Ваша в любви к Иисусу Е. П. Блаватская

Ума не приложу, почему "Хозяин" хочет, чтобы я поехала в Аллахабад? Не могу тратить деньги на дорогу туда и обратно, так как нужно проезжать мимо Джайпура и Бароды, и он это знает. Что это значит — не знаю. Он заставляет меня ехать в Лахор, а теперь это — Аллахабад!

Письмо 154

Е. П. Б. — Синнету

Мой дорогой м-р Синнет!

Из боязни, что вы "проследите в обратном направлении" до меня новое предательство, разрешите мне сказать, что я никогда не говорила Хьюбе Шлейдену и Францу Джехарду, что существование самих объективных планет было аллегорией. Я сказала, что объективность и действительность семеричной цепи не имеет никакого отношения к правильному пониманию семи кругов, что кроме посвященных никто не знает mot findl этой тайны, что вы не могли бы полностью этого понять, ни объяснить, так как Махатма К. Х. сотню раз говорил вам, что вам нельзя рассказать всю доктрину; что вы знали, что Хьюм задавал Ему вопросы и подвергал перекрестному допросу, пока у него волосы не поседели, что были сотни кажущихся несообразностей только потому, что у вас не было ключа к

К. Х., и вам нельзя было его дать. Короче говоря, что вы опубликовали истину, но далеко не всю, в особенности в соотношении кругов и колец, которая, в лучшем случае, была аллегорична.

Ваша Е. П. Б.

Письмо 155

Марта

Мой дорогой м-р Синнет!

С удивлением читала ваше приглашение. Не "удивление" тому, что меня приглашают, но удивление тому, что вы опять приглашаете меня, как будто я вам не надоела! Что хорошего я представляю собою для кого-либо в этом мире, за исключением того, что заставляю некоторых пялить на меня глаза, других — высказывать мнения о моей ловкости в качестве обманщицы, и небольшое меньшинство — смотреть на меня с чувством удивления, какое обычно уделяется "чудовищам", выставленным в музеях или аквариумах. Это факт; у меня к этому достаточно доказательств, чтобы опять не сунуть голову в тот недоуздок, если я это могу. Мой приезд к вам, чтобы побыть у вас хотя бы несколько дней, был бы для вас самого только источником разочарования и мукой для меня.

