Деление на четверти — оформление основных черт системы

Следующим шагом в строительстве административной системы Исландии, согласно Ари, стали происшествия, приведшие к разделению всей страны на четверти. Это важное событие произошло, согласно исчислению Ари, приблизительно в 963 году.

В источниках оно преподносится в контексте крупной распри, произошедших между группировками, во главе которых оказались Тунга-Одд и Торд Крикун сын Олейва фейлана^[92] из Широкого Фьорда. Эта история является основной сюжетной линией «Саги о Курином Торире», но и в Íslendingabók помещён краткий отчёт об о сути проблемы. Так там написано об этом:

Большая тяжба была на тинге между Тордом Крикуном, сыном Олейва фейлана и Оддом, прозванным Тунга-Одд. Он был из Форда Городища. Торвальд, его сын, был вместе с Куриным Ториром, когда они сожгли Торкеля сына Сонного Кетиля в Арнольвсдалире. Торд Крикун был во главе обвинения, поскольку Херстейн сын Торкеля, сына Сонного Кетиля был женат на Торунн, его племяннице^[93](Íslb., 5).

В тексте саги же представлена вся распря в своём развитии. Стоит отметить, что она, в отличие от «Книги об исландцах», называет сожженным не Торкеля, а самого Сонного Кетиля (Hþors., 9). Подобное расхождение в версиях возможно объясняется тем, что сага опиралась на устную традицию, в то время как Ари ставил себе задачу выверять информацию, отчего он и мог делать некоторые перестановки, если что-то казалось ему неточным.

Ход действия саги рисует постепенное разжигание конфликта. Источником всех бед по большей части является Куриный Торир, своеобразный антигерой всего повествования. Он действует, полностью расходясь с нормами «правильного поведения», и обладает дурной репутацией в округе. В его родственниках числится человек более низкого социального статуса, бродяга по имени Видрафи, который «ходит из одного конца страны в другой», и они оба имеют сходный нрав (Hþors., 7). Именно Куриный Торир вовлекает во вражду всех основных персонажей саги, хотя определённые противоречия между Оддом и Сонным Кетилем наметились и без него. Последний приютил норвежских моряков (Hþors., 3), с которыми невежливо обошёлся первый (Hþors., 2).

Истоком всего противостояния является ничем не обоснованный отказ Куриного Торира продать излишки сена Сонному Кетилю, чтобы тот смог помочь своим арендаторам, у которых оно кончилось. Несмотря на щедрую цену и благоприятные условия сделки, которые предлагает Кетиль, Торир продолжает упорствовать в своём упрямстве, не желая продавать, и Кетилю приходится взять пять стогов силой (Hþors., 4, 5). Примечательно, что по закону его действия неправомерны, но сага тем не менее симпатизирует Кетилю. Затем Торир ищет возможность отплатить Кетилю за обиду, хотя никто поначалу не хочет помогать ему, но в конце концов сын Одда Торвальд соглашается взяться за дела Торира, за что тот обещал ему половину своего богатства (Hþors., 7). Примечательно, что другую половину он посулил Хельги, сыну Арнгрима Годи, за что тот собственно и отдал ребёнка на воспитание такому дурному человеку, как Торир (Hþors., 2). Таким образом, он впутал Торвальда, а вместе с ним и Арнгрима, который всё-таки поехал вместе с ними вызывать Кетиля на тинг (Hþors., 7), хотя поначалу и отказал Ториру в этом. По настоянию Торира Торвальд предъявляет Кетилю иск в грабеже, но случается так, что один из гостивших у Кетиля норвежцев убивает Хельги (Hþors., 7). Позже Торвальд с Ториром возвращаются, чтобы отомстить, и сжигают жилище Кетиля вместе со всеми его обитателями (Hþors., 8). Его сын Херстейн в свою очередь ищет помощи в том, чтобы покарать убийц, и появляется партия, противостоящая Торвальду, во главе которой становится Торд Крикун, также выказывавший недовольство по поводу того, что его впутали в распрю (Hþors., 11). Одд же, связанный узами отцовства с Торвальдом, возглавляет другую сторону (Hþors., 13), хотя поначалу к нему обращался Херстейн (Hþors., 9). Из всех этих происшествий получается крупное противостояние, грозившее пролитием большой крови.

