Устюжского помещика Страхова

1. Вторая Комиссия, с первых слов своего основного жур­нала 1 части, в котором изложен весь план ее действий, во­преки заключению, изображенному в Высочайшем пове­лении о действиях первой Комиссии, Высочайше признан­ных «неправильными и исполненными упущений», признала, притом без всякого «переследования», эти самые действия «правильными» и дело о неповиновении крестьян «вполне обследованным».

2. Таким образом, с первого шага вторая Комиссия укло­нилась от исполнения Высочайщего повеления о «пересле­довании».

3. Но как, по разуму самого ее назначения («для пересле­дования»), закон требовал полных и тщательных передопро­сов крестьян, что исходная точка ее действий (признание дело­производства первой Комиссии «правильным») уже препят­ствовала ей приводить в исполнение, то вторая Комиссия, по необходимости, должна была уклониться и от исполнения за­конов.

4. Сделав свое делопроизводство противоречащим Высо­чайшему повелению и законам, она лишила его существенно необходимого достоинства — Правды.

5. По сим причинам делопроизводство второй Комиссии, на всем обширном пространстве своем, представляет единство характера и направления. Характер состоит в постоянном уклонении от Высочайшего повеления о «переследовании», в постоянном уклонении от исполнения законов, требовавших «переспроса и пересмотра» по непрестанно открывавшимся «неправильностям и упущениям» первой Комиссии, признан­ным Высшим Правительством, хотя и прикрываемым заботли­во второю Комиссиею. Постоянное же направление, истекаю­щее естественно из характера, состояло в непрерывном стрем­лении оправдать виновных и обвинить невинных: итак, этонаправление можно назвать постоянным стремлением к нару­шению Правды, к заменению ее Неправдою, облекая сию, при помощи подьяческих[1625] ухваток и приемов, в личину будто-правды. Неправда столько усвойлась делопроизводству вто­рой Комиссии, что она первую часть его назвала и выставила второю, а вторую первою. Неправда есть качество сего дела с первого, оберточного листа и так далее, до последнего его листа.

6. Священник Ивановский обвинен второю Комиссиею в возмущении крестьян г-на Страхова следующими средствами: Л) показаниями крестьян первой Комиссии, без переследования их, и несмотря на то, что некоторые дали вторые показания, радикально противные своим прежним показаниям первой Ко­миссии; В) искаженною выпискою из письма Ивановского к Баранову и неправильным толкованием сего письма, с умолча­нием и без пересмотра письма в цельном его составе; С) раз­личными, более или менее важными, придирками, подробно изложенными в записке старшего депутата. Обвинение свя­щенника Андрея Абрютина еще голословнее; а обвинение маги­стра Никитина нелепо, смешно, слишком мелочно и низко.

7. Настоящая причина жалоб Избищских крестьян и непо­корства Денисовских и Ярцевских — сам помещик их, г-н Стра­хов — прикрыт следующими средствами: А) непереспросом сих последних крестьян о причине их нежелания поступить во владение г-на Страхова; В) непереследованием, почему сии крестьяне 19 ноября 1847 года, при вводе г-на Страхова во владение, отказались повиноваться ему; С) непереследованием, почему крестьяне сии, по объявлении им 3 мая 1848 года указа губернского правления о покупке их Страховым, отка­зались повиноваться ему, хотя вторая Комиссия и видела в актах первой, что в причину отказа повиноваться ему они приводили жестокое его обращение с Избищскими крестья­нами, растление им их родственниц, девиц Избищских, на­значение на них самих оброка в 60 рублей ассигнациями, при двух днях еженедельной барщины и многодневных сгонах; D) оставление, и повсюду, без переследования многочис­ленных сведений и показаний, обнаруживавших вышеупо­мянутую причину, Е) исследованием по Избищам налогов, в настоящем их виде, а не в том, в каком они были при при­несении жалоб Избищскими крестьянами (впрочем, и настоя­щий налог крайне отяготителен и разорителен для крестьян); F) недостаточным исследованием количества изнасилованных г-ном Страховым крестьянок, несмотря на очевидные указа­ния дела, чем ослабляется пред Правительством страшная картина его разврата, находящаяся пред взорами крестьян, потрясающая их совесть, ужасающая их понятия, возмущаю­щая чувства; J) уклонением от повального обыска о поведе­нии Страхова во всем имении его и в соседних деревнях, хотя этот обыск и настойчиво требовался как законом, так и самим делом.

