Поучение к простому народу при посещении Епархии 5 страница

Полезно и приятно рассматривать прошедшее: время, унич­тожая влияние пристрастий, обнаруживает и мрачность зла и свет добродетели. Таким образом деяния предков соделыва-ются лучшим наставлением для потомков. Вот цель, с кото­рою предлагается здесь жизнеописание схимонаха Феодора.

Он родился в 1756 году в городе Карачеве Орловской гу­бернии от благочестивых и правоверных родителей, принад­лежавших к купеческому сословию. Потеряв отца в младенче­стве, был отдан материю в дом Карачевского протоиерея для обучения Российской грамоте и церковному пению. Дитя, ру­ководимое добродетельным протоиереем, ходило часто в цер­ковь, читало нравоучительные книги, и, мало-помалу знако­мясь с Богом, возлюбило Бога. Когда Феодор достиг юношес­кого возраста, родительница взяла его обратно к себе в дом, и он должен был по ее приказанию заниматься торговлею. Но любовь Божия и любовь мирская не могут жить вместе в сер­дце человеческом; не может оно работать в одно время двум господинам — Богу и миру: если одного возлюбит, то о дру­гом нерадети начнет[1311].

Так случилось и с Феодором: занимаясь торговлею в про­должение двух лет, он не мог к ней привыкнуть. И потому оставляет родительский дом и, никому не открыв своего наме­рения, уходит в Площанскую пустыню, лежащую в 80 вер­стах от Карачева. Обителью управлял добродетельный и до­вольно искусный старец Серапион; братия в ней была благо­нравна и чин церковного служения стройный. Однако мать Феодорова скоро узнала о его местопребывании; водимая родительскою любовию, столько естественною, она спешит в пустыню, видит там сына, принуждает его возвратиться в Карачев и заниматься опять торговлею. По времени он ухо­дил в другую пустыню — Белые берега; но и здесь был отыс­кан и возвращен в Карачев к своей лавочке.

Утомленный препятствиями, думая, что намерение его мона­шествовать Богу неугодно, Феодор решился пещись о своем спасении посреди мира. Он принимал странных, подавал ми­лостыню нищим, услуживал больным, ходил в церковь почти ко всякой службе и занимался чтением Отеческих книг. Меж­ду тем в городе открылось выгодное прикащицкое место у некоторой вдовы — женщины престарелой и простодушной; на оное приглашен был Феодор, и, поелику хозяйка сама не могла заниматься торговыми оборотами, то все управление дел [было] вручено ему. Вдова была матерью четверых доче­рей, уже взрослых. Юноша, обращаясь беспрестанно с жен­ским полом, ощутил в сердце порочную страсть... Не станем оком любопытства измерять глубину его падения. Скажем только, что, вступая в брак, он принес в сие новое состояние и некоторую укоризну в совести. Движимый раскаянием, со­провождаемым глубокою печалию, он удваивает прежнее усер­дное служение странным и прочие добрые дела, которые во время расстройства душевного были им почти забыты. Но печаль не престает снедать его сердце. Что ж делает Фео­дор? — Решается на поступок необыкновенный и, по обще­ственному порядку, неправильный. Он отправляется для бого­молья в Киев, взяв с собою денег четыре рубля с полтиною, и, поклонившись мощам угодников Печерских, идет к тогдаш­ним границам с Польскою Подолиею, переходит оные и устремляется в Молдавский Свято-Вознесенский Нямецкий монастырь.

