Бешеная коробка» Глеба Бейбарсова 5 страница

– Ты тощий, но довольно мускулистый. В одежде ты похож на скелет значительно больше, – сказал ему вслед Бейбарсов. – Интересно, кто бы кого уложил, если без магии?

– Я бы тебе руки с ногами местами переставил, если бы без магии, – сказал Ванька уверенно.

Жизнь в лесной сторожке, когда сам валишь лес и раза так по два в месяц освобождаешь из чужого капкана взрослого самца рыси, винящего во всех своих несчастьях именно тебя, многому способна научить. Никакой физкультурный зал и работа с железом этого не заменят.

Глеб не стал это оспаривать, лишь пожал плечами.

– У некромагов «если бы» не котируется, – устало сказал он и уставился на подоконник. Там на газете лежал бутерброд, который Ванька, перед тем как отправиться в душ, успел приготовить себе на ужин.

– Что это за сооружение? – спросил Бейбарсов подозрительно.

«Сооружение» состояло из разрезанного вдоль батона хлеба, покрытого щедрым слоем печеночного паштета. На печеночный паштет уложен слой холодца и ломоть копченого мяса. Венчали конструкцию кусок соленого сала и половина соленого огурца.

– Изначально рецепт позаимствован у датчан. У них это называется «ужин ветеринара». Все точно по рецепту, кроме сала и огурца. Это уже мое добавление, – пояснил Ванька.

Бейбарсов кивнул.

– И тебе это нравится?

– Допустим. А что? – с вызовом спросил Ванька.

– Да ничего. Странное совпадение. Наша старушка тоже любила готовить нечто подобное. Только вместо сала у нее были обезьяньи глаза, вместо холодца змеиный жир ну и всякое другое по мелочи. Называлось это, если мне не изменяет память, «завтрак некромага».

Ванька слушал вполуха, без интереса. Прихрамывающая на все извилины ведьма волновала его мало. У него появилось желание как можно быстрее все закончить. Неприятные дела надо делать быстро и резко. Так быстро и так резко, чтобы не осталось времени на страх и волнение.

Бейбарсов ждал его, нетерпеливо покачивая ногой. На этот раз он больше не отворачивался, однако Ваньке показалось, что на его щеке, у скулы, выделяется полоска телесного грима.

– Вставай! Пошли! – сказал Ванька.

– Пылесос не бери! – насмешливо заявил Бейбарсов, заметив, что Ванька потянулся к пылесосу. – Тут недалеко. Мы поедем на бешеной коробке.

– На чем на чем?

– Скоро увидишь. Ты готов или нет?

Шнурки Ваньке пришлось завязывать уже в лифте. Лишь когда из-за поворота вынырнула желтая разболтанная «Газель» и Бейбарсов поднял руку, Ванька понял, что бешеной коробкой Глеб называл маршрутку.

Ваньку удивило, что в такой час маршрутки еще ходили. Он протиснулся в «Газель» первым и сел. Глеб же остался у дверей, нелепо и неудобно подпрыгивая, когда машина подскакивала на колдобинах.

– У тебя деньги есть? А то у меня что-то ничего не брякает, – спросил он, шаря в карманах.

Отыскал два рубля и печальными, как у щенка, глазами уставился на одинокую монетку.

«Зачем он это делает? А ведь, пожалуй, даже где-то искренне. Странная дуэль!» – подумал Ванька.

Во внезапно проявившейся гиперчестности Бейбарсова ему мнилось осознанное глумление. Слишком хорошо Ваньке было известно, что при минимальном желании Глеб мог бы расплатиться с водителем любым обрывком бумаги.

– Ну! – нетерпеливо дрогнул ладонью Бейбарсов.

Ванька вытащил горсть мелочи. Шевеля губами, Глеб стал терпеливо складывать рубли, причем для верности пересчитал два раза и лишь после передал шоферу.

– На папэрты сабырали, да? – шофер, не глядя, небрежно бросил звякнувшую мелочь в пластиковое донышко отрезанной бутылки.

