Темные тучи в солнечный день

Дэн Миллмэн

Мистическое путешествие мирного воина

 

Сага о Мирном Воине – 2

 

 

http://www.e-puzzle.ru

Аннотация

 

Наконец перед вами столь долго ожидаемая вторая книга Дэна Миллмэна — продолжение международного бестселлера «Путь Мирного Воина».

Через четыре года после обучения у старого Воина, которого он называет Сократус, Дэн Миллмэн, несмотря на все полученные знания, сталкивается с личными неудачами и возрастающей неудовлетворенностью. Разочарованный своей жизнью, неспособный заполнить промежуток между знанием и действиями, Дэн отправляется в кругосветное путешествие, цель которого — заново пересмотреть цели своего существования и найти источник одухотворения жизни.

Туманные воспоминания отправляют Дэна в поиск женщины-шамана, живущей в глуши гавайских джунглей. Она становится для него вратами надежды и преодоления страха — и только она оказывается способной подготовить его к тому, кем ему предстоит стать в будущем.

В этом царстве теней и света Дэн проходит проверку своих способностей, преодолевает смертельные испытания, испытывает ошеломляющие откровения и сталкивается с незабываемыми событиями, ведущими его по Пути Мирного Воина к мудрости и спокойствию. Это — мистическое путешествие, которое проходит каждый из нас, путь к Свету, сияющему в сердце жизни каждого человека.

 

Дэн Миллмэн

Мистическое путешествие миролюбивого воина

 

Посвящаю своей жене Джой,

за ее руководство и поддержку,

и моим дочерям — Холлы, Сьерра и Чина,

которые напоминают мне о важных вещах

 

Предисловие

 

Что, если вы спите

и видите сон, в котором попадаете на небеса

и там срываете странный и прекрасный цветок?

Что, если, проснувшись, вы держите этот цветок в руке?

Что тогда?

Сэмюэл Тэйлор Колридж

 

 

Моя первая книга, «Путь Мирного Воина», посвящена событиям, которые открыли мне глаза и сердце и расширили мои взгляды на жизнь. Те, кто читал эту книгу, вспомнят, что в 1968 году, после периода обучения и подготовки у Сократуса — старого «воина заправочной станции», ставшего моим учителем, — мы расстались на восемь лет, в течение которых мне предстояло усваивать преподанное учение в повседневной жизни и готовиться к окончательному испытанию, о котором я рассказал в конце той книги.

«Мистическое путешествие Мирного Воина» является в определенном смысле продолжением первой книги, однако, в отличие от большинства продолжений, она начинается не с конца предыдущей, но описывает определенный период в пределах первой книги — тот самый промежуток времени, когда Сократус отослал меня и во время которого я путешествовал по миру и прошел свое посвящение в Путь Мирного Воина.

Я немного упоминал об этом периоде в «Пути Мирного Воина», однако решил не раскрывать полное содержание тех событий, пока сам не разберусь в важности происшедшего.

Я называю эту часть своей жизни «потерянными годами», потому что она началась с внутренней борьбы и разрушенных мечтаний; это было время полной потери ориентации и иллюзий, что заставило меня предпринять путешествие с целью вновь найти себя и обрести новое видение, цель и веру, подобные тем, к которым мне помог прийти Сократус и которые я затем потерял.

Книга, которую вы держите в руках, описывает первые шаги этого путешествия. Оно началось в 1973 году — мне тогда было двадцать шесть лет. Я действительно путешествовал по всему миру, сталкивался с необычными событиями и примечательными людьми, но в своем повествовании я смешиваю реальные факты и свое воображение, сплетая подлинные случаи своей жизни в ткань, простирающуюся по различным уровням реальности.

Представляя мистическое учение в форме повести, я надеюсь вдохнуть новую жизнь в древнюю мудрость и напомнить читателям, что любое путешествие мистично, а вся наша жизнь — путешествие.

Дэн Миллмэн, Сан-Рафаэль, Калифорния, зима 1991 года

 

Пролог

Совет Сократуса

 

Свободная воля не означает, что мы сами определяем обстоятельства;

свободная воля представляет собой только возможность выбора того, что ты хочешь сделать в данный момент.

«A Cource in Miracles» [1]

 

 

Поздними ночами, на старой станции техобслуживания в Техако, во время практических занятий, которые были чрезвычайно разнообразными — от медитаций до чистки туалета, от глубокого самомассажа до замены свечей зажигания, — Сократус частенько упоминал о разных людях и местах, которые мне предстояло когда-нибудь посетить в целях «дальнейшего обучения».

Однажды он заговорил о женщине-шамане,[2]живущей на Гавайях. В другой раз он упомянул о специальной школе для воинов, скрытой где-то в Японии. Кроме того, он рассказывал о священной книге в пустыне, открывающей предназначение жизни каждого человека.

Все это, разумеется, меня крайне интриговало, но, когда я просил его подробнее рассказать об этом, он обычно менял тему разговора, так что у меня никогда не было полной уверенности в том, что эти женщина, школа и книга действительно существуют.

В 1968 году, перед тем как отослать меня, Сократус вновь заговорил о женщине-шамане.

— Около года назад я написал ей письмо и упомянул о тебе, — сказал он. — От нее пришел ответ, в котором говорится, что она не против поработать с тобой. Это большая честь, — добавил он и посоветовал найти ее, когда я почувствую, что наступило подходящее время.

— Где же мне ее искать? — спросил я.

— Она написала свое письмо на бланке какого-то банка.

— Какого именно? — переспросил я.

— Не помню. Мне кажется, какой-то банк Гонолулу.

— Можно увидеть это письмо?

— У меня его уже нет.

— А как ее зовут? — раздраженно спросил я.

— У нее несколько имен. Яне знаю, каким из них она пользуется сейчас.

— Ну а как она выглядит?

— Трудно сказать. Я не видел ее уже много лет.

— Сократус! Да как же мне ее найти?! Отмахнувшись, он произнес:

— Я уже говорил тебе, Дэнни, — я тебе помогаю, но не облегчаю твои задачи. Если ты не сможешь ее найти, значит, ты еще не готов.

Я глубоко вздохнул и посчитал до десяти.

— Хорошо, а что насчет других людей и мест, о которых ты рассказывал?

Сократус пристально посмотрел на меня.

— Я что, похож на агента бюро путешествий? Держи нос по ветру и доверяй своим инстинктам. Сначала найди ее, а потом события приведут тебя к следующему шагу.

Возвращаясь домой в тишине раннего утра, я обдумывал то, что сказал мне Сократус, — и то, чего он мне не рассказал. Сократус говорил, что, если вдруг я «окажусь где-то рядом», я могу захотеть связаться с этой безымянной женщиной без адреса, которая все еще может работать в каком-то банке в Гонолулу; с другой стороны, она может там уже и не работать. Если я найду ее, она может согласиться научить меня чему-то или захотеть направить меня к другим людям, в другие места, о которых упоминал Сократус.

Вечером, когда я ложился спать, какая-то часть меня стремилась поехать в аэропорт и сесть на ближайший самолет, направляющийся в Гонолулу, однако более настоятельные проблемы требовали моего присутствия здесь: мне предстояло в последний раз выступить на Национальном чемпионате по гимнастике среди студентов колледжей, потом — окончить колледж и жениться. Вряд ли это было подходящим временем для того, чтобы в спешке нестись на Гавайи. Так я и заснул — на целых пять лет. А проснувшись, я обнаружил, что, несмотря на все свое обучение у Сократуса и духовное совершенствование, я все еще не был готов к тому, с чем придется столкнуться в будущем. Я выскочил из раскаленной сковороды уроков Сократуса — и оказался в открытом огне повседневной жизни.

