Глава II. Эгоистическое самоубийство 3 страница

4. Вдовство уменьшает коэффициент предохранения супругов обоего пола, но обыкновенно не уничтожает его совершенно. Вдовцы убивают себя чаще, чем люди, состоящие в браке, но в общем менее, нежели совсем безбрачные. Коэффициент их поднимается в некото­рых случаях до 1,60 и 1,66; так же, как и у супругов, он изменяется вместе с возрастом, но процесс этот совер­шается неправильно, и мы не можем в данном случае установить никакой закономерности. Совершенно так же, как и у супругов, коэффициент предохранения вдов­цов по отношению к безбрачным изменяется в зависи­мости от пола. Во Франции перевес оказывается на стороне мужчин; средний мужской коэффициент равня­ется 1,32, тогда как для вдов он спускается ниже еди­ницы (0,89), т. е он на 37% меньше. Наоборот, в Оль­денбурге среди вдового населения, как и среди брач­ного, преимущество на стороне женщин: их средний коэффициент равняется 1,07, тогда как коэффициент вдовцов падает ниже единицы и составляет 0,89, т. е. на 17% меньше. Как и в брачном состоянии, в тех случаях, когда наиболее предохраненной оказывается женщина, разница между полами меньше, чем там, где имеет преимущество мужчина. Мы можем сказать пре­жними словами, что наиболее благоприятствуемый пол у вдовых изменяется в зависимости от страны и что величина отклонения между процентом самоубийств у обоих полов изменяется в зависимости от того, какой пол оказывается наиболее благоприятствуемым. Установив эти факты, постараемся объяснить их.

II

Преимущества, которыми пользуются люди, находя­щиеся в брачном состоянии, можно приписать только одной из двух нижеследующих причин:

Либо мы имеем здесь влияние домашней среды; в таком случае именно семья нейтрализует наклон­ность к самоубийству и мешает ей развиваться.

Либо же этот факт объясняется тем, что можно назвать «брачным подбором». Брак действительно механически производит в общей массе населения неко­торого рода сортировку. Не всякий желающий женится. Мало шансов создать себе семью у того человека, который не обладает известным здоровьем, средствами к жизни и определенными нравственными досто­инствами. Тот, кто лишен всего этого, за исключением каких-либо особо благоприятных обстоятельств, волей или неволей отбрасывается в разряд безбрачных, кото­рые и составляют, таким образом, наихудшую часть населения. Именно в этой среде чаще всего попадают­ся слабые, неизлечимо больные люди, крайние бед­няки, субъекты нравственно испорченные. Если эта часть населения настолько ниже остальной, то вполне естественно, что она проявляет в своей среде более высокую степень смертности, более сильно развитую преступность и, наконец, большую наклонность к са­моубийству. При такой гипотезе уже не семья предох­раняет человека от самоубийства, преступлений или болезней, а, наоборот, преимущество людей, находя­щихся в брачном состоянии, зависит от того, что только тем доступна семейная жизнь, кто представляет собою серьезные гарантии физического и нравствен­ного здоровья.

Бертильон, казалось, колебался между этими двумя объяснениями и поочередно принимал то одно, то другое. Летурно в своей книге «Эволюция брака и семьи» (Париж, 1888 г., ст. 426) категорически высказывался в пользу второго предположения. Он отказыва­ется признать в бесспорном превосходстве женатых и замужних в смысле предохраненности от самоубий­ства следствие и доказательство преимущества брач­ного состояния; но он, конечно, был бы менее поспе­шен в своих суждениях, если бы с большим вниманием отнесся к фактам.