Мелочь в бутылке перестала греметь. Водитель подозрительно принюхался к запаху жженого пластика. Он не понял еще, что вся мелочь в бутылке спеклась в единый слиток. Это открытие ожидало его, похоже, только на конечной остановке.

«Ну вот. Когда некромаг старается поступить порядочно, получается хуже, чем если бы он изначально стремился сделать все плохо. Но все же лучше так, чем никак», – подумал Ванька.

Бейбарсов удовлетворенно сел напротив Ваньки и сложил руки на коленях. «Газель», в которой, кроме Ваньки и Глеба, не было ни единого пассажира, неслась в белых клочьях снега невесть куда. Кавказец-водитель гнал так, будто катастрофически опаздывал на собственные похороны. Передачи он переключал с хрустом, словно передергивал винтовочный затвор. Вот уж точно бешеная коробка. Зрелище было сюрреалистическое. А тут еще этот внезапный, ничем не обусловленный снегопад. Дворники неритмично дергались под тяжестью налипшего на них снега.

Неслась маршрутка долго. Бейбарсов сидел напротив Ваньки, изредка, когда маршрутка прыгала, касаясь его острым коленом.

«Глупо как-то… Едем убивать друг друга, а злости нет. Хотя это у меня нет. У него-то, наверное, есть», – подумал Ванька, поглядывая искоса на отрешенно-расслабленного Бейбарсова. Под свитером у Ваньки шевелился Тангро, не пожелавший остаться один в номере.

Глеб, щурясь, всмотрелся в снегопад.

– Нам здесь! Останови! – сказал он властно.

Водитель нажал на тормоз так резко, будто тормозил сквозь днище машины об асфальт. Ваньку бросило на Бейбарсова, да и сам водитель едва не вышиб лбом лобовое стекло. Маршрутку занесло и ткнуло в сугроб. Водитель, отойдя от шока, принялся ругать пассажиров, которые не предупреждают заранее. Видно, он затормозил неожиданно для себя, подчинившись стальной воле Бейбарсова, и теперь пытался обосновать собственный поступок. И, как всегда случается у людей, которые стремятся себя оправдать, ему это вполне удалось.

Ванька вышел вслед за Глебом. Маршрутка газанула, выбираясь из сугроба, сдала назад, развернулась и умчалась. Сквозь запотевшее стекло мелькнуло раздраженное лицо водителя. Ванька почувствовал, что кавказец сам не понял, что занесло его на окраину города, где он, возможно, и сам никогда не был. Остановив бешеную коробку, Бейбарсов, как истинный некромаг, даже не потрудился посмотреть ее номер и фактически насильно заставил водителя везти их сюда, расплатившись за это горстью мелочи.

Они стояли в полной темноте. От невидимой луны сквозь убегающую марлю снежного неба пробивалось желтоватое шевелящееся пятно. Слева ощущалась большая, белая, закованная льдом равнина Онежского озера. Справа тянулось несколько длинных двухэтажных домов.

Снег продолжал валить. Бейбарсов огляделся, пытаясь сообразить, как пройти к домам. Не найдя дороги, он пожал плечами и зашагал по рытвинам, по щиколотку утопая в снегу. Ванька брел за ним. Ботинки быстро набивались снегом. Они пока не промокли, но в голенищах уже ощущалась назойливая пудра, по мере таяния стекавшая все ниже.

Бейбарсов в его легких туфлях должен был набрать гораздо больше снега, однако его это, как видно, не тревожило. Быстро, широкими шагами он шел по сугробам, держась направления точно между двумя соседствующими домами.

– Упыри-то откопаются в такой мороз? – спросил Ванька.

– Для тебя откопаются. Не переживай, пожалуйста! – ласково пообещал Глеб.

Ваньке ответ не понравился. Он сосредоточился и стал поспешно вспоминать все, что они проходили об упырях и способах борьбы с ними. Помнил он, как оказалось, немного и самое разрозненное. Парочка нестабильно работающих заклинаний, вроде Фердыщус малокровус, несколько толчковых техник выдвижения глазного зуба у упырей вида gemafilio vulgaris и какие-то совсем смутные уже техники визуального раздвоения, которые эффективно работали разве только у мага уровня Сарданапала или Медузии Горгоновой.