Сей монастырь находится ниже Ясс, в 120 верстах от оных, при подошве Карпатских гор. В нем было тогда около 700 братии из различных народов, а настоятелем — россиянин, уроженец Полтавский, архимандрит Паисий Величковский, имевший большие природные способности и превосходное монашеское образование. Сначала он безмолвствовал в Афон­ской Горе с другим единомудренным братом, отыскивал в та­мошних библиотеках Отеческие книги и прочитывал их с глу­боким вниманием. Чем более вникал он в сии книги, тем бо­лее убеждался в необходимости умного делания, которое предписано нам во Святом Евангелии, которым занимались все святые и без которого, как говорит великий Варсонофий, суетны подвиги телесные. Паисий, возложась на помощь Бо-жию, занялся умным деланием, и так успел в оном, что удос­тоился благодатных даров, подобно монахам древних времен; в особенности раскрылось в нем отличное дарование руково­дить ближних к духовной жизни. Многие Афонские иноки начали с ним советоваться и получали пользу; от сего возрас­тала к нему доверенность и число приверженных. Доверие мало-помалу превратилось в безусловное послушание. Тогда необходимость принудила Паисия и чад его составить пра­вильное общество по уставам иноческим, для чего с дозволе­ния турецкого правительства они переселились из Святой Горы в Молдавию, сперва в запустевший монастырь Драгомирну, а оттуда в Нямецкий. Порядком и добродетельною жизнию бра­тии обитель Нямецкая напоминала общежития Тавенисиот-ские и киновии Феодосия и Саввы. Паисий был полезен не только для одного монастыря своего, но и для Церкви. Он перевел с еллино-греческого на славянский язык многие Оте­ческие книги, как-то: Добротолюбие, святого Исаака Сирианина, святого Симеона Нового Богослова, Варсонофия Вели­кого, Иоанна Лествичника. Сии переводы, хотя по древнеоб-разному слогу и затруднительны, но тем драгоценны, что с чрезвычайною точностию выражают деятельные мысли От­цов и сохраняют всю силу подлинников.

Когда Феодор пришел в Молдавию, Паисий был уже лет весьма преклонных. Изможденный трудами и болезнями, он редко выходил из келлии. Приближенные его не соглашались принять Феодора по многочисленности братства и по затруд­нительному содержанию. Странник находился в крайности: деньги, при нем бывшие, истощились; летнее платье, в кото­ром вышел из Карачева, обветшало от путешествия; наступи­ла зима. Он было решился идти обратно в Россию и просил, чтобы допустили его по крайней мере принять благословение старца. Сие позволено; Паисий, увидев рубище и жалостное положение юноши, прослезился, утешил его, присовокупил к своему стаду, строго запретив, чтоб впредь никому не отказы­вали без его сведения.

В обители находилось шесть духовников; каждый имел у себя назначенное число братии, которых он обязан был исповедывать, наставлять в духовной жизни и помогать им в сердечных бранях. Из сих духовников опытнейшим почитал­ся иеросхимонах Софроний, по кончине Паисия управляв­ший Нямецким монастырем. Софронию был вручен Феодор для душевного назидания, а для трудов монастырских опре­делен в хлебню. В общежительном монастыре печение хле­бов есть тяжелое послушание по многолюдству братии и по обычаю общежитий предлагать пищу всем богомольцам, коих иногда бывают тысячи. Проведши несколько дней в хлебне, Феодор видит сон: ему представился широко разложенный огонь, пред коим стояло множество людей, как будто приго­товленных к истязанию. В числе прочих был и он. Внезапно явились некоторые необыкновенные мужи, похитили его из среды множества и ввергну ли в пламя. «Отчего бы, — раз­мышлял он, — из толикого числа я один брошен в сей сви­репый огнь?» — «Так угодно Богу», — отвечали мужи. Сие сонное видение Феодор рассказал старцу Софронию, который истолковал оное следующим образом: обширным пламенем означается горнило искушений, куда ввергаются иноки, отлу­чающиеся мира, дабы работать единому Господу. В обители Нямецкой сохранялся обычай древних времен, по которому всякий, вновь вступающий в монастырь, должен был испове­дать духовнику все грехи, соделанные от младенчества. И в самом деле, весьма прилично начинать поприще покаяния и плача о грехах исповеданием грехов; притом наставник, уз­нав наши слабости и поползновения, удобнее может нас ис­правлять, предохранять и руководить. По сему обычаю Нямецкого монастыря Феодор исповедал старцу Софронию все грехи, соделанные во всю жизнь, и был отлучен на пять лет от причащения Святых Христовых Тайн. Феодор впослед­ствии сказывал: «С таким тщанием исповедывал меня ста­рец, что сия первая исповедь продолжалась более часа».