 

 

Книга первая

По зову духа

 

Вот что важно:

быть готовым в любой момент пожертвовать тем,

кто ты есть,

во имя того, кем ты можешь стать.

Шарль Дюбуа

 

Глава 1

Прочь из огня

 

Просветление представляет собой не только

созерцание сияющих форм и образов.

Просветление — способность видеть во тьме.

Это трудно, и поэтому менее популярно

Карл Юнг

 

 

В ночь своей свадьбы я плакал. Я очень ясно помню тот день: мы с Линдой обвенчались в Беркли, в год моего выпуска. Беспричинно подавленный, я проснулся до рассвета, выскользнул из смятой постели и вышел на воздух — мир еще был покрыт ночной тьмой. Я прикрыл стеклянную дверь террасы, чтобы не разбудить спящую жену, и почувствовал, как в моей груди рождаются рыдания. Плакал я очень долго, хоть и не понимал почему.

«Почему мне настоль ко грустно? Ведь я должен быть счастлив!» — спрашивал я себя. Единственным ответом было какое-то глубокое интуитивное беспокойство, ощущение того, что я упустил нечто очень важное, что что-то ускользнуло из моей жизни. Это чувство мрачной тенью нависло над всей моей семейной жизнью.

Вместе с учебой в колледже закончились успехи и победы, которых я добился как гимнаст-чемпион. Мне пришлось приспосабливаться к резко наступившему затишью. Мы с Линдой переехали в Лос-Анджелес, и тогда я впервые столкнулся с обязанностями реальной жизни. У меня было блестящее прошлое, диплом колледжа и беременная жена. Пришло время искать работу.

После непродолжительных попыток стать страховым агентом, каскадером в Голливуде и писателем, мне удалось найти достаточно стабильную должность тренера гимнастики в Стэнфордском университете.

Несмотря на вполне благосклонную судьбу и рождение горячо любимой дочери Холли, меня не переставали терзать острые приступы ощущения того, что я упустил что-то предельно важное. Я не мог и не пытался объяснить это чувство Линде и очень скучал по наставлениям Сократуса, так что просто отталкивал от себя все свои сомнения и старательно исполнял роли «мужа» и «отца», хотя они казались мне чем-то вроде работы, к которой никак не удается привыкнуть, подобными плохо скроенному костюму.

Прошло четыре года. На фоне моего крошечного мира университетских политических склок, профессионального честолюбия и семейных обязанностей прошли война во Вьетнаме, высадка астронавтов на Луну и Уотергейтский скандал.

Во время учебы в колледже жизнь казалась мне очень простой: занятия, тренировки, развлечения, отдых и приятный флирт — я прекрасно разбирался в правилах такой игры. Но сейчас правила изменились: экзамены принимала сама повседневная жизнь, и обмануть этого преподавателя не могла никакая хитрость. Я мог обманывать лишь самого себя, что и продолжал делать с непоколебимым упорством.

Заставив себя сосредочиться на образах беленького заборчика вокруг дома и двух машин в гараже, я продолжал отрицать свои путаные внутренние стремления и пытался наладить свои отношения с обычным миром. В конце концов, Линда обладала множеством достоинств, и с моей стороны было бы просто глупо отбрасывать все это. И у меня была дочь, о которой нужно было заботиться.

По мере того как мои укрепления в «реальном мире» затвердевали, словно цементные стены, воспоминания об уроках и учении Сократуса стали выцветать, какностальгические фотографии в старом альбоме, превратились в смутные образы иных времен и иного мира, в мечтания далекого прошлого. С каждым годом слова Сократуса о гавайской женщине, школе в Японии и книге, скрытой в пустыне, казались мне все менее реальными, пока я не забыл о них окончательно.

Я оставил Стэнфорд и начал работать в колледже Оберлин в Огайо, надеясь, что эта перемена сможет укрепить мои отношения с Линдой, однако в новой обстановке разница наших интересов проявилась еще сильнее: Линда любила готовить и обожала мясо, а я был приверженцем вегетарианской кухни. Ей нравилась красивая мебель, а я придерживался простоты Дзэн и довольствовался матрасом, брошенным на пол. Она была очень общительной; я же предпочитал трудиться. Она была типичной американской женой, а я казался ее друзьям чудаком-метафизиком и склонялся к одиночеству. Линде было очень легко жить в этом обычном мире, отталкивающем меня, хотя я завидовал тому комфорту, который она испытывает от такой жизни.

Линда тоже ощущала мою неудовлетворенность, и ее раздражение возрастало. В течение этого года я понял, что моя личная жизнь стала жалкой, а семейная разрушается у меня на глазах. Я уже не мог не замечать этого.

Раньше я считал, что обучение у Сократуса сделает мою жизнь более счастливой, но она, казалось, лишь ухудшалась. Бесконечные приливы и отливы работы, семейного быта, заседаний кафедры и личных проблем смыли из моей памяти практически все, чему когда-то учил меня Сократус.

Несмотря на напоминание о том, что «воин, подобно ребенку, полностью 'открыт», я жил в своем собственном защищенном мирке. Я был убежден, что никто, даже Линда, не знает и не понимает меня. Я испытывал острое одиночество — и не мог найти взаимопонимания даже наедине с собой.

Хотя Сократус учил меня «отпустить свой разум и жить в текущем мгновении», мой ум был исполнен гнева, чувства вины, обиды и беспокойства.

Заразительный смех Сократуса, который когда-то часто звучал во мне, подобно хрустальному колокольчику, превратился в приглушенное эхо, отдаленные воспоминания.

Я был настолько подавлен и выбит из колеи хроническим стрессом, что у меня оставалось совсем немного времени и энергии для дочери. Я продолжал нагружать себя различными делами и обязанностями, потеряв всякое чувство меры и уважение к себе. Хуже всего было то, что я лишился нити предназначения своей жизни, глубинного смысла своего существования.

Я наблюдал за самим собой в зеркале своих отношений с людьми, и то, что я видел, меня совсем не радовало. Я всегда был центром своего собственного мира и никогда не учился уделять внимание другим, хотя привык к вниманию окружающих. Я то ли не хотел, то ли не был способен жертвовать собственными целями и ценностями во имя Линды и Холли или кого бы то ни было еще.

Обеспокоенный ясным осознанием того, что я являюсь самым эгоистичным человеком из всех, кого знаю, я все сильнее погружался в этот разрушительный образ самого себя. Благодаря прошлым спортивным тренировкам и победам, я все еще представлял себя рыцарем в сияющих доспехах, но теперь мои латы полностью проржавели, а самооценка опустилась в бездонные глубины.

Сократус говорил: «Поступай соответственно тому, чему учишь других, и учи только тому, что сам воплотил в жизнь». Притворяясь ярким, даже мудрым учителем, я ощущал себя шарлатаном и шутом. И чем дальше, тем острей и болезненней становилось это чувство.

Чувствуя себя неудачником, я целиком окунулся в тренерскую работу, позволившую мне вновь иногда испытывать ощущение успеха и забывать о проблемах личных отношений — о том, что настоятельнее всего требовало моего внимания.

Мы с Линдой все больше отдалялись. Она нашла свою собственную интересную компанию, а я полностью ушел в себя — пока слабеющая нить, связывающая нас, не разорвалась окончательно. Мы решили разойтись.

Я уехал холодным мартовскимугром. Снег таял и превращался в грязь, когда я загрузил в грузовик своего приятеля несколько коробок и отправился искать себе какое-нибудь жилье. Разум твердил, что это было правильное решение, но мое тело говорило на собственном языке: меня постоянно мучили спазмы в животе, которые вскоре перешли в мышечные судороги. В то время любая моя царапина мгновенно превращалась в гнойный нарыв.

