Особенности развития личности. Профессиональная продуктивность

В зрелости, как и в молодости, главными сторонами жизни обычно являются профессиональная деятельность и семейные отношения. Однако определяющая их социальная ситуация развития существенно меняется: если в молодос­ти она включала овладение выбранной профессией и вы­бор спутника жизни (создание семьи), т.е. была ситуацией организации, создания соответствующих сторон жизни, то в зрелости это ситуация реализации себя, полного раскры­тия своего потенциала в профессиональной деятельности и семейных отношениях.

Э. Эриксон считает основной проблемой зрелости выбор между продуктивностью и инертностью, которые характе­ризуют, соответственно, прогрессивную и регрессивную линии развития. Понятие продуктивности включает у него как творческую и производительную (профессиональную) продуктивность, так и вклад в воспитание и утверждение в жизни следующего поколения. Продуктивность, в том чис­ле профессиональная, связана, по Эриксону, с заботой «о людях, результатах и идеях, к которым человек проявляет интерес». Отсутствие продуктивности, инертность ведет к поглощенности собой, своими личными потребностями.

Важнейшей особенностью зрелости является осознание ответственности за содержание своей жизни перед самим собой и перед другими людьми. Э. Эриксон подчеркивал, что каждый достигший зрелого возраста человек «должен или принять или отвергнуть мысль о своей ответственнос­ти за возобновление и улучшение всего, что могло бы спо­собствовать сохранению и совершенствованию нашей куль­туры». Согласно Эриксону, человек достиг своего уровня развития благодаря тому, что стал «в равной степени обу­чающим и обучающимся животным». Зрелый человек дол­жен способствовать приумножению воспринятой им чело­веческой культуры и передаче ее будущим поколениям.

Развитие личности зрелого человека требует избавления от неоправданного максимализма, характерного для юнос­ти и частично молодости, взвешенности и многогранности подхода к жизненным проблемам, в том числе к вопросам своей профессиональной деятельности. Последнее особенно актуально в связи с тем, что накопленный опыт, знания, умения представляют для человека огромную ценность, но могут создавать ему трудности в восприятии новых прогрес­сивных идей, тормозить рост его творческих возможностей. Прошлый опыт, «апперцептивная масса» (И. Гербарт) при отсутствии разумной гибкости и многогранности могут стать источником консерватизма, ригидности, неприятия всего того, что исходит не от себя самого.

У части людей в зрелом возрасте бывает еще один, «вне­плановый» кризис, приуроченный не к границе двух ста­бильных периодов жизни, а возникающий внутри данного периода. Это так называемый кризис 40 лет. Он может про­явиться и несколько раньше, а может сильно сдвинуться в сторону более старшего возраста. Это как бы повторение кризиса 30 лет, кризиса смысла жизни. Оно происходит тогда, когда кризис 30 лет не привел к должному реше­нию экзистенциальных проблем.

Как и в период кризиса 30 лет, человек остро пережива­ет неудовлетворенность своей жизнью, расхождение между жизненными планами и их реализацией. А.В. Толстых отме­чает, что к этому добавляется изменение отношения со сто­роны коллег по работе: время, когда можно было считаться «подающим надежды», «перспективным», проходит, и че­ловек чувствует необходимость «оплаты векселей».

Помимо проблем, связанных с профессиональной де­ятельностью, кризис 40 лет нередко вызывается и обо­стрением семейных отношений. В это время обычно начинают жить самостоятельной жизнью дети, умирают некоторые близкие родственники и другие близкие люди старшего поколения. Потеря некоторых близких людей, утрата очень важной общей стороны жизни супругов — непосредственного участия в жизни детей, каждодневно заботы о них — способствует окончательному осознанию характера супружеских отношений. И если кроме детей супругов ничто значимое для них обоих не связывает, семья может распасться.

