С венгерского театра военных действий

«Вражеское вторжение в Бурценланд вновь продемонстрировавших свое вероломство (!) секлеров вынудило русского генерала Энгельгардта предпринять 4-го сего месяца, в 7 часов утра форсированную рекогносци­ровку в направлении Петерсберга одним русским батальоном, 150 каза­ками и двумя орудиями при поддержке батальона 1-го румынского полка. На расстоянии примерно часа езды от Кронштадта разведывательный от­ряд столкнулся с неприятелем, который наступал сильными колоннами из Кенигсберга на Петерсберг и, заметив слабость наших войск, атаковал их десятикратно превосходящими силами, но не смог вынудить к отступ­лению.

Во время завязавшегося сражения был вызван по тревоге гарнизон из Кронштадта, все войска двинулись вслед за разведывательным отрядом, и 2 русских батальона с шестью орудиями, а также 1 эскадрон Савойских драгун двумя колоннами вступили в бой.

Русская артиллерия, несмотря на то что она подверглась ожесточен­ному орудийному обстрелу с закрытой позиции, все же заставила центр неприятеля отойти, в то время как второй отряд русских захватил хорошо укрепленные врагом высоты под Петерсбергом, тем самым вынудив его к отступлению но всему фронту. — Неприятель отошел через Кенигсберг, переправился через Альт по мосту, разрушив его после этого, и вновь укрепился на противоположном берегу, откуда, однако, хорошо коорди­нированным артиллерийским огнем был принужден к дальнейшему отступ­лению На этом начавшееся в 8 часов утра сражение закончилось в 2 часа дня.

Отступление пеприятеля через Альт было так стремительно, что в плен удалось взять лишь 3-х человек. Его силы насчитывали от 8 до 9 тысяч человек пехоты, 500 кавалеристов — все хорошо вооруженные, при 6 ору­диях. Вражеская колонна, насчитывавшая примерно 1 200 человек, направ­лявшаяся из Мариенбурга на Сцуньодсцек, услышав канонаду, возвра­тилась в Гельсдорф».

Судя по этому сообщению, секлеры являются хозяевами положения в восточной части страны и несмотря на 20 тысяч русских, наступающих на главные города саксов ¹⁴², вся Тран-сильвания, за исключением Кронштадта и Германштадта, нахо­дится в руках мадьяр, — Какую честь завоевывают для нас, немцев, наши соплеменники, потерявшие человеческий облик фламандцы Трансильвании, видно из следующего факта:

«Кронштадт, 5 февраля. Местный магистрат послал благодарственный адрес генералу фон Лидерсу, командующему русскими войсками в Дунай­ских княжествах»^1в6.

На границе Буковины императорские войска также не про­двинулись ни на шаг. Их утверждение, будто они уже у Бист-рицы, еще сомнительно. Вот что пишет по этому поводу «Соп-stitutionelles Blatt aus Böhmen»:

«Co стороны Буковины полковник Урбан уже дошел до Бистрицы в Трансильвании, а фельдмаршал-лейтенант фон Малковский уже был в Марошени в двух милях от Вистрицы, где он произвел рекогносцировку, и на следующий день вернулся в свою главную квартиру в Дорну за под­креплениями а^Дя немедленного наступления».

*

174 С ВЕНГЕРСКОГО ТЕАТРА ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЕ'

«На расстоянии двух часов езды» от города, который уже занят, не производят «рекогносцировки». Следовательно, Бистрица еще в руках мадьяр и Малковский отступил в Ватра-Дорну, на территорию Буковины.

В заключение приводим еще следующую корреспонденцию «Constitutionelles Blatt aus Böhmen» из Пешта от 23 февраля:

«На театре военных действий по соседству с нами в ближайшее время, вероятно, произойдет решающее сражение. Уже два дня в главной квар­тире наблюдается оживленная деятельность, обычно предшествующая крупным сражениям. Сегодня, как я узнал из довольно достоверного источ­ника, выступает сам князь *, который переносит свою главную квартиру дальше, в принадлежавший когда-то Грассалконпчу загородный замок Гёдёллё, в четырех часах езды отсюда. По словам некоторых офицеров, венгерская армия так надежно окружена (!), что ее ждет полное поражение, если (!) она опять не найдет какой-нибудь лазейки (!!). Позавчера прибыл транспорт, доставивший свыше трехсот пленных как раз из вышеупомя­нутых районов.

В транспорте находились гонведы ¹⁰² из различных батальонов, дезертиры из линейных войск, гусары и две повозки с арестованными гражданскими лицами. Наибольшее внимание привлекла одна дама, ехав­шая впереди в повозке и с головой закутанная в покрывало и платок. Легковерная толпа приняла ее сначала за жену генерала Гёргея, а потом за его любовницу. Ее арестовали потому, что ее короткая стрижка и не­сколько неженственные резкие черты лица вызвали подозрение, что это переодетый мужчина. Хотя при обыске и подтвердилось ее право на ноше­ние нижних юбок, но в ее турнюре были обнаружены важные письма, доказывающие государственную измену, и 2 тысячи флоринов в венгер­ских банкнотах».

Написано Ф. Энгельсом 4 марта 1849 г.

Напечатано во втором выпуске

«Neue RheinUeke Zeitung» M 237,

4 марта 1S49 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого

На русском языке публикуется впервые

♦ — Виндишгрец. Ред,

[ m

ПРОЦЕСС ЛАССАЛЯ ¹⁶⁶

Кёльн, 3 марта. Наши читатели помнят о депутации, посе­тившей в начале этого года генерального прокурора г-на Нико-ловиуса, с ходатайством за арестованных в ноябре месяце в Дюссельдорфе Лассаля, Кантадора и Вейерса ^ш — г-н гене­ральный прокурор обещал тогда, что участь арестованных будет облегчена, насколько это допустимо в условиях предваритель­ного заключения. Он также обещал позаботиться о проведении следствия с наивозможнейшей быстротой и торжественно убеж­дал депутацию не допускать и мысли о том, что предваритель­ное следствие затянется так же, как это имело место в процессе Готшалька и его товарищей ^1в8.