Единственным приятным исключением был верный Искрис фронтис. Но после него потерявший энергию перстень несколько секунд перезаряжался, уподобляя мага сброшенному с седла драгуну, стоящему перед толпой мрачных врагов, в которых он только что пальнул, с разряженным пистолетом.

В Тибидохсе на нежитеведении Ванька работал против упырей совсем недолго, занятия два, да и то это были упыри ослабленные, заранее замороженные бдительным оком Медузии. Куда больше времени они возились с вампирами, как более европейской разновидностью кровососущей нежити.

Казалось бы, упырь и вампир одно и то же, но это только на первый взгляд.

Если вампиры при большом воображении могут быть причислены к элите нежити, то упыри – примитивные вырожденцы, своего рода гемоглобиновые алкоголики. Их жизненная философия вполне вписывается в трехчленную схему: «Убей – выпей – спи!»

Разница между упырем и вампиром примерно такая же, как между берсерком с ласковым прозвищем Гуннар Кровавый Топор, который, наглотавшись сушеных мухоморов, нетерпеливо рычит на носу ладьи, прыжком лосося готовясь ворваться в гущу врага, и мушкетером на службе у короля Франции. Об элегантности спорить не будем, а вот с кем опаснее встретиться в бою можно еще поспорить.

Вампиры любят черную кожу, синие тени под глазами, высокие сапоги и готический стиль. Перед нападением они долго гипнотизируют добычу взглядом, отдавая предпочтение полнокровным девушкам со здоровым румянцем и богатой фантазией. Их укус в шею элегантен и ненавязчив. Если добыча некрасиво завизжит или станет размахивать руками, эстетствующий вампир непременно потеряет аппетит и удалится, угрюмо урча и часто оглядываясь. Некоторые вампиры при этом будут бормотать, что они так не играют.

Вампиры большие привереды и гурманы. Вампира, предпочитающего, скажем, вторую положительную с отрицательным резусом, непременно вывернет от первой. От третьей же группы он вообще мгновенно отправится в гробик, предварительно мелко порвав членский билет общества В.А.М.П.И.Р. с личной подписью дяди Германа, его бессменного председателя.

Упыри устроены проще. Кто перед ними: поэтическая девушка, полнокровный культурист или спившийся бомж – им совершенно безразлично. Их грызет вечный и неутолимый голод. При случае они пьют кровь даже у собак, коров и лошадей. Гипнотическому взгляду, которого у них нет, упыри предпочитают боксерскую двойку в голову с последующим добивом ногой. Многие носят с собой холодное и огнестрельное оружие.

– Когда имеешь дело с упырем, лучше осинового кола наука ничего еще не придумала. Можно при случае и кулачком. Только бить надо аккуратно, чтоб об зубы не пораниться, – вспомнил Ванька утверждение Гуни Гломова.

Гломов – этот величайший практик мордобойного членовредительства – рассуждал не понаслышке. Все маги, постоянно проживающие на Лысой Горе, в обязательном порядке проходили вакцинацию против упырей, мавок и вампиров. Однократный укол давал защиту на три месяца. Двукратный с интервалом в три недели – на всю жизнь.

С другой стороны, вакцина спасала лишь от отсроченного действия слюны при несмертельном укусе. Случаи банального перегрызания горла с одновременным переломом шейных позвонков (упыри называют это «поцелуй старого друга») деликатно не рассматривались. На Лысой Горе, как в айкидо, все почему-то уверены, что приличные упыри атакуют именно так, а не иначе. Одиночным ударом или одиночным слабеньким укусом, а не быстрой серией без провала или доской от парковой лавочки по затылку.

 

* * *

 

Чем ближе они подходили к баракам, тем сильнее в глаза Ваньке бросалась одна прежде не замеченная деталь. Окна бараков были темными, а некоторые и без стекол. Все говорило о том, что бараки давно заброшены и определены под снос.

