Сущность и основные особенности неопатримониализма

В ходе коренных социально-политических преобразований на территории бывшего СССР в целом, и в Украине в частности, эталоном демократии для широкой общественности служат, как правило, промышленно развитые страны Запада.

Однако по ряду существенных признаков («догоняющее» развитие по отношению к передовым странам, авторитарно-патриархальные черты политической культуры, неструктурированность гражданского общества и неоформленность партийных систем, национальные противоречия, углубляющееся социальное расслоение, обнищание и люмпенизация масс) республики СНГ во многом скорее близки государствам «третьего мира». Это придает особую актуальность анализу политического развития афро-азиатских обществ.

Недостаточность традиционных определений. Политические режимы афро-азиатских стран характеризуются, с одной стороны, исключительным многообразием форм, с другой, — относительной общностью, обусловленной экономическими, социальными и внешнеполитическими особенностями. Показательна эволюция, которую проделала западная политическая наука в подходе к изучению политических режимов в развивающихся странах. Прежде всего, оказалось, что на афро-азиатском материале практически не работает дихотомная парадигма «демократии/тоталитаризма», до этого успешно используемая в анализе всех других известных типов обществ. Применительно к гетерогенной реальности стран «третьего мира» это различие, однако, оказалось лишенным смысла, и данная модель оказалась не в состоянии ее адекватно описать и концептуализировать. Рассматривая это дихотомическое разделение, М. Доган и Д. Пеласси отмечают, что «оно не помогает нам понять все разнообразие существующих стран; напротив, оно объединяет все многообразие различий в две большие категории, которые фактически находятся на двух противоположных полюсах» [Доган М., Пеласси Д., Указ. соч.— С.225].

Афро-азиатские государства не могли быть однозначно интерпретированы ни в качестве тоталитарных режимов (ибо у них отсутствовала техническая инфраструктура, помогающая осуществлять всеобщий контроль над поведением индивидов), ни тем более, в качестве демократических (ибо создание конституционно-правового демократического фасада отнюдь не означало и установления соответствующих демократических правил «политической игры»). Не смогла заполнить концептуальный вакуум и разработка концепции авторитаризма как некой промежуточной формы между демократией и тоталитаризмом: она блестяще показала свою эффективность на южноевропейском и латиноамериканском материале, но оказалась мало что объясняющей при наложении ее на политическую действительность Африки или Азии. По меткому замечанию Ж. Бодуэна, понятие «авторитарный режим» стало в какой-то мере «остаточной категорией», неким «чемоданом», куда сваливаются с негативной оценкой все режимы, которые не могут быть отнесены ни к реестру либерально-демократических, ни к категории тоталитарных государств [Бодуен Ж. Вступ до політології.— К., 1995.— С. 168]. Иначе говоря, явно назрела необходимость существенного уточнения понятия авторитаризма применительно к афро-азиатской социополитической реальности, существенно отличной не только от южноевропейской (испанской, португальской, греческой), но и от латиноамериканской действительности.

Важной исходной точкой более адекватного анализа политических отношений в афро-азиатских странах стало признание многосоставной плюральной природы постколониального общества. Плюральным (в отличие от плюралистического) признается такое общество, которое в силу господства институтов, структур и ценностей доиндустриального или докапиталистического общества расколото на преимущественно противоборствующие группы родоплеменного, регионального или расового характера; это некая агломерация различных, весьма слабо связанных или совсем не связанных между собой социальных единиц, в роли которых выступают обычно племена, общины, касты, кланы и т.д. В таком обществе нет легально-рационального механизма интеграции (примирения и согласования соперничающих интересов), отсутствует и конвенциальное признание общих для всех правил политической игры, которые существуют в плюралистическом обществе.

Неопатримониализм. Развитие новой парадигмы в концептуализации афро-азиатской политической действительности связано с разработкой понятий «патримониализм» и «неопатримониализм» (С.Н. Эйзенштадт, Ж.Ф. Медар и др.), что позволило более точно представить закономерности политического процесса в этой группе стран.