Вы не должны принимать эти слова за en mavvaise part. Я просто искренна с вами. Вы являетесь и были, особенно м-с Синнет, долгое время моими лучшими друзьями здесь. Но как раз потому, что я считаю вас таковыми, я вынуждена предпочесть скорее причинить вам мгновенную, нежели длительную неприятность; скорее отказ, нежели принятие любезного приглашения. Кроме того, в качестве средства сообщения между вами и К. Х. (так как я полагаю, что вы не приглашаете меня только pjus mes beauv yeux) я теперь совершенно бесполезна. Существуют границы выносливости, существует и граница для величайшего самопожертвования. Я годами трудилась для них преданно и самоотверженно, а результат тот, что я разрушила свое здоровье, обесчестила имя своих предков и стала предметом оскорблений со стороны каждого торговца овощами с улицы Оксфорд и каждого торговца рыбой с рынка Хангерфорд, и не принесла им никакой пользы и очень мало пользы принесла Обществу, и никакой пользы не принесла бедному Олькотту или самой себе. Поверьте мне, мы будем гораздо лучшими друзьями, когда между нами будет расстояние в несколько сот миль, а не шагов. Кроме этого, Хозяин говорит, что новое событие собирается над нашими головами. Он и К. Х. склонили свои мудрые головы вместе и приготавливаются трудиться, как они мне говорят. У нас осталось несколько месяцев до ноября, и если дела к тому времени не отмоются добела и свежая кровь не вольется в Братство и Оккультизм, то мы все так же можем ложиться спать. Лично для меня самой мало имеет значения, так ли это будет или нет. Мое время также быстро наступает, когда пробьет час моего торжества. Тогда будет то, что я так же смогу доказать тем, кто строили обо мне предположения, как тем, кто верили, так и тем, кто не верили, что ни один из них не приблизился на 100 миль к местопребыванию истины. Я выстрадала ад на Земле, но прежде чем я покину ее, я обещаю себе такое торжество, которое заставит Регионов и его католиков и Бейли и епископа Сарджента с его протестантскими ослами реветь так громко, как им позволят легкие. А теперь вы, действительно, думаете, что вы знаете меня, дорогой Синнет? Верите ли вы, что потому, что вы измерили, как вы думаете, мою физическую корку и мозг, что такой проницательный аналитик человеческой природы, каким бы вы ни были, — может когда-либо проникнуть хотя бы под первые покровы моего действительного я? Если вы верите, то очень ошибаетесь. Все вы считаете меня неправдивой, потому что до сих пор я показывала Миру только подлинную внешнюю мадам Блаватскую. Это точно то же самое, как если бы вы жаловались на лживость скалы, покрытой мхом, сорными травами и грязью, за то, что она имела снаружи надпись: "Я не мох и не грязь, покрывающие меня; ваши глаза обманывают вас, и вы неспособны увидеть то, что находится под внешней коркой и т. д. " Вы должны понимать эту аллегорию. Это не хвастовство, потому что я не говорю, что внутри этой беспристрастной скалы находится роскошный дворец, или же скромная хата. То что я говорю, следующее: вы не знаете меня; ибо, что бы ни было внутри меня — это не то, что вы думаете; и поэтому судить обо мне, как о неправдивой, есть величайшая ошибка, и кроме того, вопиющая несправедливость; Я (мое внутреннее действительное "Я") нахожусь в заключении и не могу показаться такою, какой я являюсь в самом деле, если бы даже я этого захотела. Почему же тогда меня, потому что я говорю о себе, какова я и каковой себя чувствую, — должны считать ответственной за наружную дверь моей тюрьмы и ее внешность, когда я ее и не строила и не отделывала? Но все это для вас будет не лучше, чем раздражение духа. "Бедная старая барыня опять сходит с ума", — скажете вы. И позвольте мне пророчествовать, что настанет день, когда вы К. Х. тоже обвините, что он обманывает вас, и это лишь потому, что он не говорит вам того, чего он не имеет права кому-либо сказать. Да, вы будете кощунствовать даже против него, потому что вы всегда втайне надеялись, что он сделает исключение для вас.

Для чего такая непомерная, по-видимому, бесполезная тирада, какая содержится в этом письме? А для того, что близок час; и после того, как я докажу то, что я должна доказать, я раскланяюсь с изысканным западным обществом — и меня больше не будет. И тогда вы все можете свистеть по Братьям. Святая Истина!

Разумеется, это была шутка. Нет; вы не ненавидите меня; вы только чувствуете ко мне дружескую снисходительность, что-то вроде благожелательного презрения к Е. П. Б. Вы тут правы, поскольку вы знаете в ней лишь ту, которая готова развалиться на куски. Может быть, вы еще обнаружите вашу ошибку по поводу той другой, хорошо спрятанной моей части. Сейчас при мне Дэб; Дэб "Шортридж", как мы его зовем; он выглядит как мальчик лет двенадцати, хотя ему далеко за 30. Идеальное маленькое лицо с тонкими чертами, жемчужные зубы, длинные волосы, миндалевидные глаза и китайско-татарская пурпуровая тюбетейка на макушке головы. Он мой "heir of Salvation", и я с ним должна проделать работу. Я не могу его покинуть теперь и не имею права на это. Я должна закончить свою работу с ним. Он — моя правая рука (а К. Х. — левая рука) в надувательстве на пути обмана.

А теперь — Бог да благословит вас. Лучше не сердитесь ни на что, что бы я ни делала и ни сказала; только как другу, как настоящему другу, я говорю вам, что до тех пор, пока вы не измените свой образ жизни — не ждите для себя исключения.

Искренне ваша Е. П. Б.

Сердечный привет м-с Синнет и поцелуй Дэни.

Письмо 156

Клан Друммонд,