Информационализм и сетевое общество

Один из недавних вкладов в современную социальную теорию — трилогия Мануэ­ля Кастеллса (Castells, 1996, 1997, 1998) под общим заголовком «Информацион­ный век: экономика, общество и культура». Кастеллс (1996, р. 4) выражает позицию, противоположную позиции постмодернистской социальной теории, которая, как он считает, потворствует «празднованию конца истории и, в определенной мере, конца Разума, отрицая нашу способность понимать и осмысливать»:

[516]

Программа, формирующая эту книгу, направлена против разрушения и находится в оппозиции к различным формам интеллектуального нигилизма, социального скепти­цизма и политического цинизма. Я верю в рациональность и в возможность обраще­ния к разуму... Я верю в возможности осмысленного социального действия... Да, не­смотря на давнюю традицию порой трагических интеллектуальных ошибок, я верю в то, что наблюдение, анализ и построение теории способствуют созданию иного, лучшего _MHpa(Castells, 1996, р. 4)

Кастеллс изучает возникновение нового общества, культуры и экономики в свете начавшейся в Соединенных Штатах в 1970-х гг. революции в информаци­онной технологии (телевидение, компьютеры и т. д.). Эта революция, в свою оче­редь, привела к фундаментальной перестройке капиталистической системы, начи­ная с 1980-х гг., и к появлению того, что Кастеллс называет «информационным капитализмом». Помимо этого, возникали «информационные общества» (хотя меж­ду ними существуют значительные культурные и институциональные различия). Обе указанные формы основаны на «информационализме» («способе развития, при котором основным источником производительности становится качествен­ная способность оптимизировать сочетание и использование факторов произ­водства на основе знания и информации» [Castells, 1998, р. 7]). Распространение информационализма, особенно информационного капитализма, приводит к воз­никновению оппозиционных социальных движений, основывающихся на лично­сти и идентичности («процесс, посредством которого социальный актор осознает себя и конструирует значение прежде всего на основе данного культурного при­знака или набора признаков, исключая более широкое обращение к другим соци­альным структурам» [Castells, 1996, р. 22]). Такие движения вызывают современ­ный эквивалент того, что марксисты именуют «классовой борьбой». Надежду на противодействие распространению информационного капитализма и проблемам, которые он порождает (эксплуатация, ограничение доступа, угроза личности и идентичности), олицетворяет не рабочий класс, а разнообразные социальные дви­жения (например, экологическое, феминистское), опирающиеся главным образом на идентичность.

Сущность проводимого Кастеллсом анализа состоит в том, что он называет па­радигмой информационной технологии. Последняя обладает пятью основными свойствами. Во-первых, это технологии, которые воздействуют на информацию. Во-вторых, поскольку информация выступает составной частью всей человеческой де­ятельности, эти технологии оказывают повсеместное влияние. В-третьих, все сис­темы, которые используют информационные технологии, определяются «сетевой логикой», которая позволяет им воздействовать на множество процессов и органи­зации. В-четвертых, новые технологии весьма гибки, что позволяет им постоянно изменяться и адаптироваться. В-пятых, отдельные связанные с информацией тех­нологии соединяются в чрезвычайно интегрированную систему.

В 1980-х гг. возникла новая глобальная информационная экономика с возрас­тающей прибыльностью. «Она информационная потому, что производительность и конкурентоспособность ее хозяйственных единиц или агентов (будь то фирмы, регионы или государства) фундаментальным образом зависят от их способности

[517]

производить, обрабатывать и эффективно применять основанную на знаниях информацию» (Castells, 1996, р. 66). Она глобальная потому, что обладает «спо­собностью функционировать как единое целое в реальном времени в масштабах всей планеты» (Castells, 1996, р. 92). Впервые это стало возможным благодаря новым информационным и коммуникационным технологиям. Новая экономика. «информационная, а не просто основанная на информации, потому что культур­но-институциональные свойства всей социальной системы должны быть включе­ны в распространение и осуществление новой технологической парадигмы» (Castells, 1996, р. 91). Несмотря на то что новая экономика носит глобальный характер, суще­ствуют определенные различия, и Кастеллс выделяет регионы, образующие осно­ву новой глобальной экономики (Северная Америка, Европейский Союз и Юго-Восточная Азия). Таким образом, мы говорим о разделенной на регионы глобальной экономике. Кроме того, существуют значительные различия внутри каждого реги­она, и крайне важно, что, тогда как некоторые области земного шара включаются в этот процесс, другие из него исключаются и испытывают на себе серьезные нега­тивные последствия. Исключаются целые области мирового пространства (напри­мер, Африка южнее Сахары), а также части привилегированных регионов (напри­мер, часть городов в Соединенных Штатах).