В случае возникновения кризиса 40 лет человеку приходится еще раз перестраивать свой жизненный замысел, вырабатывать во многом новую «Я-концепцию». С этим кризисом могут быть связаны серьезные перемены в жизни, вплоть до смены профессии и создания новой семьи

Центральным возрастным новообразованием периода зрелости можно считать продуктивность, понимаемую вслед за Э. Эриксоном как интегральное образование: профессиональную продуктивность и вклад в развитие и утверждение в жизни будущего поколения. Таким образом, если в молодости центральными возрастными новообразованиями являются с одной стороны, семейные отношения, включая материнство или отцовство, а с другой — профессиональная компетентность, то в зрелости на их основе возникает уже объединенное образование, интегрирующее результаты развития обоих новообразований предыдущего периода.

При проявлении кризиса 40 лет можно говорить о еще одном важном новообразовании зрелости: коррективе жизненного замысла и связанных с ними изменениях «Я- концепции».

Проблемы профессиональной продуктивности многие психологи увязывают с понятием «акмэ» -- вершины, поры расцвета. Оно появилось еще в античные времена. Восходящее к древним грекам понимание зрелости как поры «акме нашло отражение и в названии той части возрастной психологии, которая изучает зрелость: «акмеология».

Часть исследователей, например известный швейцарский психолог Э. Клапаред, полагают, что, достигая в зрелости своего расцвета и, соответственно, пика профессиональной продуктивности, человек прекращает свое развитие, останавливается в повышении своего профессионального мастерства, творческого потенциала и т.д. Затем наступает спад постепенное убывание профессиональной продуктивности все лучшее, что человек мог сделать в своей жизни, остается позади, на уже пройденном отрезке жизненного пути.

Выделение внутри периода зрелости «акмэ» — верши­ны, поры наибольшего расцвета перекликается с распрос­траненным взглядом на зрелость как на возраст, в пределах которого у всех или по крайней мере у многих людей начи­нается спад жизненной энергии и жизненной активности. Г. Крайг отмечает, что зрелость «может быть периодом рас­цвета применительно к семейной жизни человека, его ка­рьере или творческим способностям, но при этом люди все чаще задумываются о том, что они смертны и что их время уходит. Некоторых людей в середине жизни начина­ют беспокоить вопросы реализации своего творческого потенциала и необходимости передать что-то следующему поколению, мучить опасения по поводу стагнации и упу­щенных возможностей, одолевать заботы о том, как сохра­нить близкие отношения с родными и друзьями».

«Водораздел», переход от прогресса к регрессу связыва­ется у разных авторов с разным возрастом; чаще всего его указывают для возраста от 40 до 50 лет. Безусловно, необ­ходимо иметь в виду, что в период зрелости у большинства людей с определенного возраста в развитии психических функций начинаются инволюционные процессы. Это свя­зано с начинающимся биологическим старением. В то же время работы Б. Г. Ананьева и его учеников (петербургская психологическая школа) показали, что процесс развития психических функций в зрелости сложен и неоднозначен.

В ранние и средние периоды зрелости продолжается пер­вая фаза — фаза прогрессивного развития общих свойств функций. Однако существует и вторая фаза прогрессивного развития, связанная со специализацией психических функ­ций в процессе профессиональной деятельности. Она час­тично накладывается на первую, но достигает наиболее вы­сокого развития в поздние периоды зрелости, вследствие чего нередко отмечается совмещение инволюции общих свойств функции с прогрессивным развитием ее специали­зации. Например, могут продолжать прогрессивно развивать­ся техническое и другие виды специального мышления, твор­ческое воображение, профессиональная память и т. д.

В соответствии с представлениями об «акмэ» как срав­нительно узком периоде наибольшего расцвета, их сторон­ники видят основную задачу акмеологии в установлении закономерностей проявления этого наиболее продуктив­ного периода зрелости, тех условий, которые способству­ют оптимальному протеканию этого пика или, возможно, пиков.

