Марии Энгельс, 2—8 августа 1842 г

именем: «монастырь» — это я могу себе представить, как и то, что она назвала его легкомысленным человеком. К сча­стью, не все на свете такого низкого мнения о легкомыслии, как твоя бывшая начальница в деле регистрации греховных проступков. И это хорошо. В противном случае, что стало бы с нами обоими, не правда ли? Я тоже позволяю своему капитану * ворчать на меня и устраивать мне головомойку, но при этом думаю: «Ну и что?» и надуваю его. А когда он слишком меня донимает, как в прошлую среду, — тогда все были освобождены, а мне одному, только потому, что мой молодчик не предупредил меня об этом, в 12 часов дня пришлось тащиться на полигон, чтобы убедиться, что эту невыполнимую ерунду никто не выпол­няет, — в таких случаях я рапортую о своей болезни, причем на этот раз, например, я сказал, что у меня болят зубы, бла­годаря чему избавился от ночного марша и двухчасовой муштры. Сегодня мне, к сожалению, уже опять придется рапортовать, что я выздоровел. Пользуясь такими случаями, я хожу гулять, когда мне хочется. Берлин велик, а в нашей роте только три офицера, которые меня знают, так что они мне почти наверняка не повстречаются, и самое худшее, что они могут сделать, — это прислать ко мне ротного хирурга. Но его опасаться не сле­дует, и только в крайнем случае, если он меня не застанет дома, я получу головомойку. Ну и что!

Ты, по-видимому, обладаешь выдающимся талантом по части завязывания знакомств. Девушка пробыла в Бонне четыре не­дели и уже хорошо знает пол-университета по имени и завела себе уже интересного хромого студента, которого она встре­чает по шесть раз в день. Интересный хромой студент в оч­ках и с русой бородой. Наверно, ему прострелили ноги на дуэли! Почему же он хромает всегда только на дороге? А как он хро­мает — по-особенному или обыкновенно, как все хромые? На какую ногу он хромает, на правую или на обе? Не носит ли он шляпу с красным петушиным пером? Может быть, он diable bo­iteux **. Мне очень хотелось бы узнать подробности об этом ин­тересном, хромом, бородатом студенте в очках и с проницатель­ным взглядом.

Продолжаешь ли ты в Остенде завязывать знакомства? Нет ли там тоже какого-нибудь интересного прихрамывающего фламандца, который по шести раз встречается тебе на пляже? Берегись!

• — фон Веделю. Ред. " — хромой бес. Ред.

МАРИИ ЭНГЕЛЬС, 2—8 АВГУСТА 1842 г.

Из монастыря ушла я И хожу, брожу свободно, Лечь могу на подоконник И болтать о чем угодно.

Грустно так в монастыре — Стерегли меня дуэньи, Я сидела за работой В безотрадном заточенье.

Часто пенье гейдельбергцев За окошком раздавалось, Я же выглянуть не смела: Даже это запрещалось.

Но отныне я свободна,

Я избавлена от муки,

Зелень, радость, жизнь — взамен

Прежней серости и скуки.

С этим кончено. Сейчас Я поеду в новом платье В Академию веселья. И не стану там скучать я!

Поппельсдорф и Кёнигсвинтер! Драхенфельз и Роландсек! Гляньте — очи мои блещут, Зубы белы, словно снег.

Чрез неделю все студенты — Вы поспорить не хотите ль? Все узнают, где наш дом, Наша скромная обитель.

Штамм, трактирщик, ты доволен? Мы живем в твоем отеле — И теперь в саду твоем Дотемна царит веселье.

Стоит выйти на прогулку, Глянь — студенты все сбежались, А профессорские дочки Одинокими остались.

МАРИИ ЭНГЕЛЬС, 2—8 АВГУСТА 1842 Г.

Мне согнуть мизинец стоит — Сразу кавалеров свита, Граф д'Альвьелла, фон Щепаньскии, Тот и этот — волокиты.

Я любое порученье

Передать могу с фон Дистом,

Песенки поет мне Бунзен,

В танцах мне Шапо флейтистом!

По лишь от толпы уйду я, Па душе моей уныло. Вижу я в мечтах студента, Что прихрамывает мило.

Все другие суетятся, Всяк мне услужить готов — Почему хромой красавец Пе к числе моих рабов?

А теперь я Бонн меняю

На прибрежие морское,

Нет студенческих здесь песен —

Слышен только шум прибоя.

Берегом гуляю узким Средь бельгийцев и французов, Как в монастыре, должна я Говорить здесь по-французски.

Па моих прогулках свиту Удалось найти мне снова, Что меня сопровождает Вплоть до берега морского.

Остальное — все как в Бонне, Я живу, как мне угодно, И питанье, и жилище, И хозяин превосходный.

Плохо лишь, что среди всех, Приходящих на купанье, Нет красивого хромого — Вот печальное сознанье.

МАРИИ ЭНГЕЛЬС, 2—8 АВГУСТА 1842 г.

Не правда ли, это как будто вылилось из твоей души? Я сочиню и музыку, чтобы ты могла это петь. Но музыку ты получишь только в ответ на твое следующее письмо, так как боюсь, что такими богатыми дарами я слитком избалую тебя. А у меня имеются другие дела, помимо беспрестанного воспе­вания твоей особы. Это можно позволить себе лишь в виде награды за исключительно длинное письмо.

