Ганди — общественный и политический лидер в Индии

 

После почти двадцатилетнего пребывания в Африке Ганди, обогащенный проведенными им своеобразными опытами, возвращается на службу своей родине. Многие из его близких соратников также прибыли с ним и основали в Сабармати (Бомбей) ферму и учебно-воспитательный центр, назвав его Сатьяграха ашрама. Больше всего Ганди стремился служить обществу. Прежде всего он решил выступить против всех социальных предрассудков, вроде неприкасаемости, системы пурда ¹ и т. д.. с тем чтобы добиться объединения индусов с мусульманами и поощрять развитие кустарной промышленности, например прядение и ткачество, что могло бы предоставить работу огромной массе крестьян, не работающих в течение определенного периода года. К нему потянулись крестьяне, рабочие и др., надеясь, что он поможет им решить их проблемы. Ганди начал применять метод правдивости и любви и старался так организовать народ, чтобы превратить людей в безнасильственных воинов, способных победить в своей справедливой борьбе с британским правительством и капиталистами. Благодаря росту успехов этого метода миллионы людей в душе признали Ганди своим главным руководителем.

Ганди был твердо убежден в том, что метод, который успешно применялся при разрешении менее значитель-

—————

¹ «Неприкасаемые» — низшая каста, членам которой не разрешалось посещать общественные места и т. п.; «система пурда» —изоляция женщин. — Прим. ред.

 

ных проблем, может быть столь же успешно применен и в разрешении важнейшей проблемы его родины — в деле освобождения от политического рабства. Однако этот метод может быть применен только тогда, когда народ сможет следовать путем правды и ненасилия. А это прежде всего требует, чтобы все люди тщательно проанализировали самих себя, нашли собственные недостатки, которые и делают возможным иностранное владычество. Они должны затем очиститься, избавиться от своих пороков и ясно выразить свое единодушное решение стать свободными. Если правители все же не согласятся, всякая связь народа с правительством должна быть прервана, что автоматически парализует это правительство, машина которого в конечном итоге движется народом. Однако этот метод оказался далеко не легким. Тем не менее с помощью постоянного применения этого метода, невзирая на преследования и страдания, Ганди в конце концов привел Индию к освобождению в 1947 году, в чем немалую роль сыграло также моральное давление всего мира ¹.

Однако Ганди считал политическое освобождение Индии не конечной целью, а только важным средством. Если Индия добилась свободы благодаря применению безнасильственного метода, значит, этот метод может быть применен и для решения других проблем как в самой Индии, так и во всем мире. Таким образом, несмотря на то, что Ганди был уже почти восьмидесятилетним стариком, он продолжал свою миссию борьбы с социальным злом, ежедневно кропотливо работая и служа народу до самой своей смерти в 1948 году, когда он был застрелен якобы за то, что любил других людей больше, чем тех, кто жил с ним в общине.

 

Жена Ганди

 

Настоящий краткий обзор жизни Ганди и проведенных им опытов был бы неполным, если бы мы не упомянули о его жене, Кастурбай Ганди, которая всегда

—————

¹ Индийский народ добился освобождения от английского империалистического гнета в результате длительной национально-освободительной борьбы, в особенности усилившейся в связи с разгромом фашизма Советским Союзом и его союзниками в ходе второй мировой войны. — Прим. ред.

