B) Колебания соотношения стоимостей различных металлов 5 страница

«Как только драгоценные металлы становятся предметом торговли, универсальным эквивалентом всех вещей, они вместе с тем становятся мерой могущества отдельных наций». Отсюда меркантилистская система (Steuart. An Inquiry into the Principles of Political Oeconomy. Vol. I, Dublin, 1770, стр. 327).

Хотя современные экономисты мнят себя парящими высоко над меркантилистской системой, но в периоды всеобщих кризисов золото и серебро выступают всецело в этом определении, — в 1857 году[92] совершенно так же, как в 1600 году. В этом качестве золото и серебро играют важную роль в создании мирового рынка. Так, например, циркуляция американского серебра с Запада на Восток; связь посредством металлических денег между Америкой и Европой, с одной стороны, с Азией — с другой, с начала новой эпохи. В первобытных общинах эта торговля золотом и серебром играет лишь побочную роль, она, как и весь обмен вообще, распространяется лишь на излишек. Но при развитой торговле она образует момент, существенным образом связанный с производством в целом и т. д. Деньги выступают уже не для обмена излишка, а для сальдирования избытка в совокупном процессе международного товарообмена. Деньги теперь являются монетой лишь в качестве мировой монеты. Но в качестве мировой монеты деньги по существу безразличны к тому своему определению формы, в котором они выступают как средство обращения, в то время как их материал составляет теперь всё. Как форма, золото и серебро в этом определении остаются товаром, повсеместно имеющим хождение, товаром как таковым.

(В этом первом разделе[93], — где рассматриваются меновые стоимости, деньги, цены, — товары выступают всегда как уже имеющиеся в наличии. Определение формы просто. Мы знаем, что они выражают определения общественного производства, но само это производство является лишь предпосылкой. Однако они не положены в этом определении. И в соответствии с этим в реальной действительности первоначальный обмен выступает лишь как обмен излишка, не охватывающий и не определяющий производства в целом. Это — наличный излишек такого совокупного производства, которое лежит вне мира меновых стоимостей. Так и в развитом обществе это тоже еще выступает на поверхности как непосредственно наличный мир товаров. Но этот мир товаров самим своим наличием выходит за свои пределы, указывая на такие экономические отношения, которые положены как производственные отношения. Поэтому внутренняя структура производства образует второй раздел. Концентрированное выражение [буржуазного общества] в государстве образует третий раздел, международные отношения [производства] — четвертый, мировой рынок — заключение, в котором производство, а также и каждый из его моментов, положено как совокупное целое, но в котором вместе с тем развертываются все противоречия. Мировой рынок тогда снова оказывается предпосылкой целого и его носителем. Кризисы суть тогда общее указание на выход за рамки этой предпосылки и тяготение к принятию некоторой новой исторической формы.)

{«Количество товаров и количество денег может оставаться неизменным, а цены могут, несмотря на это, подниматься или падать» (а именно, вследствие увеличившихся расходов, например, денежных капиталистов, получателей земельной ренты, государственных чиновников и т. д.) Mal-thus. X, 43 [94].}

[II—-4] Как мы видели, деньги, когда они в качестве чего-то самостоятельного выходят из обращения и противостоят ему, представляют собой отрицание (отрицательное единство) своего

определения как средства обращения и своего определения как меры [lvii].

Мы уже выяснили следующее:

Во-первых. Деньги, это — отрицание средства обращения как такового, монеты. Но вместе с тем они содержат ее как свое определение: отрицательно, поскольку они всегда могут быть превращены в монету, положительно — как мировая монета; но в качестве последней они безразличны к определению формы, и по существу они — товар как таковой, вездесущий товар, не зависящий от местонахождения. Это безразличие выражается двояко: прежде всего в том, что деньги теперь являются деньгами только как золото и серебро, а не как знак, не в форме монеты. Поэтому стоимость имеет не отделка, которую государство придает деньгам в монете, а только ее металлическое содержание. Даже во внутренней торговле монета имеет лишь временную стоимость, локальную,

«ибо она не более полезна тому, кто ею обладает, чем тому, кто обладает товарами, которые должны быть куплены на эту монету» [Шторх, там же, стр. 175].