Понятие «патримониализм» происходит от слова patrimonium, которое встречается в римском праве и означает «наследственное, родовое имущество». Голландский юрист XVII века Гуго Гроций употреблял понятие «патримониум» в более широком смысле, отождествляя его с безоговорочным владением, с управлением государством как своей частной собственностью по примеру того, как крестьянин распоряжается своим двором, в противоположность власти, которая ограничена договором, традиционными вольностями, привилегиями и т. д. В современной науке понятие патримониализма для анализа докапиталистических структур разрабатывал М. Вебер, который противопоставил его, с одной стороны, феодальной, с другой, — бюрократической (рационально-легальной) форме управления.

Развивая веберовскую концепцию, С.Н. Эйзенштадт выделил наряду с собственно традиционным патримониализмом еще и принципиально новые неопатримониальные структуры современного типа. Традиционный патримониализм, по его мнению, был присущ различным древним и средневековым восточным обществам.

Главная его особенность заключалась в дистанцированности между центром политической власти и его периферией (обществом в целом): центр отграничен от периферии и как бы возвышается над ней. Социально-политическая интеграция подобной системы осуществляется с помощью ряда символов, важнейшим из которых является символ семьи и семейной солидарности, представляющих собой как бы модель всего государства, идеал отношений между подданными и правителем.

Не менее значим и принцип отождествления социального порядка с космологическими моделями, освящение и закрепление политической власти категориями трансцендентной космологической символики. Властвующая элита выдает себя за прямого посредника между космическим и социальным порядком, полностью контролируя внешние связи, концентрируя в своих руках политические, экономические и символические ресурсы власти.

Для неопатримониализма характерен такой своеобразный симбиоз традиционализма и современного государства, который определяет фундаментальное внутреннее несоответствие между современным «внешним фасадом» государства (наличием конституции, писаного права, парламентско-партийных институтов, системы выборов и т.д.) и внутренней логикой его функционирования — вполне патримониальной:

1) политический центр отделен и независим от периферии, он концентрирует политические, экономические и символические ресурсы власти, одновременно закрывая доступ всем остальным группам и слоям к этим ресурсам и позициям контроля за ними;

2) государство управляется как частное владение (патрономиум) правящих групп — носителей государственной власти, которые «приватизируют» различные общественные функции и институты, делая их источником собственных частных доходов;

3) этнические, клановые, региональные и семейно-родственные связи не исчезают, а воспроизводятся в современных политических и экономических отношениях, определяя способы и принципы их функционирования.

Неопатримониализм, согласно, например, французскому исследователю Ж.Ф. Медару, присущ всем развивающимся странам, вне зависимости от типа политического режима, формы правления и государственной идеологии. По сути, неопатримониализм образует третий (после демократии и тоталитаризма) самостоятельный тип политической системы, встречающийся в современном мире и характеризующий политическую реальность нынешних афро-азиатских стран, а также многие черты посткоммунистического развития. Рассмотрим важнейшие особенности политической культуры и политического процесса неопатримониальных обществ.

Основные особенности политической культуры. Политическая культура неопатримониальных обществ характеризуется двумя универсальными чертами: во-первых, крайней персонализацией власти, во-вторых, доминированием клиентельных отношений.

1. Персонализация власти связана со слабой рационализацией политического процесса, которая обусловливает господство традиционных представлений о власти и их проекцию на современную действительность. Согласно этим традиционным представлениям, власть является не порождением общественных отношений или их институализацией, а есть прежде всего свойство, присущее определенной личности в силу ее происхождения, особых персональных качеств и мистического дара. Власть рождается с определенной личностью (например, царя или вождя) и уходит вместе с ней, она всегда личностно окрашена, всеобща и неделима. Поэтому глава государства в таком обществе неизбежно становится воплощением политической системы, ее символическим центром и основным нервом, стягивающим формальные и неформальные нити правления в единое целое; все другие политические институты, в соответствии с таким воззрением, изначально второстепенны и являются лишь средством, инструментом реализации его политической стратегии. Традиционный культ предков трансформируется в культ нового политического вождя — руководителя государства, который становится объектом поклонения, религиозного почитания и сакрализации.

Персонализация власти органично предполагает самоидентификацию масс не с политическими программами (сегодня одними, а завтра — другими), а с личностью лидера, лояльность к которому означает и лояльность к политическому режиму, который он олицетворяет. Такого рода ценностные установки отражают доминирование в неопатримониальном обществе социальных связей типа «патрон-клиент».