Отметим, что для целого ряда профессий оптимальное время, возрастной пик продуктивности обусловлены самим их характером. Это все виды профессиональной деятельности, в которых мастерство, знания и опыт должен сочетаться с высоким уровнем физической и функциональной готовности. Летчики-испытатели, профессиональны спортсмены, артисты балета и т. д. достигают своего «акмэ в самом начале периода зрелости, после чего относительно быстро наступает спад. В других профессиях, например врача-хирурга, авиадиспетчера и т. п., «акмэ» может сдвигаться к середине, иногда ко второй половине зрелости. Во всех таких случаях время пика профессиональной продуктивности зависит от необходимого оптимального соотношения уровня мастерства, знания, опыта, с одно стороны, и функциональной и физической подготовки - с другой. На время и продолжительность «акмэ» влияют индивидуально-личностные особенности человека. Например, для любого вида спорта возраст как начала наибольшего расцвета спортсменов-профессионалов, так и закат их карьеры индивидуален.

Вместе с тем для представителей очень многих профессии пик продуктивности, после которого наступает ее спад нехарактерен. Вряд ли можно говорить об обязательном «акмэ» в профессиональной деятельности актера или преподавателя, врачей-специалистов в целом ряде областей медицины и вообще представителей тех профессий (в то числе рабочих), в которых профессиональное мастерство имеет жесткой зависимости от уровня физической и функциональной готовности. В этом случае оно обычно по кpaйней мере не снижается до момента ухода на пенсию или потери трудоспособности вследствие резкого ухудшения состояния здоровья. Здесь можно говорить не о пике, а неуклонном плавном подъеме, завершающемся обрывом.

Особый интерес представляет проблема «акмэ» для людей творческих профессий — ученых, писателей, поэтов композиторов, художников и т. д. Есть очень яркие примеры резких всплесков, в буквальном смысле пиков наивысшей творческой продуктивности. А.Н. Верстовский достиг вершины своего творчества (опера «Аскольдова могила в возрасте 36 лет. За последующие до конца жизни 27 лет близких по значительности и совершенству произведений ему создать не удалось. Аналогична была творческая продуктивность М.А. Шолохова, закончившего создание шедевра мировой литературы романа «Тихий Дон» в начале зрелости. Напомним, что он умер в 1984 г., на 79 году жиз­ни, а последнее значительное произведение — «Поднятая целина» — было закончено им в 1960 г. Но этот последний роман, законченный за двадцать с лишним лет до смерти, по своему уровню значительно уступает «Тихому Дону».

Вместе с тем есть множество других примеров, свиде­тельствующих о продолжающемся до самого конца жизни длительном периоде высочайшей творческой продуктив­ности. Расцвет творчества П.И. Чайковского, начавшись в 1866 г. (симфония «Зимние грезы»), продолжался без спа­дов и перерывов всю оставшуюся жизнь. Опера «Пиковая дама» была написана в 1890 г., 6-я «Патетическая» симфо­ния — в 1893, последнем году жизни.

За этот 27-летний период помимо названных и многих других шедевров им были созданы такие произведения, как увертюра-фантазия «Ромео и Джульетта» (1869), три струн­ных квартета (1871, 1874, 1876), симфоническая фантазия «Буря» (1873), «Меланхолическая серенада» для скрипки с оркестром (1875), симфоническая фантазия «Франческа да Римини» (1876), балет «Лебединое озеро» (1876), цикл фор­тепьянных пьес «Времена года» (1876), 4-я симфония (1877), опера «Евгений Онегин» (1878), «Большая соната» для фор­тепьяно (1878), концерт для скрипки с оркестром (1878), три сюиты для оркестра (1879, 1880, 1883), «Торжественная увертюра 1812 год» (1880), «Итальянское каприччио» (1880), фортепьянное трио «Памяти великого художника» (1882), опера «Мазепа» (1883), кантата «Москва» (1883), программ­ная симфония «Манфред» (1885), опера «Чародейка» (1887), 5-я симфония (1888), балет «Спящая красавица» (1889), опера «Иоланта» (1891), балет «Щелкунчик» (1892). Практи­чески каждый год композитор создавал музыкальные про­изведения, ставшие популярными и любимыми во всем мире.

