Идеи милосердия в переводной литературе и первых древнерусских сборниках

Зарождение идей помощи, поддержки и защиты в древнейший период связано с развитием письменности и проникновением через христианскую литературу представлений о призрении и милосердии к ближнему. Литературу этого периода различные авторы классифицируют по разному. Одни (Е. Е. Голубинский) считают, что всю литературу в XIX в. можно условно разделить на две большие группы: заимствованная и оригинальная. Другие (Я. Н. Щапов) особо выделяют литературу, из которой «древнерусские книжники» черпали понятия о мире: книги бытия, греко-восточные толкования на книгу бытия и на псалмы, среди которых большую часть занимают переводы Василия Великого, Афанасия Александрийского, Григория Богослова и других, богослужебные книги, византийские космографии, хронографы, палеи. По представлению третьих (М. Н. Громов, Н. С. Козлов), литература представляла собой три потока: переводная, общая для славянских народов и оригинальная.

Из заимствованной литературы переводились прежде всего библейские тексты, а также сочинения нравоучительного содержания, принадлежавшие отцам церкви. Среди них особое распространение получили труды Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Ефрема Сирина, Федора Студита, Иоанна Дамаски-на, Афанасия Александрийского и других представителей «нравоучительной литературы». Работы мыслителей церкви оказали большое влияние на становление общественного сознания в вопросах помощи, поддержки и призрения. Причем отличительной чертой данных произведений являлось то, что они предназначались как для «говорения с кафедры», так и для «книжного употребления». И здесь большую роль сыграла византийская школа красноречия, каппадокийский кружок, в который входили блестящие полемисты — Василий Кесарийский, или Великий, Григорий Нисский, Григорий Богослов. Нужно заметить, что они внесли в богословскую полемику диалектические методы неоплатонизма, где слово представляло собой практический инструмент изменения общественного сознания. Проблемы милосердия, сострадания, любви к ближнему рассматриваются ими на основе комментариев евангелических текстов. Василий Великий сущность милосердия интерпретирует как «болезнование об угнетаемых сверх их вины, ощущаемое сострадательными». Милосердие связано с болезнованием, с состраданием к ближнему, поскольку человек не может постичь предначертание свыше и тем более свое состояние, которое постоянно меняется или может измениться по воле провидения. «Милосердуем о том, кто из великого богатства впал в крайнюю нищету, кто из крепкого телесного здоровья перешел в крайнее изнеможение, кто прежде восхищался красотой и свежестью своего тела, и потом поврежден обезображивающими болезнями».

Проблемы милосердия и ее сущности не менее интересуют и Григория Нисского. Вопрос — «Почему блажен обратно преемлющий, что дает?» — им рассматривается в логике обоснования догмата о Святой Троице. Единство Бога проявляется в различных самостоятельных сущностях его субстанций. В этом отношении милосердие есть проявление божественного начала, которое отдельного субъекта уподобляет божественной сущности, «что если кто, будучи человеком, делается милостивым, то он сподобляется Божия блаженства, достигнув того, чем именуется Божество».

Григорий Богослов конкретизирует идеи своей школы, придает ей характер практического наставления и служения: «Будь для несчастного Богом». Однако милосердие, благотворение к ближнему предполагают возможности выбора для творящего милосердие. Причем различается определенная иерархия милосердия: «высшее благодеяние» и «меньшее благодеяние». К высшим благодеяниям, приносящим пользу душе, он относит законы Пророков, Учителей, Пастырей, «различные дары Духа Святаго и таинство новаго спасения», к меньшим — «доставь пищу» подай рубища, принеси лекарство, перевяжи раны, расспроси о бедственном положении, поговори о терпении». В таком подходе наблюдается переосмысление двух важнейших античных принципов — агностики (состязательности) и каллогатии (красоты и добра). Идея античной соревновательности, которая приближала античного человека к гармонии души и тела, в христианской идеологии у Григория Богослова получает иную окраску: «Заслужи предпочтение пред ближним твоим тем, что ты его благотворительнее». Проблемы единения и гармонии достигаются на основе осознания общих вероятностных мифологиям бытия, которым подвержены могут быть все без исключения. Тем самым несчастье, немощь являются той объединяющей парадигмой, на основе которой достигается паритетное начало между больным, увечным и здоровым: «Это твой член, хотя и покривило его несчастье». Однако общественное равенство и личная гармония между душой и телом, рассматриваемая как безопасность, достигается только благодаря человеколюбию: «Должны человеколюбие к ним считать единственным залогом нашей безопасности телесной и душевной».

Сочинения антиохийского проповедника Иоанна (прозванного «Златоустом» за свое красноречие) из всех нравоучительных «слов церковного содержания» в рассматриваемый период являются наиболее полными и объемными. Согласно исследованиям Е. Е. Голубинского, известно «до двухсот с половиной слов», которые, несомненно, имели большое влияние на становление представлений о сущности милосердия, помощи и поддержки нуждающихся.

Иоанн Златоуст в отличие от представителей каппадокийской школы подаяние, милостыни рассматривает как показатель принадлежности к определенной общности — «учеников Христовых», тем самым милостыня становится как бы новой формой индивидуального единения. В милосердии он видит природную детерминацию, однако это еще не значит, что существующая субстанция априори определяет в человеке божественное начало. «Человек... всего более должен учиться милосердию, ибо оно и делает его человеком». Поэтому только через обучение милосердию возможно восхождение человека к своей сущности и уже через нее далее к «признаку Божества».

