Словарь и фонология в порождающей грамматике

§ 121. Базовый субкомпонент, как сказано, включает лексикон (словарь).

Единицы лексикона мыслятся как «пучки» признаков трех типов: семантических, синтаксических и фонологических.

Семантические признаки определяют каждую единицу наподобие того, как дифференциальные фонологические признаки определяют каждую фонему. Например, слову холостяк соответствует набор следующих семантических признаков: одушевленный, принадлежащий к людям, мужского пола, взрослый, не состоявший и не состоящий в браке. Семантические признаки определяют употребление единицы лексикона с семантической точки зрения.

Синтаксические признаки указывают на то, каким образом данная единица употребляется с грамматической точки зрения. По существу, эти признаки соответствуют традиционным признакам частей речи и других классов и подклассов слов.

Фонологические признаки — это дифференциальные признаки, отбирающиеся из универсального набора, действительного для всех языков. Каждая единица лексикона записывается как матрица, где отмечаются значения соответствующих признаков. Все признаки — двоичные, т. е. принимают одно из двух значений: положительное или отрицательное. Если значения одного или нескольких признаков полностью определяются контекстом, они вообще не обозначаются — матрице оставляется пробел. Например, в английском языке при наличии трех начальных согласных первый из них — всегда s, поэтому в тех случаях, когда единица лексикона имеет три начальных согласных, первому из них в матрице отвечает пробел.

§ 122. Такой подход объясняется тем, что генеративная лингвистика стремится к максимально экономному описанию, причем наиболее экономными считаются описания с меньшим числом единиц, пусть даже это и достигается введением большего числа правил (как в только что приведенном случае, где требуется особое правило — вставлять s вместо начального пробела в матрице).

Идеальным лингвистическим описанием вообще и фонологическим в частности признается такое, которое обеспечивает /116//117/ функционирование наиболее общезначимых правил, самыми нежелательными считаются так называемые «ad hoc правила» (т. е. правила для отдельных случаев). Основные результаты этого подхода для порождающей фонологии сводятся к следующему.

Во-первых, порождающая фонология последовательно отказывается выделять автономный фонологический уровень, отличный от морфонологического. Считается, что существуют два «звуковых» уровня: системно-фонологический, он же морфонологический, где обеспечивается запись единиц лексикона в терминах дифференциальных признаков (см. выше), и системно-фонетический, т. е. собственно фонетическая запись поверхностной структуры, которая получается в результате действия правил фонологического компонента.

Во-вторых, единицы лексикона записываются в максимально обобщенной форме. Признается допустимым, чтобы такая форма не совпадала ни с одной из форм, реально встречающихся в тексте, если из искусственно построенной словарной записи легче получить по общезначимым правилам все текстовые формы. Например, корень русского слова берег предлагается записывать в словаре как берг, английская морфема right получает словарную запись rixt (с отсутствующей в текстах фонемой) и т. п. Методика построения таких «унифицированных» словарных форм весьма близка реконструированию праформ в историческом языкознании (см. §§ 140–141), а правила вывода текстовых форм из словарной — законам исторической фонетики.

В случаях, подобных описанным, порождающая фонология в погоне за «экономными» моделями явно не учитывает желательности психолингвистического обоснования собственно лингвистических решений. С психолингвистической же точки зрения такие формы, как rixt, конечно, не могут претендовать на реальность.

§ 123. Вывод фонетического представления, т. е. получение фонетической текстовой записи из словарной, можно проиллюстрировать на следующем упрощенном примере.

Английские слова logician /lodZiSən/ ‘логик’, divide /divāyd/ ‘делить’, division /diviZən/ ‘деление’[71] имеют словарную запись соответственно lodZik‑ian, divīd, divīd‑ion. Чтобы получить /lodZiSən/ из lodZik‑ian и т. д., требуется применить определенные фонологические правила вида a → b /X—Y, что читается: «a переходит в b в контексте (окружении) X—Y»[72]. Как сами /117//118/ единицы (a и b), так и контекст (X и Y) описываются обычно в терминах дифференциальных признаков, например: [73], т. е. «огубленные гласные становятся неогубленными в безударной позиции».

Правила применяются в строгой последовательности, каждое последующее правило прилагается к результату, полученному действием предыдущего.

Правила выбираются таким образом, чтобы они были максимально универсальными, чтобы число правил было наименьшим и чтобы каждое из них применялось к наибольшему числу словарных и промежуточных (получаемых в ходе преобразований) единиц.

Фонетическое представление указанных слов может быть получено применением следующих шести правил (в целях простоты правила формулируются преимущественно не в терминах дифференциальных признаков, а в терминах фонем и морфем).