Глеба это, однако, не смущало. В его уверенных движениях скользило твердое знание, что он делает и куда идет. Обогнув барак, Бейбарсов решительно приблизился к стене, дошел до края дома и, знаком попросив Ваньку оставаться на месте, осторожно выглянул.

Ванька услышал, как он сквозь зубы пробормотал:

– Хоть бы поставили кого, что ли, а то как-то неинтересно.

Не скрываясь, Глеб прошел метров тридцать до одного из окон и остановился. Впереди был вход в полуподвал, к которому со всех сторон тянулось много следов.

– Нам туда? – спросил Ванька.

Бейбарсов мотнул головой.

– Туда, да не оттуда. Сюрприз – это когда ты говоришь «здрасьте!» прежде, чем его говорят тебе! – сказал он таинственно.

Повернувшись лицом к окну, некромаг поднял руку и длинным ногтем мизинца медленно провел по воздуху черту. Ванька увидел, как по стеклу прошел ровный вертикальный разрез точно от алмаза стекольщика. Когда таким же образом стекло оказалось надрезанным со всех сторон, Глеб надавил ладонью. Стекло негромко хрустнуло и, покинув раму, осторожно выползло наружу. Бейбарсов удовлетворенно кивнул, опустил его в снег и животом перевалился через раму внутрь комнаты.

Ванька последовал его примеру. Вот только через раму он переваливаться не рискнул, а осторожно перешагнул, встав на подоконник коленями. Стекло внизу было отрезано ровно, однако на самой раме оставалась острая кайма примерно сантиметра в два. Не обладая способностью некромага мгновенно залечивать раны, Ванька предпочитал без нужды их не получать.

Спрыгнув внутрь, Ванька огляделся, готовый вскинуть руку с кольцом. Но атаковать пока было некого. Глеб спокойно стоял, сунув руки в карманы. В комнате с ободранными светлыми обоями серыми тенями пульсировал полумрак.

– Не отставай! – сказал Бейбарсов и, толкнув дверь, вышел.

Коридор со множеством дверей тянулся в барачную бесконечность. На стенах кое-где еще пузырились календари и плакаты. Выгнув осанистую спинку, стоял стул без сиденья. Горделиво поблескивая отлично сохранившейся полировкой, он не ведал еще, что никому не нужен.

Глеб быстро двигался вперед, мельком заглядывая в каждую комнату. Ваньке показалось неправильным, что Бейбарсов демонстративно идет первым. Он же сам, получается, прячется за его спиной.

Обогнав Глеба, он оттер его плечом:

– Давай теперь я первый!

– Пожалуйста! – Бейбарсов насмешливо притормозил, пропуская Ваньку, и даже, кажется, слегка дернул плечом, мол, «скатертью дорожка».

Не проверив, насколько это безопасно, Ванька нырнул в единственную дверь, уходившую не влево, а вправо. Только шагнув внутрь, он осознал, что это была вторая дверь на лестницу, ведущую в подвал.

Правда, осознал он это не раньше, чем ступня его, не найдя опоры, повисла в воздухе и, неуклюже мазнув по первой усеченной ступеньке, опустилась сразу на вторую. Собственное неосторожное движение и почти полная тьма, вдруг нахлынувшая со всех сторон, на мгновение оглушили Ваньку. Глаза еще привыкали, когда послышался звук, будто кто-то дал провиснуть, а затем рывком натянул кожаный ремень.

Что-то хлестнуло Ваньку по лбу над правой бровью. Боль была короткой, рассекающей. Ванька не успел ни произнести заклинание, ни подготовить перстень. Тело действовало само, автоматически. Он чудом уклонился от удара, направленного ему в голову, и атаковал упыря кулаком в печень. Несмотря на свои внушительные габариты, упырь оказался неожиданно рыхлым. Ваньке почудилось, будто он ударил большую медузу. Одежда легко промялась внутрь, окружив кулак, провалившийся едва ли не до запястья. Из носа у упыря фонтанчиком брызнула багровая слизь.