В течение нескольких недель я по инерции продолжал вести привычный образ жизни, и ежедневно ходил на работу. Но моя личность и весь тот образ жизни, который я когда-то рисовал в воображении, были разрушены. Подавленный и жалкий, я не знал, что мне делать дальше.

Однажды, когда я открыл свой почтовый ящик на кафедре физической подготовки, одно из писем выскользнуло у меня из рук и упало на пол. Я наклонился за ним и замер, когда мои глаза остановились на объявлении: «Все преподаватели приглашаются к участию в конкурсе «Путешествие», целью которого является культурный обмен в области профессиональных интересов».

Внезапно у меня в животе возникло ощущение знака судьбы. Я знал, что подам заявку на этот конкурс, и почему-то был уже уверен, что получу бесплатную путевку.

Две недели спустя я открыл тот же ящик и обнаружил в нем письмо от конкурсного комитета, разорвал конверт и прочел: «Исполнительный Комитет Совета Попечителей счастлив уведомить Вас о том, что в рамках конкурса «Путешествие» Вы получаете две тысячи долларов, предназначенные для путешествий и исследований, связанных с Вашей академической деятельностью. Поездка должна быть предпринята летом 1973 года и, по вашему желанию, может быть продлена на шесть месяцев, которые будут рассматриваться как оплачиваемый отпуск…»

Дверь открылась — у меня снова появилась цель.

Но куда же мне отправиться? Ответ возник во время урока йоги — я записался на эти занятия, пытаясь вернуть равновесие и покой своему телу. Дыхательные и медитативные упражнения напомнили мне те техники, которым меня обучал Джозеф, один из старых учеников Сократуса, владелец небольшого кафе в Беркли. Как я скучал по его пушистой бороде и мягкой улыбке!

Когда-то Джозеф ездил в Индию и очень положительно отзывался о том, чему там научился. Я читал множество книг об индийских святых, мудрецах и гуру, о философии и метафизике йоги. Ну конечно же, именно в Индии я смогу найти тайные знания и практики, которые принесут мне свободу — или, по крайней мере, вернут к нормальному существованию.

Решено, я отправлюсь в Индию! Выбор определился. Я поеду налегке — небольшой рюкзак и авиабилет, ничего больше. Я изучил карты этой страны, прочитал еще несколько книг о ней, получил паспорт и визу.

Когда все было готово, я сообщил новость Линде, пообещав, что постараюсь прислать Холли несколько открыток, но, вполне возможно, могу надолго исчезнуть.

Она ответила, что в этом не будет ничего удивительного.

Теплым весенним утром, перед самым окончанием учебного года, я сидел на лужайке рядом с четырехлетней Холли, тщетно пытаясь объяснить ей свое решение.

— Доченька, мне нужно будет на какое-то время уехать.

— А куда ты едешь?

— В Индию.

— Там слоны?

— Да.

— Давай поедем вместе: я, ты и мама.

— Обязательно, но только в другой раз. Когда-нибудь мы будем путешествовать вместе, только ты и я, хорошо?

— Хорошо. — Она помолчала. — А где Индия?

— Там. — Я показал рукой.

— А тебя долго не будет?

— Да, Холли, — честно ответил я. — Но где бы я ни был, я всегда буду любить и вспоминать тебя. А ты будешь меня вспоминать?

— Да. Тебе очень нужно ехать, папочка? — Этот вопрос я и сам постоянно задавал себе.

— Очень.

— Почему?

Я пытался найти верные слова.

— Есть вещи, которые ты поймешь, когда вырастешь. Но мне действительно нужно уехать, хотя я буду ужасно скучать по тебе, пока не вернусь.

Когда мы с Линдой решили разойтись и я собирал вещи, Холли обхватила мою ногу и не пускала меня, заливаясь слезами: «Не уезжай, папочка! Ну пожалуйста! Не уезжай!» Мягко, но решительно освободившись от ее ручонок, я обнял ее, пытаясь удержаться от слез. Тот отъезд был для меня одним из тяжелейших в жизни испытаний.

Теперь, когда я сказал Холли, что уезжаю, она не расплакалась и не умоляла меня остаться. Она просто уставилась на траву прямо перед собой, и это было еще хуже, потому что я чувствовал, что происходит у нее внутри: она прощалась со мной.

Учебный год закончился через неделю. После натянутого прощания с Линдой я обнял Свою дочурку и вышел. Хлопнула дверь такси. Когда машина тронулась, я обернулся назад, чтобы в последний раз увидеть, как мой дом и весь привычный мир становятся все меньше, пока в стекле не осталось только мое отражение. Испытывая смесь глубокого сожаления и острого предвкушения нового, я повернулся к водителю: «Аэропорт Хопкинс».

Впереди у меня было все лето, а затем еще шесть месяцев оплаченного отпуска — в сумме, целых девять месяцев — для поисков и постижения того, что мне встретится.

 

 

Глава 2

Путешествие

 

В гавани корабль в безопасности,

Но предназначение корабля совсем не в этом

Джон Шедд

 

 

Пребывая между небом и землей, я смотрел из окна «Боинга-747» на облака, скрывающие под собой Индийский океан, и гадал, найду ли ответы на мучающие меня проблемы там, внизу.

Я наблюдал, как эти мысли протекают в моем сознании; мои веки сомкнулись. Мне показалось, что прошло всего мгновение, но я проснулся только тогда, когда колеса самолета коснулись полосы.

В Индии был влажный период муссонов. Постоянно мокрый от дождя или от пота, я ездил в старомодных такси, в колясках рикш, на автобусах и в электричках. Я бродил по грязным улицам и шумным базарам, где индийские факиры демонстрировали свои необычные способности, суровую дисциплину тела и чудеса аскетизма.

Города, поселки и деревни… Экзотические цвета и запахи… Угнетающая жара… Аромат благовоний, смешанный со смрадом коровьего навоза… Калькутта, Мадрас, Бомбей…Всюду люди — толпящиеся, движущиеся, суетливые… Священная Индия — перенаселенная, спрессовывающая живые души на каждом квадратном километре, метре, сантиметре…

Мои чувства были переполнены непривычными видами и запахами. Каждую секунду я замирал, пораженный новыми впечатлениями, а в следующий миг возвращался к состоянию сновидения. Но у меня не было времени на праздные развлечения.

С неукротимой настойчивостью и чистосердечным стремлением я посещал многие школы йоги, где освоил множество поз, систем дыхания и медитации, подобных тем, которым учили меня Сократус и Джозеф.

В Калькутте я увидел беднейших из бедных, живущих прямо на улице. Куда бы я ни повернулся, я видел нищих — мужчин, женщин и искалеченных детей в рваных обносках. Стоило дать монетку одному, и перед тобой возникал целый десяток — разительный контраст величию Тадж-Махала и других менее известных обителей духовной силы, храмов красоты и духовной уравновешенности.

Я совершал паломничества в ашрамы[3]и беседовал со старцами, исполненными недуалистичной мудрости адвайты веданты,[4]учившей, что сансара[5]и нирвана,[6]плоть и дух неразделимы. Я узнал о Брахмане и о святой троице — Брахме-Творце, Вишну-Хранителе и Шиве-Разрушителе.

Я сидел у ног гуру> проповедовавших простую мудрость и излучавших любовь и силу. Я испытывал глубочайшее восхищение этими святыми людьми. Сопровождаемый проводниками, я путешествовал по Тибету, Непалу и Памиру, встречаясь с аскетами и отшельниками. Вдыхая разреженный горный воздух, я ночевал и медитировал в пещерах.