Как Ари (Íslb., 5), так и сага (Hþors., 12) сообщают, что Торд с Херстейном вызвали Арнгрима и Торвальда на тинг в Тингнесе. Важно отметить, что это собрание располагалось в Городищенском фьорде, где последние явно находились в более выгодном положении, в то время как Торд был из Широкого фьорда. По этому поводу Íslendingabók даёт комментарий: «Þat váru þá lög, at vígsakir skyldi sækja á því þingi, er næstr var vettvangi / Там был тогда закон, что обвинение в убийстве должно было вноситься в наиболее близкий к месту убийства тинг» (Íslb., 5). Неудивительно, что Торд оказался в затруднительном положении. Согласно тексту саги он, набрав людей у себя на западе, которых было немного, едет на тинг, но Одд со своими последователями преграждает ему дорогу, и случается стычка (Hþors., 13). Так об этом лаконично отзывается «Книга об исландцах»: «En þeir börðust þar, ok mátti þingit eigi heyjast at lögum / И они бились там, и тинг не мог проводиться по закону» (Íslb., 5). На Альтинге, куда перенесли тяжбу, сложилась также взрывоопасная ситуация, и там также завязалась битва (Hþors., 14) (Íslb., 5).

Несмотря на всю проблематику адекватного восприятия материала саг, данная история тем не менее вполне может отражать важную тенденцию. Даже если её содержание представляет собой не более, чем художественно переработанные смутные воспоминания о далёких событиях, эта сага прекрасно раскрывает те аспекты распри, которые являются неординарными для исландцев времени её зарождения. Среди этих аспектов можно выделить и ту административную систему, существовавшую в эпоху разворачивания действия саги, приведшую к тому, что на Альтинге, символизирующем всю Исландию, разразилась вооружённая стычка. В тексте самой саги возможно это выражено не так сильно, но достаточно явно показано у Ари, например, когда речь идёт о правилах рассмотрения тяжбы об убийстве (см. выше). Общество знало, для чего существуют те или иные институты, и, что бы могло случаться, если бы их не было или бы вместо них существовали какие-то другие, и сага прекрасно иллюстрировала это их знание. Поэтому, несмотря на то, что некоторые детали, ход событий, персонажи искажены или вообще являются фикцией, а поведение героев подчинено стереотипам, она может таким путём косвенно указывать на реальные изменения в административных структурах.

Необходимо отметить, что сложившееся на протяжении Века Заселения стремление избегать крупного кровопролития, находит своё воплощение в том, что люди на Альтинге, обеспокоенные большой битвой всего собрания, которая могла бы принести огромные несчастья (Hþors., 14), вынуждают стороны пойти на мировую. Вероятно, здесь можно говорить о посредничестве и арбитраже, инструментах урегулирования в рамках уклада, которое Байок называл Consensual governance^[94]. В рамках и под влиянием этой системы и пройдёт последующая реформа.

Собственно о делении страны на четверти пишет лишь Ари. Важной прелюдией к абзацу, посвящённом этому, является речь самого Торда Крикуна:

Тогда Торд Крикун сказал речь у Горы законов, касающуюся того, как плохо людям ездить на чужие тинги для предъявления обвинения в убийстве или ранении. И он поведал, что случилось с ним до того, как смог довести это дело^[95] до закона, и, что многие испытают трудности, если такое положение вещей не будет исправлено (Íslb, 5).

