Глава 39 О человеческой славе

Подобно сребролюбию и корыстолюбию, тщеславие унич­тожает веру в сердце человеческом; подобно им, оно делает сердце человека не способным для веры во Христа, для ис­поведания Христа. Како вы можете веровати, говорил Гос­подь современным ему представителям иудейского народа, славу друг от друга приемлюще, и славы, яже от Единого Бога не ищете [1069]. Многие из важнейших иудеев уверовали в Господа, но, свидетельствует Евангелист, фарисей ради не исповедоваху, да не из сонмищ изгнани будут: возлюбиша во паче славу человеческую, неже славу Божию [1070]. Иудеи сде­лали постановление, которым воспрещалось участвовать в собраниях синагоги всякому, исповедующему Богочеловека обетованным Мессиею[1071]. Тщеславие питается похвалою чело­веческою и преимуществами, изобретаемыми плотским муд­рованием и возникающими из нашего падения. Оно питается богатством, знатностию рода, громкими именами, которыми увенчиваются служение и угодливость миру, и прочими сует­ными почестями. По такому свойству своему слава земная и человеческая прямо противоположна славе Божией. Начала славы человеческой и пути к ней совсем другие, нежели нача­ла славы Божией и пути к достижению ее. Начала тщеславия и славолюбия основываются на ложных понятиях о мнении и силе человеческих, суетных, кратковременных, переменчи­вых, ничтожных. Путь искателя славы человеческой — по­стоянное и разнообразное человекоугодие. Правильно или не­правильно, законно или беззаконно это человекоугодие, до того дела нет искателям человеческой славы, лишь бы оно достигало своей цели. Начало вожделения славы Божией и стремления к ней основываются на живой вере во всемогуще­ство Божие и в неизреченную милость Его к падшему челове­ку. Падший человек посредством покаяния и исполнения еван­гельских заповедей может примириться с Богом, стяжать у Бога, выразимся так для ясности, благое о себе мнение, как сказано в Писании от лица Божия человеку, которого дела оказались угодными Богу: Добре, рабе благий и верный, о нале Ми был ecu верен, над многими тя поставлю: вниди врадость Господа твоего [1072]. Сообразно начальной причине сво­ей, деятельность человека, желающего стяжать славу Божию, заключается в тщательном и постоянном Богоугождении, или в последовании Господу с крестом своим на раменах, в угождении ближним, допускаемом и установляемом евангельс­кими заповедями. Такое угождение отнюдь не удовлетворяет и даже приводит в негодование сынов мира, которые ищут и требуют неограниченного угождения страстям своим и своему самообольщению, за что и награждают земною славою человекоугодника, враждебного Богу и истинному благу ближ­них. — Аще кто Мне служит, сказал Господь, Мне да последствует, и идеже есмь Аз, ту и слуга Мой будет: и аще кто Мне служит, почтит его Отец Мой [1073]. Между прочими нравственными правилами Богочеловека, чертами Его всесвятого характера, находится отвержение славы человеческой. Славы от человек не приемлю, сказал Господь о Себе[1074]. Хотя Он — Царь царей, но Царство Его несть от мира сего [1075]. Когда народ хотел провозгласить Его царем, то Он удалился в пустынную гору, научая и нас, по объяснению блаженного Феофилакта Болгарского, убегать почестей и славы[1076]. Когда во время собеседования после Тайной вечери ученики сказали Господу: ныне вемы, яко веси вся и не требуеши, да кто Тя вопрошает: о сем веруем, яко от Бога изшел ecu: тогда Господь не выразил никакого сочувствия к этим словам, зак лючающим в себе похвалу человеческую и одобрительное мне­ние человеческое. Напротив того, ведая близкое малодушие учеников и научая необновленного человека не уповать на свое падшее естество, способное к неожиданной, внезапной переменчивости, Он возразил им: Ныне ли веруете? Се, гря­дет час, и ныне прииде, да разыдется кийждо во своя и Мене оставите единого [1077]. Христос, принявший на Себя че­ловечество, страданиями и крестом взошел, по человечеству, во славу Свою[1078], которая, по Божеству, всегда была Его сла­вою[1079]. Мы должны последовать Христу: исполнением запове­дей и терпением всех, попускаемых нам скорбей, со делаться причастниками славы Христовой в сем и будущем веке. Христос Себе умалил, зрак раба приим, в подобии человечестем быв, и образом обретеся якоже человек, смирил Себе, послушлив быв до смерти, смерти же крестныя. Тем же и Бог Его превознесе, и дарова Ему имя, еже паче всякаго имене. Да о имени Иисусове всяко колено поклонится не­бесных и земных и преисподних: и всяк язык исповесть, яко Господь Иисус Христос в славу Бога Отца [1080]; так и мы долж­ны смириться извне и внутри себя, чтоб соделаться причаст­никами славы Христовой в сем и будущем веке. Залоги сла­вы, даруемые Богочеловеком последователю Его во время зем­ного странствования, состоят в различных дарах Святого Духа; в будущем веке Божественная слава обымет последователей и учеников Христовых и извне и внутри в такой полноте и в таком величии, каких ум человеческий представить себе не может[1081]. По этой причине преподобные Отцы наши, святые иноки, старались избегать, как смертоносного яда, всего, что приводит к тщеславию, доставляет человеческую славу. Са­мый Божественный Промысл, как это со всею ясностию мож­но усмотреть из жизнеописаний угодников Божиих, не по­пускает избранным Божиим во время их земного странство­вания пребывать в отраде, в постоянном земном благополучии и в земной славе. Земное странствование их всегда преиспол­нено скорбей вольных и невольных. Как сладкая пища, по­стоянно употребляемая, повреждает желудок, так слава чело­веческая, нерастворенная скорбями, повреждает душу. Как от постоянной ясной погоды, непрерываемой дождями, увя­дают и сохнут хлеба и травы, в плодах заводятся черви, так от постоянного земного счастия слабеют и уничтожаются в человеке добрые качества, зарождаются в его сердце само­мнение, гордыня и блудные вожделения. Святой Исаак Сирский сказал: «Едва ли найдется человек, который мог бы понести честь, а, может быть, и вовсе не найдется такого: это происходит от способности скоро подвергаться изменениям»[1082]. Способность скоро изменяться, доказанная опытами[1083], слу­жит причиною, что Бог, уготовавший рабам Своим вечную, непременяющуюся честь и славу на небеси, не благоволит, чтоб они в сем непостоянном и превратном