 

 

следовала за ним подобно тени и на которую не обращали внимания. Кастурбай Ганди была его подругой жизни с детства до глубокой старости. Они вместе росли и телесно, и интеллектуально, и духовно, вместе воспитывали своих четырех сыновей и приемную «неприкасаемую» дочь, вместе заботились о питании и чистоте как своей маленькой семьи в ранние годы, так и большой интернациональной семьи, организованной в Южной Африке и Индии. Кастурбай Ганди была представительницей того типа скромных женщин старой Индии, которые не претендовали ни на особое положение, ни на особое признание. Однако именно благодаря тому, что она была совершенно незаметной и полностью сливалась со своим мужем, она молчаливо наслаждалась радостью совместного и единого существования. Она всюду была с ним: в Индии и в Африке, дома и в коммуне, на кухне и в тюрьме. Она прошла с Ганди весь тернистый путь испытаний и борьбы, начиная с того периода жизненного пути, когда он жил ради личного благополучия, и вплоть до того времени, когда он вышел на широкий жизненный путь любви и служения богу, воплощенному в угнетенном человечестве. Она помогала ему также постепенно превратить плотскую любовь в любовь духовную, сосредоточить всю свою энергию на общественной и политической работе.

К этой характеристике жены Ганди очень важно добавить, что она, несмотря на покорный нрав, становилась иногда властной и часто даже внушала к себе страх. Например, когда Ганди заболел дизентерией и был при смерти, ни один врач не смог заставить его отказаться от им самим установленных ограничений в питании и только жена убедила его отказаться от своего обета и начать питаться козьим молоком, что и вызволило его из беды ¹.

Американец Льюис Фишер, его биограф, пишет: «Ганди не боялся ни людей, ни правительства, ни тюрьмы, ни бедности, ни смерти. Но он боялся своей жены». Вот еще один пример всепобеждающей силы самозабвенной любви.

—————

¹ Потрясенный жестокостью некоторых доильщиков, которые старались выдоить из коров и буйволиц все молоко до последней капли, Ганди принял обет не пить молоко.

Мир не осознавал ее незаметного служения и в то же время ее величия, пока желанная смерть не освободила ее душу от бремени состарившегося тела и она стала царствовать как «Ба» (мать) в сердце Индии, которую Ганди любил называть своей единственной большой семьей. Миллионы рупий стихийно потекли в ответ на призыв организовать по всей стране ячейки социального презрения имени Кастурбай.

 

Махатма Ганди

 

Когда южноафриканские сторонники Ганди впервые прибыли в Индию, помещение для них (в Сантиникетане) предоставил Тагор — поэт, лауреат Нобелевской премии и один из творцов духовного перерождения современной Индии. Он называл Ганди «Махатма («великая душа») в нищенском одеянии», и это наименование Ганди — «Махатма» — так и осталось за ним, несмотря на его резкие протесты, в особенности когда он позднее увидел, что оно пробуждало в умах простых людей представление о нем как о посланце божием, который может творить чудеса и один в состоянии взять на себя заботу о нуждах Индии. Будучи сам образцом скромности, Ганди всегда восставал против фальшивой, наигранной скромности. Поэтому мы должны считать вполне искренними неоднократные его высказывания о себе как о самом обыкновенном человеке, не обладающем никакой специальной прерогативой или божественным авторитетом, о том, что он не пророк и не совершенное существо.

Для нас, обыкновенных людей, эти высказывания должны иметь особо важное значение. Ганди — в отличие от большинства великих людей — не был рожден великим, но сам сделал себя таковым с помощью борьбы и экспериментов, с помощью двух качеств, которые каждый из нас может все более и более развивать в себе, как это сделал Ганди, а именно — любви к истине и любви к ближним. Ганди может быть образцом и надеждой для всех людей. Своей жизнью он показал, что даже в самом обыкновенном человеке заложена способность к совершенствованию, которая может творить чудеса, то есть то, что обычно считается невозможным.

Познакомившись с его долгой жизнью, которую сам Ганди правильно описывает как серию экспериментов с истиной, мы теперь попытаемся изучить его философию.

 

 

 

БОГ, МИР И ЧЕЛОВЕК

 

Я не претендую на то, чтобы создавать какие-то новые принципы. Я просто пытался по-своему применить вечные истины к нашей повседневной жизни и нашим проблемам. Так, вся моя философия, если это вообще может быть названо таким претенциозным названием, заключается в том, о чем я уже говорил. Вы не должны называть это «гандизмом», ибо никакого «изма» здесь нет. Эта философия не нуждается ни в пропаганде, ни в особой литературе.

