Типы материала в составе сообщения и фазы инвенции

Поиск точек соприкосновения интересов, таксономическая проработка понятий, проверка их посредством соответствующих топосов служили, в конце концов, задаче подбора такого материала для сообщения, главными признаками которого были доброкачественность и релевантность.

Однако доброкачественность и релевантность материала были произ­водными и от понимания говорящим природы и особенностей материала различного типа. Типами материала, известными инвенции, были следую­щие три (назовем их так, как они могли бы называться сегодня):

• эмпирический материал,

• энциклопедический материал,

• компаративный материал.

В предшествующих параграфах речь шла, прежде всего, об экспери­ментальном материале, который должен был быть интересен, упорядочен и выверен. Однако этого, разумеется, было недостаточно: эмпирический материал следовало привести в соответствие с материалом другого про­исхождения и назначения, то есть систематизировать речевое целое. Процедуре систематизации и посвящен следующий параграф.

Процедура систематизации речевого целого предполагала определен­ные фазы "препарирования" материала. Каждая фаза была связана с набо­ром определенных операций с материалом разных типов. Совокупность всех фаз и представляла собой систематизацию как таковую.

Фазы систематизации, пользуясь современными определениями, мож­но представить следующим образом:

• фаза выбора,

• фаза ориентации,

• фаза погружения.

В фазе ориентации говорящему предлагалось иметь дело с эмпириче­ским материалом; в фазе выбора - с эмпирическим и энциклопедическим; в фазе погружения - с эмпирическим, энциклопедическим и компаратив­ным.

Фаза ориентации

Находясь в этой фазе, говорящий разбирается в "состоянии дел" на старте. На данном этапе следует отчетливо' представлять себе лишь общее направление сообщения, не углубляясь в частности. Предполагается, что состав фактов к этому моменту уже известен говорящему, однако точного представления о том, какие из них будут использованы, а какие останутся за пределами сообщения, еще нет.

Именно на данной фазе определяется, каким количеством возможных аспектов для подачи предмета располагает говорящий: от этого будет зави­сеть уровень оригинальности сообщения. Фазу ориентации иногда уподоб­ляют созданию своего рода каталога, из которого впоследствии можно бу­дет черпать лишь релевантные сведения. Уже отмечено, что на всем протя­жении этой фазы составитель сообщения работает лишь с эмпирическим материалом.

Эмпирический материал квалифицируется как опирающийся на дан­ные, добытые самим автором, то есть данные, которые являются результа­том его самостоятельной работы - будь то работа в области вербальной (словесной) или невербальной (реальной) действительности. Именно за эмпирический материал автор нес личную ответственность, именно этот материал представлял собой оригинальный вклад автора в разработку той или иной темы.

Особенность эмпирического материала в том, что он непосредственно связан с объектом, будучи результатом его изучения. Тот объект, который предполагала риторика на ранних этапах своего существования, был соот­несен с судебной практикой, то есть с конкретными жизненными ситуа­циями, подлежащими оценке в суде. Работе с этим объектом и посвяща­лись рекомендации античной риторики. Вопрос ставился таким образом, что эмпирический материал должен был составлять основу сообщения: без эмпирического материала сообщение вообще не имело смысла.

По качеству эмпирического материала судили о креативных возможно­стях говорящего, о его умении '"продуцировать" информацию.

Работая с эмпирическим материалом, составитель сообщения пользо­вался результатами своих наблюдений, исследований, обобщений, которые он и предлагал на суд публики и которые могли быть приняты, отвергнуты или оспорены. Именно эмпирический материал служил источником новых идей, научных и прочих открытий, формировал нетривиальные подходы' к темам, стабилизировал концепции.

Иными словами, эмпирический материал давал возможность выявить позицию составителя сообщения, круг его интересов и особенности подхода к избранной им теме. Базисный характер материала этого типа задавал как его пропорции в составе целого, так и уровень значимости относительно прочих типов материала.

Каждый из нас, готовя то или иное сообщение, понимает, как много за­висит от того, насколько обеспечена фактическая база и чем, какими фак­тами она конкретно обеспечена.