Без сомнения, вполне возможно, что в общем супру­ги имеют лучшую физическую и моральную организа­цию, чем безбрачные. Нельзя, однако, сказать, чтобы брачный подбор допускал совершение брака только среди избранной части населения. Особенно сомнитель­но, чтобы люди без средств и положения вступали в брак значительно реже, нежели все остальные. Как уже было замечено, у бедных классов населения гораздо больше детей, чем у состоятельных. Если дух предусмо­трительности не мешает им размножаться выше всяких пределов благоразумия, то почему бы вообще эти люди могли удерживаться от вступления в брак? Кроме того, целый ряд фактов в последующем изложении может подтвердить, что нужда вовсе не является одним из факторов, определяющих социальный процент само­убийств. Что же касается слабых и больных, то кроме того, что целый ряд причин заставляет их пренебрегать своими болезнями, еще вовсе не доказано, чтобы из их среды чаще всего вербовались самоубийцы. Психоорга­нический темперамент, наиболее всего предрасполага­ющий человека к самоубийству,— это неврастения во всех ее видах, а в наше время неврастения скорее указывает на некоторое превосходство, чем на дефект. В утонченном обществе, живущем высшей умственной жизнью, неврастеники составляют своего рода духо­вную аристократию. Только явно выраженное, харак­терное сумасшествие преграждает человеку путь к бра­ку; но устранение этой крайне редкой аномалии совер­шенно недостаточно для объяснения значительного преимущества в смысле низкого процента самоубийств у людей, находящихся в брачном состоянии.

Помимо этих несколько априорных соображений многочисленные факты указывают на то, что взаимоотношение женатых и холостых объясняется совершен­но другими причинами.

Если бы это взаимоотношение определялось брач­ным подбором, то проявляться оно должно было бы с того момента, когда подбор начинает входить в силу, т. е. когда молодые люди и девушки вступают в брак. В это время впервые должно было бы обозначиться некоторое уклонение, которое затем мало-помалу увеличивалось бы по мере дальнейшего действия подбо­ра, т. е. по мере вступления в брак более зрелых людей, обособления их от той группы, которая по натуре своей предназначена образовать класс неисправимых холостяков. Наконец, максимальное уклонение долж­но было бы пасть на тот возраст, когда добрые семена уже окончательно отделяются от плевел, когда все способные к браку вступают в него и в безбрачии остаются только обреченные на это судьбой в силу их физических или нравственных недостатков. Этот пери­од приходится между 30—40 годами человеческой жизни — возраст, после которого браки совершаются чрезвычайно редко.

В действительности оказывается, что коэффициент предохранения изменяется по совершенно другому за­кону. В исходной своей точке он очень часто уступает место обратному коэффициенту, т. е. усилению случа­ев самоубийства. Очень молодые супруги более склон­ны к самоубийству, нежели холостые люди. Этого бы не могло быть, если бы они от рождения в самих себе заключали условия, предохраняющие от самоубийства. Затем максимум различия наступает почти сразу. Начиная с того момента, когда привилегированное положение женатых начинает обнаруживаться (между 20—25 годами), коэффициент уже достигает цифры, выше которой он впоследствии не поднимается. В этот период мы имеем 148 000 женатых на 1 430 000 холос­тых и 626 000 замужних на 1 049 000 девушек (круглые числа). Таким образом, здесь холостые и девицы за­ключают в своих рядах наибольшую часть того из­бранного населения, которое якобы в силу своих при­родных качеств призвано впоследствии образовать аристократию супружеских пар. Поэтому разница между этими двумя классами по отношению к само­убийству должна бы быть очень небольшая. На самом же деле уклонение уже довольно значительно. Точно так же в следующем возрасте, между 25—30 годами, имеется более 1 000 000 холостых из числа тех 2 000 000, которые в ближайшем периоде, между 30— 40 годами, вступят в брак. И группа холостых, несмот­ря на то что насчитывает их в своих рядах, не только ничего не выигрывает, но именно в этом периоде дает особенно сильно чувствовать свои отрицательные ка­чества. Ни в каком другом возрасте не достигает такой значительной величины разница между женатыми и холостыми в смысле наклонности их к самоубийству. Напротив, между 30—40 годами, когда разделение на две группы окончательно завершилось и класс суп­ругов почти заполнил все свои кадры, коэффициент предохранения, вместо того чтобы достичь своего апо­гея и обозначить таким образом тог факт, что супружеский подбор дошел до своего предела, внезапно и резко падает: для мужчин с 3,20 он спускается до 2,77, для женщин мы имеем еще более резкое пониже­ние—от 2,22 до 1,53, т. е. на 32%.