И все-таки с каждым днем я становился все более угнетенным, потому что нигде не смог найти учителя, подобного Сократусу, и не узнал ничего такого, что нельзя было бы прочесть в книгах любого магазина Западного Побережья США. Мне казалось, что я приехал на поиски загадочного Востока только для того, чтобы обнаружить, что он в это время отправился навестить родственников в Калифорнии.

Я испытывал глубокое уважение к духовным традициям Индии, к ее культурному наследию и общечеловеческим ценностям. Но куда бы я ни попадал, я чувствовал себя посторонним, подглядывающим в чужие окна. Никто и ничто не задевало меня. Проблема была не в Индии, а во мне самом. Осознав это, унылый и неудовлетворенный, я решил вернуться домой и вновь попытаться восстановить свою распавшуюся семью. Это было нечто правильное, требующее ответственности.

Я решил отправиться на восток, остановиться для небольшой передышки на Гавайях, а затем продолжить свой путь в Огайо — к Холли и Линде. Я очень соскучился по обеим. Может быть, еще не поздно все наладить?

Я убеждал себя в том, что та пустота, которую я обнаружил в Индии, является знаком. Возможно, учеба у Сократуса окажется единственной духовной подготовкой, которую мне суждено пройти. Но если так, то почему же это внутреннее чувство беспокойства становится все сильнее?

Ночью меня уносил самолет. Огни на его крыльях сливались с крошечными звездами, сияющими над спящим миром. Я пытался читать, но никак не мог сосредоточиться. Я пытался заснуть, но меня захлестнул поток воспоминаний. Передо мной вновь и вновь возникало лицо Сократуса, повторяющее фрагменты фраз, сказанных много лет назад. К тому времени, как мы приземлились на Гавайях, мое ощущение «ты-что-то-упус-тил» стало совершенно нестерпимым. Живот просто горел огнем. Я сгорал изнутри! Спазмы были настолько сильными, что я едва сдерживал стоны. Да что же мне делать*.

Когда я выбрался из «Боинга» к ослепительному солнцу, свежий гавайский бриз на какое-то время остудил меня.

Легенда гласит, что эти острова, сотворенные из земли, воздуха, огня и воды, излучали свою исцеляющую энергию задолго до того, как моряки, миссионеры, исследователи и весь ход истории превратили Гавайи в туристский курорт. Я надеялся, что за внешним лоском цивилизации еще осталась часть этой энергии, которая сможет успокоить воющего пса внутри меня, не позволяющего мне расслабиться и передохнуть.

Перекусив в буфете аэропорта, я прокатился в шумном автобусе по оживленным улицам Вайкики, а потом около часа бродил по городу, пока не нашел комнатку подальше от пыльного центра. Проверив работу кранов в старенькой ванной, я быстро распаковал свой небольшой рюкзак. В незакрывающемся ящике комода я обнаружил потрепанный телефонный справочник и новенькую Библию. Все это на несколько дней поступало в мое полное распоряжение.

Почувствовав усталость, я прилег на продавленную кровать, ритмично поскрипывающую пружинами в такт дыханию, и забылся полудремой, как вдруг мои глаза раскрылись и меня словно подбросило: «Женщина-шаман!» Не отдавая себе полного отчета в том, что говорю, я воскликнул: «Как же я мог забыть?» Я хлопнул себя по лбу: «Думай!» Что рассказывал Сократус? Одно за другим, в памяти всплывали забытые воспоминания: он советовал мне найти кого-то на Гавайях, а еще упоминал какую-то школу в… Где же? В Японии! И что-то насчет сокровенной книги в пустыне… Он говорил о книге, в которой кроется цель жизни!

Мне очень хотелось найти эту школу и эту книгу, но сначала нужно было найти ту женщину. Вот почему я здесь оказался. Вот в чем смысл того чувства предназначения, которое я ощущал. Вот в чем смысл всего этого путешествия.

Когда я понял это, мой живот расслабился, а боль сменилась возбуждением. Я едва сдерживался. Мой разум метался: что же он рассказывал об этой женщине? Она написала ему на каком-то бланке — на банковском бланке, вот на каком!

Я схватил телефонный справочники открыл его на странице «Банки». Только в Гонолулу их оказалось целых двадцать два. «Ничего себе!» — пробормотал я. Сократус не сообщил мне ни имя, ни адрес, даже не описал ее внешность. У меня просто не было шансов. Задача казалась невыполнимой.

Внезапно я вновь испытал чувство предназначения. Нет, все это просто не может оказаться напрасным. Ведь я здесь! И я найду ее, хотя еще не знаю, как именно. Я посмотрел на часы: если поспешить, то еще можно успеть обойти несколько банков.

Но это Гавайи, а не Нью-Йорк, и люди здесь особенно не спешат. И что, собственно, мне делать, когда я приду в банк, — поднять вверх плакат: «Ищу особенную женщину»? Или шептать каждой женщине: «Я от Сократуса»? Да ведь она может и не знать, что я называл его Сократусом, — даже если она все еще работает в банке, если она вообще существует.

Я задумчиво уставился в окно, на кирпичную стену на противоположной стороне улицы. Пляж был всего в десяти кварталах. Сейчас я пообедаю, а потом поброжу по песку и подумаю, что делать дальше. Я добрался к океану только к закату и обнаружил, что солнце уже скрылось за холмами на другом конце острова. «Здорово, — усмехнувшись, подумал я. — Ты собираешься найти эту загадочную женщину, хотя не можешь даже поймать закат солнца».

Я растянулся на мягком песке, теплом по сравнению с вечерним воздухом, и смотрел на пальмы, склонившиеся надо мной. Наблюдая за тем, как легкий бриз колышет их зеленые ветви, я напряженно думал, безуспешно пытаясь изобрести какой-нибудь план.

На следующий день я проходил мимо редакции местной газеты — и меня осенило! Я вошел и быстро составил объявление, которое должно было выйти в колонке «Личные сообщения». Текст гласил: «Молодой мирный воин, друг Сократуса, разыскивает единомышленницу, работающую в банке. Нам нужно встретиться». Я добавил свой номер телефона в мотеле. Конечно, это была глупая идея, и шансы на успех были настолько же призрачными, как если бы я сунул эту записку в бутылку и швырнул ее в океан. Выстрел наудачу — но все-таки это был выстрел.

Прошло несколько дней. Я ходил по художественным выставкам, плавал с аквалангом и валялся на пляже — мне оставалось только ждать. Объявление явно не принесло никаких результатов, и я понимал тщетность своих надежд, неутомимо блуждая по улицам. В конце концов я позвонил в аэропорт и заказал билет домой. Я был готов покончить со всем этим.

В автобусе, направляющемся к аэропорту, я впал в состояние оцепенения, совершенно не замечая происходящего вокруг. В следующее мгновение я осознал, что стою перед стойкой кассы. Потом я сидел в зале ожидания, и когда голос диктора объявил мой рейс, голос в моей голове произнес: «Нет! Ты не можешь вот так все бросить. Если не сейчас, то никогда больше. Ты должен сделать это, несмотря ни на что. Вставай и ищи ее!» Я сдал билет, купил карту города и успел на автобус, который снова доставил меня в Гонолулу. По дороге я отметил на карте все банки.

Когда я вошел в первый банк, я испытал огромное облегчение, обнаружив, что в это время дня он практически пуст. Обшарив взглядом помещение, я сразу отметил подходящий вариант — стройную женщину со спортивной фигурой, на вид около сорока. Она как раз посмотрела в мою сторону и улыбнулась. Когда наши взгляды встретились, я ощутил интуитивную уверенность. С первого раза — это просто невероятно! Почему я сразу не доверился своим предчувствиям?