«Хариджан», 28 марта 1936 года.

 

Вкратце описанная во введении жизнь Ганди и приведенная выше цитата с очевидностью показывают, что Ганди не был создателем каких-то новых идей; равным образом его идеи нельзя рассматривать как установление некой системы новой философии в академическом смысле этого слова. Академическая философия, чтобы называться таковой, должна прежде всего представить новые теории, подкрепленные аргументами, и если даже ее выводы стары, ей следует проделать трудную рациональную работу — представить новые основания для подкрепления этих выводов, а также ответы на те возражения, которые против них выдвигаются. Ганди не имел ни специального образования, ни склонности выполнить подобную задачу. Ганди узнал то, что он называет «вечными истинами», у величайших религиозных и философских учителей мира, придерживавшихся традиционных концепций. И только в отдельных случаях, когда он встречался с сомнениями или возражениями, Ганди старался аргументированно обосновать эти вечные истины.

Но даже и при таком положении Ганди по-своему подходил к бесчисленным традиционным учениям, выбирая и комбинируя те идеи, которые привлекали его как наиболее здравые и ценные в отношении их применимости к жизни. Это привело его к созданию своеобразного нового философского взгляда, хотя в своем построении он использовал старые элементы. В настоящей, а также и в последующих главах мы постараемся вы-

 

 

явить основные элементы этого мировоззрения и изложить их по обычно принятым разделам философии, стремясь к известной систематизации.

 

БОГ

 

Идея бога составляет ядро мысли Ганди. Все прочие элементы его философии сосредоточены вокруг этой центральной идеи своеобразным способом и образуют новую доктрину. Поэтому имеет смысл начать с рассмотрения именно этой идеи.

Хотя пытливый ум Ганди изучал и старался ассимилировать идеи о боге из различных источников, однако эти исследования лишь обогащали и укрепляли основу его веры в божество — вайшнавизм, — которая была им усвоена с самого его детства. Вайшнавизм исповедуют большинство теистов, составляющих основную массу индусов современной Индии. Частично источником их вдохновения были веды, упанишады и «Веданта-сутра»; однако они отвергали интерпретацию этих писаний, данную великим ведантистом Шанкарой, который придерживался доктрины неопределимого Абсолюта (Ниргуна Брахмана). Ряд вайшнавистских учителей, например Рамануджа, Нимбарка, Мадхва и Валлабха, которые были последователями Шанкары, делали попытки отказаться от его интерпретации бога и стремились разработать учение о боге как о конкретной личности, обладающей всеми исключительными качествами и совершенствами — такими, как всемогущество, всеведение, щедрость и всепрощение. В то время как Шанкара рассматривал мир просто как видимость, принимаемую за реальность из-за невежества людей (и потому сотворение мира богом представлялось ему не более реальным, чем магическое создание видимости), все вайшнавистские учители считали мир — а потому и сотворенное богом — чем-то реальным. Далее, в то время как Шанкара считал познание бога — как первичной, безатрибутивной реальности — путем к освобождению, все вайшнавистские учители, напротив, утверждали, что освобождение может быть достигнуто только по милости божией, которую надо заслужить набожностью и самоотречением. Вполне естественно, что абстрактные фило-

 

 

софские взгляды Шанкары были не везде сочувственно приняты — их придерживались главным образом его традиционные последователи в южной Индии, а также некоторые хорошо теоретически подготовленные ученые на севере Индии; в то же время вайшнавистский теизм продолжал распространяться среди широких масс населения страны, и время от времени все новые поколения святых, верующих и поэтов укрепляли и усиливали этот теизм. И именно вайшнавистский теизм, сходный и с христианством и с мусульманством, с которыми Индия в то время познакомилась, в дальнейшем оказывал влияние на теистические взгляды в Индии и укреплял их. Это обстоятельство облегчило Ганди принятие основных принципов теизма, содержащихся в христианстве и других религиях мира.