2. Доминирование клиентельных, или патронажных отношений, является другой важнейшей характеристикой неопатримониальных обществ. В наиболее общей форме клиентелизм можно определить как отношения личной зависимости, вырастающие из асимметричного взаимообмена услугами и расположением между сторонами, каждая из которых обладает неравными ресурсами. Патрон защищает своих клиентов, взамен последние оказывают ему всевозможные услуги. Экономические и властные ресурсы первого обмениваются на (политическую и электоральную) лояльность вторых.

В политических системах неопатримониального типа клиентелизм — это распространение этнических, региональных, конфессиональных, семейно-родственных и тому подобных связей на политическую сферу. Формально признанные принципы иерархии, закрепленные в нормативных актах, на практике уступают место клиентельным отношениям внутри государственной администрации и в ее отношениях с управляемыми, когда распределение различных постов, выгод и преимуществ осуществляется по клановым (региональным, этническим, родственным) критериям. Одно из наиболее распространенных проявлений социально-политического патронажа — это распределение правительственных должностей среди клиентов, способствующих избранию патрона на какой-либо ответственный пост. Как правило, исследователи обычно выделяют два уровня патронажа: на первом, низовом уровне, соответствующие отношения устанавливаются между сельскими и городскими малоимущими слоями, с одной стороны, и каким-либо влиятельным местным патроном (районным начальником, депутатом, деревенским старостой, помещиком, ростовщиком), — с другой. На втором, высшем уровне, соответствующие отношения устанавливаются между патронами первого порядка и национальной элитой.

Принципиально важно отметить, что патронажно-клиентельные отношения в неопатримониальных обществах играют ключевую и структурообразующую роль как в определении правил «политической игры», так и в функционировании политической системы в целом.

Другие характеристики политической культуры неопатримониального общества (правительственный фаворитизм, пренебрежение к установленным правилам и процедурам, произвол чиновничества, трайбализм, непотизм и коррупция) во многом являются продолжением и развертыванием первых двух отмеченных нами характеристик. Среди них следует, пожалуй, лишь особо выделить коррупцию, которая не только становится общепринятой моделью поведения, но и важным каналом достижения политических и иных целей, без которого формально санкционированные обществом механизмы и институты не смогли бы функционировать.

Особенности политического процесса. Несмотря на все многообразие социально-экономических и государственно-правовых форм, политических и идеологических ориентации, политический процесс в неопатримониальной политической системе обладает рядом общих и при этом коренных определяющих черт:

1. Основным агентом политического процесса выступает государство. Основанием для этого является функциональная независимость государства (политического центра системы) от общества (периферии системы), что, впрочем, является продолжением прошлой; патримониальной политической традиции, когда деспотическая власть местных и иноземных властителей на протяжении веков возвышалась над независимым миром различных общинных, кастовых, этнических и конфессиональных укладов. Решающая роль государства в осуществлении экономических и социальных программ, концентрация в его руках материальных и финансовых ресурсов, превращение государства в главного работодателя подтвердили центральный статус государства и в неопатримониальном обществе. Как и прежде, экономическая функция координации всеобщих интересов в разобщенном обществе сливается с функцией управления им, и, в свою очередь, переплетается с функцией символической и идеологической интеграции социума в целом. Монопольное положение государства в политической системе {этатизм) определяет его значительную самостоятельность и верховенство относительно: а) различного рода политических элит; б) основных экономических структур; в) общества в целом. Не характер государства зависит от степени развития общества, а, напротив, характер общества зависит от государства. Последнее существует не рядом с обществом, как это имеет место в политических системах западного типа, а над ним, поглощая и растворяя его в себе.

2. Ведущее место в системе власти занимают представители государственно-бюрократического комплекса — ГБК (носители государственной власти, персонификаторы госсобственности и распорядители важнейших общественных функций), совместившие функциональные роли бюрократической и политической элит. ГБК («партия власти») структурируется на основе клановых (региональных, племенных, семейно-родственных) связей и функционирует благодаря механизму патронажно-клиентельных отношений, фактически не подчиняясь публичным нормам легально-рациональной регламентации.