мире были почита­емы постоянно суетным и временным почитанием, как за­метил блаженный Симеон Метафраст в жизнеописании велико­мученика Евстафия Плакиды[1084]. Те из святых мужей, которым Бог, сообразно их значительным естественным способностям и духовному преуспеянию, предоставил высокое служение в Церкви, подвергались особенным гонениям, бесчестиям, по­руганиям, озлоблениям, страданиям: в этом удостоверяют жизнеописания и Афанасия Великого, и Григория Богослова, и Василия Великого, и Иоанна Златоустого, и других све­тильников Церкви. Попускаемые им напасти предохраняли их от душевного повреждения, которое легко могло бы по­явиться от величия сана и почитания человеческого[1085]. «При­лежно внимай себе, — сказал преподобный Исайя Отшель­ник, — чтоб тебе удаляться желания власти, чести, славы и похвалы, как язвы, смерти и погибели душевной, как вечной муки»[1086]. Если посмотреть внимательно на себя и на чело­вечество, то невозможно не убедиться в справедливости сове­та, преподанного святым отшельником; невозможно не уви­деть, что стремление к славе человеческой и к человеческим почестям сводит инока с тесного спасительного пути, проло­женного Богочеловеком и пройденного всеми последователя­ми Его. Мало этого! самое учение о тесном и прискорбном пути делается для сочувствующих человеческой славе стран­ным, диким, безрассудным; они насмехаются над ним и над возвещающими его, как насмехались фарисеи, будучи миро­любцами, над учением Господа о самоотвержении. Но Гос­подь дал это учение, как необходимое врачевство и пособие в стране изгнания и самообольщения для освобождения нас от лжи, от пленивших и пленяющих нас посредством лжи[1087]. Нет иного ключа, который бы отверзал врата в Царство Божие, кроме Креста Христова. Ключ этот подается десницею Божиею тем, которые произволяют войти в Царство Божие, и они сами стараются приобрести его, о приобретенном радуют­ся и веселятся, как о залоге вечного, неизреченного блажен­ства. Говорит преподобный Симеон Новый Богослов: «С не­сомненною верою в Бога отрекшийся мира и всего принадле­жащего миру верует, что Господь щедр и милостив, приемлет приступающих к Нему с покаянием, воздает почесть рабам Своим чрез бесчестие, обогащает их посредством нищеты, про­славляет при посредстве досаждений и уничижений и соделывает их причастниками и наследниками вечной жизни посред­ством смерти. Верующий спешит как жаждущий елень, восхо­дит сими ступенями к бессмертному и горнему началу, как по лествице, по которой восходят и нисходят Ангелы, на верши­не которой — человеколюбивый Бог, ожидающий от нас по­сильного подвига и тщания, не увеселяясь зрением труда на­шего, но желая дать нам мзду, как заслуженную»[1088].

Возлюбленные братия! Будем убегать тщеславия и славо­любия, как отречения от Креста Христова. Отречение от Кре­ста Христова есть вместе и отречение от Христа: иже не но­сит креста своего и вслед Мене грядет, не может Мойбыти ученик [1089], сказал Господь. Падшие человеки! мы не мо­жем иначе познать и исповедать Христа с искренностию, дея­тельно, как с креста нашего, познав и исповедав наперед наше падение и необходимость крестного пути для достижения неба и хранимого в нем вечного блаженства. Будем убегать всех поводов к тщеславию и славе человеческой, как убегали их святые Отцы, чтоб не утратить сочувствия к учению Христо­ву, не соделаться гробами повапленными, христианами по наружности, отступниками в сущности. Малая пылинка, по­павшая в глаз, нарушает правильность зрения: ничтожное по видимому пристрастие лишает правильности разум, повреж­дает, изменяет образ мыслей подвижника. Сильные духом и телом Отцы боялись малейшего греха, малейшего уклонения от евангельского учения: тем более мы, немощные по духу и телу, должны страшиться греха, который имеет надежное при­станище и пособие в нашей немощи, который, входя в нас, принимает вид ничтожной мелочи, а вошедши, превращается в страшное чудовище[1090]. Не без причины святые Отцы наблюдали крайнюю простоту в одежде, в келейных потреб­ностях, в монастырских зданиях, в строении и украшении самых храмов[1091]. Мысль и сердце слабого человека сообразу­ются, что непонятно для неопытных и невнимательных, с его наружным положением. Если на иноке блестящие одежды, если келлия убрана тщательно, со вкусом и роскошью, если даже храмы монастыря великолепны, сияют золотом и сереб­ром, снабжены богатою ризницею, то душа его непременно тщеславна, исполнена самомнения и самодовольства, чужда умиления и сознания своей греховности. Упоенная тщеслав­ным удовольствием, представляющимся ей духовною рад ос -тию, она пребывает в омрачении, самообольщении, ожесточе­нии и мертвости, как бы среди торжественного празднества. Напротив того, когда одежда на иноке проста, когда он, по­добно страннику, живет в келлии как бы в шатре или куще, когда в этой куще имеется одно необходимое, когда храм Божий служит для него местом молитвенного исповедания и плача, не развлекая и не восхищая его своим блеском, тогда душа его заимствует от наружной обстановки смирение, отде­ляется от всего вещественного, переносится мыслями и чув­ствованиями в предстоящую всем человекам неизбежную веч­ность; душа старается покаянием и исполнением евангельс­ких заповедей благовременно приготовить себе в вечности прием благосклонный. В скромную келлию, убранную про­сто, входит, наравне с вельможею, простолюдин; в келлию, тщательно убранную, нет входа для простолюдина, могущего приходом своим нарушить отчетливость убранства в келлии. В лице убогого простолюдина, часто богатого в вере, отверга­ется Христос[1092]. — Пагубно собственное тщеславие: тем пагуб­нее слава человеческая. Слава инока от чад мира и плотского мудрования есть признак, что этот инок — сосуд, отвергну­тый Богом, так как, напротив того, поношения и гонения от человеков составляют для инока верный признак избрания его Богом. То и другое засвидетельствовано Самим Господом: Горе, сказал Он, егда добре рекут вам ecu человецы: по сим во творяху лжепророком отцы их. Напротив того, блаженни будете, егда возненавидят вас человецы, и егда разлу­чат вы и поносят, и пронесут имя ваше яко зло, Сына Человеческого ради. Возрадуйтеся в той день и взыграй­те: се бо, мзда ваша многа на небеси. По сим бо творяху пророком отцы их [1093].