Постарайся в Остенде заняться VJaemsche, или Nederdu-itsche Taal *. Это очень тяжеловесный язык, но он имеет свои достоинства и во всяком случае очень забавен. Если ты еще помнишь нижненемецкое наречие, то ты довольно легко усвоишь фламандский.

У меня теперь тоже есть собака, которую я получил от Ав­густа Бредта из Бармена, когда он уезжал отсюда. Это красивый молодой спаниель, значительно крупнее, чем благородный Ми­ра, и совсем помешанный. Он отличается большими талантами по части закуски. Вечерами, когда я ужинаю в ресторане, он всегда сидит там и ждет своей доли или обходит всех присут­ствующих. Кроме того, он замечателен своим совершенно невидимым ошейником. Плавает он прекрасно, но слишком су­масшедший, чтобы научиться фокусам. Я научил его только одному: когда я говорю ему — «Безымянный (так его зовут), вот это аристократ», он страшно ощетинивается на того, на кого я ему указываю, и начинает бешено рычать.

В то время как по всем признакам в этом году рейнвейн должен быть превосходным, грюнебергер оказался исключи­тельно скверным. Знаешь ли ты, что такое грюнебергер? Грюне­бергер — это лужицкое вино. Этот сорт винограда растет только на песке, и у него никогда нет хороших ягод, за исключением очень дождливых лет. Когда ягоды от твердости камня перехо­дят к твердости дерева, то есть когда их можно разрезать но­жом, они считаются спелыми. Виноград выжимают с помощью паровой машины, и подсчитано, что для выжимки 100 ягод требуется примерно двенадцать лошадиных сил в час. Лучший грюнебергер — из винограда урожая 40 года. Его нельзя сохранять в бочках, так как он насквозь проедает дерево. Если он хорош, то надо проглотить дюжину булавок, а потом выпить стакан грюнебергера, и, если в течение пяти минут бу­лавки не растворяются и не исчезают, значит, вино никуда не годится. Это очень выдержанное вино, и, если выпить глоток, то в течение четырех недель после него будет болеть горло. У него очень тонкий букет, так что только знатоки могут

* — фламандским, или нидерландским языком. Ред.

500 МАРИИ ЭНГЕЛЬС, 2—8 АВГУСТА 1842 Г.

отличить его запах от запаха уксуса. Вкус этого благородного напитка больше всего напоминает смесь азотной кислоты с вин­ным уксусом. Впрочем, на сегодня с тебя хватит, я еще должен написать маме. Adieu *.

Твой брат

Фридрих Берлин, 8 августа 42 г.

Впервые опубликовано в Marx-Engela Печатается по рукописи

Gesamtausgabe. Erste Abteilung, _,.

Bel 2 1930 Перевод с немецкого

На русском языке публикуется впервые

Прощай. Рев.

ИЗ РУКОПИСНОГО НАСЛЕДСТВА

Ф.ЭНГЕЛЬСА

(РАННИЕ

ЛИТЕРАТУРНО-ПОЭТИЧЕСКИЕ ОПЫТЫ

1833-1837 гг.)

[ 503

МОЕМУ ДЕДУШКЕ*

Бармен, 20 декабря 1833 года

Милый дедушка наш, ты всегда с нами добр и любезен,

Ты нам всегда помогал, когда не ладилось дело,

Ты рассказывал нам историй много красивых

О Керкионе, Тесее, об Аргусе также стооком,

О Минотавре, и об Ариадне, и об Эгее,

О Золотом руне, о Ясоне и аргонавтах ²⁹³,

О Геркулесе могучем, а с ним о Данае и Кадме,

И —всего не упомнить, ведь ты нам рассказывал столько!

Дедушка, я пожелаю счастливого Нового года,

Долгой жизни тебе, много радости, мало печали.

Всякого блага, что выпасть может людям на долю, —

Любящий внук тебе от чистого сердца желает.

Фридрих Энгельс

Впервые опубликовано в книге

F. Engels. «Schriften der Frühzeit».

Berlin, 1920

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого

На русском языке публикуется впервые

Бернхардуван Хаару. Ред.

504 ]

СТИХОТВОРЕНИЕ 1836 ГОДА

Сто образов прекрасных

Зовут издалека —

Так звезды свет свой ясный

Нам шлют сквозь облака.

Они все ближе, ближе —

Вот храбрый Телль — стрелок,

Вот Зигфрид, что дракона

В бою осилить смог.

А вот и гордый Фауст,

Ахилл идет вперед,

Готфрид Булъонский славный

В бой рыцарей зовет.

А вот — не смейтесь, братья —

И Дон-Кихот герой

На скакуне отважном

Везде вступает в бой.

Придет, исчезнет рать их

В отсветах золотых —

О, как же удержать их?

И кто догонит их?

Но могут и вновь явиться,

Поэзии мечты,

И сердце развеселится,

Когда их увидишь ты!

Впервые опубликовано в журнале Печатается по факсимиле рукописи,

*Die Internationale!,. Berlin, Jg. 2, воспроизведенному в журнале

Heft se, 1 декабря 1920 е. „

Перевод о немецкого

На русском языке публикуется впервые

[ 505