Внутри ГБК центральные, стержневые позиции принадлежат «президентскому клану», который образуется вокруг фигуры главы государства (впрочем, это может быть и не президент, а премьер-министр, председатель революционного совета и т. д.); он состоит из лично преданных ему людей, которые занимают ключевые позиции в государственном и партийном аппаратах, курируют силовые министерства и основные отрасли экономики. Основной структурообразующий элемент клана — система личных связей, замкнутая на главу государства и базирующаяся, в первую очередь, на этнической, региональной или семейно-родственной общности, а также на общности текущих политических и деловых интересов. Именно этому неформальному институту и принадлежит направляющая, организующая и мобилизующая роль и в ГБК — «партии власти» (то есть лидирующая роль среди других, ниже стоящих кланов), и в политическом развитии общества в целом.

3. Все другие компоненты политического поля (парламент, партии, группы интересов, профсоюзы и другие общественные организации) структурно неразвиты или находятся в зачаточном состоянии, они не превращаются в полноправный элемент «политической игры». Напротив, в ней, как правило, преобладают партии, обеспечивающие не соревновательность политического процесса, а поддержку правительства. Итак, механизма реальной партийной власти, как она понимается в парадигме «демократии / тоталитаризма», в неопатримониальной политической системе фактически не существует: соотношение партийных и государственных институтов здесь оказывается «перевернутым». Не партии контролируют формирование и функционирование правительства и других государственных органов, а, напротив, правительство направляет и контролирует деятельность партий и других общественных организаций, превращая их в придаток государственного аппарата, политические агентства при правительственной бюрократии. При этом партийные органы превращаются в некую разновидность государственной администрации, а партийная бюрократия как бы растворяется в бюрократии государственной.

Партийные институты обычно рассматриваются в качестве:

а) «приводного ремня» от государства к массам и б) средства создания сети клиентельных отношений, которые формируют базу господства ГБК. Можно выделить следующие основные функции правящих партий в неопатримониальной политической системе (вне зависимости от наличия или отсутствия других партий).

Во-первых, это контроль за выдвижением и отбором руководящих кадров в государственном аппарате, а также контроль за формированием представительных органов всех уровней;

во-вторых, это организация массовой поддержки целей, которые выдвигаются властью, обеспечение одобрения снизу тех или иных ее решений (через гражданские собрания, митинги, демонстрации и референдумы);

в-третьих, это политическое воспитание и идеологическая обработка масс в соответствии с той или иной официальной доктриной (это могут быть такие экзотические конструкции, как «планируемый либерализм» в Камеруне, «демократический и согласованный прогрессизм» в Габоне, «замбийский гуманизм» в Замбии, а то и просто учение «вождя нации» и «ясновидящего руководителя» — «мобутизм» в Заире);

в-четвертых, это контроль и руководство массовыми организациями. Реальное же назначение партийного механизма (и это можно отметить в качестве пятой функции) заключается чаще всего в приватном распределении между членами правящей группировки общественно-публичной властной сферы, то есть ее патримониальной приватизации. Партийный механизм по принципам клиентально-патронажных отношений рекрутирует новых членов «партии власти», «тасует» уже попавших в колоду, одновременно распределяя и перераспределяя доходные государственные должности и сферы «кормления».

4. Представительные органы, как правило, отстраняются от решения вопросов по существу. Во многих странах, особенно с военными режимами, парламентские органы вообще отсутствуют, в других они выступают чаще всего как «регистрационная палата», не играющая самостоятельной роли в процессе принятия решений. Парламент, сформированный преимущественно из членов правящих (или доминантных полугосударственных) партий, не обладает, в большинстве случаев, практически никакими правами и не осуществляет никакого контроля за деятельностью правительства.