С другой стороны, этот подбор, каким бы спосо­бом он ни совершался, должен производиться одина­ково как среди юношей, так и среди девушек, потому что жены не подбираются иным путем, чем мужья. Если моральное превосходство людей, состоящих в браке, есть следствие подбора, то оно должно в рав­ной степени отзываться на обоих полах и то же самое должно наблюдаться и в области предохранения от самоубийства. В действительности же во Франции пре­имущества мужей по сравнению с холостяками выше, чем преимущества жен по сравнению с девицами. Для первых коэффициент предохранения подымается до 3,20, только в одном случае спускается ниже 2,04 и большею частью колеблется около 2,80; для жен мак­симум не превышает 2,22 (в лучшем случае 2,39), а ми­нимум даже ниже единицы (0,98). Поэтому можно считать, что во Франции замужняя женщина ближе всего.находится к мужчине в смысле наклонности к са­моубийству.

Итак, в каждом возрасте доля женщин в само­убийствах лиц, состоящих в браке, значительно выше, чем доля девушек в числе самоубийств, совершенных безбрачными. Конечно, это вовсе не значит, чтобы замужняя женщина была сильнее наклонна к само­убийству, нежели девушка; это значит лишь, что если женщине удалось выйти замуж, то она в смысле предохранения от самоубийства выигрывает меньше, чем ее супруг. Но если предохранение до такой степени неодинаково, то, очевидно, семейная жизнь различным образом влияет на моральный характер обоих полов. Решительное доказательство того, что эта неравномерность не имеет другого источника, мы видим в том, что указанная разность рождается и растет под влиянием семьи. В самом деле, в своей отправной точке коэффициент предохранения почти одинаков для обоих полов (2,93 или 2— с одной стороны и 2,40—с другой). Затем мало-помалу разница выступает яснее: сначала потому, что коэффициент у замужних женщин достигает своего мак­симума медленнее, чем у женатых мужчин, а затем потому, что он падает быстрее и на большую величину. Если коэффициент меняется по мере того, как влияние семьи приобретает известную длитель­ность, то это значит, что он находится от нее в прямой зависимости.

Еще более убедительным является то обстоятельст­во, что положение обоих полов по отношению к пред­охранению от самоубийства, которым пользуются лю­ди, состоящие в браке, в различных странах неодина­ково. В великом герцогстве Ольденбургском в наибо­лее благоприятном и защищенном положении оказываются не мужчины, а женщины, и в дальнейшем мы найдем и другие случаи такого отклонения. Между тем в общем и целом брачный подбор всюду соверша­ется одинаковым образом. Невозможно, следователь­но, допустить, чтобы он был существенным фактором того преимущества, которым пользуются женатые лю­ди по отношению к самоубийству, ибо иначе было бы необъяснимо, почему этот подбор производит в раз­личных странах различные результаты. Напротив, впо­лне возможно, что семья в двух различных странах сложилась таким образом, что она различно действует на оба пола; поэтому в самом строении семейной группы должно искать главную причину интересующе­го нас явления.