Чем более всесторонне внутренняя торговля обусловливается внешней торговлей, тем больше исчезает также стоимость этой отделки: в частном обмене она не существует, а выступает лишь как налог. Далее: для золота и серебра, как такого всеобщего товара, как мировой монеты, возвращение к исходному пункту, вообще обращение как таковое, не обязательно. Пример: Азия и Европа. Отсюда жалобы приверженцев монетарной системы на то, что у язычников деньги исчезают, не притекают обратно (см. Мисселдена [95], около 1600 г.). Чем больше внешнее обращение обусловливается и охватывается внутренним, тем больше мировая монета как таковая поступает в обращение (кругооборот). Эта более высокая ступень нас здесь еще не касается, она еще не содержится в том простом отношении, которое мы здесь рассматриваем.

Во-вторых. Деньги представляют собой отрицание самих себя как всего лишь реализации цен товаров, при которой существенно важным всегда остается особенный товар. Наоборот, деньги становятся ценой, реализованной в самой себе, и в качестве таковой — материальным представителем богатства, равно как всеобщей формой богатства по отношению ко всем товарам как лишь особенным субстанциям последнего; однако, в-третьих, деньги отрицаются и в том определении, в котором они — лишь мера меновых стоимостей. Как всеобщая форма богатства и как его материальный представитель деньги уже не являются идеальной мерой чего-то иного, меновых стоимостей. Ибо они сами — адекватная действительность меновой стоимости, и они являются таковой в своем металлическом бытии. Определение меры должно быть здесь положено в них самих. Деньги оказываются своей собственной единицей, и мерой их стоимости, мерой денег как богатства, как меновой- стоимости, является то количество, которое они сами собою представляют, та или другая численность определенной массы их самих, служащей единицей. Для денег как меры численность их была безразлична; для денег как средства обращения безразлична была их материальность, материя денежной единицы; для денег в этом третьем определении существенна численность их как определенной материальной массы. Если иметь в виду деньги в качестве всеобщего богатства, то в них уже нет никакого различия, кроме количественного. Деньги представляют большее или меньшее количество всеобщего богатства, в зависимости от того, находится ли в руках того или другого человека большая или меньшая численность их как определенной массы этого богатства.

Если деньги — всеобщее богатство, то человек тем богаче, чем больше у него денег, и единственный важный процесс как для отдельного индивида, так и для наций есть накопление денег. По своему определению деньги здесь выступали как деньги, выходящие из обращения. Теперь это изъятие денег из обращения и накопление их выступают как существенный объект жажды обогащения и как существенный процесс обогащения. В золоте и серебре я обладаю всеобщим богатством в его чистой форме, и чем больше золота и серебра я накопляю, тем больше присваиваю себе всеобщего богатства. Если золото и серебро — представители всеобщего богатства, то как определенные количества они представляют его лишь в определенной степени, которая способна к расширению до неопределенных пределов. Это накопление золота и серебра, которое представляется как повторяющееся изъятие их из обращения, есть вместе с тем оберегание всеобщего богатства от обращения, в процессе которого оно постоянно теряется, обмениваясь на какое-нибудь особенное богатство, исчезающее в конце концов в потреблении.