8. Неправильные действия местного начальства прикрыты второю Комиссиею уклонением от переследования, или же переследованием крайне недостаточным, по каковой причи­ненаходится в тени, необъясненным, лишь могущим быть усмотренным при особенном тщании, что местное начальство невниманием своим к жалобам как Избищских, так потом и Денисовских крестьян — первых на совершенные над ними жестокости, а вторых на назначенные и объявленные г-ном Страховым — внушило им недоверие к себе. Благоразумное, своевременное и законное ограничение г-на Страхова мест­ным начальством потушило бы жалобы Избищских и предот­вратило непокорство Денисовских крестьян. Те и другие были движимы в своих действиях горем, перешедшим в отчаяние. Действия Страхова способны привести в такое положение ка­ких угодно крестьян.

9. Все, до одного, мнения духовного депутата, ходатайство­вавшего пред второю Комиссиею, принявшею на себя какие-то странные права и власть, о исполнении Высочайшего пове­ления переследованием, о исполнении законов переспросом и пересмотром, о открытии истины и сохранении святой Правды точным определением виновности подсудимых, ходатайство­вавшего о всем этом, как о милости — жестко и с презрением ею отвергнуты.

Вывод

Вывод Высочайше учрежденной (второй) Комиссии из ее делопроизводства, естественно, не мог иметь иного харак­тера и направления. Этот вывод изображается в ее Заключи­тельном журнале, помещенном в конце второй части. Вывод старшего депутата, основанный на том же делопроизводстве, имеет результатом своим диаметрально-противоположные заключения. Какая тому причина? Как одно и то же дело могло породить два разные, совершенно противоположные друг другу заключения? Ответ короток, прост и ясен. Разно­речащие заключения Комиссии и депутата произошли от сле­дующего: Комиссия для обвинения священника Ивановского и для оправдания г-на Страхова уклонилась от исполнения Высочайшего повеления, от исполнения Государственных законов, от исполнения нравственного закона правды и сооб­разно с своею целью вывела свой Заключительный журнал; но депутат в Записке своей указал на все эти уклонения от исполнения Высочайшего повеления, от исполнения зако­нов, от исполнения требований добросовестности — Правды, и, выставив факты — свидетели Истины, которых вторая Комиссия не могла задушить, умертвить, несмотря на все ее к тому усилия, составил иной вывод, иной, так сказать, Заклю­чительный журнал, совершенно противоречащий результа­том своим Заключительному журналу Высочайше учреж­денной Комиссии для переследования, но на самом деле зани­мавшейся как бы доказанием (тщетным!) неосновательности данного ей поручения, несмотря и то, что оно изображено ей в Высочайшем повелении. — Если говорить точно и без вся­кого погрешения пред Правдою, то должно сказать следую­щее: Заключительный журнал, составляя одно целое по духу и направлению с делопроизводством второй Комиссии, не­сколько и отличается от нее: делопроизводство содержит в себе крупные неправильности и погрешности, а заключитель­ный, вмещая в себя эти крупные погрешности, подкрепляет их мелкими, уже чисто подьяческими погрешностями и уверт­ками, внушающими презрение и омерзение к составителям таких гнусностей. Так, Заключительный журнал говорит, что при насильственном венчании Евдокии Абрамовой солдаты говорили ей «Дуня!» вместо «Дуняшка» (как явствует из под­линного показания); «тебя задерем», — но все умолчано. О Христине Елистратовой сказано, что она изнасилована Стра­ховым за шесть лет тому назад, и это повторено дважды, но из показания явствует, что она изнасилована за четыре года, в 1847 году, на