Как бы ни был интересен этот результат, но раньше всего надо совершенно точно определить его, потому что домашняя среда слагается из самых различных элементов. Для каждого супруга семья состоит из 1) другого супруга и 2) из детей. Первому или второ­му из этих элементов принадлежит благотворное вли­яние на наклонность к самоубийству? Говоря другими словами, семья состоит из 2 различных союзов: с од­ной стороны, мы имеем супружескую пару, а с дру­гой—семейную группу в собственном смысле этого слова. Эти два образования имеют различную природу и различное происхождение и потому не могут, по всей вероятности, производить одинаковых результатов. Один союз учреждается путем соглашения и выбора, другой есть явление природы, кровное родство: пер­вый соединяет собою двух представителей одного и того же поколения, другой соединяет предыдущее поколение с последующим; второй союз так же древен, как и само человечество, первый же принял организо­ванную форму в относительно позднюю эпоху. Если эти два образования до такой степени разнятся между собою, то a priori уже нельзя быть уверенным в том, чтобы они оба способствовали существованию интере­сующего нас явления. Во всяком случае, если и то, и другое оказывает свое влияние, то не одинаковым образом и, по всей вероятности, не в одинаковой мере. Поэтому чрезвычайно важно разобраться в том, уча­ствуют ли в данном случае оба элемента семьи, и если да, то какова доля каждого из них.

Мы имеем доказательство того, что брак оказыва­ет незначительное влияние на коэффициент предохра­нения от самоубийства; в самом деле, величина на­клонности к браку мало изменялась с начала XIX в., тогда как предрасположение к самоубийству стало втрое сильнее. В 1821 —1830 гг. на 1000 жителей при­ходилось 7,8 годовых браков; в 1831 —1850 гг.— 8; в 1851 —1860 гг.—7,9; в 1861 — 1870 гг.—7,8; в 1871 — 1880 гг.— 8. За этот же период времени процент само­убийств на 1 млн жителей с 54 поднялся до 180. С 1880 по 1888 г. наклонность к браку несколько понизилась (стала 7,4 вместо 8), но это понижение не стоит ни в какой связи с громадным повышением числа само­убийств, которое за период 1880—1887 гг. поднялось на 16%.

Кроме того, за период 1865—1868 гг. средняя на­клонность к браку во Франции (7,7) почти равняется по своей величине соответственным цифрам в Дании (7,8) и Италии (7,6), хотя эти страны колоссально разнятся между собою в смысле числа самоубийств.

В течение 1887—1898 гг. 1 млн бездетных супругов давал 644 случая самоубийства. Для того чтобы знать, в какой мере само брачное состояние независимо от влияния семьи предохраняет людей от самоубийства, достаточно сравнить эту цифру с той, которую дают холостые люди того же среднего возраста. Сред­ний возраст людей, состоящих в браке, так же, как и теперь, был тогда 48 лет 8 '/з месяца. 1 млн холостых этого возраста дает 975 случаев самоубийства; 644 относится к 975, как 100 к 150, т. е. у бездетных суп­ругов коэффициент предохранения равняется 1,5; они только на '/з убивают себя реже, чем холостые того же. возраста. Мы имеем совершенно другую картину там, где брак сопровождается деторождением. 1 млн бра­ков при наличии детей в течение того же периода ежегодно давал только 336 случаев самоубийства. Чис­ло это относится к 975, как 100 к 290, т. е. если брак плодовит, то коэффициент предохранения почти удва­ивается (2,90 вместо 1,5).

Супружеский союз играет, таким образом, второ­степенную роль в образовании у людей, состоящих в браке, коэффициента предохранения. К тому же надо заметить, что в предыдущем вычислении мы приписа­ли этой роли несколько большее значение, чем она имеет в действительности. Мы предположили, что без­детные супруги имеют тот же средний возраст, что и супруги вообще, тогда как на самом деле они нахо­дятся, конечно, в более молодом возрасте. Они насчи­тывают в своих рядах те молодые супружеские пары, которые бездетны не в силу своей бесплодности, а по­тому, что, женившись слишком рано, не имели еще времени приобрести детей. В среднем только к 34 го­дам мужчина впервые делается отцом, и женится он приблизительно к 28—29 годам. Часть женатого насе­ления от 28- до 34-летнего возраста целиком входит в категорию бездетных супругов, что значительно по­нижает средний возраст этих последних, и поэтому, принимая его за 46, мы, конечно, впали в ошибку. Но в таком случае безбрачный элемент, с которым их надо было бы сравнивать, должен быть также не 46 лет, а моложе и, следовательно, с меньшим процентом самоубийств. В силу этого коэффициент предохране­ния, определяемый одними только супружескими от­ношениями, в действительности ниже 1,5. Если бы мы знали точно средний возраст бездетных супругов, то оказалось бы, что величина их наклонности к само­убийству приближается к величине холостых еще силь­нее, чем это показывают предыдущие цифры.