Уровень обеспеченности теоретической базы - вопрос первостепенной важности: театральная шутка '"что говорить, когда нечего говорить?" здесь как нельзя более актуальна. Практика показывает, что фактов никогда не бывает ровно столько, сколько нужно: их всегда либо значительно больше, чем требуется, либо, наоборот, значительно меньше. При этом обычно ка­жется, что "лучше больше, чем меньше", но это отнюдь не очевидно.

Дело в том, что составитель сообщения, сокращающий эмпирический материал, и составитель сообщения, дополняющий эмпирический матери­ал, обнаруживают разные модели поведения еще до начала соответствую­щих процедур. Избыток материала предполагает недооценку его значимо­сти, в то время как недостаток - его переоценку. При избытке материала всегда существует вероятность того, что во время отбора часть существен­ных фактов окажется за пределами сообщения, при недостатке - вероят­ность того, что в состав сообщения войдут все, в том числе и несуществен­ные факты.

Во избежание этих неприятных последствий инвенция и предлагала та­кую процедуру, как оценку значимости фактов. Процедура эта должна была развертываться в двух направлениях - в направлении цели, телеологически, и в направлении темы, тематически. Первое направление предполагало решение вопроса, зачем делается сообщение, второе - решений вопроса, о чем делается сообщение.

Круг проблем в связи с "зачем" группировался вокруг такой категории. как интенция. Интенция в концепции, например Аристотеля, была пред­ставлена в виде энтелехии - энергии, переводящей потенцию в вещь, в "актуальность", наличность предмета. Таким образом, энтелехию действи­тельно можно рассматривать как предшественницу интенции, ибо интен­ция тоже призвана сообщить материалу энергию, то есть направленность в определенную сторону. В современных исследованиях интенция определя­ется как намерение говорящего подать материал определенным образом.

Существует отнюдь не так много общих способов подать материал. Он может предлагаться

ü позитивно.

ü негативно,

ü нейтрально.

Формулировки классической риторики' типа вызвать сочувствие", ''вызвать негодование", "предложить к сведению" реферируют именно к этим трем типам интенции. К чему бы ни стремился автор, ему следовало, однако, иметь в виду, что вызывать сочувствие '"похвалой", вызывать него­дование "'порицанием" и изложить (предложить к сведению) '"равнодушно" суть именно то, от чего ему следовало воздерживаться.

Вопрос о реализации интенции - независимо от того, какую из речевых тактик в дальнейшем выбирал говорящий - не решался риторикой в эмоциональных категориях. Говорящий должен был уметь вызвать необходи­мые ему эмоции (как это уже отмечалось при характеристике пафоса), не 'впадая в оценочные суждения. При этом он мог воспользоваться прямыми формами выражения интенции, прибегнув к аппарату логики, и косвен­ными формами выражения интенции, прибегнув к аппарату фигур и тро­пов..

Разобраться в этих двух тактиках, оценив преимущества и недостатки каждой из них, мы сможем лишь впоследствии, при анализе логической и паралогической процедур. На данный же момент нам достаточно просто отдавать себе отчет в том, что форма воздействия на слушателей могла быть как прямой, так и косвенной - выбор оставался за говорящим.

Используя одну из них (или комбинируя обе, что сложно, но достижи­мо), говорящий как раз и мог добиться представления материала в нужном ему свете: в свете одобрения (положительная интенция), в свете порицания " (отрицательная интенция) или в нейтральном свете (сообщение конструк­тивного, или аналитического типа).

Разумеется, выбор типа интенции зависел от выбора темы. Именно во­круг темы группировались вопросы, связанные с "о чем". Корпус фактов, которым намеревался располагать говорящий, и задавал направления тематизирования.

Этих направлений не могло быть слишком много: факты, как известно, "упрямая вещь" и логично выстраиваются лишь в том случае, если ими не злоупотребляют. Вне всякого сомнения, "риторическое мастерство" орато­ра могло быть настолько высоким, что ему не составляло ••особого труда "запустить" факты в любом направлении. Однако категория этоса (см. вы­ше) в принципе должна была гарантировать от злоупотреблений такого рода. Потому-то направление тематизирования и понималось как поиск ас­пектов, пригодных для подачи материала естественным образом. Только выстраивание фактов в естественных для них аспектах могло обеспечить успешность выступления; риторика была этичной наукой.

