока его называют Мадзуб. Та же идея была известна древним грекам, ее следы еще суще­ствуют в некоторых местах, по большей части на Востоке. Есть сегодня на Востоке такие души, жи­вущие в обличье человека, достигшего самоосущест­вления, не проявляющие никаких внешних призна­ков философии, или мистицизма, или религии, или какой-то особенной морали, и однако само присут­ствие которых подобно заряженной батарее, — его взгляд вдохновляет, в нем прослеживается повели­тельное выражение, и если он когда-нибудь говорит, то его слово — это обещание Бога. То, что он гово­рит, — истина, но он крайне редко произносит хотя бы слово, от него трудно добиться слов. Но если он что-то сказал — это всегда исполняется.

Нет предела разнообразию внешних форм, кото­рые принимают духовные существа в жизни, и тем не менее нет лучшего способа жить в этом мире и одновременно вести внутреннюю жизнь, чем быть самим собой, и внешне и внутренне. Какова бы ни была профессия, работа, роль человека во внешней жизни, главное — выполнять все честно и искрен­не, неся свою миссию во внешней жизни с тщани­ем и в то же время храня внутреннее осознание того, что внешняя жизнь — независимо от рода де­ятельности — должна отражать внутреннее осозна­ние истины.