Последуем вышеприведенному совету святого отшельника! Если же по судьбам Божиим иноку придется носить тяжкое бремя земных санов и почестей, то да умолит он прилежными и слезными молитвами Бога, чтоб земное величие не имело влияния на образ его мыслей, не вселило в его душу гордыни, не доставило ему высокого ока на ближних, отчего предосте­регал и предостерегает Господь учеников Своих: Блюдите, да не презрите единого от малых сих: глаголю бо вам, яко Ангели их на небесех выну видят лице Отца Моего Небес­ного. Прииде бо Сын Человеческий взыскати и спасти погибшаго человека. Он пролил за всех и каждого бесценную Кровь Свою, и тем установил для всех человеков одну, оди­наковую, равную цену, одно, равное значение[1094].

Глава 40 О памятозлобии

Глубокая и сокровенная тайна — падение человека! никак не познать ее человеку собственными усилиями, потому что в числе последствий падения находится и слепота ума, не до­пускающая уму видеть глубину и тьму падения. Состояние падения обманчиво представляется состоянием торжества, и страна изгнания — исключительным поприщем преуспеяния и наслаждения. Постепенно раскрывает тайну Бог пред тем подвижником, который искренно и от всей души служит Ему. Какое, братия, разнообразное и страшное зрелище является нам при раскрытии тайны! Когда обнажатся по повелению Божию адские пропасти в бездне сердечной, как не испол­ниться страха! как не исполниться страха особливо по той причине, что немощь наша доказана нам бесчисленными горь­кими опытами! Как не исполниться ужаса от мысли, что ка­кая-либо убийственная страсть может долгое время жить тай­но в сердце, внезапно явиться и навсегда погубить человека! Это справедливо; но кто боится греха, кто не доверяет себе, тот безопаснее от греха. И потому, желая ознакомить возлюбленных братии с тайнами греха для предохранения от него, мы не упускаем здесь указать на то страшное, невидимое опустошение, которое производит в душе страсть памятозлобия. Бог любы есть [1095] сказал святой Иоанн Богослов: следова­тельно, отвержение любви или памятозлобие есть отречение от Бога. Отступает Бог от памятозлобного, лишает его Своей благодати, решительно отчуждается от него, предает его душев­ной смерти, если он не потщится благовременно исцелиться от убийственного нравственного яда, от памятозлобия.

В Антиохии, столице Востока, в первые века христиан­ства, жили два друга, Саприкий, пресвитер, и гражданин Никифор. Долгое время пребывали они в теснейшей дружбе; потом сеятель зла, диавол, посеял между ими вражду, кото­рая, возрастая, обратилась в непримиримую, ожесточенную ненависть. Из двух друзей Никифор опомнился, в себя при­шел — сказано в жизнеописании, и, уразумев, что ненависть посеяна и укреплена диаволом, искал примириться с Сапри-кием. Саприкий упорно отвергал предложение о примире­нии, не раз повторенное. При таком взаимном отношении этих двух лиц внезапно восстало в Антиохии гонение на христиан, в царство императоров Римских Валериана и Гал-лиена. Саприкий, как христианин и пресвитер, был схвачен и представлен пред Антиохийского игемона. Принуждаемый к принесению жертвы идолам, Саприкий исповедал Христа и, исповедуя Его, претерпел вышеестественно страшные муки. Когда разнообразные пытки не возмогли поколебать твердо­сти Саприкия в исповедании Богом Иисуса Христа, тогда игемон повелел отрубить ему голову. Никифор, услышав о подвиге Саприкия и желая получить прощение и благослове­ние мученика, совершившего свой подвиг и уже шедшего увен­чать его смертию от руки палача, поспешил встретить муче­ника. Он пал мученику в ноги, говоря: «Мученик Христов! прости меня, согрешившего пред тобою». Но Саприкий не дал даже ему никакого ответа, потому что имел сердце, объя­тое злобою. Сколько ни повторял Никифор молений, ожесто­ченный и ослепленный Саприкий отвечал на них одним ис­полненным ненависти молчанием и отвращением взора. Они достигли места казни. Здесь Никифор снова умолял Сапри­кия о прощении. «Умоляю тебя, мученик Христов, — говорил он, — прости меня, если я, как человек, согрешил пред тобою. Писание говорит: просите, и дастся вам [1096]. Вот я про­шу: даруй мне прощение». И на эту предсмертную мольбу не преклонился Саприкий. Внезапно благодать Божия, укре­плявшая его в мученическом подвиге, отступила от него. Ког­да мучители хотели отсечь ему голову, он вдруг обратился к ним с вопросом: «За что хотите вы казнить меня?» Они отве­чали: «За то, что ты отказался принести жертвы богам и презрел царское повеление ради некоторого человека, назы­ваемого Христом». Несчастный Саприкий сказал им: «Не уби­вайте меня: сделаю то, что повелевают цари; поклонюсь бо­гам и принесу им жертву». Услышав эти ужасные слова Саприкия, святой Никифор умолял его со слезами, говоря: «Не делай этого, возлюбленный брат, не делай! не отвергайся Гос­пода нашего Иисуса Христа, не теряй венца небесного, кото­рый ты сплел себе терпением многих мук. Вот! у дверей стоит Владыка Христос, Который немедленно явится тебе и воздаст тебе вечным воздаянием за временную смерть, для принятия которой ты пришел на это место». Саприкий не обратил ника­кого внимания на эти слова и устремился всецело в вечную пагубу. Тогда святой Никифор, видя, что пресвитер оконча­тельно пал и отвергся Христа, истинного Бога, начал, подвиг­нутый Божественною благодатию, взывать к мучителям гром­ким голосом: «Я — христианин! я верую в Господа нашего Иисуса Христа, Которого Саприкий отвергся! мне отрубите голову!» — Желание святого Никифора было исполнено[1097]. Очевидно: одному отвержению заповеди евангельской вмене­но Святым Духом, мгновенно отступившим от несчастного, в сердечное отвержение Христа; без сердечного исповедания Христа не возмогло устоять одно устное исповедание; друго­му тщательное исполнение заповеди доставило высокое достоинство мученика. В это достоинство внезапно возвела Никифора благодать Святого Духа, объяв его сердце, предуготованное для Духа Божия исполнением заповеди Божией. Вот и другая повесть: В Киево-Печерской Лавре два ино­ка, иеромонах Тит и иеродиакон Евагрий, жили в единомыс­лии и духовной дружбе. Их взаимная любовь была предме­том назидания и удивления для прочих братии. Ненавидя­щий добра враг, обвыкший сеять плевелы посреди пшеницы и превращать пшеницу в плевелы, особливо когда человеки спят, то есть не внимают себе и не опасаются быть скраденными, полагая прочным и неотъемлемым приобретенное ими добро, превратил любовь иноков во вражду. Тит и Евагрий столько расстроились один против другого, что не могли даже смот­реть друг на друга. Братия много раз упрашивали их, чтоб они помирились; но они и слышать не хотели о мире. По прошествии значительного времени