Решение вопроса об интенции и соответствующей ей тактике подачи материала, а также тематизация - определение естественных аспектов; в которых могло быть развернуто сообщение (с выбором того из них, кото­рый наиболее полно отвечает условиям речевой ситуации), предполагали, что уровень значимости материала составителем сообщения осознан. Для определения же объема эмпирического материала в будущем сообщении существовал лишь один надежный путь, а именно - составление плана.

Следует иметь в виду, что понятие плана для риторики было понятием первостепенной важности. Подготавливавшееся сообщение в дальнейшем предстояло заучить наизусть для устного произнесения: вот почему план для ораторов был не обременительной формальностью, но одним из главных условием успешности будущего выступления. Ведь очевидно, что удержать в памяти хаотичную структуру было непросто и во времена ан­тичности.

Планы, рекомендованные риторикой, представляли собой так называе­мые многоуровневые планы. Моделью многоуровневого плана может слу­жить хотя бы такая схема:

1.

1.1.

1.1.1.

1.1.1.1.

1.1.1.2.

1.1.2.

1.1.2.1.

1.1.2.2.

1.2.

1.2.1.

1.2.1.1.

1.2:1.2.

1.2.2.

1.2.2.1.

1.2.2.2.

2.

2.1.

2.2.

Схема эта дает представление о довольно глубоком, четырехуровневом плане, структуры которого, как понимает читатель, нельзя было "предвидеть" на стадии ориентации. Однако "глубина плана" не задана из­начально; сам предмет должен дать говорящему представление о том, на каком уровне погружения ему придется работать. В фазе же. ориентации было вполне достаточно предварительного плана,[31]который мог выглядеть как перечень (или список) вопросов, в принципе подлежащих обсуждению.

При составлении предварительного плана не требовалось следить даже за масштабом вопросов; хватало и наброска, дающего самые приблизительные очертания речи. К наброску, однако, предъявлялось требование гомогенности: он не должен был отражать ничего, кроме собственно эмпи­рического материала. В фазе ориентации не было места ассоциациям.

Видимо, не нужно уточнять, что перечень вполне мог быть одноуровне­вым.

Предполагалось, что, завершив фазу ориентации, говорящий опреде­лился по поводу интенции (1), остановился на определенном типе речевой тактики, прямой или косвенной (2) установил направление тематизации (3) и имеет в своем распоряжении контуры предмета, зафиксированные перечнем (4).

Фаза выбора

Данная стадия предполагала работу с перечнем и определялась как этап самоограничений. Поэтому она тоже была ориентирована прежде всего на эмпирический материал. При этом понятно: чем удачнее был пройден первый этап, фаза ориентации, тем более определенное представ­ление о составе фактов к этому моменту имел составитель сообщения.

В фазе выбора естественным образом решался вопрос о том, что из соб­ранного заслуживает более пристального рассмотрения в связи с задачами говорящего. Иными словами, естественным для этой фазы было приоритирование эмпирического материала: здесь определялось, в каких отноше­ниях будут находиться между собой различные аспекты темы. Предлага­лось работать такими дихотомиями, как:

 

главное - второстепенное,

существенное - несущественное,

старое - новое,

известное - неизвестное,

общепринятое - оригинальное,

понятное - непонятное

и пр.

 

Комментировать эти дихотомии пока не требовалось - требовалось просто ""поставить галочки" против соответствующих аспектов темы, чтобы обратить на них внимание в дальнейшем.

Кроме того, очень рекомендовалось сопоставить полученную структуру с имевшимися в распоряжении составителя сообщения топосами - для того, чтобы проверить, какие из аспектов темы могли быть упущены в фазе ори­ентации. В некоторых случаях - при ощущении шаткости конструкции имело смысл даже '"подстроить" данную конструкцию к топосу иногда это спасало не слишком удачный набор фактов.