Высочайший уровень продуктивности, сохранявшийся до конца жизни, отличает творчество очень многих выда­ющихся ученых, писателей, поэтов, композиторов, худож­ников и представителей других творческих профессий. На­зовем еще некоторых из них: Леонардо да Винчи, М.В. Ло­моносов, И. Гете, В.И. Вернадский, А.П. Чехов, Ф.М. Дос­тоевский, Ч. Диккенс, А. Эйнштейн, М.М. Пришвин.

Как видим, наличие пика профессиональной, в том числе творческой, продуктивности для большинства про­фессий не обязательно и определяется индивидуальными особенностями человека. Иногда временное или оконча­тельное снижение уровня творческой продуктивности наступает вследствие тяжелых жизненных обстоятельств (время каторги и ссылки Ф.М. Достоевского, последний период жизни Л. Бетховена). Однако решающая роль в наличии либо отсутствии в профессиональной продуктивности периода «акмэ», после которого следует спад, обычно принадлежит направленности личности, доминирующему мотиву. Влияние направленности личности будет рассмотрено ниже.

Отношения с детьми

Зрелость — время продуктивности во всех сферах жизни. Одна из самых важных задач взрослого человека — вырастить своих детей. Отношения с взрослеющими детьми складываются у родителей по-разному, в зависимости от различных обстоятельств. Одним из наиболее важных, зачастую — решающим становится то, какова эмоциональная база отношения каждого из родителей к ребенку. В психлогии обычно рассматриваются три варианта: эмоциональной основой может стать безусловная любовь, обусловленная любовь и непринятие ребенка.

Особенностей и механизма возникновения безусловной любви мы касались выше. Материнскую безусловную любовь описал Э. Фромм (любовь отца он понимал несколько иначе): «Материнская любовь... — это безусловная самоотдача во имя жизни ребенка и его потребностей... Из-за альтруистического, бескорыстного характера материнской любовь считается высшим видом любви». Переживания ребенка, которого так любят, «кристаллизуются и объединяются в одном переживании: я любим. Я любим, потому что прекрасен, неповторим. Я любим, потому что мать нуждается во мне... Я любим, потому что это я... Мне ничего не надо делать для того, чтобы быть любимым».

Ребенка любят независимо от того, красив он или некрасив, способен или неспособен, независимо от того сколько огорчений он приносит сейчас и что от него ждут в будущем. Именно такая любовь необходима ребенку, хотя (сразу же оговоримся) ее недостаточно для личностного роста, она еще не гарантирует благоприятного личностного развития.

Обусловленная любовь — любовь неистинная. Ребенка любят, и это демонстрируют ему только тогда, когда он отвечает требованиям и ожиданиям родителей. Его любят, когда он послушен, не доставляет хлопот и неприятностей, хорошо учится, выбирает тот жизненный путь, который устраивает старших членов семьи, когда его успехами можно гор­диться. Чем меньше таких моментов, приносящих радость родителям, тем меньше любви достается ребенку.

Считается, что обусловленная любовь способствует раз­витию у детей неуверенности, тревожности, даже чувства неполноценности, снижает уровень самооценки.

Неприятие или отвержение ребенка в разных семьях вы­ражается по-разному, может осознаваться или не осозна­ваться родителями. Такая наиболее неблагоприятная для ре­бенка ситуация возникает не только в так называемых не­благополучных семьях, где равнодушие для всех очевидно (или ребенок заброшен, предоставлен самому себе, его не контролируют и им мало интересуются, или с ним жестоко обращаются). В семьях внешне благополучных родители мо­гут заботиться о ребенке и не осознавать, что не принимают его по какой-то причине. Причины бывают разными. На­пример, ждали мальчика, а родилась девочка. Мама красива и обаятельна, а ее дочь замкнута, неловка, некрасива — «гадкий утенок», постоянно раздражающий ее этими каче­ствами. Или отец — математик, видевший в сыне свое про­должение, второе «Я», не обнаруживает в нем ни математи­ческих способностей, ни склонности жить его интересами.