их ссоры иеромонах Тит тяжко заболел. Болезнь была так трудна, что отчаялись в его выздоровлении. Тогда он начал горько плакать о своем согре­шении и послал к иеродиакону просить прощения, со многим смирением возлагая на себя вину. Тот не только не захотел простить, но и произнес о иеромонахе много жестоких слов, даже проклятий. Однако братия, видя Тита умирающим, на­сильно привели к нему Евагрия для примирения. Больной, увидев его, приподнялся на постели, поклонился пришедше­му, упав к ногам его и сказав со слезами: «Прости меня, отец, и благослови». Евагрий отворотился от него и произнес пред всеми следующие страшные слова: «Никогда не примирюсь с ним ни в сей век, ни в будущий». Сказав это, Евагрий выр­вался из рук братии, державших его, и упал. Братия хотели поднять его, но он оказался умершим: они не могли ни со­гнуть рук его, ни затворить уст, ни сомкнуть ресниц, а болев­ший иеромонах Тит встал с постели здравым, как бы никогда не был болен. Всех присутствовавших объял ужас, и они начали спрашивать исцелевшего пресвитера, каким образом совершилось его исцеление. Блаженный Тит отвечал им: «Ког­да я был тяжело болен, то увидел Ангелов, что они удаляются от меня и плачут о погибели души моей, отравленной памя-тозлобием, а бесов, радующихся тому, что я гибну по причи­не гнева моего: почему я начал умолять вас, чтоб вы пошли к брату и испросили у него мне прощение. Когда же вы приве­ли его ко мне, и я поклонился ему, а он отвратился от меня, то я увидел, что один из грозных Ангелов, державший огнен­ное копие, ударил им непростившего, от чего тот упал и умер, а мне этот же Ангел подал руку и восставил меня, и, вот, я здоров». Братия много плакали о умершем страшною смертию Евагрий и похоронили его в том положении, в каком он окостенел, с отверстыми устами и распростертыми руками[1098].

Братия! Устрашимся нашей немощи! устрашимся греха, удобно обольщающего нас, удобно вкрадывающегося в нас, пленяющего, оковывающего нас! устрашимся нашего падше­го естества, не перестающего произрастать из себя греховные плевелы! Надо постоянно внимать себе, поверять свое пове­дение и душевное состояние по Евангелию, никак не допус­кать никакому греховному увлечению усиливаться и плодить­ся в душе, признавая это увлечение маловажным. «Вводимый в начало зла, не скажи себе: оно не победит меня. Насколько ты введен, настолько уже и побежден», — говорит преподоб­ный Марк Подвижник[1099]. И то надо знать, что «малые согре­шения диавол представляет еще меньшими, ибо иначе он не может привести к большим согрешениям», — сказал тот же преподобный[1100]. Никак не должно пренебрегать плевелами, возникающими из сердца, или греховными помыслами, явля­ющимися уму. Помыслы должно немедленно отвергать и от­гонять, а греховные чувствования искоренять и уничтожать, противопоставляя им евангельские заповеди и прибегая к мо­литве. Плевелы удобно исторгаются, когда они бессильны и молоды. Когда же они укоренятся от времени и навыка, тогда исторжение их сопряжено с величайшими усилиями. Помысл греховный, будучи принят и усвоен уму, входит в состав об­раза мыслей, или разума, и лишает его правильности, а гре­ховное чувствование, закосневши в сердце, делается как бы его природным свойством, лишает сердце духовной свобо­ды. — Стяжем несомненное убеждение в непреложной исти­не: Бог печется неусыпно о иноке и о всяком православном христианине, предавшем себя всецело в служение Богу и воле Божией, хранит его, зиждет, образует душу его, приуготов­ляет его для блаженной вечности. Все скорби, наносимые нам человеками, постигают нас не иначе, как по Божию попуще­нию к нашей существенной пользе. Если 6 эти скорби не были нам необходимо нужны, Бог никак не попустил бы их. Они нам необходимы для того, чтоб мы имели случай про­щать ближних, и тем получить отпущение собственных своих согрешений. Они нам необходимы, чтоб мы усмотрели Про­мысл Божий, бдящий над нами, и стяжали живую веру в Бога, являющуюся в нас тогда, когда мы научимся из много­численных опытов, что из скорбей и затруднительных обстоятельств изъемлет нас всегда всесильная десница Божия, а не наши ухищрения. Они нам необходимы для того, чтоб мы приобрели любовь к врагам, чем окончательно очищается сер­дце от яда злобы и соделывается способным к любви Божией, к приятию особенной, обильной благодати Божией. Союз любви к ближнему с любовию к Богу ясно усматривается в приведенных двух повестях. Из этих повестей видно, что любовь к врагам есть та высшая ступень в лествице любви к ближнему, с которой мы вступаем в необъятный чертог люб­ви к Богу. Всеусильно понудим сердце наше, чтоб оно отпус­кало ближним все роды обид, какие они ни нанесли бы нам, чтоб получить отпущение наших бесчисленных согрешений, которыми оскорбили мы величество Божие. Не будем, побеждаясь неверием, предаваться многообразным попечениям, соображениям, мечтаниям, ухищрениям для охранения себя от врагов наших, для действования против их злонамеренности. Это воспрещено Господом, сказавшим: не противитеся злу [1101] Прибегнем, утесняемые скорбными обстоятельствами, с мо­литвою к всесильному Богу, у Которого в полной власти и мы, и враги наши, и наши обстоятельства, и обстоятельства всех человеков, Который может самовластно распорядиться всем, мгновенно преодолеть и уничтожить все величайшие трудности. Будем тщательно молиться о врагах наших, изглаждая этою молитвою злобу из сердец наших, прививая к нему любовь. «Молящийся о человеках, обижающих его, со­крушает бесов; сопротивляющийся же первым, уязвляется вторыми», — сказал преподобный Марк Подвижник[1102]. Паче всего у говорит Апостол, возмитпе щит веры, которым возмо­жете угасить все раскаленные стрелы лукаваго [1103]. Эти стре лы суть различные действия в нас демонов, приводящих в движение недуги падшего естества: воспаление сердца гне­вом, разгоряченные помыслы и мечтания, порывы к мщению, многопопечительные и многочисленные соображения, боль­шею частию несбыточные и нелепые, о сопротивлении врагу, о побеждении и унижении его, о доставлении себе самого прочного, не подверженного никаким опасностям положения. Стяжавший веру стяжал Бога деятелем своим, встал превыше ухишрений не только человеческих, но и демонских. Стяжавший веру получает возможность коснуться истинной, чистой молитвы, нерасхищаемой никакими попечениями о себе, никакими опасениями, никакими мечтаниями и картинами, представляемыми воображению лукавыми духами злобы. Ве­рою своею в Бога благочестивый инок вручил себя Богу; он жительствует в простоте сердца и беспопечительности; он мыс­лит и заботится только об одном: о том, чтоб соделаться во всех отношениях орудием Бога и совершителем воли Божией.

