Думаю, что она была бы крайне негативной

Конечно, есть у нас в стране некое общественное мнение, некие форумные обсуждатели. Что бы они сказали? «А, мы опять такие дерьмовые; спалили деньги; распил, наверное; растащили эти деньги и вот теперь решили: раз — и закрыть! Молодцы, закопали деньги!»

Это вообще большая проблема — реакция прессы, общественности. Вспоминается притча о божьей коровке на краю поля. Прилетает муха с этого поля и говорит: там так много дерьма. Прилетает пчелка: там такие замечательные цветы, я много меда прекрасного набрала. Так вот у нас все больше мухи. В течение последних 20 лет (а именно за это время формируется уровень такой сложной отрасли) затраты на космос в США во многие десятки раз превышают аналогичные затраты России. Там надо считать не только сам бюджет NASA, но и деньги, которые попадают в отрасль от армии, флота, ЦРУ, агентства национальной безопасности и прочих. Так вот, у нас в десятки раз (может, даже в сотни) меньше средств пошло в космос за это время, а вся связь в России обеспечивается российскими спутниками. Промышленность, образование пережили тяжелейший упадок, а мы делаем запусков больше всех в мире. И что в ответ на это? Ярлык — «извозчики». Да каждая страна мечтает о такой роли. А можем только мы.

Или вот самый яркий и печальный пример — «Глонасс». Невероятная ведь вещь: мы сравнялись с Америкой, россияне создали свое навигационное поле Земли, европейцы только в начале пути (но как еще он пойдет?), китайцы изо всех сил стараются сделать — и у них гораздо хуже характеристики, да и работы непочатый край. А мы здесь, в России, создали. Но только что сейчас человек думает, когда слышит «Глонасс»? «Ворю-ю-ги».

Видеть в себе только плохое и смаковать это — любимое занятие многих. Патология какая-то. Есть в случае космоса и способствующее этому обстоятельство. Перешедшие уже в область мифологии воспоминания о былом идеальном космическом величии Советского Союза и завышенные ожидания от сегодняшней космонавтики. А ветераны прекрасно знают, с какими потерями и рисками всегда был сопряжен путь в космос. Читайте воспоминания.

Хроника миссии «Фобос-Грунта»:

9 ноября 2011 года 00:16 — Старт ракеты-носителя «Зенит» с космической станцией на борту

9 ноября 2011 года 02:55 — Запланированное включение маршевой двигательной установки не состоялось. Аппарат остается на орбите Земли

10 ноября 2011 года — К попыткам связаться с «Фобос-Грунтом» подключается Европейское космическое агентство (ESA)

12 ноября 2011 года — Американские военные сообщают об увеличении перигея орбиты станции

23 ноября 2011 года — Связь с «Фобос-Грунтом» с помощью станции в австралийском Перте устанавливают европейцы

24 ноября 2011 года — Связь с аппаратом установлена с Байконура

3 декабря 2011 года — Прекращаются последние попытки установить связь со станцией

15 января 2012 года, 21:40-22:10 — Аппарат входит в плотные слои атмосферы и сгорает

Мне кажется, ни у кого духу не хватает признать: «Знаете, у нас и 20 лет назад все было очень плохо, у нас еще нет выстроенной системы производства, и мы вынуждены жить с тем, что есть. Но стараемся как можем — и смотрите, еще есть результат». Вместо этого начинается: «Щас, да мы щас, да мы щас...» Потому что мы великая космическая держава, мы все умеем. Нам очень хочется ничего не делать, а потом сразу в дамки. Вот люди и ожидают успехов. Хотя давайте обратно к «Фобос-Грунту», а то с такими рассуждениями нас вполне могут и в непатриотизме обвинить. Итак, ситуация была — либо запускать с определенным риском, либо отменять и строить новый.

Да, так и было. Только мы не умеем оценивать риски запусков, как это делают американцы. Они, например, про все тот же MSL с самого начала говорили, что система посадки уникальна, вероятность успеха — всего 60 процентов. То, что у нас сбой произошел на самом раннем этапе, это особенно обидно. Как я и говорил, случись позже, когда мы были на траектории полета к Марсу, то инструменты для исправления ситуации у нас были.

Что было дальше?

Нужно учесть следующий фактор. При запусках с российских космодромов второе включение двигателей разгонных блоков, и в том числе двигателей «Фобос-Грунта», который выполнял в это время роль разгонного блока, обычно происходит над южным полушарием. А там у нас станций слежения нет, то есть когда на «Фобосе» произошел сбой, мы его просто не видели.

Аппарат болтался на орбите до середины января. И там постоянно были такие качели — говорили, что можно еще спасти, потом — что нельзя, потом снова, что можно. И так продолжалось довольно долго, где-то до середины декабря. Все это выглядело довольно противоречиво и подозрительно. Когда точно стало понятно, что все, остается только ждать, пока сгорит?

Тогда же, в середине декабря. Мне кажется, никакой полировки не было. Ведь мы действительно боролись за миссию. С какого-то момента, конечно, было ясно, что уже, например, не удастся вернуть капсулу с грунтом. Но еще что-то сделать, какие-то данные получить было можно. Да и китайский спутник на борту был. С каждым днем баллистическая ситуация ухудшалась, но надежда была.

Сразу же нам стали предлагать помощь, в части привлечения наземных станций, наши коллеги из США, Европы. Включая Швецию, у которой есть станция в Чили. У нас нет в Южном полушарии станций. А у великой космической державы Швеции — есть. Это я к слову о наших сегодняшних возможностях, о том, из какой глубокой ямы выбирается сейчас наша космонавтика. А вообще, я должен сказать, что в этой драматической ситуации мы получили большой опыт работы с западными партнерами. И еще раз почувствовали реальное космическое братство. Например, когда станция в Перте (Австралия) приняла наш сигнал, мы слышали по громкой связи с европейским центром в Дармштадте такие радостные и торжествующие крики наших коллег!

Главная же проблема со связью была из-за низкой орбиты. Практически невозможно сделать радиосредства, хорошо работающие и на расстоянии 100 миллионов километров, и 300 километров. А для отдельной радиолинии ближней зоны просто не было резерва массы.