Ванька с ужаснувшей его ясностью осознал, что внутри упырь полый. Нечто вроде большой выгнившей груши, заполненной чужой кровью. Кожа, скелет и череп – вот и вся природа этого простейшего существа, если говорить, конечно, о природе материальной и физической. С омерзением Ванька выдернул кулак, ощутив, как тело упыря захлюпало, принимая прежнюю форму.

Упырь вновь атаковал Ваньку. На этот раз широким сметающим движением руки, известным в боксе как запрещенный удар открытой перчаткой. Драться на ступеньках было непривычно и неудобно. Правда, неудобно не только Ваньке, но и самому упырю, который возился на узкой лестнице, как втиснутый в тесную клетку морж.

Ванька пропустил руку над головой и, вскидывая перстень, попытался зайти упырю за спину, насколько позволяла площадка. Выпустить искру он не успел. Внезапно упырь, начавший уже разворачиваться к нему, как-то странно сложился и подогнул ноги. Брючины, связанные внизу тяжестью ботинок, закрутились винтом, и все тряпье упало на ступени.

– А я-то все думаю, где у них часовой! – произнес кто-то.

Ванька обернулся на голос. В руке Бейбарсова он увидел узкую бамбуковую трость с насаженной на нее желтой, остро сколотой пористой костью. Ванька, помнивший трость Глеба, определил, что это уже другая. Должно быть, ею он, как шпагой, и нанес упырю внезапный укол.

– Тшш!

Глеб прислушался. Все было тихо. Схватка длилась самое большее несколько секунд. Внизу не успели услышать возни. Убедившись в этом, Бейбарсов хладнокровно поднял голову упыря, почти мгновенно успевшую превратиться в череп, и нежно провел пальцем по опустевшим глазницам.

– Лет двести – двести пятьдесят было дядечке, а все трудился и трудился! Аксакал, однако! – сказал он цинично.

Не выпуская череп, Бейбарсов наклонился и толкнул ногой что-то скатившееся вниз. Ванька разглядел короткое полукруглое лезвие односторонней заточки. Нечто среднее между ножом и кастетом.

– Не хочешь взять на память? – предложил Глеб.

– С какой радости?

– Ну как? Я бы взял. Им он тебя и подрезал! – пояснил Бейбарсов.

– Подрезал кого? Меня? – удивился Ванька.

Сгоряча ему показалось, что упырь так и не достал его ни разу. О чем-то вспомнив, он провел тыльной стороной руки по лбу. Затихшая было узкая боль вновь обожгла его. На запястье остался липкий след.

– Он пытался ослепить тебя первым же ударом, но взял чуть выше, – пояснил Бейбарсов и тотчас, не удержавшись, добавил: – А жаль, повязка на глазу смотрелась бы романтично. Моей Лизон нравились такие типажи. Глядишь, и нам не пришлось бы убивать друг друга.

– Вот и сидел бы со своей Лизон! – резко сказал Ванька.

– Не могу. Лиза при всех своих несомненных плюсах очень агрессивная дама. Причем атакует она очень коварно – сверхзаботой. По мне уж лучше бы кирпичом.

– Сверхзабота – это как?

– Сверхзабота – это такая установка профессиональной страдалицы, когда все по умолчанию потомственные свиньи, а ты одна дюймовочка с голубыми глазами. Даже не знаю, какой тебе пример привести… Ну, скажем, попросят ее знакомые два часа с больным ребенком дома посидеть. Она за это время неотложку вызовет, ребенка в клинический госпиталь уложит и насчет операции на носовой перегородке договорится, хотя у него обычный насморк. Опять она вроде бы всех облагодетельствовала – и вновь ей никто спасибо не говорит.

– Но она же хотела как лучше! – горячо сказал Ванька.

– В том-то и беда, – кивнул Глеб.

Рассуждая о Лизон, Бейбарсов не забывал быстро спускаться, держа наготове бамбуковую трость и настороженно вглядываясь в каждую нишу, достаточную для того, чтобы в ней спрятаться.