Ограниченное и незначительное влияние самого брака видно еще яснее из того, что вдовцы, оставшиеся с детьми, находятся в более благоприятном положе­нии, нежели бездетные супруги. Первые дают 937 случаев на 1 млн жителей; средний возраст для них — 61 год 8 '/з месяца. Число холостых в этом возрасте колеблется между 1434 и 1768, т. е. приблизительно в среднем 1504. Это число относится к 937, как 160 к 100. Вдовцы в том случае, если они остаются с деть­ми, имеют коэффициентом предохранения 1,6, превос­ходят, следовательно, в этом отношении бездетных супругов. Надо к тому же заметить, что, вычисляя коэффициент таким образом, мы скорее приумень­шим, чем преувеличим, его. В самом деле, семейные вдовцы имеют, несомненно, более зрелый средний воз­раст, чем вдовцы бездетные. Ведь в число этих послед­них входят все те, брак которых остается бесплодным только потому, что смерть слишком рано прекратила его, т. е. самые молодые люди. Поэтому вдовцов с де­тьми надо бы сравнивать с холостыми старше 62 лет, которые уже в силу самого возраста более наклонны к самоубийству. Ясно, что при этом преимущество их в смысле высоты коэффициента выступило бы еще рельефнее.

Правда, этот коэффициент 1,6 значительно ниже, чем коэффициент семейных супругов 2,9; разница ра­вняется по меньшей мере 45%. Можно было бы думать, что сам по себе брачный союз имеет на склонность к самоубийству большее влияние, чем мы ему приписываем, если с его прекращением степень предохранения остающегося в живых супруга падает до такой степени. Но такой факт можно только в очень слабой степени приписать расстройству брачного со­юза. Это доказывается тем обстоятельством, что в тех случаях, когда нет детей, влияние вдовства гораздо менее ощутимо. 1 млн бездетных вдовцов дает 1258 случаев самоубийства; эта цифра относится к 1504 — числу самоубийств среди холостых в 62-летнем воз­расте, как 100 к 119; коэффициент предохранения выражается, следовательно, приблизительно числом 1,2, которое лишь немного ниже коэффициента 1,5, относящегося к бездетным супругам. Первое число меньше второго только на 20%. Итак, можно сказать, что, если смерть одного из супругов не влечет за собой никаких последствий, кроме того, что разрушает брачное сожитие, обстоятельство это не особенно си­льно отражается на склонности вдовца к самоубий­ству. Следовательно, брак в том виде, как он теперь существует, только в слабой мере сдерживает эту наклонность, ибо с прекращением брака эта последняя не возрастает сколько-нибудь значительно.

Что же касается причины, усиливающей наклон­ность вдовцов к самоубийству даже в том случае, если брак их был плодовит, то искать ее надо в присутствии детей. Конечно, с одной стороны, дети привязывают вдовца к жизни, но с другой — их существование значи­тельно обостряет переживаемый вдовцом кризис. В этом случае удар обрушивается не на один только брачный союз; все течение семейной жизни оказывает­ся нарушенным. В механизме семьи выпало существен­ное колесо, и он не может правильно работать. Для того чтобы восстановить нарушенное равновесие, на­до, чтобы человек взял на себя двойную работу и выпол­нял такие функции, для которых он не приспособлен. _ч Естественно, что в таком положении человек утрачива­ет ту степень предохранения от самоубийства, которой он обладал в то время, когда брачный союз его не был разрушен. Коэффициент предохранения уменьшается не потому, что прекратилось брачное сожительство, а потому, что семья, в которой этот человек является главой, в корне своем дезорганизовалась. Неурядицу влечет за собой потеря не жены, а матери семейства.