1.		k	→ s	— i
	t
		d	→ z
2.	ī → i / — zion
3.	s + i → S	— [+гласн.]
	s + i → Z
4.	«нуль» → y		+гласн.		—
	+напряж.
	+передн.
5.		ī	→ ā	[–ударн.]
6.		o	→ ə
	a

Ниже показаны те изменения, которые претерпевает фонологический облик слова после применения каждого правила (прочерк означает, что к данной форме соответствующее правило не применяется).

Правило	Слово
	lodZik‑ian	divīd	divīd‑ion
1.	lodZisian	—	divīzion
2.	—	—	divizion
3.	lodZiSan	—	diviZon
4.	—	divīyd	—
5.	—	divāyd	—
6.	lodZiSən	—	diviZən

 

Литература

Апресян Ю. Д. Идеи и методы современной структурной лингвистики. М., 1966.

Хомский Н. Синтаксические структуры. — «Новое в лингвистике». Вып. 2. М., 1960.

Хомский Н. Логические основы лингвистической теории. — «Новое в лингвистике». Вып. 4. М., 1965.

Хомский Н. Аспекты теории синтаксиса. М., 1972.

 

Семантика

§ 124. В последнее время исследование семантики языка выдвигается на передний план. Если еще недавно в лингвистике были влиятельными направления, которые стремились вывести изучение семантики за пределы языкознания, то сейчас, напротив, в наиболее важных лингвистических течениях семантическим проблемам придается первостепенное значение. Это вполне естественно: коль скоро речевая деятельность есть процесс установления соответствия «смысл →←текст», без изучения смысла, т. е. семантики, сколько-нибудь адекватное моделирование речевой деятельности невозможно.

Порождающая семантика

§ 125. Из идей генеративной лингвистики выросла концепция так называемой порождающей семантики, которая противопоставляет себя «классической» порождающей грамматике. Весьма существенное изменение, которое внесла в генеративную лингвистику эта концепция, заключается в том, что глубинная структура здесь приравнена к семантической. В порождающей грамматике базовый субкомпонент порождает синтаксические глубинные структуры, которым лишь впоследствии семантический компонент придает семантическую интерпретацию. В отличие от этого в порождающей семантике непосредственно семантический компонент порождает глубинные структуры, уже содержащие основной смысл предложения[74]. Трансформации здесь применяются на первых этапах порождения именно к смысловым структурам, постепенно «перерабатывая» их в поверхностные, как бы «одевая» языковой плотью логико-смысловой каркас предложения. /120//121/

§ 126. Можно выделить две основные разновидности порождающей семантики. Первая (стоящая особняком и не всегда даже включаемая в генеративно-семантические концепции) — это так называемая падежная грамматика Ч. Филлмора.

По Филлмору, первое правило подстановки выглядит так: S → M, P, где M — модус, а P — пропозиция. К модусу относится все то в предложении, что не связано с его основным смыслом: наклонение, время, модальность и т. д. Пропозиция — это, так сказать, логический костяк предложения, основной смысл, который остается «за вычетом» модуса.

В пропозицию входит предикат, который в предложении, т. е. «поверхностно», чаще всего выражается глаголом, иногда — служебным словом, например, предикат совместности в русском языке может передаваться союзом с. В пропозицию входят также, глубинные падежи, или семантические роли. Это семантические единицы, которые с необходимостью предполагаются данным предикатом, например, предикат, лежащий в основе глагола давать, предполагает глубинные падежи: «агент» (тот, кто дает), «объект» (то, что дают), «адресат» (тот, кому дают). (Ср. также § 130.)

Предпринимаются настойчивые попытки установить универсальный набор глубинных падежей, в терминах которых можно было бы описать все пропозиции. В последних работах Ч. Филлмора предлагается следующий набор глубинных падежей: агент, субъект восприятия, адресат, инструмент, объект, источник, цель, место, время. Например, в пропозиции, лежащей в основе предложения Камень больно ушиб меня, слову камень соответствует падеж «инструмент», слову я в предложении Я получил зарплату соответствует падеж «адресат» и т. д.

Поскольку глубинные падежи часто не соответствуют поверхностным падежам (или их аналитическим аналогам), то предлагается система правил, по которым такая глубинная структура может быть преобразована в поверхностную. Важную роль в системе правил играют правила введения подлежащего и введения дополнений. В частности, существуют следующие правила: падеж «агент» выражается подлежащим в первую очередь; если в данном предложении падеж «агент» не передается подлежащим, то позицию подлежащего в синтаксической структуре занимает слово, которому в пропозиции соответствует падеж «инструмент»; наконец, в противном случае подлежащим выражается падеж «объект».

