В конце 1S41 — начале 1842 г. _

(Перевод с немецкого Напечатано без указания автора в виде отдельной брошюры в Лейпциге» IS42 г.

[ 227

ШЕЛЛИНГ — ФИЛОСОФ ВО ХРИСТЕ,

ИЛИ ПРЕОБРАЖЕНИЕ МИРСКОЙ МУДРОСТИ

В МУДРОСТЬ БОЖЕСТВЕННУЮ

ДЛЯ ВЕРУЮЩИХ ХРИСТИАН; КОТОРЫМ НЕИЗВЕСТНО ФИЛОСОФСКОЕ СЛОВОУПОТРЕБЛЕНИЕ

«Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии» (Лука, 15, 7).

Это слово господне вспоминается, когда речь заходит о Шеллинге, потому что на нем воочию проявились чудеса божественной благодати, дабы прославлялось имя божие. Ибо господь смилостивился над ним, подобно тому как он некогда смилостивился над Павлом, который также, до своего обращения, ходил разорять общины и дышал угрозами и убийст­вом на учеников господа. Когда же он приближался к Дамаску, его внезапно осиял свет, и он пал ниц; господь же заговорил с ним и привлек его к себе, так что он тотчас же уверовал, крестился и проповедовал во имя господне всем народам и стал избранным орудием пред господом. Таким же образом мило­сердие спасителя простерло свою длань над Шеллингом, и, когда пришло время, великий свет озарил его. Кто же мог бы в силу человеческого предвидения когда-либо предсказать, что человек, который в начале нынешнего столетия вместе со своим тогдашним другом, пресловутым Гегелем, положил основание той презренной мирской мудрости, которая теперь уже не подкрадывается во мраке, но среди бела дня губит людей своими стрелами, — что этот человек возьмет когда-нибудь на себя крест свой и последует за Христом? Но случи­лось именно так. Тот, кто направляет человеческие сердца, как водные потоки, избрал и его по своему милосердию и ждал лишь надлежащего часа, чтобы привлечь его к себе. И теперь он это сделал, просветил его и присоединил его к числу своих

Ф. ЭНГЕЛЬС

ратников в борьбе против неверия и безбожия. Это уже не под­лежит сомнению; он сам возвещает это с кафедры верую­щим: придите и зрите и прославляйте милосердие ко мне гос­пода! Да, страж во.Израиле не спит и не дремлет, древний бог еще жив на зло всем насмешникам, и он еще творит знамения и чудеса для всех, кто хочет видеть. Они шумят, безбожники, и говорят в сердце своем: нет бога; но тот, кто живет на небе, смеется над ними, и господь насмехается над ними. Он тор­жествовал над ними с тех пор, как существует мир, и он будет торжествовать над ними вечно. Он держал бразды правления сильной рукой и повсюду воздвиг себе орудия для прослав­ления своего имени. И теперь он опять блистательно восторже­ствовал над философами, всегда внушавшими ему отвраще­ние, и, выбрав из их среды самого лучшего и способнейшего, настоящего основателя их учения, сделал его своим слугой. Ибо из прежних сочинений Шеллинга ясно, как день, что прежде сам он в поистине жалком виде глубоко коснел в этом так называемом пантеизме, в этом обожествлении мира и са­мого себя. Он только еще не постиг как следует взаимной связи всего и не знал определенно, куда приведет этот путь. Пусть же благодарит он господа за то, что тот отклонил его от этого пути и направил на узкую стезю, ведущую к небу, и, таким образом, всего яснее проявил на нем свое могущество наперекор всем врагам веры. Теперь они уже не могут гово­рить: где ваш бог? Что он делает? Где он бродит? Почему он не творит более чудес? Ведь он здесь, его рука, подобно молнии, опускается в толпу их самих и превращает воду в огонь, чер­ное в белое, неправедное в праведное. Кто же может еще от­рицать, что здесь виден перст божий?

Но это еще не все. Призвав Шеллинга, господь приготовил нам еще и другое торжество над безбожниками и богохуль­никами. Он избрал именно Шеллинга, потому что последний в качестве человека, знающего мудрость мира сего, всего более годился дли того, чтобы опровергнуть гордых, надменных философов, и таким образом, он по своему беспредельному милосердию и любви открыл им путь, идя которым они могут вернуться к нему. Можно ли требовать от него большего? Тем, кто изрыгает хулу на него, кто неистово оспаривает его бытие, тем, которые являются его безумнейшими, неистовей­шими, ожесточеннейшими врагами, он, вместо того чтобы стереть их с лица земли и низринуть в глубочайшую бездну ада, беспрестанно простирает спасительную десницу, чтобы вывести их к свету из той погибельной бездны, где они находятся; ведь благодать господа простирается на все небеса с восхода

ЙТЕЛЛИН!¹ — ФИЛОСОФ ÈO ХРИСТЕ

до заката, и милосердие его бесконечно. Кто мог бы проти­виться такому долготерпению и такой любви? Но их сердца настолько ожесточились и закоснели в грехах, что они и теперь все еще отталкивают руку, которая хочет их спасти, — на­столько ослеплены они соблазнами мира и бесом собственной их гордыни. Они копают себе дырявые колодцы и отвергают источник жизни, струящийся в крови Христа. Они затыкают свои уши, отвергая спасение, грядущее свыше; им доставляет радость то, что не угодно господу.