Глава 41 Значение слова «Mip [1104]»

Слово мгр имеет два значения в Священном Писании. 1) Словом Mip обозначается все человечество в следующих, и им подобных, выражениях Писания: Тако возлюби Бог Mip, яко и Сына Своего Единороднаго дал есть, да всяк веруяй в Онь не погибнет, но имать живот вечный. Не посла бо Бог Сына Своего в Mip, да судит Mipoeu, но да спасется им Mip. [1105] Се Агнец Божий, вземляй грехи Mipa [1106]. 2) Словом Mip обозначаются те человеки, которые проводят греховное, про­тивное воле Божией, жительство, живут для времени, а не для вечности. Так надо понимать слово Mip в следующих, и им подобных, выражениях: Аще Mip вас ненавидит, ведите, яко Мене прежде вас возненавиде. Аще от Mipa бысте были, Mip убо свое любил бы. Якоже от Mipa несте, но Аз избрах вы от Mipa, сего ради ненавидит вас Mip [1107]. He любите Mipa, ни яже в Mipe. Аще кто любит Mip, несть любве Отчи в нем. Яко все, еже в Mipe, похоть плотская и похоть очес и гордость житейская, несть от Отца, но от Mipa сего есть. И Mip преходит, и похоть его, а творяй волю Божию пре­бывает во веки [1108]. Прелюбодее и прелюбодейцы! не весте ли, яко любы Mipa сего вражда Богу есть? иже бо восхощет друг быти мiру, враг Божий бывает [1109]. Блаженный Феофилакт Болгарский определяет мiр так: «Обычно Писанию на­зывать мiром житие грешных и пребывающих в нем людей плотского мудрования, почему и Христос сказал ученикам Своим: вы несте от Mipa». Они составляли часть живущих в Mipe человеков, но, не пребывая в грехе, не были от Mipa [1110]. Большинство человеков проводило и проводит жизнь грехов­ную, мерзостную пред Богом, враждебную Богу: по этой при­чине и потому, что большинство врагов Божиих несоразмер­но велико в сравнении с числом верных служителей Бога, большинство называется в Писании мiром; относящееся к большинству приписывается всему человечеству. Так надо понимать слова Евангелистов: Бе Свет Истинный, Иже про­свещает всякого человека грядущаго в мiр. В мiре бе, и мiр Тем бысть, и мiр Его не позна. Во своя прииде, и свои Его не приягиа [1111]. Сей же есть суд, яко Свет прииде в мiр, и возлюбиша человецы паче тму, неже Свет: беша бо их дела зла [1112]. Блаженны будете, егда возненавидят вас человецы, и егда разлучат вы и поносят, и пронесут имя ваше яко зло, Сына Человеческого ради. Горе, егда добре рекут вам ecu человецы: по сим бо творяхулжепророкомотцы их [1113]. Не познало Спасителя большинство человеков, ненавидит и пре­следует злословиями и гонениями истинных слуг Божиих боль­шинство человеков, — и так велико это большинство, что Слово Божие признало правильным приписать отвержение Богочеловека и гонение служителей Его всему человечеству. Что очень мало человеков, живущих богоугодно, и очень много угождающих греховным и плотским похотениям своим, засви­детельствовал Господь: Пространная врата и широкий путь вводяй в пагубу, и мнози суть входящий им. Что узкая врата, и тесный путь вводяй в живот, и мало их есть, иже обретают его [1114] Оправдися премудрость Божия от весьма немногих чад своих [1115]: немногие избранники познали ее, не­многие отдали ей должную справедливость.

Истинные служители истинного Бога! изучите и узнайте установленное для вас Промыслом Божиим положение на вре­мя вашего земного странствования. Не попустите падшим ду­хам обольстить и обмануть вас, когда они будут в приманчи­вой ложной картине представлять вам земное благосостояние и внушать желание его, стремление к нему, чтоб таким обра­зом украсть и похитить у вас вечное сокровище ваше. Не ожидайте и не ищите похвал и одобрения от общества челове­ческого! не ищите известности и славы! не ожидайте и не ищите жительства бесскорбного, пространного, вполне удоб­ного! Это — не ваш удел. Не ищите и не ожидайте любви от человеков! ищите всеусильно и требуйте от себя любви и со­болезнования к человекам. Довольствуйтесь тем, что немно­гие истинные служители Божий, с которыми по временам вы будете встречаться на пути жизненном, полюбят вас, с любовию и участием одобрят ваше поведение, прославят за вас Бога. Такие встречи не были часты и в цветущие времена христианства; в последнее время они сделались крайне ред­ки. Спаси мя, Господи, яко оскуде преподобный: яко умалишася истины от сынов человеческих. Суетная глагола кийждо ко искреннему своему [1116].