У всех древних народов накопление золота и серебра первоначально является привилегией жрецов и царей, ибо иметь бога и царя товаров подобает лишь богам и царям. Только они достойны обладать богатством как таковым. Это накопление, с одной стороны, — только выставление напоказ изобилия, т. е. богатства как какой-то необычайной праздничной вещи; для даров храмам и их богам; для предметов искусства общественного назначения; наконец, как обеспечение на случай чрезвычайной нужды, для закупок оружия и т. д. Позднее накопление становится у древних политикой. Государственная казна, как резервный фонд, и храм суть первоначальные банки, где хранится эта святая святых. Собирание и накопление денег получает свое последнее развитие в современных банках; но здесь [II—5] — с дальнейшим, более развитым определением. С другой стороны, у частных лиц — накопление как оберегание богатства в его чистой форме от превратностей внешнего мира; в этой форме богатство может быть зарыто и т. д., словом — оно вступает здесь в совершенно тайную связь с индивидом. Это еще и сейчас в широком историческом масштабе имеет место в Азии. Повторяется при всех потрясениях, войнах и т. д. в буржуазном обществе, которое в этих случаях возвращается к варварскому состоянию. Точно так же накопление золота и т. д. в качестве украшения и предмета роскоши у полуварваров. Но и в наиболее развитом буржуазном обществе очень значительная и все возрастающая часть золота изымается из обращения как предмет роскоши (см. Джейкоба [96] и т. д.).

Так как золото является представителем всеобщего богатства, то именно сохранение его у себя, когда оно не пускается в обращение и не употребляется на удовлетворение отдельных потребностей, есть доказательство богатства индивидов, и по мере того, как деньги развиваются в своих различных определениях, — т. е. по мере того, как богатство как таковое становится всеобщим мерилом стоимости индивида, — развивается стремление выставить его напоказ, развивается выставление напоказ золота и серебра как представителей богатства; подобно тому, как, например, г-н фон Ротпшльд вывесил в качестве своего достойного герба, насколько мне известно, две банкноты по 100000 ф. ст., вставленные в рамку. Выставление напоказ золота и т. д. у варваров есть лишь более наивная форма этого современного выставления напоказ богатства, ибо оно в мень-шей степени относится к золоту как деньгам. Здесь [у варваров] еще просто блеск золота. Там [у Ротшильда] рефлектированная суть дела. Суть заключается в том, что золотом не пользуются как деньгами; здесь важна форма, противоположная обращению.

Золото и серебро люди стали накоплять раньше, чем все другие товары:

1) вследствие преходящего характера последних. Металлы сами по себе олицетворяют долговечность по сравнению с другими товарами, их охотно накопляли также уже из-за их сравнительно большей редкости и исключительного характера как орудий производства par excellence [lviii]. В свою очередь благородные металлы, как неокисляемые в воздухе и т. д., более долговечны, чем неблагородные металлы. У других товаров преходяща именно их форма; но как раз эта форма и придает им меновую стоимость, между тем как их потребительная стоимость состоит в уничтожении этой формы, в потреблении. В деньгах же их субстанция, их материальность есть сама та форма, в которой они представляют богатство. Если деньги выступают как всеобщий товар повсеместно, в пространственном отношении, то теперь они выступают как всеобщий товар также и во временном отношении. Деньги сохраняются как богатство во все времена. Специфическая долговечность денег. Деньги — сокровище, которого не ест ни тля, ни ржа[97]. Все товары — лишь преходящие деньги, деньги — непреходящий товар. Деньги — вездесущий товар, товар — лишь местные деньги. Накопление, однако, по существу своему есть процесс, протекающий во времени. В этом смысле Петти говорит:

«Великий и конечный результат торговли — не богатство вообще, а по преимуществу изобилие серебра, золота и драгоценностей, которые непреходящи и не столь изменяемы, как другие товары, и представляют собой богатство во все времена и повсеместно. Изобилие вина, зерна, птицы, мяса и т. д. есть богатство, но богатство только hic et nunc [lix]. Поэтому производство таких товаров и результаты такой торговли, которые обеспечивают страну золотом и серебром, выгоднее чего-либо иного» [Petty. Several Essays in Political Arithmetick. London, 1699, стр. 178—179]. «Если деньги путем налога отнимаются у того, кто их проедает или пропивает, и передаются тому, кто употребляет их на мелиорацию, рыболовство, горное дело, на мануфактуры или даже на одежду, то для общества это всегда представляет выгоду, ибо даже одежда не столь преходяща, как еда; если на украшение жилья, то выгода несколько большая; при постройке домов — еще значительнее; при мелиорации, разработке рудников, рыболовстве — еще значительнее; всего выгоднее, когда деньги пускают в ход с целью привлечь в страну золото и серебро, так как только эти вещи непреходящи и ценятся всегда и всюду как богатство» [там же, стр. Í95—196].