По этой причине и происходит собственно разделение на четверти. «Книга об исландцах» чётко объясняет суть этого действия. Страна была поделена на четыре территориально определённых района, ставшими основными подразделениями в административной палитре Исландии. В каждой из них предполагалось устраивать по три Весенних тинга. В Северной же четверти пришлось организовывать по объективным причинам четыре тинга. Подобная схема отражена в Grágás’е, и Ари было необходимо дать объяснение, почему так получилось.

Это объяснение получается вполне логичным. Он пишет, что в Северной Четверти не удалось достичь согласия, и люди, жившие в Эйафьорде, не желали посещать тинг Скагафьорда, что был к западу. Поэтому, пришлось устроить четыре тинга. В данном случае географическое расположение действительно не способствовало путешествиям в другой фьорд.

Четверти были территориально определёнными округами, и по этому признаку они стали вторыми после aðalból’я административными единицами, чьи границы были обозначены. Западная четверть располагалась скорее на северо-западе страны, северная охватывала фьорды Гренладнского моря от фьорда Хрута до Оружейного фьорда, восточная занимала юго-восток острова, вмещая в себя почти целиком Озёрный ледник (Vatnajökull), южная — земли, которые были заселены в наиболее раннее время; там располагались владения Ингольва и Альтинг (см. ил. 2).

Четверти, помимо урегулирования количества тингов, обозначили новые введения в структуре Альтинга. В «Сером Гусе» говорится, что все его подразделения должны формироваться в соответствии с принадлежностью к четверти (GG., Þkþ.). Так, например, Логретта комплектовалась из каждой четверти, и количество годи, входящих туда, описывается в соответствии с их количеством там (GG., Lþ.). Таким образом, Логретта получается тоже разделённой на четыре части.

Важным событием стало устроение на Альтинге судов четверти (fjórdungadómar), обеспечивших связь Альтинга с весенними тингами. На последних теперь могли разбираться лишь дела людей, принадлежащих к этому тингу (GG., Þkþ., 37)^[96], иначе тяжба поступала во fjórðungsdómur. Туда же направлялись дела, не нашедшие своего решения на vórþing. Таким образом, суды четверти на Альтинге стали следующей по статусу судебной инстанцией.

Судей назначали годи. «Должен каждый годи, который обладает древним и новым (см. следующий параграф) годордом назначать человека в суд, а тингов три должно быть в каждой четверти, и по три годи на каждом тинге. Тогда был бы тинг непрерывным. / Skal goði hver nefna mann í dóm er fornt goðorð hefir og fullt, en þau eru full goðorð og fornt er þing voru þrjú í fjórðungi hverjum en goðar þrír í þingi hverja. Þá voru þing óstlitin», — так регламентирует Грагас порядок вещей (GG., Þkþ., 1). Судьи назначались в первую пятницу тинга, а в субботу они, следуя за своими годи, должны были участвовать в «шествии к скале законов», где открывались суды.

 

После подобных преобразований Альтинг всё больше и больше начинает напоминать своеобразную модель административного уклада всей Исландии. Его законотворческая и судебная ветви структурно опирались на четвертное деление, которое позволило регламентировать ход их действия и порядок комплектования.

В Íslendingabók говорится также о тингах четверти, которые никак не отражены в Сером Гусе: «А затем были основаны тинги четверти / En síðan váru sett fjórðungaþing» (Íslb., 5). Можно было бы предположить, что Ари применяет такой странный термин для обозначения суда четверти на тинге, если бы в сагах не говорилось, что тинги четверти проводились в других местах. Так, например, в «Саге о людях с Песчанного Берега» сообщается, что, когда страна была разделена на четверти, тинг четверти стали устраивать в Торнесе (Eyrbs., 9). Проблема выглядит довольно сложной, но я бы рискнул предложить несколько возможных вариантов. Тинги четверти могли не являться частью официальной административной системой и не быть skapþing. Другое предположение заключается в том, что тинги четверти вероятно представляли собой промежуточный этап перед появлением судов четверти на Альтинге. Они были судебными тингами, которые держали вместе годи одной четверти^[97]. К тому же Ари, хотя и упоминает о равном назначении судей и комплектования Логретты из каждой четверти, тем не менее ничего не говорит о том, что существовали суды четверти. Похоже, что функции тингов четверти совпадали с функциями судов четверти на Альтинге, что могло исключать их взаимное действие. Для сознания же Ари важным было то, для чего существуют те или иные институты, и в данном случае, от каких бед они позволяют избавляться, а потому, упомянув раз тинги четверти, он уже не пишет больше об этой проблеме, не рассказывает об учреждении судов четверти на Альтинге, имевших схожее предназначение, потому что это для него уже не важно.