Преподобный авва Дорофей превосходно объясняет слова святого апостола Павла: мне мiр распяся, и аз Mipy [1117]. Мона­шествующим существенно нужно знать это объяснение. Вот оно: «Апостол говорит: мне мiр распяся, и аз мiру. Какое между этим различие? как Mip распинается человеку, и чело­век Mipy? Когда человек отрекается от мiра и делается ино­ком, оставляет родителей, имения, приобретения, торговлю, даяния другим и приятия от них, тогда распинается ему мгр, ибо он оставил его. Это и значат слова Апостола: мне мiр распяся. Потом он прибавляет: и аз Mipy. Как же человек распинается мiру? Когда, освободившись от внешних вещей, он подвизается и против самых услаждений, или против са­мого вожделения вещей, против своих пожеланий, и умерт­вит свои страсти, тогда и сам он распинается мiру и сподоб­ляется сказать с Апостолом: мне мiр распяся, и аз мiру. — Отцы наши, как мы сказали, распяв себе мiр, предались под­вигам и себя распяли мiру. А мы думаем, что распяли себе мiр, потому что оставили его и пришли в монастырь, себя же не хотим распять мiру, ибо любим еще наслаждения его, име­ем еще пристрастия его, сочувствуем славе его; имеем при­страстие к снедям, к одеждам; если у нас есть какие-нибудь хорошие рабочие орудия, то мы пристрастны и к ним, и по­зволяем какому-нибудь ничтожному орудию производить в нас мирское пристрастие, как сказал авва Зосима. Мы дума­ем, что, вышедши из мiр а и придя в монастырь, оставили все мирское; но и здесь, ради ничтожных вещей, исполняем при­страстия мирские. Это происходит с нами от многого неразу­мия нашего, что, оставив великие и многоценные вещи, мы посредством каких-нибудь ничтожных удовлетворяем страс­тям нашим. Каждый из нас оставил, что имел: имевший вели кое оставил великое, и имевший что-нибудь и тот оставил, что имел, каждый по силе своей. И мы, приходя в монастырь, как я сказал, маловажными и ничтожными вещами питаем пристрастие наше. Однако мы не должны так делать; но как мы отреклись от мира и вещей его, так должны отречься и от самого пристрастия к вещам»[1118]. После этого объяснения очень понятна причина, на основании которой святой Исаак Сирский, писавший свои наставления инокам самого возвышен­ного жительства, то есть безмолвникам, затворникам и от­шельникам, определяет мiр так: «Mip есть общее имя для всех страстей. Если человек не узнает прежде что есть мiр, то он не достигнет узнать и то, сколькими членами он удалился от мiра и сколькими привязан к нему. Находится много таких, которые двумя или тремя членами отрешившись от Mipa, и в них отказавшись от общения с ним, возомнили о себе, что они чужды мiра жительством своим. Это случилось с ними от того, что они не уразумели и не усмотрели премудро, что они умерли для мiра только двумя членами, а прочие члены их живут внутри плотского мудрования, принадлежащего мiру. Впрочем, они не возмогли даже ощутить страстей своих; не ощутив их, не могли позаботиться о исцелении себя от них. По наследованию (духовного) разума, для составления общего имени, объемлющего отдельные страсти, употребляется слово м iр. Когда хотим наименовать страсти общим именем, имену­ем их мiром; когда же намереваемся распределить их по част­ным названиям их, тогда именуем их страстями. Каждая страсть есть частное действие по началам мiра [1119]. Где престают действовать страсти, там остаются без действия начала м iра. Страсти суть следующие: вожделение богатства, стремление к собранию разных вещей; телесное наслаждение, от которого блудная страсть; вожделение чести, от которого происходит зависть; желание начальствовать; кичение благо­лепием власти, украшение себя пышными одеждами и сует­ными утварями; человеческая слава, служащая причиною памятозлобия; страх телесный. Где эти страсти престают дейст­вовать, там Mip умер. И насколько некоторые из этих частей оставлены, настолько подвижник пребывает вне мiра, кото­рый настолько уничтожается, будучи лишен составных час­тей своих. Некто сказал о святых, что они, живя, были мерт­вы: ибо, живя во плоти, жили не для плоти. И ты всмотрись в себя, для каких из вышесказанных страстей ты жив? тогда познаешь, насколько ты жив для мiра и насколько умер для него. Когда уразумеешь, что значит Mip, тогда уразумеешь из вышеприведенных частных указаний, в чем ты связался с Mipoм и в чем отрешился от него. Короче сказать: Mip есть плотское жительство и плотское мудрование[1120]. Mip есть блуд­ница, привлекающая к любви своей тех, которые устремляют взоры к ней с вожделением ее красоты. Тот, кто хотя отчасти увлечен любовию KMipy и опутан им, не может избавиться из рук его, доколе Mip не лишит его жизни (вечной). Когда Mip вполне обнажит человека и вынесет его из дому его в день его смерти, тогда познает человек, что Mip — льстец и обманщик. Подвизающийся выйти из тьмы Mipa, доколе находится еще среди его, не может видеть сплетений его. Mip держит в оковах не только учеников, чад и пленников своих, но вот! он и нестяжателей и подвижников, и возвысившихся превыше его, начал уловлять на дела свои различными образами, по­пирает их и повергает под свои ноги»[1121].