Незначительное влияние самого брачного союза как такового на величину коэффициента предохранения обнаруживается особенно ярко в том случае, если дело касается женщины и если в лице детей этот союз не имеет своего естественного дополнения. 1 млн бездет­ных жен дает 221 случай самоубийства, 1 млн девушек (того же возраста, между 42—43 годами) дает только 150. Первое число относится ко второму, как 100 к 67, а коэффициент предохранения падает ниже единицы (0,67), т. е. в действительности мы имеем уже не предо­хранение от самоубийства, а обострение наклонности к нему. Итак, во Франции замужние бездетные женщи­ны лишают себя жизни в 1 ^!/₂ раза больше, чем девушки того лее возраста. Мы уже констатировали раньше, что на жену семейная жизнь оказывает не столь силь­ное благоприятное влияние, как на мужа. Мы нашли теперь объяснение этому факту: брачный союз сам по себе отзывается на женщине очень тяжело и способ­ствует увеличению ее наклонности к самоубийству.

Если тем не менее нам показалось, что в общем замужняя женщина обладает некоторым коэффициентом предохранения, то это произошло потому, что бездетные супружества составляют исключение и в громадном большинстве случаев присутствие детей смягчает тяжелую сторону брака, но только смягчает, не более того. Миллион женщин, имеющих детей, дает 79 случаев самоубийства; если сравнить это число с процентом незамужних женщин 42-летнего возраста (150), то получается следующий вывод: замужняя жен­щина, если она в то же самое время является и мате­рью, пользуется коэффициентом предохранения, рав­ным 1,89, т. е. на 35% ниже того, которым обладает мужчина при тех же условиях.

Поэтому нельзя по отношению к вопросу о само­убийстве согласиться с положением Бертильона: «Ког­да женщина вступает в брак, то она выигрывает от этого союза больше, чем мужчина, но, естественно, страдает сильнее, чем он, от его разрушения».

III

Итак, то преимущество в смысле смертности от само­убийства, которым, вообще говоря, пользуются люди, состоящие в браке, обязано, для одного пола целиком, а для другого в значительной части, не влиянию само­го супружеского союза, а влиянию союза семейного. Однако, как мы уже видели, даже при отсутствии детей женатые мужчины, во всяком случае, находятся в бо­лее благоприятном положении, измеряемом отноше­нием 1 к 1,5. Уменьшение в размере 50 случаев само­убийства на 150, т. е., иначе говоря, на 33%, хотя и значительно меньше того, которое наблюдается при наличии полной семьи, представляет все же достаточ­ную величину, для того чтобы стоило заняться анали­зом причин этого явления. Объясняется ли оно специ­альным, благотворным влиянием брака на мужчин или же представляет собой результат брачного подбо­ра? Хотя выше мы уже доказали, что этот последний не играет той главной роли, которую ему приписыва­ют, но из этого не следует, чтобы он не имел никакого влияния на наклонность к самоубийству.

Существует одно обстоятельство, на первый взгляд подтверждающее эту гипотезу. Мы знаем, что коэффициент предохранения у бездетных мужей не унич­тожается, когда они теряют жен, а только спускается с 1,5 до 1,2. Вполне очевидно, что степень предохранения бездетных вдовцов не может быть отнесена на счет вдовства, которое само по себе не только не может умерить наклонности к самоубийству, но способно скорее усилить ее. Поэтому то преимущество, о кото­ром мы сейчас говорим, зависит от какой-нибудь бо­лее ранней причины; брак не может быть ею, так как искомая причина продолжает оказывать свое действие даже тогда, когда умирает один из супругов — жена. Естественно возникает предположение, что преимуще­ство это заложено в каком-нибудь врожденном качест­ве супругов, которое обнаруживается благодаря брач­ному подбору, но им не создается. Если это качество существовало у них до брака, независимо от него, то ничуть не удивительно, что оно имеет большую длитель­ность, нежели самый брак. Если брачное население представляет собою избранную часть страны, то то же самое неизбежно приходится сказать и об его вдовст­вующей части. Правда, это врожденное превосходство проявляется у последних слабее, поскольку они оказы­ваются менее защищенными от наклонности к само­убийству. Но вполне понятно, что душевное потрясе­ние, испытанное вдовцом, может отчасти нейтрализо­вать это предохранительное влияние и помешать про­явить ему свою силу в полной мере.