960ые годы стали временем регламентации весенних тингов. Их число было тринадцать, и таковым он, по-видимому, оставалось до конца независимости Исландии и даже немного далее. В сагах тем не менее упоминается большее количество тингов, некоторые из которых не были выверены историками. Вместе с тем, некоторые собрания, например Кьяларнесский тинг, вообще не встречаются в сагах.

К этому времени возможно окончательно оформились точное время проведения и внутренняя структура весеннего тинга. Его длина не должны была превышать неделю и быть меньше, чем четыре ночи. Начинался vorþing не раньше, чем проходило четыре недели лета, а заканчивался не позже, чем шесть недель, при условии, что sóknaþing был завершён (GG., Þkþ., 37).

Sóknaþing являлся главной частью весеннего тинга, и иногда он рассматривается собственно, как сам весенний тинг^[98]. Вторая часть называлась skuldaþing, что переводится как «платёжный тинг». Он являлся скорее добавлением к первому периоду тинга. Там расплачивались с долгами, а также вырабатывалась схемы для торговли и устанавливались цены на некоторые виды товаров^[99].

Sóknaþing можно перевести как «тинг тяжб». Там решались все основные споры о земле и собственности, дела о преступлениях и многое другое. Туда должны были выдвигать обвинения лишь те люди, что принадлежат к одному тингу [er menn eru samþinga] (GG., Þkþ., 37). Созывался тинг тремя годи, каждый из которых назначал двенадцать судей (GG., Þkþ., 38). Если не удавалось найти правильного решения, то тяжба отправлялась дальше по иерархической лестнице на Альтинг. Таким образом тинг был основным местом и главным инструментом, посредством которого исландцы решали свои проблемы и противоречия.

Весенний тинг не обладал чётко определённым районом своего действия, он скорее был центром, вокруг которого группировались разрозненные земельные владения, связанные с ним через тингманов. Таким путём с тингом были связаны и низшие группы населения, отчасти входившие в aðalból, такие как omaga, т.е. члены домашнего хозяйства бонда, арендаторы, вольноотпущенники и другие. В данном случае огромную роль играют отношения между бондами и годи, ведь goðar устраивали тинг и назначали там судей, а потому обладали большим количеством возможностей влияния на административные институты.

Концепция исландских вождей — goðar — отличается неповторимым своеобразием среди других скандинавских обществ. В предыдущей главе уже шла речь о возможных схемах развития этого института на острове в Век Заселения и отмечались основные моменты, повлиявшие на это развитие. Теперь же предстоит раскрыть всю глубину специфических черт данной проблемы.

Байок в своих исследованиях обратил на это особое внимание, раскрыв сущность институтов годи и годорода и рассмотрев модели их функционирования. Он отмечает, что рассуждать о годи, как о лидерах своеобразных маленьких государств, чем занимались некоторые историки, означает оставить без внимания комплекс взаимоотношений между bœndr и goðar. В отличие от маленьких королевств в Норвегии или Ирландии, которые, предполагалось, должны защищать или расширять свои границы, у годорда таковых рубежей не было. Исландские годорды не базировались на ресурсах подчинённой территории^[100]. Грубо говоря, таковой территории у них не было.