Женщина закончила разговор с сотрудниками и вернулась к своему столу, стоящему между индивидуальными сейфами и проходом к хранилищу. Я терпеливо дождался удобного момента, а затем, сделав глубокий вдох, подошел к ней.

— Простите, — сказал я, демонстрируя женщине свою самую яркую, открытую и сногсшибательную улыбку, чтобы не выглядеть полным идиотом. — Я разыскиваю женщину… Я ищу одну женщину, но не знаю ее имени. Понимаете, один пожилой джентльмен — впрочем, он не то чтобы джентльмен… в общем, один старик по имени Сократус говорил мне, что я могу найти ее здесь. Это имя о чем-нибудь вам говорит?

— Сократус? — повторила она. — Разве это не какой-то там грек или римлянин, из древних?

— Да… конечно… был такой… — мои надежды начали рушиться. — Может быть, вы знали этого старика под другим именем? Он был моим учителем, я познакомился с ним на заправочной станции, — многозначительно подчеркнул я. — На станции техобслуживания в Калифорнии. — От напряжения я задержал дыхание.

Ее глаза становились все шире, и вдруг в них зажегся огонек понимания.

— Ну конечно! У меня был один приятель, который возился с машинами в Калифорнии. Но его звали Ральф. Как вы думаете, это мог быть Ральф?

— Нет, — разочарованно ответил я. — Боюсь, что нет.

— Что ж, очень жаль, что не могу помочь. Желаю вам удачи в поисках своего Архимеда…

— Сократуса! — поправил я. — Но я ищу не его, я ищу женщину

Я понял, что совершил ошибку, по изменению ее тона.

— Извините, я очень занята. Надеюсь, вы найдете себе женщину достаточно скоро.

Я чувствовал убийственный взгляд этой женщины, направленный мне в спину, когда, извинившись, перешел к другому окошку и повторил аналогичную беседу с женщиной лет пятидесяти, которая явно не скупилась на покупку румян и другой косметики. Она была не самым подходящим кандидатом, но я решил проводить свои поиски самым тщательным образом. Эта женщина обменялась тревожным взглядом с первой, после чего рассматривала меня с нескрываемым подозрением.

— Чем могу помочь? — вежливо спросила она.

— Я ищу одну женщину, которая работает в банке, — я снова пустился в объяснения, — но не знаю ее имени. Не знакомы ли вы с человеком по имени Сократус?..

— Думаю, вам лучше обратиться к начальнику, — заявила она.

Сначала я подумал, что имеется в виду начальник охраны, но она указала на третью женщину в темном костюме, которая сидела за дальним окошком и только что закончила телефонный разговор.

Кивнув оператору в знак благодарности, я направился к женщине в темном костюме, уставился ей прямо в глаза и сказал:

— Добрый день! Я — мирный воин, и я ищу приятельницу Сократуса.

— Что?! — переспросила она, бросив выразительный взгляд в сторону охранника.

— Я говорю, я—потенциальный клиент и мне нужна ссуда для страховки.

— А! — Она облегченно улыбнулась и одернула пиджак. — Думаю, мы можем вам помочь.

— Боже! Уже так поздно! — воскликнул я, взглянув на часы. — Мне нужно бежать на обед. Я загляну к вам завтра. Пока, чао, гуд бай, алоха! — Я поспешил выскочить из банка.

Остаток дня я провел, навещая другие банки и используя ту же методику «мирный воин — потенциальный клиент». Вечером я зашел в какой-то бар и выпил первую за многие годы кружку пива. А ведь я даже не любил пиво.

Обследовав восемь банков, я уселся у стены очередного храма финансов и сказал себе: «Никогда, никогда и не мечтай о карьере частного детектива! Только надорвешь себе спину и наживешь язву. Вообще, все это — просто безумие. Возможно, кто-то просто дал этой женщине банковский бланк. Как шаман может работать в банке? Впрочем, старый воин Сократус почему-то сидел на заправочной станции…»

Я был еще более смущен и растерян, чем раньше. У меня уже не было никаких иллюзий относительно того, что я волшебным образом наткнусь на шамана из банка, а она немедленно признает во мне своего блудного сына. Мой вера в собственную интуицию была раздавлена, как банка из-под пива, валяю щаяся на проезжей части. Я встряхнулся, встал и бросил эту банку в урну — маленькое доброе дело. Хоть что-то хорошее за весь этот день, пропавший впустую.

Ночью я спал как мертвец — и это совсем не преувеличение.

На следующий день я обошел еще десять банков, что довело меня до полного истощения и изнеможения. В двух из них меня вообще отказались слушать, а в последнем чуть не арестовали, потому что я пришел в совершенно воинственное состояние. Мои нервы были совершенно расшатаны, и я решил устроить день отдыха.

Мне приснилось, что я прохожу мимо той женщины, которую ищу, — как в мелодраме, когда два главных героя вот-вот должны встретиться, но в последнюю минуту поворачиваются друг к другу спиной и расходятся. В моем сне эта сцена повторялась много раз в сводящей с ума последовательности совпадений.

Я проснулся совершенно измученным. Сегодня я был готов и хотел делать все — все что угодно, за исключением поисков безымянной женщины среди работниц банков. Однако — по всей видимости, обучение у Сократуса все-таки сказывалось — что-то во мне стремилось вскочить, одеться и продолжить свое занятие. Подобная мелкая самодисциплина способна полностью изменить весь мир.

Третий день поисков стал проверкой моих предельных возможностей. Я все-таки обнаружил одно яркое пятно, оазис в океане хмурящихся лиц. В четвертом из банков, которые я посетил в этот день, я встретил поразительно симпатичного клерка примерно моего возраста. Когда я сказал, что ищу особенную женщину, она ответила мне удивительной улыбкой, с ямочками на щеках:

— А я недостаточно особенная?

— Ну… я… на самом деле, вы одна из самых особенных женщин, которых я встречал в последнее время, — рассмеялся я. Я очень сомневался, что она — та самая женщина-шаман, но по опыту с Сократусом я знал, что не стоит удивляться самым невероятным вещам: никогда не угадаешь заранее.

Она смотрела мне прямо в глаза, как будто чего-то ждала. Возможно, она просто заигрывала. Возможно, она хотела, чтобы я сделал вклад в ее банк. А может быть, она действительно что-то знала. Не исключено, что она — дочка той женщины-шамана. Или кто-то еще, связанный с ней. «Я не могу позволить себе упускать ни одну из нитей», — сказал я себе. В любом случае, развлечение мне совсем не повредит.

— Вы знаете, кто я такой? — спросил я.

— Ваше лицо кажется знакомым. Черт! Знает она что-то или нет?

— Послушайте… — Я взглянул на карточку с ее именем. — Барбара, меня зовут Дэн. Я профессор колледжа, и я приехал в Гонолулу, и… ну… мне довольно одиноко здесь одному. Я понимаю, мы только что познакомились, но как насчет обеда вечерком? Может быть, вы покажете мне, где здесь садится солнце, и мы потолкуем о заправочных станциях и старых учителях?

Она снова улыбнулась — определенно, это был хороший знак.

— Что ж, — ответила она. — По крайней мере, это действительно необычно. Моя работа заканчивается в пять. Встретимся на улице, перед банком.

— Отлично! Буду ждать.

Я вышел из банка в прекрасном настроении. Мне предстояло свидание, и, возможно, это и есть недостающая ниточка. Но почему же внутренний голос твердил мне: «Идиот! Что ты делаешь? Сокрагус отправил тебя на поиски, а ты строишь глазки девушкам из банков».

— Заткнись! — сказал я себе, и проходящий мимо незнакомец удивленно посмотрел на меня — я произнес это вслух.