Понятно, что в ходе этой процедуры перечень переставал быть переч­нем, приобретая определенную глубину, чаще всего он превращался в двух­уровневое образование. А это означало, что основное - то, без чего сообще­ние не может состояться, - вынесено на первый план и сообщение, таким образом, начинает приобретать структуру.

Наличие же структуры предполагает, что возможно введение в уже обо­значившееся целое некоторого количества "посторонних" элементов', теперь они уже не в состоянии разрушить структуру. Вот почему на данной фазе и предполагалась не только работа с эмприческим, но и работа с так назы­ваемым энциклопедическим материалом.

Энциклопедический материал рассматривался как материал вспомога­тельного свойства: он являлся источником цитирования (как сочувствен­ного, так и критического), излагался "близко к тексту". Однако не предпо­лагалось, что он может широко заимствоваться или воспроизводиться в больших количествах по отношению к эмпирическому: взгляд на энцикло­педический материал как на "отчасти отработавший свое" был свойствен риторике во все времена. Компиляции, то есть тексты, составленные из уже известных и не принадлежащих автору мыслей, никогда не пользовались успехом: не случайно и само слово "compilatio" переводится с латинского как "ограбление".

Энциклопедический материал предлагал широкое использование так называемой "примарной" и "секундарной" литературы из соответствующих областей знания. Поиск его предполагалось вести во всей совокупности текстов, отражающих актуальное состояние того или иного вопроса. Тек­стами такими считаются:

 

энциклопедии,

тезаурусы,

лексиконы,

справочники,

монографии,

научные и деловые документы

и т. д.

Всех их объединяет то, что в них даются устоявшиеся представления о "фрагментах действительности".

Само собой разумеется, что одновременно следовало решить вопрос о том, с чем из корпуса энциклопедических сведений можно/нельзя согла­ситься.

Кстати, введение энциклопедического материала в фазу выбора пред­полагало даже не столько получение информации. Сколько выявление ее источников - как набора возможностей, которыми в случае необходимости имело бы смысл воспользоваться. Данную фазу вообще следует, вероятно, определить как этап "коллекционирования возможностей": успешность прохождения следующей фазы, фазы погружения, во многом зависит от того, много ли возможностей получить дополнительные сведения имеется в коллекции говорящего.

Важно понять, почему обращение к энциклопедическому материалу столь необходимо. Риторика расценивала его как так называемый объек­тивный фон, в который встраивалось сообщение. Уже отобранный и предва­рительно упорядоченный корпус фактов получал таким образом, необхо­димую перспективу: историческую, культурную, научную. Появление этой перспективы фактически обозначало появление третьего уровня плана, ибо группа фактов встраивалась в соответствующую ей систему.

Данная система не становилась при этом доминирующей: тематический план сообщения был составлен в соответствии с "логикой предмета", а по­тому энциклопедические сведения могли занять лишь подчиненное, фоно­вое положение. Возможности оказаться на переднем плане у них, таким образом, не было.

Однако функция энциклопедического материала вовсе не была орна­ментальной. Вводя его в структуру сообщения, составитель тем самым, во-первых, начинал проверку собственного "сооружения" на прочность (эта задача будет главной на следующей фазе систематизации) и, во-вторых, придавал сообщению полифонию, многоголосие - неотъемлемое, с точки зрения классической риторики, качество полноценной речи.

Понятно, что именно данная фаза - после приоритирования и рубрика­ции фактов в составе эмпирического материала (1), а также введения в ре­чевое целое фрагментов материала энциклопедического (2) - должна была закончиться коррекцией плана. Однако найденный составителем сообще­ния энциклопедический материал не должен был занимать в плане какого-то определенного места.

Этот материал - в систематизированном виде (уровень изученности соот­ветствующей темы, имена, источники, документальные данные и проч.) -предполагалось иметь "под рукой": иногда часть его можно было использо­вать для введения, заключения или вкрапления в основной корпус сооб­щения, однако конкретного покоса (места в речи) на протяжении всей про­цедуры инвенции (в том числе и ее следующей фазы) энциклопедический материал не получал. Считалось необходимым расположить его относи­тельно эмпирического ма1ериалалишь "в целом".