Ганди еще с детства был приучен к постоянному повторению имени Рамы, который считается у вайшнавистов воплощением бога. Ганди не отказался от этого даже тогда, когда убедился, что имя это не соответствует исторической личности — сыну Дашараты. Так, в статье, помещенной им в своей газете «Хариджан» от 4 апреля 1946 года, он говорит: «Мой Рама... не является историческим Рамой... Он — вечный, не рожденный, единственный, без второго. Только ему я и поклоняюсь». В течение последних нескольких лет своей жизни, когда Ганди начал проводить молитвенные собрания на открытом воздухе, он любил петь гимны, смысл которых заключался в том, что и Рама, и Ишвара, и Аллах являются именами бога. Смертельно раненный на одном из таких молитвенных собраний, он умер со словами на устах: «Рам, Рам!»

Ганди вместе с другими обитателями Ашрамы по утрам и по вечерам распевал также гимны известных вайшнавистских святых — Тулсидаса, Шудраса, Мира Бая и Нарсингха Мехти (чью песнь, описывающую истинного Вайшнаву, он особенно любил) и, кроме того, некоторые теистические песни Тагора, а также христианские и магометанские гимны. Именно этот благоговейный теизм Ганди властвовал над сердцами миллионов его соотечественников, придерживавшихся разных верований.

И далее, хотя Ганди был противником фатализма и твердо верил в то, что человек сам кует свою судьбу,

 

 

он тем не менее считал, что человек может совершенствоваться и освободиться от пороков только при условии самоотречения и милосердия. Так, он говорит в своей «Автобиографии»: «Совершенствование и освобождение от пороков возможно только благодаря милосердию... Без беспредельной отдачи себя милосердию невозможно полное овладение своими мыслями». Эти высказывания типичны для теиста, вайшнависта. Ибо Шанкара и его ортодоксальные последователи, а также адвайтисты, или монистические ведантисты, считали, что освобождения можно достичь через милосердие, а через познание. Если мы примем все это во внимание, то неизбежно должны прийти к заключению, что Ганди был скорее теистом, чем адвайтистом, и что он не был последователем Шанкары, веровавшего в неопределимый, безатрибутивный, безличный Абсолют (Ниргуна Брахмана). Все же мы, может быть, несколько смущены его случайными замечаниями, которые как будто идут вразрез с данным выводом. В действительности же дело заключается в том, что он иногда применял некоторые индийские философские термины и обороты, используемые в обычной речи, но уже потерявшие свое специально научное значение, которого он, несомненно, не знал.

В своей статье, помещенной в газете «Янг Индия» от 21 января 1926 года, в ответ на дружеский вопрос Ганди отвечает следующее: «Я — адвайтист и все же, несмотря на это, я придерживаюсь двайтизма (дуализма). Мир изменяется в каждое мгновение и потому не реален и не имеет перманентного существования. Однако, хотя мир непрерывно изменяется, он имеет в себе нечто продолжающее существовать, и именно это является до известной степени реальным. Поэтому я не возражаю против термина «реальный» или «нереальный» или — что то же — «анекантавади» или «сьядвади». Однако моя сьядвада не похожа на сьядваду ученых; она особая, моя собственная».