Проблема социальной справедливости трактуется Иоанном Златоустом с несколько иных позиций, чем у его предшественников: в контексте идей спасения и противопоставления реального и ирреального мира, где субъектами противопоставления выступают богатые и бедные, имущие и неимущие, здоровые и убогие. Общественное единство и гармония возможны лишь при соблюдении «принципа полезности», дополнительности существования. «Мы все имеем нужду в друг друге. Бедный в богатом, богатый в нищем, ничего не делающий в подающем милостыню, подающий в принимающем...». Принцип общественной полезности существования имущих и неимущих групп рассматривается Иоанном Златоустом как божественная мудрость, где различные имущественные группы должны научиться жить согласно божественному плану справедливости. Так конституируется откровениями свыше общественное неравенство.

Однако согласие и единство нарушаются, когда милостыня оказана из тщеславия. В этом случае милостыня.«есть точно бесчеловечие и жестокость, или еще хуже сего». Жестокость, а следовательно, и несправедливость проявляются и тогда, когда милосердие распространяется только на определенный круг субъектов. Иоанн Златоуст считает, что здесь нет границ. «Хотя бы даже язычника мы увидели в несчастии, и ему надобно оказать добро, и вообще всякому человеку, находящемуся в несчастных обстоятельствах».

Милосердие как деятельностный акт определяется через серию поступков и деяний, которые могут быть направлены на различные сферы нужд субъекта. Иоанн Златоуст выделяет два уровня помощи: милости телесные и милости духовные. К первым относятся «питать алчущих, напоить жаждущего, одеть нагого, или имеющего недостаток в приличной одежде, посетить находящегося в темнице, посещать больных, странника в дом принять и успокоить, погребать умерших в убожестве». Духовные милости: «увещеванием» обратить грешника от заблуждений, научить истине и добру, подать ближнему добрый совет, молиться за него Богу, утешить печального, не воздавать за зло, от сердца прощать обиды.

Каппадокийские мыслители, безусловно, оказали влияние на становление представлений о милосердии, что нашло отражении в Изборнике 1076 г. В нем особым образом переплетаются главы, отображающие различные стороны жизни, но тема милосердия занимает ведущую роль. Исследования С. В. Бондаря, И. У. Будовница дают основание считать, что мы имеем свидетельства первых теоретических подходов к проблемам социальной помощи.

Теория «милостыни», а точнее теория «милосердия», представлена в Изборнике в четырех основных главах: «В слове некого отца к сыну», «Наказание богатым», «О звании сильных» и «О златолюбце». Дела милосердия в главе «В слове некого отца к сыну» отображаются в такой последовательности, которая принята в христианской традиции. Милостыня — средство достижения «царствия Божия». Только исполняя определенные правила милосердия, можно спасти свою душу и обрести вечный покой и блаженство. Для этого необходимо: «алчнааго накорми», «жаднааго напои», «страны введи», «больного при-сети», «к темници дойди, видишь беду их и вздохни». Необходимо отметить, субъекты выделяются не только на основе ви-тальных потребностей, но и определяется социальная группа на основе единого типологического признака — «не имоуштиим де главы подъклонити», к ним относят нищих, вдов и сирот.

В «Наказании богатым» помимо традиционных дел милостей телесных и духовных появляются новые аспекты милосердия, которые должны соответствовать данной социальной группе. Можно отметить, что в контексте социальной помощи стратификация и дифференциация общества представляются с учетом различных требований к субъекту милосердия: чем выше его социальный статус, тем больше дел милосердия ему предстоит совершить, т. е. обязанности «богатого» субъекта расширяются не только количественно, но и качественно. В обязанности его «милосердного патронажа» входит такая категория нуждающихся, как «бескровные», не имеющие жилища. Это особая категория, которая приравнена к «странным», паломникам, но помощь им оказывается в определенные временные рамки. «Богатый» достоин помилования, если предоставит свой дом в «дождь мокнуштюму — сухоту, зимнному — теплоту». Есть еще одна категория патронажа: оклеветанные и обиженные от сильного (в данном случае от князя или властителя). Но им оказывается помощь лишь духовная — «поскърби от обидишем». Довольно подробно распределены действия «богатого» в деле оказания помощи больному. Описаны три уровня его деяний, соответствующих определенным стадиям развития болезни, — от легких ее форм до летального исхода. Посещая больного, автор наставляет его, чтобы он «самъ же послужи о немъ». Он не имеет права оставлять и безнадежно больного, «стенюштного», когда милосердие проявляется в том, чтобы «слезы испусти и въздыхни о болезни юго». Он же должен проводить его в последний путь, умирающему очи руками «сътисни».

Милосердие как пример социальной стабильности и общественного равенства между различными слоями общества — вот та главная идея, пронизывающая все главы о милосердии, поскольку в милосердии видели панацею от всех социальных диссонансов. Но милосердие рассматривалось не только в контексте социальных проблем. Делаются попытки осмыслить данный феномен, исходя из бытия человека вообще, а не просто его общественного существования в частности. В противопоставлении «богатого» и «убогого» (как социально-философских категорий) автор выходит на понятие добра: «Добро есть богатьство. <В> нем же несть греха а дело есть нищета в устах нечистиваго...» В контексте добра рассматривается и категория «милостыни». «Красна есть милостыни в время ск(ъ)рби яко же и облаци дъждевьнии въ время ведре». Мы видим, как от социальной проблематики автор восходит до философского осмысления милосердия, используя аллегорию как метод теоретического познания. А. Ф. Замалеева и В. А. Зоц считают, что аллегореза с ее принципами аналогии являлась ведущим методом познания в средневековой философии.

Таким образом, в Изборнике1076 г. заложены теоретические основы «теории милосердия», которая, исходя из христианских традиций, будет развиваться по двум главным направлениям: осмысление милосердия как философской категории и милосердие как путь спасения и «средство управления» общественными отношениями.