С тех пор прошло два месяца, в течение которых наши чита­тели имели возможность убедиться, каково было «облегчение участи», которым за это время был облагодетельствован прежде всего Лассаль ^16в; они знают, с какой предупредительностью вел себя по отношению к нему директор тюрьмы г-н Моррет, как он угрожал подследственному применением правил, существую­щих в исправительных тюрьмах; как над ним нависла угроза чрезвычайного суда, от которого все еще можно ожидать при­говора, гласящего скорее всего: «Cachot»*.

Столь же блестяще, как обещание облегчить участь, будет, очевидно, выполнено и второе — относительно максимального ускорения следствия.

Лассаль, как известно, был арестован 22 ноября, так что следствие ведется уже около трех с половиной месяцев. И этого

♦ — Тюрьма. Peô,

ПРОЦЕСС ЛАССАЛЯ

продолжительного срока не хватило на то, чтобы предать обви­няемых очередному ежеквартальному суду присяжных, начи­нающемуся в Дюссельдорфе 5-го сего месяца. Если не будет назначено чрезвычайное заседание суда, потребуются еще три месяца предварительного заключения, чтобы представить на рассмотрение присяжных дело, предварительное следствие по которому, как заявил судебный следователь, закончено уже больше трех недель тому назад.

После явной и неоспоримой затяжки процесса Готшалька, в которой повинен рейнский суд, после всеобщего недовольства публики, вызванного тогда ходом процесса, после настоятель­ного призыва не допускать впредь подобных ошибок г-н генеральный прокурор заявил сегодня посетившей его делега­ции в составе К. Шаппера, К. Маркса, Ф. Эпгельса, М. Рит-тингхаузена, 11. Гацфельдта и Г. Бюргерса, что работу, необ­ходимую для подготовки процесса, нельзя закончить так быстро, чтобы представить дело на рассмотрение ближайшей сессии ежеквартального суда присяжных.

Правда, г-н Николовиус утверждает, что затяжка дела вы­звана исключительно ходом самого следствия, объем которого будто бы превзошел все ожидания, и он не может согласиться,что ставшая необходимой отсрочка процесса вызвана тем, как ведется следствие.

Мы не собираемся оспаривать права г-на генерального про­курора защищать своих служащих, это полностью отвечает духу иерархических порядков. Но мы вовсе не обязаны руко­водствоваться подобными соображениями.

Уже более трех недель тому назад, как мы отметили выше, судебный следователь заявил, что следствие закончено. Через два дня после заключительного допроса обвиняемых Лассаля неожиданно опять вызвали к следователю. Ему предъявляют письмо, в котором он в ноябрьские дни требовал присылки в Дюссельдорф вооруженного подкрепления. Он не отрицает, что писал это письмо, и на этом основании следствие начинается заново. Этому дополнительному следствию обвиняемые обязаны тем, что их дело не будет слушаться на ближайшей сессии суда присяжных. Именно так гласит заявление, сделанное сегодня г-ном Николовиусом депутации.

Все ясно. Если бы это злополучное письмо, которое повлекло за собой новые допросы свидетелей, в результате чего определе­ние обвинительного сената настолько запоздало, что уже нельзя было в течение ближайших трех недель провести все необходи­мые приготовления к открытому процессу; если бы этот доку­мент попал в руки руководивших следствием органов прокура-

ПРОЦЕСС ЛАССАЛЯ

туры хотя бы ко времени, когда следствие уже приближалось к концу, и если бы г-н государственный прокурор фон Аммон I незамедлительно передал его судебному следователю для ис­пользования при следствии — тогда некого было бы упрекать и обвиняемые могли бы лишь клясть свою горькую судьбу, кото­рая так поздно подбросила уже и без того столь разросшемуся следствию новый материал. Но дело обстоит вовсе не так.

Письмо, якобы вызвавшее всю эту затяжку, почти три не­дели находилось в руках господина фон Аммона, который все это время не удосужился передать его следователю. Таким об­разом, сделав так, чтобы время, которого вполне хватило бы на подготовку дела к ближайшей сессии ежеквартального су­да присяжных, истекло, г-н государственный прокурор исполь­зовал это для того, чтобы вслед за окончанием одного след­ствия дать повод начать новое. Г-н государственный прокурор не будет отрицать истинности этого факта; он сам уже при­знал, что в течение длительного времени письмо спокойно лежало у него в шкафу.

Итак, мы спрашиваем: не было ли у г-на фон Аммона явного умысла таким способом затянуть процесс? Разве он не повинен в явно преднамеренной затяжке? Мы, по крайней мере, не можем найти мотивы, оправдывающие непредъявление следствию пред­ставителем прокуратуры в течение нескольких недель документа, которому он сам придает величайшее значение. И хотя нам, правда, говорят, что г-н государственный прокурор использо­вал эти три недели для получения предварительной информа­ции, мы считаем безответственным стремление получить только информацию в том случае, когда следствие уже ведется и только оно одно компетентно получать необходимые данные по составу преступления.

Нам кажется, что истинным мотивом подобного поведения является лишь боязнь открытого судебного разбирательства, которое, по примеру уже проведенных за последнее время про­цессов в Кёльне¹⁷⁰, может закончиться в пользу обвиняемых, а также тайная надежда на скорую амнистию, которая кое для кого, разумеется, предпочтительнее оправдания по суду.