Исследователи индийской философии понимают, что Ганди в данной статье, употребляя слова «адвайтист», «двайтизм», «анекантавади» и «сьядвади», не знал точного смысла этих терминов, используемых в специально философских дискуссиях. Осознавая свою неспособность следовать правилам диалектики, Ганди признавался в том, что он вкладывает свой смысл виспользуемые им

 

 

слова и поэтому употребляет их не так, как это принято в научных кругах. За неимением места мы не можем углубиться в анализ этих интересных положений. Но достаточно отметить, что собственные высказывания Ганди со всей очевидностью показывают, что он не был адвайтистом шанкаристского толка, отрицавшим дуализм логику сьядвады. Напротив, именно эта самая попытка оправдать единство и многообразие мира во многом напоминает подобные попытки теистического ведантиста Нимбарки, который хотел примирить двайту и адвайту. Нимбарка является основателем одной из четырех школ вайшнавистского теизма. Все эти школы, отрицая адвайту Шанкары и его монизм, который не терпел множественности и изменений, в то же время защищали своеобразный монизм, допускавший множественность. Очевидно, Ганди пользовался адвайтой именно для такого рода монизма.

Подобно шанкаристам, Ганди иногда называл мир «нереальным». Однако, читая между строк, можно обнаружить, что под словом «нереальный» он, видимо, подразумевал только «непостоянный» или «скоропреходящий» (как в вышеприведенной цитате). Присущее ему огромное чувство долга по отношению к страждущим братьям не позволяло ему признавать мир совершенно нереальным. В «Хариджане» от 21 июля 1946 года Ганди пишет «Радость или то, что люди называют счастьем, может быть, так же реальна, как сон в текущем, преходящей мире...Но мы не можем отмахиваться от страданий наших братьев как от нереальных и строить на этом основании свое моральное алиби. Даже сны истинны, пока они продолжаются, а для страждующего его страдания — это жестокая реальность».

Но здесь необходимо отметить, что хотя теисты —не шанкаристы — и утверждали в отличие от Шанкара реальность мира, они невысоко ценили этот мир, образно описывая его как забаву бога. Это теистическое утверждение, по-видимому, и было заимствовано Ганди, когда в «Молодой Индии» от 3 марта 1925 года он писал: «Давайте танцевать под звуки его банзы ¹, и все будет хорошо». В этой связи он называет мир иллюзией,

—————

¹ В кельтском фольклоре банза — посланец небес, возвещающий на своей флейте приближение смерти. — Прим. ред.

 

 

майей. Но это слово употребляется им, как и вайшнавистами, в смысле лилы, забавы. Так, Ганди пишет: «Поэтому это то, что индуизм называет его (бога. — Ред.) забавой — лилой или иллюзией — майей». Описывая деяние бога как игру, он называл бога «величайшим тираном... [который]... отрывает чашу от наших губ...», «чтобы на нашем горе обеспечить себе одну радость».

Далее, хотя Ганди и говорит иногда — как и шанкаристы, — что он не верит в личного бога, более тщательное исследование показывает, что под этими словами подразумевается возможность принятия богом облика человеческого существа. Это видно из следующей цитаты:

«Бог — не личность. Утверждение, что он даже и теперь еще сходит на землю и именно в образе человеческого существа, является лишь частичной истиной, которая означает только то, что такое лицо живет близ бога».

Даже западные философы по-разному понимают личность. Если под личностью понимать самосознание плюс воля, то Ганди, пожалуй, верил в личного бога, которого он считал всеведущим, всемогущим творцом и даже правителем мира. Поэтому в общем наиболее приемлемо мнение, согласно которому Ганди был скорее теистом-вайшнавистом, чем адвайтистом — последователем Шанкары.

Однако необходимо отметить, что с конца прошлого столетия адвайтистская школа Шанкары пользовалась на Западе огромной популярностью, и именно эту школу — хотя и с некоторыми современными дополнениями — восхвалял и популяризировал в Европе и Америке выдающийся индийский ведантист Вивекананда. В результате значительно возрос престиж этой школы среди тех слоев населения Индии, которые получили английское образование. Вполне возможно, что Ганди подпал под влияние некоторых наиболее популярных идей адвайты, широко распространенных по всей стране. Например, когда мы видим, что Ганди выражает свои мысли, как адвайтист. Во всяком случае, идеи адвайты были хорошо ему знакомы. Теистические взгляды доминировали как в его мыслях, так и в его практической жизни.