Дети чувствуют как неистинность обусловленной люб­ви, так и непринятие со стороны родителей. А это рано или поздно сказывается на отношениях между двумя поко­лениями в семье. Отчуждение, замкнутость ребенка или его уход «на улицу», конфликты начинаются, как правило, с подросткового возраста. Если в юности или молодости по­является возможность уйти из родительского дома, вырос­шие дети, которых не принимали, ее используют, созда­вая свои семьи, уезжая в другой город работать или учить­ся, «искать счастье».

Однако особенности отношений между родителями и детьми определяются не только их эмоциональной осно­вой — родительской любовью или ее отсутствием — но и стилем воспитания. Основные стили воспитания были опи­саны в главе 6 раздела II. Здесь отметим только, что неко­торые стили семейного воспитания предполагают опреде­ленную эмоциональную базу: например, воспитание «ку­мира семьи» невозможно без обожания ребенка, безуслов­ной любви к нему; гипоопека, детская безнадзорность — без равнодушия, неприятия. Некоторые стили сочетаются с разными родительскими чувствами. Так, для авторитар­ных родителей может быть характерна обусловленная любовь и даже неприятие ребенка, что при сильном характере и высокой ответственности приводит к чрезмерной требовательности, давлению, жесткому тотальному контролю. Нелюбящая и не осознающая этого мать считает, что «правильное» воспитание — ее главная обязанность, долг перед обществом; она тратит много времени и сил на ребенка, высоко эти затраты оценивая. Характерны упреки в его адрес в том, что он, повзрослев, не оценит принесенных жертв. Но авторитарной может стать и любящая мать — при определенном складе характера, представлениях о том каким должен быть ребенок и что принесет ему счастье в будущей взрослой жизни, при особом жизненном опыте, приобретенном в родительской семье, и т.д.

Отношения родителей и детей зависят и от ребенка, его личностных особенностей. Общеизвестно, что индивидуальные особенности детей необходимо учитывать в процесс воспитания и обучения. Тем не менее и среди родителей, и среди профессиональных педагогов и психологов достаточно распространены некоторые взгляды, представляющиеся нам ошибочными.

Пожалуй, самым популярным заблуждением до сих пор остается представление о безусловной предпочтительности для развития ребенка полной семьи, какая бы неблагополучная она ни была. Считается, что все дети, воспитывающиеся без отца, не приобретают адекватной половой идентификации и ряда других необходимых качеств. Однако отсутствие отца может быть компенсировано другим факторами; главное — положительное влияние матери неполной семье отражается на развитии личности более благотворно, чем отрицательное - отца в полной семье (если отец алкоголик, психопат и т.п.). Другими словами если приходится выбирать из двух зол, то лучше хороша неполная семья, чем плохая полная. Сохранять неблагополучную семью ради ребенка бессмысленно, если негативные влияния на его развитие преобладают в ней над положительными.

Что же касается собственно индивидуализации воспитания, то столь же распространенным, как и взгляд на «безотцовщину», представлением является вера в непогрешимость каких-либо педагогических систем, в существование универсальных рецептов воспитания.

Любой педагогический прием вызывает ожидаемый эффект при определенных обстоятельствах. Воспитаник С. Макаренко, ставший директором колонии, вспоминал, как он пытался воспроизвести одну из ситуаций, бле­стяще созданных его учителем. В то голодное время, когда он сам был колонистом, недавно привезенный беспризор­ник украл из кухни большой кусок хлеба. Антон Семено­вич выстроил всех воспитанников в две шеренги, в сере­дину поставил вора и заставил его доесть буханку. Подрос­ток, давясь хлебом под осуждающими взглядами колонис­тов, оставшихся без ужина, испытал острое чувство вины и больше никогда не притронулся к чужому. Значительно позже, в другой колонии, этот прием должен был пробу­дить совесть подростка, укравшего кусок курицы. Но время было другое, коллектив и провинившийся воспитанник — другие, и прием не сработал. Воришка с аппетитом доел курицу на глазах у изумленных товарищей, глотавших слюн­ки; ни стыда, ни раскаяния у него не появилось.

