Перекошенные глаза стыда и благоговения их!

Кто же создал себе эти пещеры и лестницы покаяния? Не были

Ли ими те, кто хотели спрятаться и стыдились ясного неба?

И только тогда, когда ясное небо опять проглянет сквозь

разрушенные крыши на траву и пунцовый мак у разрушенных стен,

Только тогда опять обращу я свое сердце к жилищам этого Бога.

Они называли Богом, что противоречило им и причиняло

Страдание; и поистине, было много героического в их поклонении!

И не иначе умели они любить своего Бога, как распяв

Человека!

Как трупы, думали они жить; в черные одежды облекли они

Свой труп; и даже из их речей слышу я еще зловоние склепов.

И кто живет вблизи их, живет вблизи черных прудов, откуда

Жаба, в сладкой задумчивости, поет свою песню.

Лучшие песни должны бы они мне петь, чтобы научился я

Верить их избавителю: избавленными должны бы выглядеть его

Ученики!

Нагими хотел бы я видеть их: ибо только красота должна

Проповедовать покаяние. Но кого же убедит эта закутанная

Печаль!

Поистине, сами их избавители не исходили из свободы и

Седьмого неба свободы! Поистине, сами они никогда не ходили по

Коврам познания!

Из дыр состоял дух этих избавителей; и в каждую дыру

Поместили они свое безумие, свою затычку, которую они называли

Богом.

В их сострадании утонул их дух, и, когда они вздувались от

Сострадания, на поверхности всегда плавало великое безумие.

Гневно, с криком гнали они свое стадо по своей тропинке,

Как будто к будущему ведет только одна тропинка! Поистине, даже

Эти пастыри принадлежали еще к овцам!

У этих пастырей был маленький ум и обширная душа; но,

Братья мои, какими маленькими странами были до сих пор даже

Самые обширные души!

Знаками крови писали они на пути, по которому они шли, и

Их безумие учило, что кровью свидетельствуется истина.

Но кровь -- самый худший свидетель истины; кровь отравляет

Самое чистое учение до степени безумия и ненависти сердец.

А если кто и идет на огонь из-за своего учения -- что же

Это доказывает! Поистине, совсем другое дело, когда из

Собственного горения исходит собственное учение!

Душное сердце и холодная голова -- где они встречаются,

Там возникает ураган, который называют "избавителем".

Поистине, были люди более великие и более высокие по

Рождению, чем те, кого народ называет избавителями, эти

Увлекающие все за собой ураганы!

И еще от более великих, чем были все избавители, должны

Вы, братья мои, избавиться, если хотите вы найти путь к

Свободе!

Никогда еще не было сверхчеловека! Нагими видел я обоих,

Самого большого и самого маленького человека.

Еще слишком похожи они друг на друга. Поистине, даже

самого великого из них находил я слишком человеческим! --

Так говорил Заратустра.

О добродетельных

Громом и небесным огнем надо говорить к сонливым и сонным

Чувствам.

Но голос красоты говорит тихо: он вкрадывается только в

Самые чуткие души.

Тихо вздрагивал и смеялся сегодня мой гербовый щит: это

Священный смех и трепет красоты.

Над вами, вы, добродетельные, смеялась сегодня моя

Красота. И до меня доносился ее голос: "Они хотят еще -- чтобы

им заплатили!"

Вы еще хотите, чтобы вам заплатили, вы, добродетельные!

Хотите получить плату за добродетель, небо за землю, вечность

За ваше сегодня?

И теперь негодуете вы на меня, ибо учу я, что нет

Воздаятеля? И поистине, я не учу даже, что добродетель сама

Себе награда.

Ах, вот мое горе: в основу вещей коварно волгали награду и

Наказание -- и даже в основу ваших душ, вы, добродетельные!

Но, подобно клыку вепря, должно мое слово бороздить основу

Вашей души; плугом хочу я называться для вас.

Все сокровенное вашей основы должно выйти на свет; и когда

Вы будете лежать на солнце, взрытые и изломанные, отделится

Ваша ложь от вашей истины.

Ибо вот ваша истина: вы слишком чистоплотны для

Грязи таких слов, как мщение, наказание, награда и возмездие.