Годорд был административным и социальным институтом, не воплощавшимся напрямую в пространственном плане. Он относился к конкретным землям только косвенно, через посредство бондов, которые входили в его состав. Goðorð можно охарактеризовать, как набор личностных связей между годи и его тингманами и вместе с тем, как официальную структуру, обеспечивавшую представительство последних на тинге. Иногда в источниках встречается его другое обозначение — треть (þriðjungi, человек трети — þriðjungsmaðr, т.е. последователь годи) что соответствует присутствию на Весеннем тинге трёх годи. Причём эти связи не были строго иерархичными и могли без труда быть расторгнуты.

В «Сером Гусе» не раз встречаются положения о том, что бонд должен обязательно следовать за каким-нибудь годи, но выбрать можно любого вождя в стране. Правда, это относилось лишь к тем, кто обладал молочным скотом (ef maðr hefir málnytan smala); в противном случае приходилось приписываться к ближайшему годи и тингу [(GG., Þkþ., 62, 63), (GG., Uf, 66)]. Здесь стоит отметить, что, учитывая скотоводческий характер исландских хозяйств того времени, более или менее полноценные бонды должны были обладать молочным скотом. Таким образом складывалась довольно специфическая система, когда человек мог присоединять себя к тингу, находящемуся от него довольно далеко или же вообще в другой четверти, хотя подобные случаи случались скорее поблизости от границы между четвертями. Джесс Байок, проанализировав связи между бондами в Эйафьорде, на основе материалов одноимённой саги, убедительно показал, что они были весьма хаотичны и тингманы следовали порой за вождями, которые жили на большем расстоянии от них, чем другие^[101]. Подобная ситуация как нельзя более отражает существующее среди исландских бондов стремление сохранять как можно больше самостоятельности.

Goðar никогда не пользовались такой большой властью над людьми, какую имели лидеры других скандинавских колоний. Например, ярлы Оркнейских островов могли накладывать налоги и повинности на своих бондов, чего нельзя было и помыслить в Исландии^[102]. Причина этого уже не раз упоминалась выше: Оркнейские острова располагались гораздо ближе к Норвегии и к Британским островам, испытывая постоянные угрозы, в то время как Исландии подобные набеги не грозили. В данном случае перспективными были бы компаративные исследования с социальным устройством Фарер, напоминавшем исландское.

Goðorð был такой же собственностью как земля и хутор. Его можно было покупать и продавать, передавать по наследству, делить на части и т.д. Саги прекрасно иллюстрируют все эти явления. Так, например, Vatnsdæla saga рассказывает о том, как братья Торстейн, Хёгни, Торир и Ёкуль поделили наследство своего отца Ингимунда: «Хёгни получил корабль Стиганди, потому что он был купцом. Торир получил годорд, а Ёкулю был дан меч Айтертанги». Торстейн же, как и хотел, получил хутор и земли (Vatns., 27). Другой случай встречается в Bandamanna saga, когда персонаж по имени Одд покупает себе статус годи: «Люди полагали, что только одна вещь умаляет его выдающиеся качества — ему не хватало годорда. В то время было в обычае учреждать новые годорды или покупать их, и Одд так и сделал» (Bandms., 2).

Байок указывает на то, что годи получал мало официальных доходов от своего положения. Так, например, þingfarakaup тратился, чтобы собственно окупить поездку, и лично годи из него вряд ли могло что-то перепадать^[103]. Прописанные в Грагасе права годи устанавливать цены на товары, привозимые иноземцами, были направлены на то, чтобы уменьшать необузданные амбиции норвежских купцов. Тем не менее это правило не очень хорошо функционировало, так как торговцы всегда могли пройти далее на своём корабле и договорится с другим годи. Конфликты между норвежскими купцами и годи часто встречаются в сагах. Так, годи Одд из «Саги о Курином Торире» не находит общего языка с моряками, которые не желают мириться с его претензиями, и тогда он накладывает запрет на продажу их товаров (Hþors., 3). Помимо этого годи получали часть от конфискованного имущества и штрафов.