На часах было 14:35. До пяти часов я успею исследовать еще пару банков. Я развернул свою карту, испещренную кружочками, указывающими банки Гонолулу — как раз за углом * находился Центральный Гавайский Банк.

 

 

Глава 3

Золото глупца

 

Страстным и одержимым способствуют боги.

Эсхил

 

 

Когда я вошел в зал, охранник глянул на меня, направился в мою сторону, но прошел мимо в каких-то двух шагах. Я с облегчением вздохнул и посмотрел на камеры слежения — казалось, все они обращены ко мне. Я непринужденно подошел к окошку, выбрал какой-то бланки сделал вид, что заполняю его. В нескольких метрах от меня за стойкой сидела высокая женщина лет пятидесяти с аристократическими чертами лица. Она взглянула на меня, когда я направился к ней, но не успел я открыть рот, как она встала:

— Простите, я опаздываю на обед, но я думаю, вам может помочь миссис Уолкер, — сказала она, указывая на другое окошко, развернулась и вышла.

— Хм, спасибо, — пробормотал я ей вслед.

Ни миссис Уолкер, ни другие служащие ничем не смогли мне помочь. Неудача постигла меня и в следующем банке, откуда меня выпроводил охранник, посоветовавший больше там не появляться.

Когда я вышел из очередного царства полированного мрамора и занял уже привычное сидячее положение напротив его стен, мне хотелось захохотать или разрыдаться.

— Черт с ним, — произнес я вслух. — Забудь об этом. Хватит! Никаких банков.

Я понимал важность настойчивости, но рано или поздно наступает момент, когда бесполезно продолжать биться головой об стену. Просто не сработало. Сейчас я отправлюсь на свидание, понаблюдаю за закатом солнца, а потом отправлюсь домой, в Огайо.

Я сидел, склонив голову и испытывая жгучую жалость к самому себе, как вдруг сверху донесся голос:

— Все в порядке?

Я поднял голову и увидел маленькую полную женщину с азиатскими чертами лица и седыми волосами, в свободной муу-муу и с бамбуковой тростью в руке. На вид ей было около шестидесяти лет, и она улыбалась мне с оттенком материнской заботы.

— Спасибо, все нормально, — ответил я, не без усилий поднимаясь на ноги.

— Непохоже, — сказала она. — Вы выглядите усталым. Раздраженный, я едва удержался от вспышки. Какое ей дело? Я сделал глубокий вдох и признался:

— Вы правы. Я действительно устал. Но это случалось со мной и раньше, и скоро все будет в порядке. — Я надеялся, что она просто кивнет и пойдет своей дорогой, но женщина осталась на месте и продолжала меня рассматривать.

— И все же, — сказала она, — мне кажется, что стакан сока пойдет вам на пользу.

— Вы что, врач? — Это становилось забавным.

— Нет, — улыбнулась она. — Не совсем. Но Виктор, мой крестник, тоже сгорает сразу с двух концов. — Заметив, что эта фраза меня озадачила, она быстро добавила: — Как свеча, понимаете?

Я улыбнулся. Она казалась довольно приятной дамой.

— Да, пожалуй, я не прочь выпить стакан сока. Не желаете составить компанию?

— Это очень мило с вашей стороны, — сказала она, когда мы вошли в маленькое кафе рядом с банком. Она заметно прихрамывала при ходьбе.

— Меня зовут Рут Джонсон, — сообщила она, прислонив свою трость к столику и протягивая мне руку. Джонсон… Не самое обычное азиатское имя. Я решил, что она замужем за белым,

— Дэн Миллмэн, — представился я, отвечая на рукопожатие. Я заказал себе морковный сок.

— Мне то же самое, — сказала миссис Джонсон. Пока она говорила с официанткой, я изучал ее лицо — что-то гавайское и, может быть, японское или китайское. Очень загорелое.

Официантка принесла сок. Я сделал глоток и заметил, что миссис Джонсон внимательно рассматривает меня. Наши взгляды встретились. У нее были очень глубокие глаза, чем-то похожие на глаза Сократуса. «Да хватит тебе! — подумал я. — Хватит сочинять».

Она продолжала пристально смотреть на меня и спросила:

— Я не могла встречать вас раньше?

— Не думаю, — ответил я. — Я здесь впервые.

— В Гонолулу?

«На планете Земля», — усмехнулся я про себя.

— Да, — произнес я вслух.

Она смотрела на меня еще несколько секунд и заметила:

— Что ж, должно быть, мне просто показалось. Приехали по делам?

— Да. Я работаю в колледже Оберлин, а здесь провожу исследования.

— Да ну? Оберлин? Один из моих племянников учился в Оберлине!

— Правда? — Я начал поглядывать на часы.

— Да. И мой крестник, Виктор, собирается поступать туда в следующем году. Он только что закончил школу в Пунахо. Почему бы вам не зайти к нам в гости сегодня вечером? Поговорили бы с Виктором — он будет просто в восторге от возможности встретиться с профессором из Оберлина!

— Ну… большое спасибо за приглашение, но у меня еще есть дела.

Это ее не смутило; дрожащей рукой она торопливо нацарапала на клочке бумаги свой адрес и вручила его мне.

— На случай, если передумаете.

— Спасибо еще раз, — сказал я и поднялся.

— Вам спасибо, — ответила она. — Спасибо за сок.

— Ну что вы! — сказал я, расплачиваясь с официанткой. На мгновение я заколебался, но спросил: — Вы, случайно, никогда не работали в банке?

— Нет, — ответила женщина. — А что?

— Нет, ничего.

— Что же, тогда алоха! — Она помахала рукой. — Сделайте свой день добрым.

Я остановился и повернулся к ней.

— Вы сказали: «Сделайте свой день добрым»?

— Да.

— Обычно говорят просто: «Доброго дня».

— Возможно.

— И только мой старый учитель говорил так, как вы.

— Да? — она кивнула и загадочно улыбнулась. — Забавно.

В голове у меня зашумело, язык слегка онемел. Неужели?

Она снова уставилась на меня и пронзила настолько проницательным взглядом, что я перестал обращать внимание на все остальное.

— Я тебя знаю, — решительно сказала она.

Все вокруг словно стало ярче. Я почувствовал, как мое лицо вспыхнуло, а по всему телу прошли мурашки. Когда же я испытывал подобное в последний раз? Я вспомнил: на старой заправочной станции, в одну звездную ночь.

— Вы меня знаете?!

— Да. Сначала я не была уверена, но теперь я вижу в тебе человека с добрым сердцем, хотя ты и слишком придирчив к самому себе.

— Это все? — Я уселся и расслабился. — Это все, что вы имели в виду?

— Еще я могу сказать, что ты очень одинок и тебе нужно расслабиться. Например, прогуляться босиком по прибою… Да, тебе определенно стоит пройтись босиком по берегу океана. — Она говорила почти шепотом.

Ошеломленный, я переспросил:

— Пройтись босиком по берегу?

— Совершенно верно.

В полном тумане я встал и направился к выходу. Вслед я услышал:

— Приходи вечером, часам к семи.

Я плохо помню, как вышел из кафе. Я пришел в себя уже на ферегу, обнаружив, что бреду по чистому влажному песку Вайкики с обувью в руках, а мои босые ноги омывают океанские волны.

Очевидно, я бродил так довольно долго. Над головой с пронзительным криком пролетела чайка, и в этот миг я внезапно проснулся. Что я здесь делаю? — И тут я окончательно все вспомнил — Рут Джонсон… кафе… приглашение… семь часов вечера. Я посмотрел на часы: 18:15.