То же самое происходит в семейном воспитании. В раз­ных семьях одни и те же наказания и награды приводят к разным последствиям. Более того, в одной семье после раз­говоров, призывов, наказания или поощрения у разных детей наблюдаются различные реакции. Скажем, старший сын-подросток начал курить; провели разъяснительную беседу о вреде курения — перестал. Через пару лет начина­ет курить младший сын; после аналогичной беседы он за­являет родителям, что лучше прожить 30 лет так, как хо­чется, чем доживать до 80, не имея вредных привычек, и курит еще больше.

Не только отдельные педагогические приемы, но и об­щий стиль семейного воспитания должен зависеть от инди­видуальных особенностей ребенка. Безусловно, есть стили воспитания, нежелательные или вредные, отрицательно влияющие на личностное развитие детей. Это, прежде все­го, такие крайности, как жестокое обращение с ребенком, авторитарность при отсутствии любви; воспитание по типу «кумира семьи». В целом верно и представление о демокра­тическом стиле воспитания как оптимальном. В то же время, если ребенок сензитивный или психастеничный и ему свой­ственны ранимость, склонность глубоко переживать любую оценку, если у него снижается самооценка и повышается тревожность, обращаться с ним нужно особенно осторож­но, бережно. Это тот случай, когда невозможно «захвалить», и хвалить, поощрять следует как можно больше, а выражать недовольство и наказывать — как можно меньше.

Возбудимый (эпилептоидный) подросток, проявляю­щий агрессивность и мстительность, стремящийся к доминированию в отношениях, уважает только силу. Ему необ­ходим авторитарный стиль воспитания или, по крайней мере, элементы жесткого давления и контроля при стиле демократическом, иначе уже с 13—14 лет он начнет дикто­вать «мягким» родителям свои условия, определяя уклад жизни семьи. Если ребенок с характером такого типа ста­новится горячо любимым «кумиром», на имеющиеся у него черты наслаивается демонстративность (истероидность), что еще больше осложняет отношения в семье.

Воспитание может смягчать, сглаживать или, наоборот заострять, усиливать уже появившиеся черты характера ребенка. Если родителями не учитываются его индивидуальные особенности, воспитание оказывается неадекватным. Наряду с другими неблагоприятными моментами это может привести к появлению явной акцентуации характера: он становится дисгармоничным.

При любом стиле воспитания особенности личности ребенка накладывают отпечаток на семейные отношения Эмансипация, психологическое «отдаление» от родителей начинается с подросткового возраста. Эмансипация протекает тяжело, бурно, если у ребенка выраженный гипертимный, эпилептоидный, истероидный или неустойчивый тип характера. Возможны скандалы, шантаж, побеги из дома. При астеноневротическом, психастеническом, сензитивном типе в основном сохраняется старая система отношений, подростки «не бунтуют».

Когда дети достигают юношеского возраста, их отношения с родителями обычно становятся спокойнее. Выросшие дети продолжают жить в родительской семье уж на правах взрослых, более независимых, чем раньше, членов семьи или уходят из дома. На западе принят второй вариант, порождающий специфические проблемы.

Американские психологи описывают феномен «опустевшего гнезда». Когда младший ребенок покидает родительский дом, родители остаются вдвоем, лишаются привычных связей и забот, вынуждены в какой-то мере пересматривать свои отношения и образ жизни. В этот период особенно трудно входить тем, кого не объединяют глубокие чувства, кто обнаруживает, что рядом — чужой человек. Но такие семьи не обязательно распадаются. Сохранение семьи часто способствует материальная зависимость супругов друг от друга — совместное владение домом, обстановкой и т.д. Кроме того, многие американцы отмечают что после ухода детей наступает приятное время увеличения их свободы, возможностей личной жизни, освобожде­ния от ежедневных родительских обязанностей. Отноше­ния с детьми, поддерживаемые на расстоянии, становятся более взаимными и равными (Г. Крайг).

У нас далеко не все «гнезда» пустеют. Многие семьи включают 2—3 поколения, зачастую желая, но не имея возможности разъехаться. В юности и молодости выросшие дети нередко остаются с родителями или, пожив в обще­житии, у мужа (жены), возвращаются назад. Социологи отмечают, в частности, что из сельской местности в горо­да мигрируют в основном девушки, но значительная часть из них там не приживается и их родительские семьи через несколько лет увеличиваются: снова появляется дочь, обыч­но — со своим ребенком.