 

 

Бог для Ганди был всепроникающей Реальностью, имманентной как в человеке, так и в мире, который рассматривался им как проявление и творение бога. Но в отличие от обычных пантеистов он верил также в трансцендентность бога. Бог — и в мире и вне его. Бог не выражается полностью в том, что он сотворил, точно так же как и поэт — в своих поэмах. Подобно западным пантеистам, Ганди придерживался всеобъемлющего понятия бога. Подобно Уайтхеду, обрисовавшему бога как с трансцендентной, так и с телеологической стороны, и пытавшемуся таким путем охватить различные религиозные концепции о боге, Ганди усердно старался охватить различные элементы современных ему религиозных традиций и понять их как разные аспекты Единой Реальности, бесконечное богатство которой недоступно в полной мере нашему пониманию. В приведенной выше статье из «Молодой Индии» он продолжает: «Я верю в бога как творца и как нетворца... Встав на точку зрения джайнистов, я удостоверяюсь в нетворческом аспект бога, а рассуждая с точки зрения Рамануджи — в творческом аспекте. Действительно, мы хотим познать непознаваемое, и потому наша неясная речь является неправильной и даже противоречивой. Вот почему веды описывают Брахмана как «не это, не это». «Но если Он или Оно — не это, то Он или Оно есть... Он един и тем не менее множествен; Он меньше атома и тем не менее больше Гималаев».

Логика множественности истины, являющейся результатом многочисленных и неисчерпаемо возможных аспектов Реальности, детально разработана в Индии джайнистами в их доктринах сьядвады (о том, что многие явно противоречивые суждения об одном и том же предмете становятся возможными, если приводятся в разных аспектах, и поэтому каждое суждение дает только частичную истину) и анекантавады (о том, что все имеет сложный характер). Ганди принимал такую логику, ибо это, с одной стороны, предоставляло ему возможность примирить очевидные противоречия во всех областях жизни и, с другой — побуждало уважать другие точки зрения и без зазнайства относиться к своим собственным. Мы не знаем, имел ли Ганди сведения о специальной аргументации в пользу джайнистской логики. Однако он был хорошо знаком с часто цитируемой ин-

 

 

дийской притчей, которая, кстати сказать, вполне импонировала его мировоззрению. В вышеуказанной статье Ганди пишет:

«Мой жизненный опыт показывает, что я всегда был прав с моей точки зрения и часто был неправ с точки зрения моих беспристрастных критиков. Я допускаю, что каждый из нас со своей относительной точки зрения был прав. И эта мысль избавляет меня от приписывания особых мотивов моим оппонентам и критикам. Семь слепцов, которые получили семь различных представлений о слоне, были правы каждый со своей точки зрения. Я очень ценю эту доктрину о множественности реальности. Именно эта доктрина научила меня правильно судить о мусульманах и христианах, исходя из их точек зрения. Раньше я часто возмущался невежеством моих оппонентов. Теперь я уважаю их, потому, что обрел дар видеть своими глазами и себя и других и осознал, что и они обладают тем же даром. Я хочу весь мир заключить в объятья своей любви. Моя анекантавада явилась результатом соединения двух родственных доктрин — сатьи (то есть истины) и ахинсы (то есть любви)».

Ганди нашел в дальнейшем подтверждение этого всеобъемлеющего отношения в учении Иисуса: «В доме моего отца много жилища... Я пришел не для того, чтобы разрушить, но исполнить».