Следует специально отметить, что институт парламентаризма в неопатримониальных политических системах имеет несколько иную природу, чем в современных западных обществах: в целом он является представительством не только современных (гражданских), но и в значительной мере традиционных (сословно-клановых, этнических, конфессиональных и проч.) социальных интересов. В Западной Европе и Северной Америке формирование системы представительской демократии, как известно, основывалось на растворении в едином национально-гражданском сообществе партикуляризмов сословно-общинного типа. В результате возникло не только национально-независимое, но и национально-консолидированное государство, которое унифицировало население по принципу всеобщей гражданской связи в юридическом, экономическом, культурном и коммуникационном отношении. В неопатримониальном же обществе современные формы гражданской связи сосуществуют с многочисленными традиционными и полутрадиционными делениями по племенам, регионам, религиям и языкам; при этом неполнота и несформированность гражданских отношений замещается тем, что традиционные формы здесь начинают осуществлять новые, несвойственные им ранее, современные общественные функции политического типа. Соответственно, современные политические институты не только не отменяют традиционные общественные деления, но, напротив, конституируют их в качестве формальных или неформальных самостоятельных политических сил. Это сближает парламентско-партийный механизм неопатримониального общества с первичной формой западного парламентаризма — сословно-общинным представительством, то есть сословными парламентами, «генеральными штатами», сеймами, кортесами, которые возникли в Западной Европе в течение XIII—XV веков. Важнейшей генетической особенностью последних как раз и было, как известно, представительство различных территориальных, общинных, сословных и классовых интересов в качестве интересов политических. Аналогичным образом, парламентские институты в «плюральной» действительности постколониального (или постсоветского) общества также выступают прежде всего в виде своего рода «генеральных штатов», обеспечивающих синтез политического представительства современных (бессословных) и традиционных (этнических, региональных, конфессиональных и проч.) интересов в очень сложных и комбинированных сочетаниях.

Фактически парламентские органы осуществляют институциализацию патронажно-клиентельных отношений между «держателями власти» (ныне это не королевская администрация, а ГБК во главе с президентом) и прочими силами общества. Составленный из многочисленных патронатов, соединенных в иерархическую систему, парламент становится элементом системы единой власти, а не одной из властей в европейском понимании.Для правящих групп ГБК этот механизм становится важным средством обеспечения лояльности и интеграции потенциальных контрэлит в систему своей власти. Парламентарии, попав, по выражению Д. Ф. Люке, в жернова «представительного клиентелизма», принимают определенные правила игры, поскольку получение и сохранение депутатского места, а значит, и всех связанных с ним материальных выгод и преимуществ, зависит в гораздо большей степени от расположения патронов из правящего клана, чем от избирателей. Высокие должностные оклады, жилищные, транспортные и прочие привилегии становятся важным элементом нейтрализации практически любых потенциальных антисистемных сил.

5. Как правило, отсутствует или действует в урезанное виде, правило альтерната (принцип смены правительства в зависимости от победы той или иной партии на выборах). Соответственно, циркуляция правящих групп осуществляется не через публичные формы партийно-парламентской борьбы, а в результате верхушечных «дворцовых заговоров», военных и иных государственных переворотов («революций», путчей и т.д.), что, в свою очередь, превращает «силовые ресурсы» (вооруженные силы, национальную гвардию, службы безопасности) в активный субъект политического процесса.

Такой процесс разворачивается в особом «преторианском пространстве», которое предполагает:

а) вмешательство военных в политику; б) невозможность полного гражданского контроля над армией (и политической нейтральности последней); в то время как, в парадигме «демократии / тоталитаризма» армия и в первом, и во втором случае «по определению» подчиняется верховной политической власти и не имеет самостоятельного значения (активная роль армии предполагается лишь для особого переходного состояния между демократией и тоталитаризмом — авторитарной фазы, то есть, она является своеобразным отклонением, но отнюдь не нормой). Иначе говоря, политическая система неопатримониального типа характеризуется, как правило, институциализацией вмешательства армии в политику, когда военные перевороты и контрперевороты, попеременное правление военных и гражданских бюрократических клик становятся «нормальным» средством перераспределения власти, влияния, доходов между различными фракциями, кланами и группами внутри и вне ГБК.

Таким образом, перенесенные на традиционную почву основные элементы современной политической системы (политические партии, выборы, парламент) в неопатримониальном обществе подвергаются существенной трансформации и переосмыслению, становятся оболочкой, прикрывающей традиционные и полутрадиционные общественные связи. Скрепленные между собой в значительной мере не современными, легально-рациональными связями гражданского типа, а отношениями патронажа и клиентеллы, современные политические институты становятся удобным каркасом, в рамках и под ширмой которых происходит процесс воспроизводства традиционных форм патримониального господства.