«Выражение лиц их свидетельствует против них, и о грехе своем они рассказывают открыто, как содомляпе, не скрывают: горе душе их! ибо сами на себя навлекают зло» (Исайя, 3, 9).

Но все же господь не перестал призывать их к себе, чтобы у них не было никаких оправданий. Он показал им на Шел­линге, насколько слаб и ничтожен человеческий разум. Если они теперь не обратятся, то вся вина падет исключительно на них, и они не смогут сказать, что они не знали евангелия.

А так как господь сотворил столь великое дело и дал всему христианскому миру столь утешительное знамение того, что он близок и не желает оставить их в нужде и в борениях мира сего, то всякий верующий должен позаботиться о том, чтобы сообщить эту радостную весть и своим братьям во Христе. Но так как Шеллинг изложил ныне свое верование во Христа в виде лекций ^w, то оно, с одной стороны, стало известным лишь немногим, с другой стороны, оно выражено столь труд­ным философским специальным языком, что оно понятно лишь людям, долго занимавшимся мирской мудростью, а в-третьих, многое рассчитано на философов, а иное на верующих, так что простодушному христианину трудно было бы разобраться во всем этом. Поэтому пишущий эти строки счел не лишним, чтобы не оставаться праздным в винограднике господнем, кратко и ясно изложить суть дела всем тем, у кого нет ни времени, ни охоты заниматься бесплодным изучением мир­ской мудрости, но кто, тем не менее, хотел бы знать, что, собст­венно, произошло с знаменитым Шеллингом. Да благословит господь это начинание, дабы оно принесло благо и пользу царствию его.

Но предварительно следует заметить, что Шеллинг, при всех своих заслугах по отношению к истинному христианству, все же не может вполне отрешиться от своей прежней ложной мудрости. Некоторые его взгляды еще заставляют предполагать, что он все еще не может вполне преодолеть высокомерия соб­ственного разума и что он как будто еще несколько стыдится

Ф. ЭНГЕЛЬС

полностью признать перед всем светом совершившуюся в нем перемену с полной радостью и с признательностью по отно­шению к Христу. Мы не станем придавать этому обстоятельству слишком большого значения; тот, кто так чудесно проявил на нем благодать, смоет с него и это пятно; тот, кто начал дело, тот его и доведет до конца. Но пусть тот смелый борец за правду, о котором мы говорим, вспоминает об этой занозе в своем теле, когда его одолевает и искушает бес гордыни. Пусть он перестанет гордиться своей прежней философией, которая ведь поро­дила лишь безбожные чада, и пусть он гордится лишь тем, кто по свободному, беспредельному милосердию избавил его от этой погибели.

Первое, что сделал Шеллинг здесь на кафедре, было то, что он прямо и открыто напал на философию и вырвал из-под ее ног почву — разум. Он доказал им убедительнейшими доводами, заимствованными из их собственного арсенала, что естественный разум неспособен доказать хотя бы даже и существование какой-нибудь былинки; что всеми своими доказательствами, доводами и умозаключениями он никого не заманит и что он никак не может возвыситься до божест­венного, потому что по своей неуклюжести он всегда остается на земле. Хотя мы-то давно знали это, но так красиво и четко это еще не говорилось упрямым философам. Он сделал это в целой обширной системе так называемой негативной фило­софии, в которой он с полной очевидностью разъясняет им, что их разум может познавать лишь возможное, но не в состоянии познать ничего действительного, а всего менее бога и тайны христианства. Этот труд, которому он отдался, имея в виду столь бесплодный предмет как призраки мирской мудрости, заслуживает большой признательности ради царствия божия. Ибо, пока эти философы еще могли хвастаться своим разумом, с ними нельзя было справиться. Теперь, однако, когда и с их точки зрения им было доказано, что их разум совершенно непригоден для познания истинного и создает лишь пустые, вздорные фантазии, не имеющие никакого права на существо­вание, нужна уже ожесточившаяся и поседевшая в грехах голова для того, чтобы продолжать держаться языческого учения, и весьма возможно, что при содействии божественной благодати тот или другой откажется от дурного поведения. Весьма справедливо, и это следует постоянно повторять, что помрачившийся разум человека совершенно несостоятелен и не заслуживает той хвалы, которую он должен был бы иметь перед богом, потому что главным оплотом неверующих является утверждение, что их разум говорит им нечто другое, чем слово