Зыбкая сырость забиралась Ваньке в рукава. Тангро, не любивший сырости, шевелился под свитером.

– Холодно здесь, – сказал Ванька.

– Разумеется. Когда ты уже умер – приходится думать о сохранности кожи, – пояснил Глеб мрачно.

Лестница в подвал была деревянной и неожиданно длинной. Рассохшееся дерево стреляло и скрипело от каждого шага Бейбарсова. Под Ванькой ступеньки, напротив, почти не издавали никакого звука.

– Как ты ухитряешься не скрипеть? Весишь ты примерно столько же, но шума от тебя раза в три меньше, – шепнул Глеб удивленно.

Ванька не стал говорить, что жизнь в чаще приучает к тишине и осторожности. Шумные в лесу долго не живут.

– Нашел на чердаке в сторожке брошюрку для партизан. Пожелтевшая такая, толковая. Чтобы производить меньше шума, по рыхлой земле или пашне надо идти, наступая пяткой. По твердому грунту или грунту с камнями – носком. По траве – равномерно всей стопой.

– А по деревянным ступенькам?

– Про деревянные ступеньки там ничего нет. Это я вычислил уже опытно. Тоже всей стопой, но когда наступишь, не перемещать центр тяжести ни назад, ни вперед. Так скрипа меньше.

– Стиль буратинки? – серьезно уточнил Глеб.

– Все лучше, чем стиль пустого ведра, которое волокут за собой на веревке, – ответил Ванька.

Бейбарсов не стал спорить. Он уже остановился у низкой железной двери, в которую можно было войти лишь пригнувшись. С другой стороны доносился гул голосов. Прямо на металле прыгали белые буквы из баллончика. Поспешные буквы, разной величины:

«ПреЖде чЕм воЙти – пОдУмАй: а оНо теБе нАдо?»

– Люблю здоровый упырский юмор! – сказал Ванька.

Не поворачиваясь, он почувствовал, что Глеб наклонил голову и внимательно посмотрел на него.

– Ты еще не раздумал отдать мне Таню? – послышался из полутьмы его вкрадчивый голос.

Вместо ответа Ванька решительно вытер перстень о рукав свитера. Сухие перстни лучше выбрасывают искры.

– Ну на нет и суда нет! – сказал Бейбарсов, пинком открывая дверь. – Ребята, мы на дискотеку! – с вызовом объявил он.

Ванька, ворвавшийся в подвал следом за Бейбарсовым, прищурился от неожиданно яркого голубоватого света, бившего из стоящей на столе высокой стеклянной лампы. Прямо перед ними буквой Т вытянулся длинный дощатый стол, за которым помещалось около трех десятков упырей.

Посреди стола стоял длинный, недавно выкопанный гроб со следами глины на обитых тканью стенках. Крышка гроба была еще заколочена, и потому сложно сказать, готовились ли упыри к торжественному обеду или принимали в свои ряды нового члена.

На самом почетном месте стола, там, где встречались две перекладины буквы Т, сидел костистый лысый упырь. Когда дверь распахнулась, он ломко, в два приема встал и, почти касаясь потолка маленькой, похожей на набалдашник трости головой, уставился на Ваньку.

Верхняя синяя губа медленно поползла к носу. Ваньку, помнится, остро поразило, что зубы у упыря были мелкие, желтые, обломанные, за исключением двух глазных, крупных и белых, медленно выползавших из стершихся челюстей. Из мертвых красных глаз смотрела на Ваньку взбесившаяся пустота.

– Живая кровь! – произнес упырь забитым землей голосом.

Потом перевел взгляд на Бейбарсова и неприветливо просипел:

– Мертвая кровь, трусливая кровь! А тебе что тут надо? Добычу нам привел?

Это было все, что он успел произнести. Бейбарсов с перекошенным лицом сделал шаг вперед. Бамбуковая трость с костяным наконечником, брошенная с расстояния в четыре метра, вошла упырю в левый, лишенный зрачка красный глаз.