Однако это объяснение может быть принято лишь в том случае, если оно в равной мере приложимо к обоим полам. Среди замужних женщин необходимо найти хоть какие-нибудь следы этого естественного предрасположения, которое при прочих одинаковых условиях предохраняло бы их от самоубийства боль­ше, чем девушек. Уже одно то обстоятельство, что при отсутствии детей женщины убивают себя чаще, чем девушки того же возраста, плохо мирится с гипотезой, согласно которой они награждены от рождения лично им присущим коэффициентом предохранения. Правда, можно, пожалуй, еще допустить, что этот коэффициент для женщины существует так же, как и для мужчины, но что он совершенно аннулируется в течение брачного сожития тем печальным влиянием, которое замужест­во оказывает на моральную личность женщины. Но если бы это врожденное качество только сдерживалось и маскировалось тем своеобразным моральным упад­ком, который вызывается в женщине супружескими отношениями, то оно должно было бы обнаружиться после смерти супруга. Мы должны были бы наблюдать, что женщина, освободившись из-под гнета суп­ружеского ярма, возвращает себе все свои преимущест­ва и утверждает свое превосходство над теми из пред­ставительниц своего поколения, которым не удалось выйти замуж. Другими словами, бездетные вдовы по сравнению с девицами должны были бы иметь коэф­фициент, по величине приближающийся по меньшей мере к тому, которым пользуются бездетные вдовцы. Ничего подобного нет на самом деле: 1 млн бездетных вдов дает ежегодно 322 случая самоубийства; 1 млн незамужних женщин 60 лет (средний возраст для вдо­вы) дает число, колеблющееся между 189—204, при­близительно 196. Первое относится ко второму, как 100 к 60. Бездетные вдовы имеют коэффициент ниже единицы, иначе говоря, коэффициент отрицательный; цифра 0,60 даже несколько меньше, чем число, выра­жающее собой коэффициент бездетных замужних жен­щин (0,67). Следовательно, можно вполне определенно сказать, что вовсе не брак мешает этим последним проявить ту естественную предохраненность от само­убийства, которую им приписывают.

В ответ на это могут возразить, что полному воз­рождению благоприятных свойств, заглохших во вре­мя брака, мешает то обстоятельство, что для женщины быть вдовой еще хуже, чем быть замужем. Надо со­знаться, что это очень распространенное в обществе мнение, будто вдова находится в более критическом положении, чем вдовец. Обыкновенно указывают на материальные и моральные затруднения, с которыми вдове приходится бороться, отстаивая свое существо­вание, особенно если судьба заставляет прокармливать целую семью.

Существует даже мнение, будто факты вполне под­тверждают такое предположение. По мнению Морселли, статистикой установлено, что женщина-вдова ме­нее отстает от мужчин по степени наклонности к само­убийству, чем тогда, когда она живет в браке; а так как, выходя замуж, женщина в этом смысле уже при­близилась к мужчине, то, очевидно, для нее нет худ­шего положения, чем вдовство.

Доля женщины в общей массе самоубийств, совер­шенных обоими полами в состоянии вдовства, действительно кажется значим ельно большей, чем в сумме самоубийств, совершенных людьми, состоящими в браке. Не служит ли этот факт доказательством того, что вдовство тяжелее переносится женщиной, чем замужество? Если это так, то нет ничего удивительного в том, что, овдовев, женщине еще труднее, чем в период брачной жизни, проявить свои природные положи­тельные свойства.