Возникновению новой глобальной информационной экономики сопутствует появление новой организационной формы — сетевого предприятия. Среди проче­го, сетевое предприятие характеризуется гибким (а не массовым) производством, новыми системами управления (зачастую перенимаемыми из японских моделей менеджмента), организациями, основанными скорее на горизонтальной, а не на вертикальной модели и соединением крупных корпораций в стратегические аль­янсы. Однако, что самое важное, фундаментальным компонентом организаций является совокупность сетей. Именно по этой причине Кастеллс (Castells, 1996, р. 171) утверждает, что «новая организационная форма возникла как характерная для информационной/глобальной экономики: сетевое'предприятие», определяемое как «специфическая форма предприятия, система средств которого образуется пе­ресечением сегментов автономных систем целей». Сетевое предприятие есть ма­териализация культуры глобальной информационной экономики, и это делает возможным преобразование сигналов в товары посредством обработки знаний. В результате, изменяется природа труда (например, индивидуализация труда по­средством введения гибких форм графика рабочего времени), хотя конкретный характер этого изменения различен от государства к государству.

Кастеллс (Castells, 1996, р. 373) также рассматривает возникновение (которым сопровождается развитие средств мультимедийных технологий, происходящее из слияния средств массовой информации и компьютерных технологий) культуры реальной виртуальности, «системы, в которой сама реальность (т. е. материаль­ное/символическое существование людей) всецело захватывается, полностью по­гружается в обстановку виртуальных образов, в мир воображаемого, в котором изображения не просто возникают на экране, через который передается опыт, а са­ми становятся опытом». В отличие от прошлого, в котором господствовало «про­странство мест» (например, такие города, как Нью-Йорк или Лондон), сегодня возникла новая пространственная логика, «пространство потоков». В нашем мире

[518]

в большей мере стали господствовать процессы, а не физическое местоположение (хотя последнее, очевидно, продолжает существовать). Подобным же образом, мы вступили в эпоху «безвременного времени», в которой, например, информация непосредственно доступна в любом месте земного шара.

Не ограничивая свой анализ рассмотрением сетевого предприятия, далее Кас-теллс (Castells, 1996, р. 469, 470; курсив мой) утверждает, что «господствующие функции и процессы в информационную эпоху во все большей степени организо­ваны вокруг сетей», определяемых как наборы «взаимосвязанных узлов». Сети открыты, способны к неограниченному расширению, динамичны и могут обнов­ляться, не разрушая систему. Однако то, что наша эпоха определяется сетями, не означает окончания капитализма. В сущности, по крайней мере, на данный момент, сети позволяют капитализму впервые становиться действительно гло­бальным и организованным на основе глобальных финансовых потоков, приме­ром которых служат часто обсуждаемые глобальные «финансовые казино» — пре­красный пример не только сети, но также и информационной системы. Деньги, которые здесь выигрывают и проигрывают, имеют сегодня гораздо большее зна­чение, чем те, что зарабатываются в процессе производства. Деньги отделились от производства; мы живем в капиталистическую эпоху, которая определяется бес­конечным стремлением к деньгам.

Как мы видели выше, Кастеллс не считает, что развитие сетей, культуры реаль­ной виртуальности, информационализм и особенно их использование в информа­ционном капитализме происходят без помех. В оппозиции к ним находятся ин­дивиды и коллективные образования, обладающие собственной идентичностью, которую они стремятся защитить. Таким образом, «Бог, государство, семья и обще­ство обеспечат непреложные, вечные коды, вокруг которых будет установлено дви­жение противодействия наступлению» (Castells, 1997, р. 66). Важно осознать, что эти противодействующие движения, чтобы преуспеть, должны опираться на инфор­мацию и сети. Таким образом, они в значительной степени вовлечены в новый поря­док. В данном контексте Кастеллс описывает множество социальных движений, в том числе сапатисты в Чиапас в Мексике, американская милиция, японский культ «Аум Сенрике», движение в защиту окружающей среды, феминизм и движение гомо­сексуалистов.