План же сообщения оставался предметным планом, базировавшимся на эмпирическом материале.

Фаза погружения

Фаза погружения, последний этап в процессе инвенции, базировалась на результатах, достигнутых в фазе ориентации и фазе выбора, и представ­ляла собой этап последовательной разработки темы как достижение балан­са между энциклопедическим и эмпирическим материалом посредством введения компаративного материала.

На данном этапе материал, отобранный для сообщения, фактически все еще представлял собой материал ощутимо, разного происхождения: соста­вителя сообщения ожидала прежде всего проверка того, насколько эмпири­ческий материал способен взаимодействовать с материалом энциклопедическим. "Наведение мостов" становилось его первоочередной задачей. На­пример, при обнаружении энциклопедических лакун (отсутствие необхо­димых фоновых сведений) или при фиксации недостатков эксперимен­тальной базы (скажем, дефицит самостоятельных наблюдений) составите­лю сообщения следовало осуществить коррекцию, сняв противоречия.

Однако в ходе сопоставления двух типов материала между собой легко могло обнаружиться, что между ними существуют и гораздо более серьез­ные несоответствия, вплоть до прямых противоречий. Противоречия эти могли объясняться не только "невнимательностью" составителя сообще­ния в первых двух фазах систематизации материала. Дело в том, что каж­дый новый корпус фактов, впервые вводимый в оборот, далеко не всегда может быть органично встроен в существующую традицию (а именно тра­дицию и представляет в речевом целом энциклопедический материал).

Конфликт между ними часто возникает естественным образом; ведь признаками энциклопедического материала являются не только его выверенность и надежность, но и его системность. Энциклопедический матери­ал представляет собой изотопное целое, которое может отнюдь не преду­сматривать вакантных позиций для новой группы фактов.

В античности было принято соотносить энциклопедический материал со знанием, в то время как' эмпирический материал был соотнесен с "мнениями". А поскольку познание предмета означало фактически созда­ние мыслительной копии предмета, принимались в расчет лишь те мнения, которые могли быть доказаны. Гипотеза, как известно, не почиталась Ари­стотелем - именно в силу того, что не могла быть непреложным образом доказана. А потому эмпирический материал судился риторикой гораздо строже, чем сегодня. "Неподходящее" предлагалось отсечь, особенно если оно вступает в конфликтные отношения с традицией.

Современная риторика рассматривает конфликтные ситуации такого рода как сами собой разумеющиеся. Более того, оценивая уровень ориги­нальности, например, гипотезы, здесь предполагается, что по-настоящему хорошая гипотеза не может быть конфликтна по отношению к "старому знанию". Классическая риторика допускала "конфликт" только примени­тельно к случаям, когда традиция не содержала прецедента - и вводимый эмпирический материал был "мнением" по поводу прежде не наблюдав­шихся ситуаций.

Так, когда рассматриваемый в суде случай мог не иметь аналогов в прошлом, то в этой ситуации найти органичную для него "энциклопе­дическую среду" было просто невозможно. Тогда в ход шли аналогии по поводу "актуального настоящего" - единственный способ доказательства, который "снимал" возражения слушателей, не апеллируя к логическим ка­тегориям.

Цепочка аналогий, предлагавшаяся вместо энциклопедического мате­риала, и должна была стать фоном для нетривиальной "жизненной ситуа­ции". Более того, цепочка эта (при умелом обращении с фактами) могла "создать" необходимый говорящему прецедент, на который он и позволял / себе ссылаться в дальнейшем.

Между прочим, тут-то - при выстраивании аналогий - и проверялось, до какой степени удачна была выбрана составителем сообщения тактика ре­чевого поведения. Понятно, что в случае с аналогиями как энциклопедическим фоном следовало изначально предвидеть это и предпочесть косвен­ную тактику речевого воздействия.

Сегодняшняя наука, рассматривая гипотезу как полноправный элемент

процесса познания, тоже уделяет достаточное внимание аналогии/Однако жесткой рекомендации, в соответствии с которой "неподходящий" энцик­лопедический материал должен быть выведен *из структуры сообщения и заменен рядом аналогий из "актуального настоящего", современные иссле­дователи не дают.