К несчастью, этот мнимый закон покоится на фак­тической ошибке. Морселли забыл, что всюду вдов в 2 раза больше, чем вдовцов. Во Франции, в круглых цифрах, насчитывается 2 000 000 первых и 1 000 000 вто­рых. В Пруссии, по переписи 1890 г., насчитывалось 450000 одних и 1 319000 других. При таких условиях вполне естественно, что относительное число само­убийств у вдов значительнее, чем у замужних женщин, которых, само собою разумеется, имеется ровно столько же, как и женатых мужчин. Для того чтобы сравнение имело какую-нибудь ценность, надо обе группы населения привести к одинаковому уровню; но если выполнить эту предосторожность, получится ре­зультат, обратный тому, какой дает Морселли. В сре­днем возрасте вдов, т. е. в 60-летнем возрасте, 1 млн женщин дает 154 случая самоубийства и 1 млн муж­чин— 577. Доля женщин (21%) значительно уменьша­ется для вдов. На 1 млн вдов приходится 210 случаев, а на 1 млн вдовцов—1017. Мы видим, что из 100 са­моубийств вдовых обоего пола на долю женщин при­ходится только 17. Напротив, пропорция мужчин под­нимается от 79 до 83%. Итак, становясь вдовцом, мужчина теряет больше, чем женщина, попадающая в аналогичное положение, так как он теряет при этом некоторые из тех преимуществ, которые связаны для него с брачным состоянием. Нет никакого основания предполагать, что эта перемена положения приносит женщине больше забот и огорчений, чем мужчине; действительность говорит нам обратное. Известно, что смертность среди вдовцов значительно выше, чем среди вдов; то же можно сказать и относительно вто­ричного вступления в брак. Вдовцы в любом возрасте в 3 или в 4 раза чаще вторично женятся, чем холостяки вступают в брак, тогда как вдовы выходят замуж только немногим больше чем девушки. Женщина с та­кою же степенью холодности относится ко вторичному замужеству, с какою горячностью мужчина стремится вторично жениться. Дело обстояло бы совершенно иначе, если бы положение вдовца легко переносилось мужчиной и если бы, наоборот, женщина, согласно общераспространенному мнению, так много терпела от потери мужа.

Но если в положении вдовы нет ничего такого, чтобы специально парализовать те природные качест­ва, которые предполагаются у женщины в силу одного того, что она была избрана в супруги, и если качества эти не проявляют себя во время брака хоть сколько-нибудь заметным образом, то нет никакого основания предполагать, что они действительно существуют. Ги­потеза брачного подбора совершенно неприменима к женщине; ничто не дает нам права предполагать, что женщина, призванная к замужеству, обладает привилегированной натурой, предохраняющей ее в известной мере от самоубийства. Следовательно, настолько же неосновательно аналогичное предположение насчет мужчины. Коэффициент 1,5, которым пользуются бездетные супруги, получается вовсе не потому, что эти люди происходят от самой здоровой части населе­ния; он может являться только результатом брака. Надо признать, что супружески союз, столь пагубный для женщины, действует на мужчину, даже и при от­сутствии детей, благотворным образом. Мужчины, вступающие в брак, вовсе не составляют природной аристократии: вступая в брак, они не обладают совершенно определившимся душевным складом, который мог бы предохранить их от самоубийства. Но этот склад развивается под влиянием самого брачного со­жительства. Во всяком случае, если женатые мужчины обладают некоторыми природными преимуществами, то последние носят очень смутный и неопределенный характер, потому что остаются в бездействии, пока не являются на сцену какие-нибудь дополнительные усло­вия. Совершенно справедливо, что самоубийство зави­сит главным образом не от внутренних свойств ин­дивида, а от внешних причин, управляющих людьми.