Так пишет автор XVII века. Мы видим, что накопление золота и серебра получает истинный стимул вместе с распространением взгляда на золото и серебро как на материального представителя и на всеобщую форму богатства. Культ денег порождает свой аскетизм, свою самоотверженность, свое самопожертвование — бережливость и скупость, презрение мирских, временных и преходящих наслаждений, погоню за вечным сокровищем. Отсюда связь английского пуританизма, а также голландского протестантизма с деланием денег. Один автор в начале XVII века (Мисселден) весьма простодушно выражает это обстоятельство следующим образом:

«Естественным предметом торговли является товар, а искусственным — деньги... Хотя деньги и во природе вещей, и по времени появляются после товара, но в настоящее время они на практике получили первенствующее значение». Он сравнивает товар и деньги с двумя сыновьями древнего Иакова, который «правую руку возложил на младшего сына, а левую — на старшего»[98] ([Misselden.] Free Trade. London, 1622, стр. 7).

«Мы потребляем у себя в слишком большом изобилии вина из Испании, Франции, Рейнской провинции, Леванта, с островов; изюм из Испании, коринку из Леванта, линобатист из Геннегау [lx] и Нидерландов, шелковые изделия из Италии, сахар и табак из Вест-Индии, пряности из Ост-Индии; все это нам не так уж необходимо и, тем не менее, покупается на звонкую монету... Если бы поменьше продавалось иностранных и побольше отечественных продуктов, то излишек в форме золота и серебра с необходимостью притекал бы к нам в качестве сокровища» (там же, стр. 12, 13).

Современные экономисты в общей части своих трудов по политической экономии, разумеется, насмехаются над подобными суждениями. Однако если принять во внимание ту робость, которая обнаруживается в особенности в учении о деньгах, и тот панический страх, с которым люди практической жизни следят за отливом и приливом золота и серебра в периоды кризисов, то оказывается, что деньги в том определении, в котором их с наивной односторонностью рассматривали сторонники монетарной и меркантилистской системы, вполне еще сохраняют свои права не только в представлении, но и как реальная экономическая категория.

[II—6] Противоположное воззрение, выражающее действительные потребности производства в противовес этой верховной власти денег, всего ярче выступает у Буагильбера (см. поразительные выдержки в моей тетради[99]).

2) Накопление других товаров, независимо от их преходящего характера, в двояком отношении существенно отличается от накопления золота и серебра, которые здесь тождественны деньгам. С одной стороны, накопление других товаров носит характер накопления не богатства вообще, а богатства особенного, и поэтому само есть тот или иной особенный акт произ-. водства, при котором дело не сводится к простому накоплению. Накопление хлеба требует особых приспособлений и т. д. Накопление овец еще не превращает меня в пастуха; накопление рабов или земли делает необходимыми отношения господства и подчинения и т. д. Все это требует, стало быть, отличных от простого накопления, от простого умножения богатства действий и определенных отношений. С другой стороны, чтобы реализовать накопленный товар как всеобщее богатство, чтобы присваивать себе богатство во всех его особенных формах, я должен торговать накопленными мною особенными товарами, стать хлеботорговцем, скототорговцем и т. д. Деньги как всеобщий представитель богатства избавляют меня от этого.