Основываясь на этих понятиях о Mipe, преподаваемых нам Священным Писанием и святыми Отцами, мы повергаем пред возлюбленными братиями нашими, иноками, совет и убеди­тельнейшее моление: убоимся служения мiру! Этому служе­нию могут подпасть даже подвижники, не внимающие себе строго; это служение может совершаться при посредстве нич­тожных пристрастий к ничтожным предметам. Примем все меры, все предосторожности к предохранению себя от миро­любия! не сочтем маловредным никакого, по видимому ниче­го не значащего пристрастия! не сочтем маловажным никако­го самомалейшего уклонения от евангельских заповедей. Не предадим забвению грозного изречения, которым возгремел святой апостол Иаков: прелюбодеи и прелюбодейцы! не вес те ли, яко любы мiра сего вражда Богу есть? иже бо восхощет друг быти тру, враг Божий бывает [1122]. Всякое пристра­стие есть в духовном смысле прелюбодеяние для инока, дол­женствующего любовь свою всецело устремить к Богу, как и Псалмопевец возвестил: Возлюбите Господа ecu преподобнии Его [1123]. Удаляющий себе от Тебе, погибнут: потребил ecu всякаго любодеющаго от Тебе [1124]. При служении тру не­возможнослужение Богу, и нет его, хотя бы оно и являлось болезненному взору рабов мiра, представлялось существую­щим. Его нет! а то, что представляется, есть не что иное, как лицемерство, притворство, обман себя и других. Друг мiра соделывается непременно, может быть незаметно для себя, злейшим врагом Бога и своего спасения. Миролюбие вкрады­вается в душу как тать, пользующийся мраком ночи — нера­дением и невниманием себе. Миролюбие способно совершать величайшие беззакония, величайшие злодеяния. Ужасный при­мер этого видим в иудейском духовенстве, современном зем­ной жизни Богочеловека. Оно впало в миролюбие: оно за разилось расположением к почестям, к славе, к похвалам че­ловеческим; оно пристрастилось к сребролюбию и любоимению; оно впало в сластолюбие и разврат; оно предалось грабитель­ству и всякого рода неправдам, а для того чтоб охранить свое положение в народе, оно облеклось в личину строжайшего богоугождения, самого мелочного исполнения обрядовых по­становлений и старческих преданий. Что было последствием миролюбия? Решительное отчуждение от Бога, перешедшее в ослепленную и исступленную ненависть к Богу. Иудейское духовенство противостало с ожесточением Богочеловеку, ког­да Он явил Себя Mipy; оно противостало Ему, имея полное убеждение в Его Божественности, как это засвидетельствовал Никодим, один из членов верховного иудейского собора — Синедриона[1125]. Иудейское духовенство решилось на богоубийство, и совершило его, зная наверно, что оно действует про­тив Мессии и, в омрачении своем, высказывая это сознание в тех насмешках, которыми оно осыпало мироспасительную Жертву на Ее жертвеннике — Кресте. Иныя спасе, Себе ли не может спасти! говорили архиереи, книжники, старцы и фарисеи[1126], не замечая того, что они произносят осуждение на самих себя: они сознаются, что предали на распятие Того и ругаются Тому, Кто чудесным образом, Божественною силою и властию спасал других[1127]. Иудейское духовенство едва услы­шало весть о рождении Богочеловека, как возненавидело Его, приняло меры избавиться от Него. Это ясно видно из Еван­гелия. Когда волхвы принесли з Иерусалим весть о рождении Царя иудейского — Христа, тогда смутился наличный иудей­ский царь Ирод, смутилась вместе с ним и вся столица иудей­ская[1128]. Естественно было смутиться, замечает блаженный Феофилакт Болгарский, наличному государю иудейскому вестию о рождении нового Царя иудейского, который, следователь­но, должен был завладеть его престолом и лишить власти или его или потомство его. Но к чему смущаться Иерусалиму при вести о рождении Мессии, — Иерусалиму, который в течение многих веков ожидал обетованного Мессию, своего Избавите­ля, свою славу, — Иерусалиму, которого вся религия состоя­ла в вере в грядущего Мессию и в приготовлениях к приня­тию Его? Иерусалим смутился оттого, что нравственность иерусалимлян была растленная. Столица поняла, достойно тонкому столичному чутью, что новый Царь, Царь правды, потребует отвержения безнравственности, потребует истинной доброде­тели, не обольстясь и не удовлетворясь добродетелию притворною, лицемерством. По причине миролюбия иерусалимлян для них был сноснее, приятнее Царя-Бога чудовище Ирод. Угадывая с верностию душевное отношение тирана, лицемера и лицедея, какими были и члены Синедриона, они при пер­вом вопросе о месте рождения Мессии решительно, нисколь­ко не остановившись и не задумавшись, указывают Ироду с точностию на место рождения Мессии, предают Мессию в руки убийцы. Христос рождается в Вифлееме иудейстем, говорят они; чтоб усилить отзыв, присовокупляют: тако бо писано есть пророком, — и объявляют поразительной яснос­ти пророчество[1129]. Противное этому расположение заставило бы их дать ответ уклончивый, скрыть место[1130]. — Евангелие приписывает миролюбцам все злодеяния, совершенные чело­веками, начиная от убийства Каином Авеля[1131]. Миролюбцы, во время земной жизни Богочеловека, навершили свои злодея­ния отвержением Христа и богоубийством[1132], а в последние времена мира навершат принятием антихриста и воздаянием ему божеской чести[1133]. Страшно миролюбие! оно входит в человека неприметным образом и постепенно, а, вошедши, соделывается его жестоким и неограниченным владыкою. По­степенно приготовились человеки и стяжали душевное на­строение, способное к богоубийству: постепенно они приго­товляются, стяжавают настроение и характер, способные к принятию антихриста[1134]. Превосходно изложил суетность ми­ролюбия и пагубные его последствия святой мученик Севастиан в беседе к тем мученикам, которые любовию к родствен­никам и семейству поколебались в подвиге. Святой Севастиан говорил им: «О, крепкие воины Христовы! Вот: великодуши­ем вашим вы мужественно уже приблизились к торжеству, а ныне хотите уничтожить вечный венец ради окаянного ласка­тельства ваших свойственников! Ныне да научится вами му­жество Христовых воинов вооружаться не железом, а верою. Не повергайте знамений победы вашей ради женских слез и не послабляйте вые врага (диавола), находящейся под ногами вашими, чтоб он, восприяв силу, не восстал снова на брань. Если первое его восстание на вас было лютым, то последующее будет лютее. Он разъярен и раздражен (первым своим побеждением). Воздвигнете от земных пристрастий славную хоругвь подвига вашего, и не лишайтесь ее ради пустого рыдания детей. Те, которых вы видите плачущими, радовались бы ныне, если 6 знали то, что знаете вы. Но они полагают, что только и есть та жизнь, которая в сем мiре, и, что по окончании ее смертию тела, нет жизни для души. Если 6 знали, что суще­ствует другая жизнь, бессмертная и безболезненная, в кото­рой царствует непрестанная радость, то поистине они потщались бы с вами перейти к ней, и, вменив ни во что временную жизнь, возжелали бы вечной. Сия настоящая жизнь скоро­течна и столько непостоянна и неверна, что не возмогла ни­когда соблюсти верности ниже к своим любителям. Всех, от начала мгра, надеявшихся на нее, она погубила; всех, желав­ших ее, обольстила; всем, гордящимся