В тех случаях, когда новая группа фактов не может быть просто "скорректирована" относительно непригодной энциклопедической сре­ды - таким образом, чтобы "соответствовать ей", вполне допустимо под­вергнуть ревизии саму энциклопедическую среду,

Вступать в конфликт с энциклопедической средой (нередко с полной ее ревизией впоследствии) стало естественным для современного творческого сознания. Иногда это приводит даже к тому, что энциклопедическая среда "подстраивается" под новую, чаще всего социально одобренную концеп­цию.

Все еще актуальный пример тому - марксизм-ленинизм, который, буду­чи в свое время предъявленным как эмпирический материал (результат "всестороннего исследования жизни"), сумел приспособить "под себя" всю энциклопедическую традицию прошлого. В результате этой хитро осуще­ствленной акции энциклопедическая традиция была просто "протестиро­вана" на соответствие ее духу и букве марксизма-ленинизма.

То, что обнаружило полное несоответствие (скажем/теологические концепции прошлого), вообще вывели из оборота, как "чуждое нам". Ос­тавшееся же было придирчиво классифицировано и маркировано в свете марксизма-ленинизма знаком плюс (прогрессивное) и знаком минус (реак­ционное). Перекраивание мировой истории, таким образом, состоялось. Даже в Древней Греции адептами "новой теории" были обнаружены так называемые зачатки марксистско-ленинского мировоззрения, не говоря уже о более поздних периодах в истории человечества, каждый из которых, получалось, существовал лишь для того, чтобы подготовить марксизм-ленинизм.

Этот пример довольно демонстративен: действительно, некорректные способы обращения с эмпирическим материалом способны наделать много бед. Вот почему ни классическая, ни современная риторика " по-разному определяя роль эмпирического материала относительно энцикло­педического - тем не менее не дают рекомендаций "замещать" неудобный говорящему энциклопедический материал эмпирическим.

Однако легко представить себе и другой пример, как обратную ситуа­цию: новый корпус фактов, вступая в конфликт с "энциклопедическим прошлым", гибнет, не выдерживая бремени авторитетов (ср. традиционный литературоведческий штамп "современники не понимали художнико/композитора/писателя/ученого и т, д."), В таких случаях новый корпус фактов просто не вводится в оборот до наступления "лучших времен".

Так случилось почти со всеми нетрадиционными научными дисципли­нами в период "строительства социализма" в нашей стране - такими, как генетика, психология, семиотика и др. "Энциклопедическим фоном" по отношению к ним сделался марксизм-ленинизм: ни приспособить факты к фону, ни подавить этими фактами мощную "энциклопедическую тради­цию" представители нетрадиционных научных дисциплин, разумеется, не могли. А потому соответствующие дисциплины и вынуждены были долгое время существовать "подпольно" или вовсе "отложить факт своего сущест­вования".

Данная иллюстрация демонстрирует случаи подавления эмпирического материала энциклопедическим.

Итак, составителя сообщения, озабоченного координацией в составе единого целого таких двух типов материала/как эмпирический и энцикло­педический, подстерегают две опасности:

 

дисбаланс между эмпирическим и энциклопедическим материалом в пользу эмпирического (марксизм-ленинизм)

и

дисбаланс между эмпирическим и энциклопедическим материалом в пользу энциклопедического (генетика).

 

Избежать этого дисбаланса и призвано введение в структуру сообщения нового, третьего, типа материала, как третьего структурного и смыслового компонента, составляющего неотъемлемую часть речевого целого. Именно с помощью компаративного материала решается задача расположения эм­пирического материала по отношению к перспективе энциклопедического опыта. Эти три "пласта", или компонента, речевого целого риторика и фик­сирует как обязательные и достаточные для социального функциониро­вания сообщения.

Понятно, что сбалансировать два (возможно, противоречащие друг другу) типа материала можно фактически лишь одним путем. Путь этот найти некий внешний по отношению к обоим типам материала "язык", который будет способен взять на себя роль "посредника", то есть выступить в метафункции, стать метаязыком.