«Четверть седьмого! Уже четверть седьмого!» — повторял 9 вслух, словно это что-то значило. Вдруг меня осенило: я опоздал на свидание с Барбарой, симпатичной девушкой из банка.

Я чувствовал себя полным идиотом.

Не представляя, к чему все это приведет, я сел в автобус, доехал до Гонолулу, а потом шел пешком, пока не нашел адрес, который дала мне Рут Джонсон. По крайней мере, я надеялся, что нашел нужный адрес, потому что ее почерк был очень неразборчивым.

В четверть восьмого я подошел к крыльцу опрятного домика. Возле него было много машин, из открытой двери доносилась танцевальная музыка, а на веранде сидела пожилая женщина, раскачивающаяся в кресле-качалке в лунном свете. Я поднялся по ступенькам и обнаружил, что- это не Рут Джонсон… В доме громко говорили и смеялись. У меня возникло неприятное подозрение, что я что-то перепутал и это не то место, куда я хотел попасть.

Женщина в кресле крикнула:

— Алоха! Давай, входи!

Я кивнул ей, вошел в дом и оказался в большой гостиной, заполненной толпой подростков и несколькими взрослыми — все танцевали, болтали, жевали. Женщины были одеты в яркие летние платья с бретельками, мужчины в основном были в джинсах и рубашках с короткими рукавами.

В этот момент музыка стихла, и я услышал всплеск — кто-то прыгнул или свалился в плавательный бассейн, видневшийся за большой стеклянной дверью с другой стороны гостиной. Последовал взрыв хохота.

Когда я подергал за руку какую-то девушку, вновь загремел рок-н-ролл, и мне пришлось кричать, чтобы заглушить музыку.

— Я ищу Рут Джонсон.

— Кого? — крикнула она в ответ.

— Рут Джонсон! — заорал я.

— Я здесь не многих знаю. — Она пожала плечами. — Эй, Джанет! — крикнула она кому-то. — Не знаешь, кто такая Рут Джонсон?

Джанет что-то сказала, но я не расслышал.

— Ладно, неважно, — сказал я и направился к двери.

Спускаясь с крыльца, я остановился и решил попытать счастья еще раз. Обратившись к женщине в кресле-качалке, я спросил:

— Скажите, Рут Джонсон здесь живет?

— Нет, — ответила женщина.

— Простите. — Я развернулся и собрался уходить, мрачно размышляя: «Интересно, ты хоть что-то способен сделать правильно?»

— Руги остановилась у своей сестры, чуть ниже по этой улице, — добавила женщина, сидящая на террасе. — Она отправилась за содовой.

В этот момент во двор въехала машина.

— А вот и она, — сказала женщина.

Вначале мне показалось, что никто не собирается выходить из машины. Потом я увидел Рут Джонсон, медленно выбирающуюся наружу. Я быстро сбежал по ступенькам, чтобы помочь ей. Я был полон решимости разобраться во всем этом до конца, чем бы это ни обернулось.

Миссис Джонсон как раз вытаскивала из машины большой пакет с продуктами, когда я оказался у нее за спиной и произнес:

— Позвольте помочь.

Она обернулась. Мне показалось, что она обрадовалась, хотя и не удивилась.

— Махало! Спасибо! — сказала она. — Видишь, я была права, когда сказала, что ты добрый человек.

— Боюсь, не такой добрый, как вам кажется, — ответил я. У меня в голове вспыхнули образы моей маленькой дочери и жены.

Я медленно поднимался по ступенькам, стараясь идти в ногу с миссис Джонсон.

— Для чего вы меня сюда пригласили?

— Извини, что я иду так медленно, — сказала она, не обращая внимания на мой вопрос. — У меня, можно сказать, небольшой ушиб. Но я быстро выздоравливаю.

— Миссис Джонсон, может быть, вы ответите на мой вопрос?

— Я очень рада, что ты нашел дом, — сказала она.

— Мне пришлось побродить…

— Да, на наши вечеринки всегда собирается целая куча людей. Мы действительно знаем, как устраивать приятный отдых!

— Но на самом деле вы не знаете, кто я?

— Не думаю, что на самом деле кто-то может хорошо знать кого-то другого. И все-таки мы пытаемся! — весело сказала она. — Раз уж ты пришел, то почему бы не войти, не поболтать с Виктором и не повеселиться вместе со всеми?

Я уселся, прислонившись к стене, и уставился в землю. Я был совершенно разочарован.

— Что-то не так? — озабоченно спросила она.

— Нет, все в порядке.

— Эй, Руги! — крикнул кто-то из веселящихся в гостиной. — Ты купила содовую и чипсы?

— Да, сейчас принесу, Билл! Она снова повернулась ко мне:

— Прости, не мог бы ты повторить, как тебя зовут?

— Дэн. — Я расстроенно поднял глаза.

— Ну же, Дэн! Заходи, потанцуй, познакомься с людьми. Это тебя оживит.

— Послушайте, я очень признателен вам за приглашение, вы действительно очень приятная леди, но я лучше пойду. Завтра у меня трудный день, нужно многое сделать. — Я внезапно почувствовал, насколько сильно устал, глубоко вздохнул и поднялся на ноги. — Приятной вечеринки и еще раз спасибо — махало — за вашу доброту. — Я направился к дорожке, ведущей на улицу.

— Минутку, — воскликнула она, прихрамывая вслед за мной. — Подожди, это была моя ошибка, а теперь тебе придется еще и выбираться отсюда. Позволь мне дать тебе кое-что на дорожку. — Она открыла свой кошелек.

— Нет, ну что вы! Я не могу… У меня есть деньги!.. Она схватила мою ладонь и заглянула мне прямо в глаза. Мир начал вращаться.

— Возьми это, — сказала она, сунув мне в руку какие-то бумажки, похожие на скомканные купюры. — Возможно, мы встретимся когда-нибудь.

Она резко развернулась и направилась в дом. Музыка зазвучала еще громче, но внезапно оборвалась, когда дверь за миссис Джонсон захлопнулась.

Все еще сжимая в руке банкноты, я покачал головой, сунул деньги в карман и вышел на улицу, в теплую тропическую ночь.

Кокосовые пальмы, баньяны и тщательно подстриженные газоны домов слегка мерцали в свете фонарей, освещавших автобусную остановку. Я уселся, охватив руками колени, и пытался освободиться от грустных раздумий. Что-то во всем этом было не так. Какая-то ерунда. Это должна была быть она, но я ошибся. Я опять оказался в самом начале.

Я не знал, смогу ли заставить себя снова ходить по банкам — мне надоело выглядеть ненормальным. Возможно, вся эта затея действительно безумна. Может быть, жена права, когда говорит, что я странный. Ну почему я не могу быть обычным нормальным парнем, играть в бейсбол, ходить в кино и наслаждаться барбекю по воскресеньям?

Когда подъехал автобус и со свистящим звуком раскрыл передо мной двери, я уже вполне серьезно раздумывал о том, что должен завтра же вылететь в Огайо и немедленно отправиться к психотерапевту. Я вскочил на ноги, подошел к дверям, полез в карман за деньгами — и обнаружил, что Рут Джонсон дала мне совсем не деньги.

— Эй, приятель, так ты заходишь или нет? — окликнул меня водитель.

Я был занят рассматриванием мятых листков бумаги, поэтому не расслышал его и ничего не ответил. Мои глаза широко раскрылись, а дыхание замерло. Я не обратил внимания на то, что водитель закрыл двери и уехал. Мои глаза были прикованы к этим двум скомканным бумажкам. Одна из них была вырезанным из газеты объявлением, которое начиналось словами: «Молодой мирный воин, друг Сократуса…» Мое сердце яростно и учащенно билось в груди, а потом задрожало все тело.