Исходя из этих фактов, следует сказать о том, что годи мог стать лишь человек богатый, чтобы справляться со своими обязанностями. Тем не менее возможность достигнуть годорда была у любого обеспеченного бонда, и goðar ничем не отличались от другого свободнорождённого человека^[104]. Таким предстаёт Одд из Bandamanna saga, своеобразный исландский self-made man: он поссорился с отцом, ушёл из дома, и сам достиг успеха в жизни. Хороший годи должен был помогать своим тингманам (также, как и они своим арендаторам), а bœndr свою очередь должны были обеспечивать ему поддержку и сопровождать в поездке на тинг. Помимо богатства, годи должен был обладать незаурядными личными качествами и хорошим знанием законов. Так, всё тот же Одд похоже не справляется со своими обязанностями, и в конце концов ему приходится обратится за помощью к Офейгу, своему отцу, который мастерски распутывает все дела (Bandms.).

Между годи постоянно шло соревнование за последователей. Чем больше их было у вождя, тем больше влияния он имел, принимая участие в различных противостояниях.

Байок отмечает, что, помимо официальной системы отношений между годи и тингманами, существовала не закреплённая в законе традиция покровительства, когда вождь или крупный бонд брались отстаивать чьи-либо интересы.^[105] Учитывая большее количество особых возможностей, которыми обладали годи в связи со своей позицией на тинге, они были наиболее привлекательными покровителями для враждующих бондов. Суды, похоже, принимали решение, в меньшей степени основываясь на доказательствах, чем пытаясь угодить могущественным личностям^[106], да и сами годи, назначая судей сильно влияли на приговоры.

Вступаясь за интересы участников распри, годи и крупные бонды получали немалую выгоду. Важным источником дохода для них было получения своеобразных «комиссионных» за своё участие.^[107]Стоит вспомнить Куриного Торира, предлагавшего Торвальду половину своего добра за услуги.

Вовлекаясь, таким образом, в чужие распри, годи и могущественные бонды становились лидерами враждующих группировок. Именно этим путём проходят герои «Саги о Курином Торире» — ни Одд, ни Торд первоначально не являлись участниками тяжбы, и конфликт был разожжён другими людьми, а именно Ториром и Кетилем. Байок указывает, что покровительство и арбитраж, забирая ведение дел из рук наиболее ярых, кровно-заинтересованных участников тяжбы, охлаждали накал страстей, и направляли всё в законное русло — в суд или же на частное решение^[108]. С другой стороны стоит отметить, что это удавалось не всегда, и когда Торвальд и другие люди пытаются усмирить претензии Торира, им это не удаётся (Hþors., 7, 8).

Подобные неофициальные структуры удачно взаимодействовали с административной системой, основанной на институтах тинга и годорда. Они доносили распри до официальных учреждений общества, которые были смоделированы для скорейшего их разрешения. Ни vórþing, ни goðorð не обладали какой-либо зафиксированной областью своего действия — они были центрами, привлекавшими или не привлекавшими бондов, которые были вольны в своём выборе. Не удивительно, что последние часто руководствовались территориальным расположением^[109], и случаи, когда годи и тингман жили в разных четвертях были достаточно невелики, в то время, как в рамках относительно небольшого региона бонды разных вождей могли жить вперемешку. Даже годи зачастую находился в окружении людей, следовавших за чужими, порой враждебными вождями^[110].

 

Итак, в 60е годы 10 века вырабатывается своеобразная административная вертикаль, выстроенная на традиционном социальном материале. Все уровни общества, начиная от конкретного землевладения во главе с бондом и кончая Альтингом, обретают устойчивые связи и возможности для более или менее бескровного урегулирования конфликтов. Вместе с тем происходит оформление четвертей — территориально-административных регионов Исландии, определивших лицо всего островного устройства. Окончательным штрихом в этой системе станет верховный суд свободной Исландии — пятый суд.