Ивановской неделе, и в первое воскресенье объявила о сем в церкви священнику Ивановскому, с чего вспыхнули жалобы всех крестьянок и крестьян. Показания братьев Христины, данные второй Комиссии, ею умолчаны, а выставлены прежние, данные ими первой Комиссии. Очень смягчено показание Архипа Минина, который в подлиннике показал: ««Хотя в показании, отобранном (первою Комиссиею) от меня 13 апреля 1850 года, написано, что будто жена моя, Федосья, объявляла мне, что на барина сделала ложное пока­зание, но этого ни она мне не сказывала, ни я в Комиссии не показывал, и с чего оно написано не знаю» (ч. 2, л. 315). Умолчано о Федосии Алексеевой, что она при передопросе первою Комиссиею принуждена была показать противно пер­вому показанию по угрозам жандарма, который сказал ей: 4 Если покажешь на помещика, то будешь заключена в ост­рог». Также умолчано, что Страхов, уговаривая ее на блуд, торкал в грудь дубинкою (ч. 2, л. 315, 316). Умолчано пока­зание мужа Матроны Андреяновой, Федора Алексеева, что он объявлял прежней Комиссии о рождении женою его, через три недели после свадьбы, младенца, прижитого, по созна­нию ее, со Страховым, но что члены первой Комиссии прика­зали показать, что он женился на нерастленной девице, како­вое приказание он и исполнил; Страхов же стращал его ост­рогом. Умолчано показание Матроны Андреяновой, что жандарм угрожал ей, что ее сгноят в остроге, если она пока­жет на помещика (ч. 2, л. 313, 314). Умолчано о Савелии Андреянове, что когда сестра его Матрона Андреянова, по изнасиловании ее Страховым в деревне его Залужье, была возвращена в свою деревню Избищи, то Савелий был вытре­бован в Залужье, где барин сказал ему: «Отчего сестра твоя пряталась от меня?» и за то, в спальне, бил Савелия по ще­кам, а после свел в мастерскую за руку и там, в присутствии Страхова, высекли его двумя крестьянскими кнутами так, что он полторы недели был болен (ч. 2, л. 179-191 — сличить 530). Умолчано, что Избищские оброчные крестьяне, при перво­начальной их просьбе, внося 60 рублей ассигнациями оброку с тягла, обязаны были отбывать два дня барщины, независи­мо от многодневных дней сгонных. Умолчано при настоящем их положении еженедельный один день. Умолчано важное показание Балясникова, данное им второй Комиссии и решаю­щее вопрос о прикосновенности Ивановского, а выставлено показание его первой Комиссии, вполне противоречащее сему второму. Умолчано, смягчено, изменено и прочее, и прочее, и прочее (см. в записке старшего депутата).

Старший депутат, при первом взгляде на делопроизвод­ство второй Комиссии, признал оное лишенным юридического достоинства, неправильным и незаконным, но при подробном рассмотрении этого делопроизводства он признает его непрерывною цепью неправды, временем более тонкой, временем более грубой, приметной для всех и каждого. По сердечному ощущению, оно — глубокая пропасть зла, в которой потопле­ны совесть и честь следователей, невинность и благосостояние невинных и уголовные преступления закоренелого в преступ­лениях преступника.

К сожалению, действия членов Комиссии, недостойно но­сившей именование Высочайше учрежденной, соделались явными и ясными не только кругу образованному Устюжны, но и простому народу, который не всегда сразу понимает не­правду, над ним совершенную, но почти всегда чувствует ее, уразумевает ее впоследствии по плодам и заражается страш­ным недугом недоверия к Правительству; а этот недуг укреп­ляется от самого терпения неправды, особенно когда она пре­бывает неизобличенного высшими властями, каковыми нео­споримо были в Устюжне члены второй Комиссии. Вот слабый очерк подвига, ими совершенного.