Именно с этой всеобщей и всеохватывающей точки зрения Ганди описывает свое понимание бога в различных случаях с разных точек зрения, но его основная идея бога как всеохватывающей реальности, лежащей в основе всех явлений — конкретных и абстрактных, — порою вызывала у него такое восторженное состояние, которое временами нарушало его упорядоченные, привычные мысли и их выражение. В качестве исключительного образца такого исчерпывающего и красноречивого описания мы можем привести следующий абзац из «ЯнгИндия» от 3 марта 1925 года:

«Бог — это нечто неопределимое, которое мы все чувствуем, но не знаем. Для меня бог — это истина и любовь. Бог — это этика и мораль. Бог — это бесстрашие. Бог — это источник света и жизни, и все же он выше этого и вне этого. Бог — это сознание. Он даже атеизм атеистов. Он не подвластен речи и разуму. Его невозможно выразить словами и объяснить. Он личный бог для тех,

 

 

кто нуждается в его прикосновении. Он чистейшая сущность. Он просто существует для тех, кто верит. Он длительное страдание. Он терпелив, но так же и страшен. Он величайший демократ, которого когда-либо знал мир, ибо он оставляет нас свободными в выборе между злом и добром. Он величайший тиран, ибо он часто отрывает чашу от наших губ и под предлогом свободы воли оставляет нам фактически совершенно недостаточно возможности, чтобы забавляться за наш счет. Поэтому это то, что индуизм называет его забавой — лилой или иллюзией — майей».

Изучающие философию могут найти это описание весьма сходным с известным описанием бога выдающимся ученым, математиком и философом нашего века Альфредом Норсом Уайтхедом в его книге «Процесс и реальность»: «Столь же правильно сказать, что бог перманентен, а мир подвержен изменениям, как и то, что мир перманентен, а бог изменяется. Столь же правильно сказать, что бог один, а миров много, как и то, что мир один, а богов много». И так далее.

Схожесть между этими высказываниями заключается в их стремлении охватить в одном синтезе различные аспекты божества и различные религиозные традиции, представляющие собой различные мировоззрения. Оба описания бога на первый взгляд кажутся беспорядочной смесью противоречий, которые, однако, могут быть сглажены путем признания возможности различных аспектов и точек зрения. Тем не менее Уайтхед был неправильно понят и подвергся жестокой критике со стороны философов, и в еще большей степени это испытал Ганди, ибо его высказывания производили слишком сильное впечатление и расходились с общепринятыми канонами философской мысли. И все же, когда мир под влиянием научных планов преодоления пространства и времени развивается по пути создания единого общества, а народы и идеи, долго пребывавшие в состоянии изоляции, сливаются воедино, все более и более начинает чувствоваться настоятельная необходимость синтезирования взглядов, в особенности у величайших людей мира и в различных сферах. Не удивительно поэтому, что мысли Уайтхеда и Ганди оказались схожими.

 

 

Бог и зло

 

Однако в некоторых отношениях приведенная цитата показывает, что у Ганди слишком резкие, даже по сравнению с Уайтхедом, переходы. Ибо у вас захватывает дух от изумления, когда вы видите, что в свое понимание бога он включает не только добро и хорошие аспекты мира, но даже террор, тиранию и атеизм. Данные положения вынуждают нас остановиться на этом, чтобы понять, чтό именно Ганди действительно понимал под богом.

В истории религий мира мы находим два основных вида понимания бога. Бог или мыслился как некая добрая сила, борющаяся с противоположным началом или началами, вызывающими существующее в мире зло, или рассматривался как единственная всеохватывающая реальность. Хотя в соответствии с первой концепцией бог мог считаться и часто считался способным в конце концов преодолеть зло или сатану, все же он частично ограничивался противоположным началом. Религиозному чувству был необходим совершенный объект поклонения как неисчерпаемый источник помощи, и только вторая концепция бога могла вполне удовлетворить его. Кроме того, религиозная вера, опирающаяся на идею наличия всеобъемлющего бога, поддерживалась монистической тенденцией естествознания, пытающегося по мере возможности объяснить различные явления мира, сводя их если не к одному, то хотя бы к немногим принципам. Но коль скоро бог представляется всеобъемлющим, зло также по необходимости должно помещаться в нем. Развивая христианство и индийскую монистическую мысль, которым он глубоко сочувствовал, Ганди предпочел столкнуться с решением проблемы зла, чем жертвовать бесконечностью и единственной реальностью бога. Пытаясь описать это всеобъемлющее понимание бога, Ганди был достаточно реалистичным, чтобы приписать богу аспекты страдания, террора и тирании.