Именно таким "языком" и оказывается компаративный материал, кото­рый вводится в структуру сообщения на третьей фазе его подготовки.

Компаративный материал, стало быть, приводит эмпирический матери­ал в соответствие с энциклопедическим: он дает возможность сделать ре­альный замер того, насколько органично взгляды составителя сообщения вписываются в существующую традицию, то есть определить уровень конфликтности позиции говорящего по отношению к существующим в созна­нии современников "фрагментам действительности".

И если говорящий позволяет себе рассматривать лошадь как насекомое, то в его распоряжении должна была быть действительно головокружитель­ная техника работы с компаративным материалом, весьма мощный логиче­ский аппарат (система аргументов) или хитроумнейшая косвенная тактика речевого воздействия на слушателей, способные оправдать и поддержать столь рискованную точку зрения.

Таким образом, основные функции материала разного типа в составе речевого целого начинают выглядеть вполне отчетливо:

• эмпирический материал вводит новую информацию (ç продуцирование информации составителем сообщения);

• энциклопедический материал вводит необходимый фон для рассмотре­ния фактов (ç поиск информации составителем сообщения);

• компаративный материал служит средой, в которой сосуществуют эм­пирический и энциклопедический материалы (ç оперирование ин­формацией разного типа).

Потому и считается, что компаративный материал обеспечивает синтез информационных блоков в составе речевого целого. Иными словами, о том, насколько гармоничен текст, судили, прежде всего, по компаративному материалу.

Компаративный материал - это ни в коем случае не некоторое количе­ство "речевых связок" в структуре целого. Он представляет собой весьма активный структурный и смысловой пласт сообщения. (Например, если на основе эмпирического материала риторика предлагала строить такую часть диспозиции судебной речи, как изложение, привлекая энциклопедический материал по мере необходимости, то на базе компаративного материала следовало, в соответствии с пожеланиями риторов, строить аргументацию.) Активность компаративного материала обнаруживалась тогда, когда гово­рящему следовало защищать свою точку зрения, отстаивать релевантность вводимых им в структуру сообщения фактов, подтверждать их ссылками на прецеденты и авторитеты и т. д.

Этим и объяснялось, что компаративный материал, подобно энцикло­педическому, не вводился в план: локос (место) его в структуре целого уточнялось впоследствии, при осуществлении процедуры диспозиции.

Таким образом, в ходе инвенции как энциклопедический, так и компаративный материал занимали внешнее положение по отношению к собст­венно предметному плану. Введение же энциклопедического, с одной сто­роны, и компаративного, с другой стороны, материала уже в процессе ин­венции имело целью лишь структурирование предметного плана. Ведь и учет роли компаративного материала в будущем сообщении предполагал создание еще одного уровня плана: к завершению процесса инвенции план мог оказаться уже трехуровневым.

Итак, результаты фазы погружения допустимо описать следующим об­разом:

• происходит окончательное определение того, материал какого рода и в каких пропорция составит содержание сообщения;

• тема предстает как единство определенного количества аспектов, кото­рые могут быть представлены на разном уровне глубины;

• позиция составителя сообщения получает завершенное выражение;

• структура сообщения становится развернутым планом, приспособлен­ным для того, чтобы ориентироваться на него в ходе диспозиции.

Отметим только, что, пройдя три необходимые фазы инвенции составитель сообщения еще не имел сообщения как такового инвенция раздел риторики, связанный с обработкой предметного содержания речи была связана с систематизацией предмета в составе будущего сообщения и отвечала фактически лишь за то, что подготовленньй говорящим материал доброкачествен, релевантен, систематизирован и может быть исполь­зован как основа будущей речи. Организовать само сообщение - как речевой акт - была призвана диспозиция.

Речь, так сказать, еще предстояло материализовать и в ходе ее материализации многое могло быть пересмотрено. Ведь "идти за предметом не всегда необходимо и не всегда получается иначе ни к чему была бы и ритотика.

 

ГЛАВА 3. ДИСПОЗИЦИЯ