ею, наругалась; всем солгала; никого не оставила в надежде своей необманутым и в уповании непосрамленным, но вполне явила себя ложною. О, если б она только обманывала, а и не вводила в лютые за­блуждения! Горестнее всего то, что она любителей своих при­водит ко всем беззакониям. Она услаждает для чревоугодни­ков объядение и пьянство, сластолюбивых подвизает к любо­деянию и всякого рода осквернениям. Она научает вора красть, гневливого яриться, лжеца обманывать. Она посевает разлу­чение мужа с женою, вражду между друзьями, ссоры между кроткими, неправды посреди праведных, соблазны посреди братии. Она отъемлет правосудие у судей, чистоту у целомуд­ренных, разум у разумных, благонравие у нравственных. Воспомянем и лютейшие злодеяния, к которым она приводит своих любителей. Если когда брат убил брата, сын отца, друг умертвил друга, то по чьему наущению совершились таковые беззакония? по чьему мановению? при каких надежде и упо­вании? Не ради ли настоящей жизни, которую человеки, любя попремногу, ненавидят друг друга и злодействуют друг дру­гу, каждый ища самому себе благополучнейшего пребывания. По какой причине разбойник закалает путешественника, бо­гатый насилует убогого, гордый обижает смиренного и вся­кий повинный злу гонит неповинного? Поистине все это злое делают служащие этой жизни и желающие долгое время пре­бывать и наслаждаться в любви ее. Она, советуя все злое своим рачителям и служителям, предает их своей дщери, от нее рожденной, вечной смерти, в которую низверглись пер­вые человеки по той причине, что, будучи созданы для вечной жизни, вдались в любовь к временной, поработились чре­воугодию, сласти и похотению очей, а оттуда ниспали во ад, не взяв туда с собою ничего из земных благ. Эта-то времен­ная жизнь, — продолжал святой Севастиан, обратясь к род­ственникам мучеников, — обольщает вас возвращать вспять неправедным вашим советом ваших друзей, грядущих к веч­ной жизни. Она научает вас, о честные родители, отвлекать вашими безумными рыданиями ваших сыновей от шествия к небесному воинству, к чести нетленной и к дружеству с веч­ным Царем. Она убеждает вас, о целомудренные жены свя­тых, чтоб вы ласкаяниями вашими развратили умы мучени­ков, отвели их от доброго намерения, доставили им советами вашими вместо жизни смерть, вместо свободы — рабство. Если они соизволят советам вашим, то поживут с вами малое время, потом должны же будут разлучиться с вами смертию, и разлучиться так, что свидание вам сделается возможным только в вечных муках, где пламень пожигает души невер­ных, где тартарские змеи снедают уста богохульные, где ас­пиды терзают груди идолопоклонников, где слышатся горь­кий плач, тяжкие воздыхания, непрестанное рыдание в му­ках. Дайте им избежать этих мук и самих себя потщитесь избавить от них! допустите их снова устремиться к венцу, уготованному им. Не бойтесь: они не разлучатся от вас: они идут уготовать вам на небесах светлые обители, в которых вы, вместе с ними и чадами вашими, будете наслаждаться вечными благами. Если вас утешают здесь каменные краси­вые дома, то сколько более будет утешать красота горних домов, где столы блистают чистым золотом, где чертоги сия­ют славою, будучи выстроены из красивых камней и убраны камнями драгоценными, где цветут сады присноцветущие цве­тами неувядающими, где злачные поля, кипящие сладкими потоками, где всегда воздух благорастворен, живительные ветры, облагоухающие чувства неизреченным благовонием, где день не меркнет, свет не заходит, радование не прерыва­ется. Нет там ни воздыхания, ни плача, ни скорби, ниже какого-либо неблаголепия, оскорбляющего взоры; не обонявается там никакое зловоние, не слышится никакого печаль­ного, плачевного и страшного голоса; взорам представляется все прекрасное, обонянию одни ароматы, уху одно веселое. Там непрестанно воспевают лики Ангелов и Архангелов, со­гласно славословя бессмертного Царя. По какой причине такая жизнь бывает презираема, а временная любима? Для бо­гатства ли? но богатство скоро истощается. Тот же, кто хочет иметь его вечно при себе, да слышит, что говорит богатство. Вы так любите меня, говорит оно, что желаете, чтоб я никог­да не разлучалось с вами. По смерти вашей я не могу идти вслед за вами, но при жизни вашей могу вам предшествовать. Если вы пошлете меня пред собою, то да послужат вам при­мером корыстолюбивый заимодавец и прилежный земледе­лец. Один дает золото ближнему, чтоб с него получить свои деньги в двойном количестве; другой посевает различные се­мена в землю, чтоб взять их сторично умножившимися. Дол­жник отдает заимодавцу золото в двойном количестве, а зем­ля возвращает сеятелю семена его сторично умноженными. Если вы вверите ваше богатство Богу, то Он не воздаст ли вам его умноженным бесчисленно? Туда пошлите, вперед вас, богатство ваше, и сами туда же тщитесь скорее придти. Какая польза в этой временной жизни? Если 6 кто прожил и сто лет, но когда наступит последний день жизни, не оказывают­ся ли тогда все прошедшие годы и все житейские сласти как бы никогда не бывшими? Остаются только следы ничтож­ные, воспоминание, подобное воспоминанию о путешествен­нике, пробывшем у нас в продолжение одного дня. О, по правде, тот, кто не любит превосходной вечной жизни, безу­мен, совершенно чужд познания истинных благ! О, по прав­де, безрассуден тот, кто боится потерять скоропреходящую жизнь для восприятия другой, присносущей, в которой на­слаждения, богатство, радости так начинаются, что никогда не оканчиваются, но пребывают бесконечными вовеки. Кто не хочет быть любителем этой присносущей жизни, тот всуе погубляет и временную жизнь, впадает в вечную смерть, дер­жится связанным во аде, где неугасимый огнь, всегдашняя скорбь, непрестающие муки, где живут лютые духи, которых глаза сверкают огненными стрелами, которых зубы величиною подобны слоновым, которых хвосты угрызают, подобно хвос­там скорпионов, которых гласы подобны гласам львов рыка­ющих, которых одно видение приносит великий страх, лю­тую болезнь и горчайшую смерть. О, если 6 было возможно умереть посреди этих страшилищ и мук! но, что всего лютее, там не престают жить для того, чтоб умирать непрестанно; не уничтожаются до конца, чтоб мучиться без конца; пребывают целыми, чтоб вечно пожираться угрызающими змеями; сне­даемые уды снова обновляются, чтоб снова служить снедию для ядовитых змей и неусыпающего червя»[1135]. Правильное упот­ребление земной жизни заключается в приготовлении себя, во время ее, к жизни вечной.

Братия! Совершим наше земное кратковременное странст­вование, занимаясь единственно богоугождением, заимствуя отмгра только одно необходимое. Есть, сказал Апостол, снис­кание велие благочестие с довольством. Ничтоже бо внесо-хом в мiр сей, яве, яко ни изнести что можем. Имуще же пищу и одеяние, сими доволни будем. А хотящий богатитися впадают в напасти и сеть, и в похоти многи несмысленны и вреждающия, яже погружают человеки во всегубителство и погибель [1136]. К такому же нравственному бедствию, к какому приводят человека сребролюбие, приводят славолю­бие и сластолюбие: из этих трех главных страстей составляет­ся мiролюбие.