Отсюда естественно возникает вопрос: признавал ли Ганди идею о том, что бог — всеобщая реальность — одновременно и добрый и злой, как это можно заключить из вышеприведенного описания? Придерживался ли он того взгляда, что зло является только видимостью, или считал, что хотя оно и реально, но преодолимо, или мо-

 

 

жет быть в конце концов преодолено? В соответствии с семейной традицией и характером Ганди его привлекала теистическая романтика и понимание бога как носителя добра, обладающего высшим милосердием, добротой, любовью, красотой и гармонией. Такое понимание подкреплялось изучением великих религий. В течение всей своей жизни и борьбы Ганди жил таким богом, чтил его милосердие, искал у него защиты, как у «колыбели веков», молился ему, «несущему добрый свет», видел его в великой гармонии природы, во взаимной любви людей и пытался «танцевать под звуки его банзы». Но рациональный ум и нравственная природа Ганди приводили его также и к признанию жестокой реальности зла и несовершенств, существующих в мире, и это было величайшим вызовом его теизму. Все же его вера была слишком большим практически ценным источником, чтобы можно было ею пожертвовать. Поэтому Ганди шел традиционным путем примирения имеющегося зла со своей верой в бога как в единственную всемогущую и благостную Реальность. Ганди, как и христианские теисты, старался понимать существование морального зла, грехов и пороков как результат поступков человека, имеющего свободу воли. К такому пониманию он иногда добавлял индийскую теорию кармы, согласно которой поступки человека являются причиной не только добродетели и пороков, но даже и физических условий, в которых он родился. Ганди иногда говорил о грехах людей, воздействующих на природу и приводящих к катастрофе.

Ганди верил, что бог по своему желанию может устранить и предупредить зло. Но бог, как большой демократ, предоставляет человеку полную возможность устранять зло своими свободными усилиями и таким образом способствовать росту моральной стойкости. Как суровый и справедливый воспитатель, бог допускает и так направляет посредством безжалостных законов мучительные последствия поступков человека, чтобы тот мог учиться на них и исправляться. В общем же Ганди понимал, что исчерпывающее объяснение зла можно было бы дать только при условии, если бы человек был в состоянии вполне познать мотивы всех действий бога. Но это невозможно. В «Янг Индия» от 11 ноября 1928 года он делает следующее признание:

 

 

«Я не могу объяснить существование зла при помощи какого-либо рационального метода. Хотеть сделать так — значит быть равным богу. Поэтому я достаточно скромен, чтобы просто признать зло как таковое. И я называю бога многострадальным и долготерпеливым именно потому, что он допускает зло в мире. Я знаю, что он не имеет зла».

В другом номере той же газеты (от 3 марта 1925 года) Ганди пишет: «Он является величайшим демократом, какого когда-либо знал мир, ибо он ничем не связывает нас в выборе между злом и добром».

Подобно тому как человек, не желающий приписывать плохие мотивы своему верному другу, истолковывает даже явно предосудительные его поступки в наиболее благоприятном духе, смутно надеясь на то, что за его странным поведением скрывается, должно быть, какое-то доброе намерение, так и верующий, который неоднократно пользовался благами своей веры в бога, старается понять зло мира как вызванное какими-то неизвестными добрыми мотивами. Непреодолимая сила благотворного влияния веры в бога, полученная им в жизни, рассеивает его сомнения как относительно существования бога, так и относительно его благих намерений. Ганди не мог поверить, чтобы злу, которое мы находим в мире, мы были обязаны каким-то злым намерениям бога, который на протяжении всей его жизни был его неизменным другом и в личной и в общественной борьбе.