Накопление золота и серебра, денег, есть первое в истории появление собирания капитала и первое мощное средство для этого собирания; но как таковое оно еще не есть накопление капитала. Для этого необходимо, чтобы, обратное вступление накопленного в обращение само было моментом и средством накопления.

Деньги в своем последнем, завершающем определении теперь выступают со всех сторон как такое противоречие, которое само себя уничтожает, которое ведет к собственному уничтожению. Деньгам как всеобщей форме богатства противостоит весь мир действительных богатств. Они — чистая абстракция последних; поэтому, если их удерживают в такой форме, они — всего лишь фантазия. Там, где богатство кажется существующим в совершенно материальной, осязательной форме как таковой, оно имеет свое существование лишь в моей голове, оно — чистая химера. Мидас[100]. С другой стороны, как материальный представитель всеобщего богатства, деньги реализуются лишь благодаря тому, что снова бросаются в обращение и исчезают при обмене на отдельные особенные виды богатства. Они остаются в процессе обращения в качестве средства обращения; но для накопляющего индивида они потеряны, и это исчезновение есть единственно возможный способ использовать их как богатство. Уничтожение накопленного в отдельных актах потребления есть его реализация. Теперь деньги опять могут быть накоплены другими индивидами, но тогда тот же процесс начинается снова. Я могу действительно утвердить их бытие для меня только тем путем, что отдаю их как всего лишь бытие для других. Если я хочу удержать их у себя, то они незаметно превращаются всего лишь в призрак действительного богатства.

Далее: умножение денег путем их накопления, то обстоятельство, что их собственное количество есть мера их стоимости, оказывается опять-таки ложным. Если остальные богатства не накопляются, то сами деньги теряют свою стоимость в той мере, в какой они накопляются. То, что представляется их увеличением, на самом деле есть их уменьшение. Их самостоятельность является только видимостью; их независимость от обращения состоит лишь в оглядке на это обращение, представляющей собой зависимость от него.

Деньги выдают себя за всеобщий товар, но, ввиду своей натуральной особенности, они в свою очередь являются некоторым особенным товаром, стоимость которого зависит от спроса и предложения и изменяется вместе с изменением их специфических издержек производства. И так как деньги сами воплощаются в золоте и серебре, то во всякой действительной форме им присущ односторонний характер, так что, когда один из этих металлов выступает как деньги, то другой — как особенный товар, и vice versa [lxi], и таким образом каждый из них выступает в обоих определениях.

Как абсолютно надежное, совершенно независимое от моей индивидуальности богатство, деньги вместе с тем представляют собой нечто совершенно внешнее по отношению ко мне, абсолютно ненадежное, нечто такое, что может быть отделено от меня в результате любой случайности. Точно так же определения денег в качестве меры, в качестве средства обращения и в качестве денег как таковых совершенно противоречат друг другу. Наконец, в последнем определении деньги противоречат сами себе еще и потому, что они должны представлять стоимость как таковую, а на деле представляют лишь некое идентичное количество [золота или серебра] изменяющейся стоимости. Поэтому деньги как завершенная меновая стоимость уничтожают самих себя.

Как всего лишь мера деньги уже подвергнуты отрицанию в них самих как средстве обращения; как средство обращения и как мера они подвергнуты отрицанию в них самих как деньгах. Таким образом, отрицание денег в этом последнем определении есть вместе с тем отрицание их в обоих первых определениях. Поэтому при отрицании денег как всего лишь всеобщей формы богатства они должны реализовываться в особенных субстанциях действительного богатства; но действительно оправдывая таким путем свое значение материального представителя совокупного богатства, деньги вместе с тем должны сохранять себя как всеобщую форму. Их вхождение в обращение должно само быть моментом их пребывания у себя, а их пребывание у себя должно быть вхождением в обращение. Это значит, что как реализованная меновая стоимость деньги должны быть положены вместе с тем как такой процесс, в котором меновая стоимость реализуется. Вместе с тем деньги представляют собой отрицание самих себя как чисто вещной формы, как такой формы богатства, которая имеет внешний и случайный характер по отношению к индивидам. Деньги должны, наоборот, выступать как производство богатства, а богатство — как результат отношений индивидов друг к другу в процессе производства.