Ванька запомнил все с замедленной ясностью, точно составленной из отдельных кадров. Упырь покачнулся, потянулся к трости, но рука его повисла. Ванька услышал противное шипение. На короткий миг все тело упыря до последнего пальца вспыхнуло изнутри багровым. Сияние это заметно было даже под одеждой, но особенно отчетливо на открытых участках тела. В полной тишине послышался негромкий звук, напоминавший звук пробки, которую за цепочку выдергивают из полной ванны. Рубашка на груди у упыря вспыхнула в одном месте алой точкой, словно прожженная изнутри сигаретой.

Нечто жуткое, похожее на темный вихрь, вырвалось из нее, широкой петлей скользнуло над головами, безуспешно попыталось коснуться Ваньки, неприязненно отпрянуло от Бейбарсова и с диким воем умчалось в никуда, оставив на потолке выжженный след.

Упырь медленно завалился на спину. Он падал, уже в падении медленно осыпаясь и обращаясь в ничто. Но самым жутким было не это, а то, что перекошенное лицо упыря медленно обретало человеческие черты. Та отвратительная, чуждая сила, которая делала это существо упырем, ушла. Теперь Ванька видел только серое лицо страдающего, болезненно-раздражительного немолодого человека, проснувшегося среди ночи от сильной боли и искренно недоумевающего, где он и что с ним. Единственный уцелевший глаз упыря утратил свое кровавое мерцание, но, увы, лишь для того, чтобы закрыться. Упырь упал и затих. Отсроченное на несколько веков тление в несколько мгновений обратило его в прах. Бамбуковая рукоять трости вскинулась к потолку.

Не менее ужасным было и то, что другие упыри – Ванька готов был поклясться! – смотрели на своего преображающегося предводителя, пылая местью, но одновременно будто с завистью. Ванька понял, что упыри это те же люди, некогда впустившие в себя темную силу из недр Тартара. Он слышал об этом и прежде, но слышать и знать – это одно, а допустить знание к сердцу – совсем иное.

– Мертвая кровь подарила ему покой! Никто не хочет меня поблагодарить и записаться в очередь? – хрипло поинтересовался Бейбарсов.

Его голос точно разбудил остальных. Скамья, с которой разом сорвались несколько десятков упырей, опрокинулась. Опомнившись, что заигрался, Бейбарсов вскочил с ногами на стол и, перескочив через гроб, побежал к своей трости.

Толпа упырей разделилась. Часть ринулась к Глебу, другая, чуть большая, урча, атаковала Ваньку, чья живая кровь была для них предпочтительнее.

Лишь один кособокий упырек в полотняном пиджачке и кепке блинчиком, которая была визитной карточкой для мелкоуголовной шпаны лет так «дцать» назад, стоявший чуть поодаль, у труб, и гонявший из одного угла губ в другой архаично выглядящую «беломорину», остался на месте. Его правая рука быстро скользнула под пиджак, за брючный ремень. Ванька увидел громоздкую с цепочкой рукоять старого нагана. Что ж, вполне научный подход быстрого пускания крови.

Ванька не стал выяснять, в кого полетит первая пуля, а в кого вторая. Для всемирной истории это было не так уж важно, особенно если учесть, что маги уровня Ваньки боятся огнестрельного оружия ничуть не меньше, чем обычные люди. С дыркой в голове плохо думается.

– Вандалиссимо! – торопливо крикнул Ванька, и, вскинув перстень, яркой зеленой искрой разнес единственную лампу упырей – ту самую, из которой бил голубоватый свет.

Вандалиссимо – довольно слабое заклинание – имеет при всем том немало плюсов. Оно отнимает у кольца мало энергии, и позволяет отстреливать искры с высокой скоростью. Упыря им не уничтожишь, но, к примеру, железное ведро пробить насквозь можно.

К удивлению Ваньки, лампа разбилась не сразу. Прежде она упала на стол, выплеснув из себя мертвенный свет, и лишь после этого по стеклу пробежала длинная извилистая трещина. Только сейчас Ванька понял, что на самом деле светилось. Лампа была наполнена булькающей, пахнущей аммиаком жижей. Несколько капель жижи, попав на находившихся вблизи упырей, заставили их взреветь от ярости. Послышался мерзкий запах паленой плоти.