Когда усмотрели в Феодоре ббльшую горячность к подви­гам, то перевели его из хлебни в пчельник, над которым глав­ный надзор имел весьма строгий старец. Здесь, кроме теле­сных трудов, должно было переносить частые укоризны. В сем послушании он находился два года; потом сделали его по­мощником в просфорне в монастыре Секуле, который стоит от Нямецкого в 12 верстах, и от оного тогда зависел, так [же,] как и многие другие скиты и пустыни. Одна из таковых пус­тыней была на потоке Поляна Ворона в 5 верстах от скита того же имени. В ней жили два друга: иеросхимонах Николай и схимонах Онуфрий, уроженцы Черниговские, привлеченные из России в Молдавию слухом о высоких достоинствах Паисия. Они шли путем царским, что в монашеском смысле озна­чает благоразумную умеренность в подвигах и взаимный со­вет двух или трех иноков, вместе безмолвствующих. Таковое название почерпнуто из слов Царя верных и Царя всех Господа Иисуса Христа: Идеже еста два или трие собрани во имя Мое, ту есмь посреде их [1312]. Николай наблюдал в постоянном молчании за своим сердцем; Онуфрий по благословению на­стоятеля принимал братии, приходивших к нему для душев­ного назидания. Оба старца были уже в летах; а Онуфрий притом чувствовал большую слабость и боль в желудке, кото­рый он расстроил в юности неумеренным постом. Архимандрит обратил внимание на старость и болезненное состояние Онуф­рия и, дабы оказать ему вспоможение, повелел молодому, на­деленному хорошею телесного силою Феодору переселиться в пустыню на поток Поляну Ворону и услуживать старцам.

Таким образом Феодор переходит от послушания к послу­шанию. До сих пор он упражнялся в телесных трудах и пови­новался телесно, то есть в телесных трудах следовал не своей, но ближнего воле; теперь он начал знакомиться с послушани­ем духовным, то есть мыслить и чувствовать не по своей воле, но по указанию ближнего. Если телесное послушание затруд­нительно и болезненно, то сколь труднее и болезненнее оного послушание мысленное и духовное? Если первое делает чело­века благонравным, то второе не сделает ли его святым? В на­ши времена известно более послушание первого рода; а свя­тые Отцы заповедуют и похваляют более послушание второго рода, от коего первое само по себе истекает. Они его называ­ют духовным мученичеством, распятием своей воли, скорей­шим, удобнейшим, правильнейшим путем к достижению свя­тыни, последованием Спасителю, Который был послушлив до смерти, смерти крестныя. От сего послушания рождается болезненное сердечное чувство, называемое плачем, и мысль в сердце, постепенно охладевая ко всему временному, начина­ет непрестанно притекать и припадать к Богу, в чем и состоит начало истинного умного делания.

Пустынное уединение доставило Феодору возможность исповедывать все помыслы и чувствования старцу Онуфрию, который имел о нем отеческое попечение. Узнав собственным опытом, что неумеренное воздержание столь же вредно, как и невоздержание, он убеждал ученика своего не возлагать упо­вания единственно на телесный подвиг, но, обременяя тело умеренно, все старание обращать к очищению сердца, из кое­го, по слову Спасителя, исходят помышления злая, убийства, прелюбодеяния, татьбы и прочее зло, оскверняющее человека (Мк. 7). Сии пустынники имели прекрасный обычай приоб­щаться ежемесячно Святых Христовых Тайн, для чего они ходили в скит. Когда однажды по сей причине Феодор пошел в скит, — напали на их пустыню разбойники, похитили не­большое количество съестных припасов и прибили обоих стар­цев столь жестоко, что они едва могли выздороветь чрез про­должительное время. Потом Феодор занемог сильною горяч­кою, был почти на краю гроба и с трудом пришел в прежние силы. Промысл Божий посылает скорби рабам своим и скорбями искушает их верность.

Протекли 5 лет по пришествии Феодора на поток Поляну Ворону, и старец Онуфрий, отягченный летами и болезнями, скончался. Кончина его была довольно тяжелая: 12 часов он томился и произносил как бы ответы на различные вопросы. Некоторые опытные старцы предполагали, что попущено было ему грозное истязание за излишнюю строгость над теми, кои советовались с ним о своих душевных недугах. Когда же чрез 3 года, по тогдашнему обычаю Нямецкого монастыря, осмот­рели его тело, то нашли главу и перси нетленными во свиде­тельство спасения. По смерти Онуфрия Феодор жил в пусты­не с Николаем полгода; потом переместились они оба в Нямецкий монастырь.