Таким образом, меновая стоимость определена теперь уже не как простая вещь, для которой обращение есть лишь внешнее движение или которая существует как индивидуальный предмет в какой-нибудь особенной материи, — а как процесс, как отношение к самой себе через процесс обращения. С другой стороны, и само обращение уже не есть только простой процесс обмена товаров на деньги и денег на товары, уже не есть только посредствующее движение, существующее для того, чтобы реализовывать цены различных товаров, приравнивать их друг к другу как меновые стоимости, движение, в котором вне обращения оказываются и товар, и деньги: 1) предпосланная обращению меновая стоимость, окончательное изъятие товара для потребления, т. е. уничтожение меновой стоимости, и 2) изъятие денег из обращения, приобретение меновой стоимостью самостоятельности по отношению к субстанции меновой стоимости, что опять-таки является лишь другой формой уничтожения меновой стоимости.

Сама меновая стоимость, но теперь уже не [II—7] меновая стоимость вообще, а строго определенная меновая стоимость, должна, в качестве предпосылки, выступать как положенная обращением, а в качестве положенной обращением — как предпосланная последнему. Процесс обращения должен выступать равным образом и как процесс производства меновых стоимостей. Это, таким образом, с одной стороны, обратный переход меновой стоимости в труд, а с другой стороны — обратный переход денег в меновую стоимость; эта последняя, однако, теперь положена в углубленном определении. При обращении предполагается определенная цена, и обращение в виде денег полагает эту цену лишь формально. Определенность самой меновой стоимости, или мера цен, должна теперь в свою очередь выступать как акт обращения. Положенная таким образом, меновая стоимость есть капитал, а обращение положено вместе с тем как акт производства.

Добавить к предыдущему:

В обращении, выступающем как денежное обращение, всегда предполагается одновременность обоих полюсов обмена. Однако может возникнуть разновременность существования товаров, подлежащих обмену. В самой природе взаимных поставок может быть заложено то, что поставка совершается сегодня, а встречное исполнение обязательства может быть совершено лишь через год и т. д.

«В большинстве сделок», — говорит Сениор, — «только одна из договаривающихся сторон располагает вещью в готовом виде и одалживает ее; и для того чтобы обмен состоялся, приходится тотчас же ее передать другой стороне под тем условием, что эквивалент будет получен только впоследствии. Но так как стоимость всех вещей по прошествии определенного времени меняется, то в качестве средства платежа берется такая вещь, стоимость которой меняется меньше всего, которая дольше всего сохраняет данную среднюю способность покупать вещи». Так деньги становятся «выражением или представителем стоимости» (Senior. Principes fondamen-taux de l'économie politique, tires de leçons édites et inédites. Paris, 1836, стр. 116, 117).

Согласно этому мнению, последнее определение денег ничем не связано с предыдущим. Однако это мнение ошибочно. Лишь тогда, когда деньги становятся самостоятельным представителем стоимости, сделки начинают оцениваться уже, например, не в тех или иных количествах зерна или в подлежащих выполнению повинностях. (Последнее, например, есть обычное явление при ленной системе.) Когда г-н Сениор говорит, что деньги обладают «более длительной средней способностью» сохранять свою стоимость, то это — всего лишь его рефлексия. Фактом является то, что всеобщим материалом контрактов («всеобщим товаром контрактов», как говорит Бейли[101]) деньги служат именно в качестве всеобщего товара, в качестве «представителя всеобщего богатства» (как говорит Шторх[102]), в качестве получившей самостоятельное бытие меновой стоимости. Деньги должны быть уже весьма развиты в двух первых своих определениях для того, чтобы универсальным образом выступать в этой роли в третьем определении. Тут, действительно, оказывается, что, хотя количество денег может оставаться совершенно неизменным, стоимость их изменяется; что вообще деньги, как определенное количество, подвержены общей изменчивости всех стоимостей. Здесь дает себя знать природа денег как особого товара в противовес их всеобщему определению. Для денег как меры это изменение стоимости безразлично, ибо

«два различных отношения к одному и тому же мерилу могут быть одинаково хорошо выражены как с помощью изменяющегося мерила, так и с помощью постоянного» [103].