Разлившись по столу тонким слоем, жижа стала меркнуть. Это полная чушь, что упыри хорошо видят в темноте. Зрение у них неважное. Будь это иначе, они не относились бы так трепетно к лунным ночам и не отсиживались бы в своих гробиках в ночи безлунные.

Не дожидаясь, пока толпа упырей сметет его, Ванька рванул в сторону. В темноте послышалось несколько запоздалых выстрелов. Пули врезались в стену довольно высоко и с обидчивым воем рикошета куда-то отскочили. Все же Ванька ощутил, что целил упыренок именно в него, а не в Бейбарсова. Уже на бегу он ответил упыренку двойным торопливым Вандалиссимо, но тоже, кажется, не попал.

Подвал погрузился во тьму. Все, что было дальше, Ванька видел только в зеленоватом озарении вспышек от собственных искр и красном свечении кости на палке Глеба.

Устоять на ногах было невозможно. Здоровый расчет с самого начала подсказал Ваньке, что надо где-то укрыться. Сбитый с ног проносящейся во мраке тушей, Ванька не пытался подняться, а быстро пополз на четвереньках к столу. Еще прежде он заметил, что ножки стола намертво закреплены и, следовательно, стол станет надежным укрытием.

Вот только к столу оказалось добраться совсем непросто. Те два метра, что отделяли Ваньку от стола, он преодолевал едва ли не целую минуту. В темноте Ванька слышал, как упыри, потеряв его, вцепляются друг в друга. Глухо, как капканы, щелкали челюсти. Дважды Ваньку кто-то сгребал, раз десять об него кто-то спотыкался. Ванька не останавливался и не пытался понять, кто это был. Природный, прочно вцементированный в его сознание инстинкт выживания подсказывал, что это бесполезно. Он даже не оборачивался, но упорно и быстро лез, стараясь вырваться из толпы.

Ванька полз, на что-то натыкался головой, плечами. Терял направление, что-то огибал, откатывался в сторону и снова полз. Останавливался он только, когда его кольцо остывало достаточно, чтобы выпустить очередную искру. С Вандалиссимо он больше не связывался. Что толку дырявить ветхую плоть упырей, если это неспособно уничтожить их? Теперь Ванька использовал только Фердыщус малокровус или Искрис фронтис, да и то против тех упырей, кто совсем уж явно мешал ему. Он все никак не мог забыть страдающие глаза того первого упыря, уничтоженного Глебом.

Неожиданно Ванька ощутил, что переползает нечто живое или скорее условно живое, что барахтается под ним. Запоздало он разобрался, что это был сбитый кем-то с ног упырь, лежащий на животе и потому не сумевший вцепиться в Ваньку. Почувствовав, что упырь пытается повернуть голову, Ванька в темноте схватил его рукой за затылок и с силой ткнул носом в пол, услышав негодующий звук, похожий на хрюканье.

«Жалко, что это не Бейбарсов!» – подумал Ванька, мельком вспоминая о Глебе. В данный момент он представления не имел, где сейчас Глеб и насколько успешно у него идут дела. Вспышек трости некромага не было уже довольно давно.

Не теряя времени, Ванька быстро прополз через костистые ноги валявшегося упыря, и продолжил пробираться к столу.

Стол уже угадывался совсем близко, когда Ваньку пронзила острая боль. В мышцы спины впилось нечто острое. Ванька не завопил лишь потому, что от боли у него перехватило дыхание. Он рванулся, ощутив, как кто-то, выругавшись, запрокинулся в темноту.

В первый миг он всерьез запаниковал, ожидая, что сам теперь превратится в упыря, и лишь после, по некоторым признакам понял, что рана была нанесена не зубами. Скорее всего через Ваньку пробежала упыриха в туфлях на высоких каблуках. Именно острый каблук и причинил ему дикую боль.