Отношения родителей и взрослых детей, живущих под одной крышей, как правило, сложнее, чем на расстоянии. У молодежи вырабатываются свой образ жизни, привыч­ки, родители уже не могут кардинально повлиять на этот процесс, не могут продолжать воспитывать. Обе стороны уже совершенно равноправны и должны приспосабливать­ся друг к другу, к меняющимся обстоятельствам жизни. Особенно сложными становятся отношения, когда взрос­лый ребенок приводит в родительский дом жену (мужа), когда старшее поколение в семье становится дедушкой и бабушкой.

Что порождает трудности, а часто — и конфликты! Г. Навайтис, консультирующий молодые пары при загсе, отме­чает, что общий быт и материальная помощь дают повод родителям вмешиваться во взаимоотношения в только что созданной семье. А такое вмешательство далеко не всегда приемлемо: только 14% будущих молодоженов стремятся жить так, как родители, 52% собираются частично пере­нять их образ жизни, остальные хотят жить совершенно по-другому. К конфликтам приводит и инфантильность молодежи, осознание своих новых «взрослых» прав и не­желание брать на себя ответственность, принимать новые обязанности.

Осложнение отношений, неумение их перестроить, вме­сте решать возникающие проблемы не всегда приводят к открытым конфликтам. Иногда семья втягивается в свое­образные «игры». Например, мать изображает из себя жерт­ву и молча, но выразительно страдает, а невестке, нару­шившей семейный уклад, отводится роль тирана. Или взрослаая дочь оказывается вдруг беспомощной и больной, и распадающаяся семья (ее немолодые родители) сплачиваются, приобретая общие цели, заботы*. Эти роли и характер взаимодействия обычно не осознаются.

*Подобные «игры» подробно описаны Э. Берном.

 

Психологическое отдаление взрослых детей от родителей — естественное, закономерное явление, без которого невозможно достижение самостоятельности, построение собственной жизни младшим поколением. Идеальный случай — когда система старых отношений вовремя перестраивается, не возникает ни серьезных конфликтов, ни «игр», родители «отпускают» от себя детей, не теряя взаимно теплых чувств. Но существует и еще один вариант: сохранение тесных детско-родительских отношений, эмоциональной зависимости. Рассмотрим его на двух примерах.

(1) Наверное, всем известны так называемые симбиотические отношения, развивающиеся в семьях, где мать одна воспитывает ребенка или, имея мужа, не удовлетворена браком и всю свою нерастраченную любовь обрушивает на сына (дочь). Иногда просто ребенок поздний, единственный и долгожданный. Когда он маленький, это выглядит примерно так:

 

«...Колька вернулся молчаливый: получил двойку по письму. Вид был жалкий. У Марьяны захолонуло сердце от любви и тревоги...

Марьяна потрогала у Кольки желёзки. Как бобы. Все время увеличены. А именно отсюда и начинается белокровие.

В детстве Марьяна лежала в больнице с гепатитом, насмотрелась на детей с желёзками. Они вспухали, как теннисные мячики. Желёзки росли, а дети усыхали. Как долго они умирали, как рано взрослели.

У Марьяны мерзла кожа на голове, волосы вставали дыбом. Хоть и знала — все в порядке: Кольку осматривали лучшие врачи. И все равно волосы дыбом. Сегодня в порядке. А завтра...

Колька переодевался в домашнюю одежду и усаживался за стол. Он вдохновенно жевал и глотал, а Марьяна сидела напротив и смотрела, как он жует и глотает, и буквально физически ощущала, как с каждым глотком крепнут силы, формируюся эритроциты и свежая кровь бежит по чистым детским сосудам в ее душе расцветали розы.

После еды — прогулка. Легкие должны обогащаться кислородом и сжечь все ненужное.