Около сего времени переведена архимандритом Паисием книга святого Исаака Сирианина, которую Паисий по ее ду­ховному достоинству называл избранным златом. В ней с осо­бенною ясностию и подробностию изложено, каким образом душа очищается Христовыми заповедями, каким образом Бла­годать Божия Сама Собою вселяется в чистые души и ознаме­новывает свое вселение различными действиями, как-то: не­престанною молитвою, всегдашними слезами, необыкновен­ною радостию, не зависимыми от внешних обстоятельств. Паисий весьма желал распространения сей книги, ибо боль­шая часть монахов нынешнего времени, не зная, что в науке монашества есть свое введение, начало, средина и конец, тот­час ищут раскрыть в себе благодатные действия (как будто Бог подчинен воле человеческой!), не позаботясь наперед сде­лать сердце способным к приятию Божества. От сего непра­вильного действования, основанного на ложных понятиях, обыкновенно рождаются двух родов последствия: или бес­плодность, или плоды ложные вместо плодов истинных.

Братия Нямецкой обители по доверенности к настоятелю и по собственному признанию с большим усердием переписыва­ли книгу святого Исаака Сириянина. Николай и Феодор так­же переписали оную для себя уставным письмом. Паисий, желая оказать услугу и Российскому монашеству, приказал Феодору вторично переписать упомянутую книгу с особен­ным тщанием на хорошей бумаге и отправил оную к Высоко-преосвященнейшему Гавриилу, митрополиту Новгородскому и Санкт-Петербургскому, убеждая его, дабы повелел оную напечатать и разослать по монастырям Российским. Неизве­стно, получена ли сия книга Архипастырем. Впоследствии некоторый богобоязливый житель Москвы дарит Феодора кни­гою, в которой сей узнает сочинение святого Сириянина, им переписанное для Высокопреосвященнейшего Гавриила по повелению Паисия и подписанное рукою сего старца.

Между тем безмолвный Николай начал весьма ослабевать от старости и болезней. Он чувствовал необыкновенный хо­лод во всем теле и большую часть времени проводил на посте­ли. Феодор служил ему с особенным усердием, целовал его руки и ноги и, раскрывая свои недра, оными согревал охла­девшие члены старца. Николай умер весьма тихо в объятиях Феодора, и когда чрез три года осмотрели умершего, то на­шли его совершенно нетленным. Феодор, продолжая зани­маться различными трудами, жил в Нямецком монастыре до 1801 года. Вслед за Николаем скончался архимандрит Паи­сий, коего преемником в управлении избран старец Софроний, лишенный зрения и согбенный под бременем лет, но богатый духовными дарованиями. Сей новый настоятель весьма любил Феодора и, видя его ревность к подвигам иноческим, постриг его в схиму.

В 1801 году вступил на престол Российский Государь Император Александр Павлович. Милостивый Манифест, им обнародованный, дозволял свободное возвращение в Россию бежавшим из оной. Сие дозволение Российского Монарха подало мысль архимандриту Софронию, родом также россия­нину, пересадить несколько лоз из Нямецкого виноградника в отечество, дабы и отечество воспользовалось духовными тру­дами и дарованиями Паисия. В числе прочих назначено и Феодору оставить Молдавию. Какие же богатства понес с со­бою инок сей из Нямецкой обители? Какое направление полу­чил он от жительства с Паисием?

Природа одарила Феодора здоровым и крепким телосло­жением, которое при содействии горячего нрава обыкновен­но располагает человека к деятельности и подвигам. И Феодор любил нестяжание до нищеты, бдение, продолжитель­ные стояния на молитве, труды телесные, пост, строго наблюдая оный и в качестве и количестве пищи. Притом ему известно было, что очищается душа единственно заповедями Христовыми, а не телесными трудами, кои, утомляя плоть, облегчают нам исполнение заповедей Христовых. И потому с большим усердием ходил за больными, принимал стран­ных и совершал прочие дела милосердия. Еще в нем было важное достоинство: он выдержал жестокую войну с плотс­кою страстию и, получив опытность в сей войне, мог пользо­вать других советами.

Многие Российские монастыри отставали благоустройством от Нямецкого: в них и церковное Богослужение совершалось с меньшею строиностию, и относительно пищи делались от устава некоторые, впрочем малозначащие, отступления, и са­мые монахи недовольно имели понятия о истинной духовной жизни, занимаясь почти исключительно телесными трудами. Кажется, такое состояние некоторых монастырей и монахов российских, с которыми встретился Феодор по возвращении из Молдавии, имело не безвредное влияние на Феодора, жив­шего продолжительное время в обители благоустроеннейшей и посреди искуснейших монахов того времени. Поистине те­сен путь, ведущий в живот: ибо, с одной стороны, стесняют его наши неправды, а с другой — самые правды, когда они сопряжены с осуждением ближнего.