Имеются и правила формального выражения падежей. Так, принимается, что падежу «инструмент» в поверхностной структуре английского синтаксиса стандартно соответствует предлог with: если нет специального правила, то именно этот предлог употребляется со словом, которое несет семантику данного падежа. Если же такое слово употребляется в функции подлежащего, то предлог with устраняется из записи синтаксической /121//122/ структуры. Наконец, если данное слово употребляется при глаголе to play, то предлог with либо элиминируется, либо заменяется предлогом on, ср.: He can play piano ‘Он умеет играть на фортепиано’ и He is playing a sonata on the piano ‘Он исполняет сонату на фортепиано’[75].

§ 127. Второе направление в порождающей семантике, представителями которого являются Дж. Мак-Коли, Дж. Лакофф и другие, ближе стоит к генеративной лингвистике Хомского. Если у Филлмора глубинная структура скорее создается комбинированием готовых элементов, то в данной разновидности порождающей семантики она порождается «традиционным» применением правил подстановки, только эти правила применяются к семантическим категориям.

Порождение глубинной структуры предложения Он не пришел с точки зрения теории порождающей семантики упрощенно представлено на приводимой ниже схеме, где Neg (negation) — отрицание, Perf (perfect) — совершенный вид, Pst (past) — прошедшее время:

Схема

	S
Neg	S
	Perf	S
		Pst	S
			NP	VP
			он	приходить

§ 128. Давая общую оценку направлениям порождающей семантики, следует отметить, что это течение в некоторых существенных своих чертах возвращается к «догенеративной» лингвистике. В самом деле: в теории Хомского характеристика предложения (если отвлечься от фонологии) описывается в терминах трех категорий — поверхностной структуры, глубинной структуры и семантической интерпретации[76]. Это и составляет одно из существенных отличий теории порождающей грамматики от других, более традиционных концепций, которые описывают предложение в терминах двух категорий — плана выра-/122//123/жения и плана содержания. Что же касается порождающей семантики, то данная теория описывает предложение в терминах именно двух (а не трех) категорий — семантической структуры, которую с известными оговорками можно приравнять к плану содержания, и поверхностной структуры, которая является прямым аналогом плана выражения в синтаксисе.

К этому следует добавить, однако, что с точки зрения представителей языкознания, развивающегося вне русла генеративного направления, в план содержания лингвистики входит лишь то, что имеет соответствия в плане выражения. А по мнению представителей порождающей семантики, следующих в этом за Хомским, глубинная структура должна отвечать за все потенциально возможные способы семантической интерпретации.

Представляется, что это шаг назад по сравнению с теми традиционными представлениями, которые настаивают на функциональном изучении аспектов языка в их взаимосвязи, без абсолютного отрыва плана содержания от плана выражения, и наоборот.

§ 129. Целесообразнее считать, что, скажем, две глубинные структуры приписываются предложению только в том случае, если каждой из них может в данном языке соответствовать своя, отдельная поверхностная структура. Например, предложению Мы рады приглашению артиста действительно могут быть приписаны две глубинные структуры, так как одной из них соответствует поверхностная структура, которой обладает предложение Мы рады, что артиста пригласили, а другой — поверхностная структура, которую имеет предложение Мы рады, что артист пригласил [нас]. В отличие от этого лишь одна глубинная структура должна быть приписана предложению Она пришла, хотя здесь, в зависимости от референтной отнесенности местоимения, возможны различные семантические интерпретации, ср.: Маша пришла и Весна пришла[77]. Одна глубинная структура должна быть приписана предложению Она пришла потому, что разные семантические интерпретации в этом случае не могут передаваться посредством особых поверхностных структур.

Можно сказать, что множественность глубинных структур для одного предложения — это результат не полисемии, а нейтрализации: артиста пригласили и артист пригласил различаются, так сказать, в сильной позиции, но в контексте типа Мы рады это различие снимается в силу номинализации (превращения глагольной составляющей в именную), т. е. происходит синтаксическая нейтрализация.

В случае неоднозначности предложения с местоимением и /123//124/ глаголом приходить возможность разных семантических интерпретаций есть следствие полисемии самого глагола (приходить как наступать и приходить как прибывать). Такая неоднозначность — факт словаря. В отличие от этого в предложении с глаголом приглашать сам глагол полностью сохраняет семантическую однозначность, и неоднозначность конструкции вызывается собственно синтаксическими причинами.