Колька мог бы гулять один. Детская площадка видна из окна. Но ведь несчастья случаются в секунды. Дети жестоки, как зверята. Суют друг другу палки в глаза. Столько опасностей подстерега­ет маленького человека. Маньяки ходят, уводят детей, а потом объявление по телевизору: пропал мальчик, шапочка в полоску, синяя курточка.

Марьяна одевается и идет с Колькой гулять.

Он носится туда-сюда, как пылинка в солнечном луче.

Взбегает на деревянную горку и бесстрашно съезжает на пря­мых ногах. Сейчас споткнется и сломает ключицу.

- Ко-оля! — душераздирающе кричит Марьяна».

 

В этом отрывке из рассказа В. Токаревой хорошо видна основа складывающихся симбиотических отношений: не только безусловная любовь матери к ребенку, но и полная сосредоточенность на нем (ребенок — главный смысл жиз­ни), гиперопека, стремление «жить за ребенка». Когда дети взрослеют, отношения не меняются. Мама все определяет, диктует, предупреждает об опасностях, ведет за собой уже большого, но пассивного ребенка, привыкшего к опеке. Н.В. Самоукина приводит такой случай:

 

«Сидим с младшей дочерью в кафе. За нашим столиком — молодой человек лет 20. При беглом взгляде на него у меня воз­никает ощущение странной болезненности в его позе и поведе­нии: пассивность, равнодушие к окружающим, безвольность, туманный взгляд, какая-то опустошенная податливость. «Неуже­ли он пришел сюда не со своей девушкой, а с мамой?» — пора­зилась я своей мысли. И действительно, через несколько минут к. столику подошла энергичная женщина средних лет с холодным и жестким лицом, неся поднос с едой. Они молчаливо поели и двинулись к выходу. Мать впереди, с сумками, пробивая дорогу в заполненном людьми кафе, сын — за ней, трусливо прячась за ее спиной».

 

Анализируя отношения такого типа, Н.В. Самоукина отмечает, что сильный ребенок, повзрослев, может бо­роться за свою самостоятельность и уйти, слабый же ос­танется старым холостяком или старой девой — увести от матери его может только очень сильный, доминантный партнер, готовый ее заменить. Для матери разрыв симби­отических отношений трагичен; возвращение ребенка от супруга, недостаточно заботившегося о нем и контроли­ровавшего его, — счастье. Обычно мать боится одиноче­ства и старости и осознанно или неосознанно все больше привязывает сына (дочь) к себе. Не выстроив свою соб­ственную личную жизнь, она как бы «паразитирует» на жизни ребенка. Дети у таких матерей, хотя и теряют мно­гое, имеют определенные преимущества, их устраивающие, — они идут по более легкому, проложенному другим жизненному пути.

(2) Симбиотические отношения с детьми возникают родителей естественно, спонтанно. Но эмоциональная зависимость от ребенка (опять же за редким исключением матери) может появиться и ввиду определенных драматических обстоятельств: он стал инвалидом, алкоголикол наркоманом и т.п.

 

Талантливая женщина, известный литератор, пережила 6 лет на протяжении которых ее сын принимал наркотики. Широкое признание, поклонники, красивый дом, даже любимое дело - все стало незначимым, отошло на второй план. А на первом было «Я видела, что он мучается», «Года три я боролась», «Я была несчастлива все это время — мне было очень плохо и одиноко «У меня уже нет места в сердце, где не было бы раны»*.

Прянчик К. Зона рая / МК. 1999. 23 апр.

 

Любовь к сыну, боль за него, проживание его жизни определяли все — отношение к невестке, активно достававшей и использовавшей наркотические вещества («У нас конечно, были не очень хорошие отношения... Но я ее любила за то, что мой сын ее любил»), отношение к другим людям («Были друзья, которые оставались тактичны понимая, что это мой сын и я его люблю. А были те, кто вел себя отвратительно. С ними я рвала. Считала, что осуждать моего бедного, заблудившегося ребенка — это добавлять мне боли»).

Такая эмоциональная зависимость от ребенка, особенно взрослого, не всегда взаимна. Тем ярче высвечивается жертвенность материнского отношения, готовность отдать «жизнь за жизнь».