Что же можно сказать о государстве? С точки зрения Кастеллса, в новом мире с его глобализацией экономики и зависимостью от глобальных рынков капитала государство становится все менее мощным. Таким образом, например, государства будут неспособны защищать свои социальные программы, потому что присутству­ющие в мире несбалансированности приведут к тому, что, капитал будет тяготеть к государствам с низкими издержками по социальным программам. Мощь госу­дарства также разрушают глобальные коммуникации, которые свободно перете­кают из страны в страну. Кроме того, наблюдается глобализация преступности и создание глобальных сетей, находящихся вне контроля какого-либо отдельного осударства. Государства ослабляются также вследствие возникновения много­сторонних объединений, таких супергосударств, как Европейский Союз, и внут­ренних подразделений. Несмотря на то что они будут продолжать существовать, кастеллс (Castells, 1997, р. 304) считает, что государства становятся «узлами более

[519]

обширной сети власти». Дилемма, с которой сталкивается государство, состоит в том, что, если оно представляет свои народы, оно будет менее эффективно в гло­бальной системе, однако если оно сосредоточится на последней, то не сможет аде­кватно выражать интересы своего народа.

Примером краха государства может быть Советский Союз. Он просто был неспособен адаптироваться к новому информационализму и миру сетей. Напри­мер, советское государство монополизировало информацию, однако это было не­совместимо с миром, в котором успех связывается со свободным потоком инфор­мации. С распадом Советского Союза государство оказалось легкой добычей для глобальных криминальных элементов. По иронии судьбы, будучи исключенной из глобального информационного общества, Россия сегодня в значительной сте­пени вовлечена в глобальную преступность.

Следуя своей критической ориентации, особенно в отношении информаци­онного капитализма и его угроз личности, идентичности, благосостоянию, а также его исключения из обширных областей мирового пространства, Кастеллс (Castells, 1998, р. 359) делает вывод о том, что в сегодняшнем состоянии наша «экономика, общество и культура... ограничивают коллективное творчество, конфискуют уро­жай информационной технологии и направляют нашу энергию в саморазрушитель­ное противодействие». Однако так быть не должно, поскольку «нет ничего, что не могло бы быть изменено сознательным целенаправленным социальным действи­ем» (Castells, 1998, р. 360).

Кастеллс предлагает первый обоснованный социологический анализ нашего нового компьютеризированного мира, и из его работы можно извлечь множество заключений. Обращают на себя внимание два основных недостатка. Во-первых, это преимущественно эмпирическое исследование (опирающееся на вторичные данные), и Кастеллс стремится избежать использования определенных теорети­ческих источников, которые могли бы усилить его работу. Во-вторых, он уделяет внимание исключительно сфере производства и не рассматривает следствия, ко­торые имеет его анализ для области потребления. Тем не менее Кастеллс, несо­мненно, предложил нам важное начало для того, чтобы лучше понять описывае­мый им возникающий мир.

Резюме

В настоящей главе мы сделали обзор некоторых теоретических подходов, продол­жающих рассматривать сегодняшний мир как часть современной эпохи. Энтони Гидденс понимает современность как сокрушительную силу, которая приносит ряд преимуществ, но также несет в себе ряд опасностей. Гидденс, в частности, под­черкивает такие опасности, как риски, связанные с сокрушительной силой совре­менности. Эти опасности представляют собой основной вопрос, рассматриваемый Беком в его работе об обществе риска. Современный мир рассматривается как характеризуемый риском и необходимостью предотвращения людьми этого рис­ка и их защиты себя от него. Я считаю рациональность ключевой характеристи­кой современного общества, несмотря на то что в нем крайне распространена мак-дональдизация. Тогда как я рассматриваю ресторан быстрого питания как образец

[520]

рациональности и современности, Бауман таким образцом считает Холокост. Ак­цент на ресторане быстрого питания и тем более на Холокосте указывает на ирра­циональные моменты и, обобщенно, опасности, связанные с современностью и возрастающей рационализацией. Затем мы рассматриваем воззрения Хабермаса на современность как на незавершенный проект. Хабермас тоже помещает в центр своего внимания рациональность, однако он главным образом исследует преоб­ладание системной рациональности и обеднение рациональности жизненного мира. Хабермас видит завершение современной эпохи в возникновении взаимообогаща-ющей рационализации системы и жизненного мира.

Последний раздел посвящен рассмотрению недавней работы Мануэля Кастелл-са. Кастеллса интересует возникновение информационализма и развитие сетево­го общества. Главным образом компьютер и информационные потоки, которые он предоставляет, изменили мир и при этом породили ряд проблем, например, ис­ключение значительных территорий мирового пространства и даже некоторых областей в Соединенных Штатах из этой системы и лишение их ее преимуществ.

Приняв во внимание эти воззрения на современность, в следующей заключи­тельной главе настоящей книги мы обратимся к рассмотрению различных идей, связанных с эпохой постмодерна.

[521]

Глава 13.