Этическое измерение науки

Этика науки может быть представлена в виде единства внутренней этики науки и внешней этики науки. Внутренняя этика науки регулирует взаимоотношения исследователей и виды деятельности учёного, которые сосредоточены внутри науки. Внешняя этика науки регулирует отношения учёных с их социальным окружением, а также виды деятельности учёных, которые направлены на это социальное окружение. Понятно, что непреодолимой грани между внутренней и внешней этикой науки нет. Поясним суть внутренней этики науки и внешней этики науки примерами.

Существенное место во внутренней этике науки занимает категория доверия, несомненно, являющаяся категорией этики. Речь идёт здесь, в частности, о том, что познавательные возможности каждого исследователя весьма ограничены. Так, например, ни один учёный – даже весьма критически настроенный – не может (в силу ограниченности его финансовых, временных и т.д. ресурсов) перепроверить все результаты, полученные его коллегами. Большинство из этих результатов он принимает без собственной их проверки. Иначе говоря, он доверяет другим членам научного сообщества, он доверяет научному сообществу в целом. Иными словами, критичность – атрибутная сторона науки – не исключает, а предполагает присутствие феномена доверия в профессиональной жизни научного сообщества. В свою очередь, доверие в науке завоёвывается и поддерживается профессиональной ответственностью исследователей за достоверность полученных ими результатов.

Внешнюю этику науки удобнее всего пояснить с помощью категории социальной ответственности учёного. В 1 – ую очередь при этом имеется в виду то обстоятельство, что и отдельный исследователь, и научное сообщество в целом несут ответственности за те последствия, к которым ведёт применение, использование их разработок. Конечно, ответственность за эти последствия лежит не только (и, зачастую, - не столько) на исследователях, но и на тех, кто непосредственно внедряет эти разработки (инженеры, конструкторы, технологи…), на тех, кто принимает решения об использовании этих разработок (бизнесмены, менеджеры, политики…), на тех, кто финансирует это использование и т.д. Далее, категория социальной ответственности науки указывает на то, что на научном сообществе лежит значительная доля ответственности за нынешнее состояние науки, за её успехи и провалы, за её сегодняшний «имидж», за её социальный престиж, за степень эффективности исполнения наукой её социокультурных функций. Научное сообщество получает изрядную долю ресурсов общества и должно постоянно доказывать свою социокультурную состоятельность.

Что касается противоречия между стремлением исследователя к достижению истины и требованиям этических норм, то это реальное противоречие. Действительно, можно представить себе некоего моралиста, безапелляционно дающего оценки действиям исследователя, одобряющего или порицающего от лица этики те или иные направления научных исследований. Либо можно представить себе учёного, терзаемого сомнениями, стоящего перед дилеммой: продолжать или не продолжать исследования, которое в будущем могут быть использованы во вред человеку. Вспомним, например, что на протяжении многих столетий, на основании религиозно – этических соображений запрещалось анатомировать трупы. В наши дни очень часто раздаются, опять – таки на основании требований этики, требования полного запрета испытаний на животных новых лекарственных препаратов и новых методов лечения. Здесь, конечно, есть проблемы. Но, по всей видимости, они не имеют простого решения. Имеем в виду решение в форме запрета на указанные виды исследований и испытаний. Ёще одним примером, иллюстрирующим реальность противоречия между стремлением исследователей к постижению нового, к достижению истины и требованиям этики, является мораторий на исследования в области генетики (в связи с работами с рекомбинантной ДНК), объявленный в середине 70-х годов прошлого века группой ведущих специалистов по молекулярной биологии и генетики. Впервые в истории науки учёные по собственной инициативе, осознавая потенциальную опасность своих экспериментов, решили приостановить чрезвычайно интересные и перспективные исследования.

В связи с обсуждаемой проблемой можно перефразировать А. Эйнштейна, который сказал: «В наше время физик вынужден больше внимания уделять философским вопросам, к этому его вынуждают сложность самой науки». Перефразировка этого высказывания великого физика применительно к нашей проблеме будет звучать приблизительно так: «В нашей время исследователь вынужден больше внимания уделять вопросам этики науки, к этому его вынуждают все возрастающие мощь и социальная значимость науки». Есть ещё одно обстоятельство, которое следует учитывать при обсуждении этого противоречия. А именно: серьёзное его рассмотрение требует уточнения смысла понятия истины. Дело в том, что противоречие между указанными сущностями имеет чаще всего при весьма узком, частичном понимании истины. Это противоречие заявляет о себе в тех случаях, когда истина понимается чисто гносеологически: как знание, соответствующее изучаемому фрагменту действительности. На самом деле, содержание понятия истины многоаспектно. Оно не сводится только к гносеологическим моментам, но включает в себя и другие аспекты (онтологические, экзистенциональные и т.д.). В частности, этичность – неотъемлемое качество истины. Дело в том, что знание (к достижению которого стремиться учёный), как правило, прямо или косвенно задевает интересы людей (зачастую очень многих людей), а поэтому в той или иной степени «этически нагружено». Иными словами, истинное знание не только описывает и объясняет мир, оно должно возвышать человека, оно должно формировать в нём поистине человеческие качества.

35. Науки о природе и обществе: сходства и различия

В конце XIX – начале XX вв. на особенности объекта и предмета социально-гуманитарного познания настойчиво указывали неокантианцы – представители неокантианства (так глубоко вопрос о познании никто не ставил).

Неокантианцы Баденской школы: В. Вильдельбанд (1848 – 1915 гг.) и Г. Риккерт (1863 – 1930) выделяли «науки о природе» и «науки о культуре». С таким названием вышла в 1911 г. работа Г. Риккерта. При этом все социально-гуманитарные науки трактовались как науки о культуре. В этом случае предметом данных наук выступают различные проявления культуры как продукты развития человеческого духа (психика (греч. психея – душа), поэтому все духовные факторы – психические факторы), а также методы социально-гуманитарных наук, с помощью которых изучается общество и его культура. Исследуя эти методы (социально-гуманитарных наук), неокантианцы подчеркивали их познавательную ценность. По Риккерту «метод есть путь, ведущий к цели». Указывая на отличие методов наук о культуре от методов наук о природе, Риккерт писал, что «науки о природе (из естествознания – физика, химия, астрономия) отыскивают общие законы развития природы. Науки же об обществе и его культуре свободны от поиска законов, которых просто нет. Наличие каких-либо законов в науке об обществе неокантианцы отрицают (у творчества законов нет). По их мнению, науки об обществе и его культуре должны освещать отдельные исторические факты, их характерные особенности. Подчеркивая различия наук о природе и наук об обществе, Вильдельбанд писал: одни из них – науки о законах, другие – науки о событиях. Первые учат тому, что всегда имеет место, последние – что однажды было. В первом случае имеет место номотетическое мышление, т.е. мышление о законах развития природы, во втором – идеографическое мышление, фиксирующее отдельные исторические события, их уникальность и неповторимость.