Для денег как средства обращения это изменение стоимости также безразлично, ибо количество их как средства обращения положено мерой. Но для денег как денег, какими они выступают в контрактах, изменение их стоимости имеет существенное значение, как и вообще в этом определении присущие деньгам противоречия вылезают наружу.

В виде особых разделов надо добавить:

1) Деньги как монета. Весьма кратко о монетном деле. 2) Исторические данные об источниках добывания золота и серебра. Открытие их и т. д. История их добывания. 3) Причины изменений стоимости благородных металлов, а поэтому и металлических денег; влияние этих изменений на промышленность и на различные классы. 4) Прежде всего: количество средств обращения в связи с повышением и падением цен (XVI век, XIX век). Но при этом надо также рассмотреть, какое влияние увеличение количества средств обращения оказывает на деньги как меру. 5) Об обращении: скорость, необходимое количество, влияние обращения; более развитое и менее развитое обращение и т. д. 6) Разлагающее влияние денег.

(Это надо добавить к предыдущему.) (Сюда поместить специфически экономические исследования.)

(Удельный вес золота и серебра, то, что они содержат большой вес в сравнительно малом объеме по сравнению с другими металлами, повторяется в мире стоимостей таким образом, что они содержат большую стоимость (большое рабочее время) в относительно малом объеме. Овеществленное в золоте или серебре рабочее время, меновая стоимость, есть удельный вес товара. Это обстоятельство делает благородные металлы особенно пригодными для обслуживания обращения (так как значительную стоимость можно носить при себе в кармане) и для накопления, так как большую стоимость можно сберечь и накопить в небольшом месте. Золото при этом не видоизменяется во время накопления, как видоизменяется железо, свинец и т. д. Оно остается тем, что оно есть.)

«Если бы Испания никогда не владела рудниками Мексики и Перу, то ей никогда не понадобился бы хлеб из Польши» (P. Ravenstone. Thoughts on the Funding System, and its Effects. London, 1824, стр. 20).

«Они имеют одни мысли и передают силу и власть свою зверю... И никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет начертание или имя зверя, или число имени его» (Апокалипсис. Вульгата [104]).

«Цену товаров конституируют соотносительные количества товаров, отпускаемые друг за друга» (Н. Storch. Cours d'économie politique. Tome I. Paris, 1823, стр. 72).

«Цена есть определенная степень меновой стоимости» (там же, стр. 73).

Как мы видели, в простом обращении как таковом (в меновой стоимости, рассматриваемой в ее движении) взаимное действие индивидов друг на друга по своему содержанию есть лишь заинтересованность каждого индивида в удовлетворении своих потребностей, а по форме — обмен, приравнивание (установление эквивалентов); поэтому и собственность положена здесь еще только как присвоение продукта труда посредством труда и продукта чужого труда посредством собственного труда, поскольку продукт собственного труда покупается чужим трудом. Собственность на чужой труд опосредствована эквивалентом собственного труда. Эта форма собственности — точно так же, как свобода и равенство — положена в этом простом отношении. В дальнейшем развитии меновой стоимости это коренным образом изменится, и в конце концов окажется, что частная собственность на продукт собственного труда тождественна с разрывом между трудом и собственностью, так что труд будет создавать чужую собственность, а собственность — распоряжаться чужим трудом.

[III.] ГЛАВА О КАПИТАЛЕ [105]