На втором листке была записка от миссис Джонсон, написанная уже знакомым дрожащим и неразборчивым почерком:

Я из старой школы… Из трудной школы. Ничто не дается без стремления, подготовки и посвящения. Нужны доверие и вера. Через три ночи, в четверг, течение будет подходящим. Если ты хочешь продолжать, тщательно следуй всем инструкциям: ранним вечером приходи на пляж Макапуу. Я перевернул листок — там было продолжение:

В стороне мыса Макапуу ты увидишь каменистый район. Двигайся к мысу, пока не найдешь небольшую пещеру в углублении в скалах. Рядом с ней ты найдешь доску для катания на волнах. Когда останешься на пляже один — и не раньше сумерек, — садись на доску и греби, пока не преодолеешь прибрежный прибой. Там тебя подхватит сильное течение — позволь ему нести тебя. Убедись…

Странно… «Убедись…» На этом записка заканчивалась. Что она имела в виду? Я сунул записку в карман и задумался.

Мое удивление сменилось возбуждением и чувством глубокого облегчения. Поиски закончились. Я нашел ее! Во мне фонтаном забился источник энергии. Все мои чувства обострились — я одновременно ощущал температуру воздуха, слышал далеких сверчков, вдыхал острый аромат свежескошенных лужаек, мокрых после недавнего дождя. До мотеля я добрался пешком. Когда я вошел в комнату, за окном начало светать.

Я с размаху упал на кровать, отозвавшуюся жалобным скрипом пружин, и мечтательно уставился в потолок. Сон наступил нескоро и очень плавно.

Мне приснились скелеты — сотни скелетов, разбросанных по черным лавовым скалам на берегу моря. Кости были выбелены палящим солнцем и обточены горячим ветром. Их скрыла огромная волна, и когда она схлынула, берег был совершенно чист—только черная, как ночь, застывшая лава. Эта чернота полностью поглотила меня, и я услышал рев, далекий и тихий, но неумолимо приближающийся.

Меня разбудил гул мотора машины мусорщиков за окнами. Я открыл глаза и долго смотрел в потолок, но яркий и отчетливый образ скелетов оказался навязчивым и вызывал во мне страх и дурные предчувствия. Все начнется вечером в четверг.

События определенно начали развиваться. В жизни наступал очередной подъем. Я чувствовал себя полным сил, совсем как в старые добрые времена! Это ощущение помогло мне осознать, что на самом деле моя жизнь все эти годы была слишком легкой: я стал воином в кресле-качалке, увлеченным воображаемыми приключениями в образе телевизионных героев. Сейчас я вновь встал на ноги и ждал звонка.

 

 

Глава 4

Жар океана

 

Дающее свет должно выносить его жар.

Виктор Франкль

 

 

Я не проводил никаких особых приготовлений — очевидно, от меня требовалось лишь найти лодку и немного погрести.

После обеда в четверг я собрал свои пожитки и выписался из гостиницы. Я был готов провести остаток времени на пляже, я был готов к переменам, я был готов ко всему. Или так мне казалось, когда я шел с рюкзаком за спиной к пляжу Макапуу. Вдыхая свежий, соленый воздух, я направлялся к мысу. Вдалеке, на вершине скалы из застывшей лавы старый маяк пронзал краснеющее небо.

Прогулка оказалась более продолжительной, чем я предполагал. К тому времени как я нашел пещеру, стало совсем темно. Доска для серфинга была на месте. Я ожидал увидеть обтекаемые формы современной доски из стекловолокна, но это была массивная старомодная деревянная плита, похожая на средства передвижения древних гавайских царей — я когда-то видел такую на фотографии в «Нейшнл Джиогрэфик».[7]Я осмотрел пустынный пляж и спокойный океан. Несмотря на то что солнце уже зашло, ароматный воздух был очень приятен. Я разделся, оставив на себе лишь нейлоновые плавки, сунул одежду и бумажник в рюкзак и спрятал его в кустах. Потом я по пояс вошел в воду и стащил за собой тяжелую доску, со звонким хлопком ударившуюся о зеркало воды

 

Взглянув на берег в последний раз, я оттолкнулся и заскользил по прибою, неуклюже переваливаясь через медлительные волны.

Я тяжело дышал, и мне пришло в голову, что не мешало бы восстановить прежнюю спортивную форму. Мимо проплыло последнее фосфоресцирующее пятно, отражающее слабый и прерывистый свет луны, которую застилали облака. Я отдыхал на мягких покачиваниях океана и размышлял об этом странном посвящении. Достаточно забавная выдумка Рут Джонсон, но сколько мне придется плавать, прежде чем меня принесет назад? Всю ночь?

Ритмичное дыхание океана вызвало у меня приятную истому. Я перевернулся на спину — прямо надо мной висели созвездия Скорпиона и Стрельца. Мой взгляд устремился в небеса, а мысли тоже словно понесло свободным течением. Я не знал, что произойдет дальше. Все это было настолько загадочным, что я не удивился бы, если бы дальнейшие инструкции принесла летающая тарелка.

Должно быть, я заснул, потому что внезапно сел прямо и покрепче обхватил доску ногами — сейчас ее раскачивало гораздо сильнее. Я не осознавал, что сплю, пока не проснулся. Интересно, так ли ощущается просветление?

Я огляделся, пытаясь различить во тьме берег, как вдруг меня осенило: течение. Она написала, что течение будет «подходящим». Подходящим для чего? Я тщательно исследовал горизонт во всех направлениях, но вздымающиеся повсюду волны и сгустившиеся тучи не позволяли мне что-либо увидеть, по крайней мере, до рассвета. Не было видно ни звезд, ни земли.

Часы я оставил на берегу, и у меня не было никакого ощущения времени. Как долго меня несут волны? И куда? Я с ужасом подумал, что меня может вынести в открытое море! Мной овладела паника

В театре моего воображения разыгрались параноидальные фантазии. Что, если эта женщина—эксцентричная или просто сумасшедшая старуха? Что, если у нее какие-то старые счеты с Сократусом? Не могла же она намеренно… Нет! Это просто невозможно! В этой ситуации мне не мог помочь ни один из моих испробованных методов проверки реальности.

Когда я преодолел первый приступ страха, ко мне пришла вторая волна паники. Я представил себе то, что происходит под поверхностью океана, и вздрогнул, когда воображение нарисовало мне образы гигантских темных теней, проплывающих под моей жалкой доской. Я почувствовал себя маленьким и одиноким, крохотной точкой в огромном океане, висящей в километрах над его таинственным дном.

По моим представлениям, прошли целые часы. Я лежал неподвижно, пытаясь услышать сирену катера береговой охраны и разглядеть в непроглядных небесах вертолет спасателей. Но никто не знал, где я сейчас, — никто, кроме Рут Джонсон.

Облака полностью скрыли луну и звезды, и небо было таким черным, что я уже не понимал, открыты или закрыты мои глаза. Я то проваливался в дремоту, то возвращался к полному Сознанию. Я боялся заснуть. Но в конце концов колыбельная мягкого покачивания океанских волн одержала победу, и я медленно погружался все глубже в тишину, как камень, плавно спускающийся в пучину моря.

Я проснулся с первыми лучами рассвета, мгновенно вспомнил, где я, вскочил — и свалился с доски. Выплевывая соленую виду, я вскарабкался на доску и посмотрел по сторонам с надеждой, которая сменилась возрастающей тревогой. Вокруг не было ничего, кроме океана. Облака все еще застилали весь горизонт, и я не видел никаких признаков земли. Судя по всему, меня вынесло в Тихий океан. Я слышал о мощных течениях, которые все уносят далеко в открытое море. Можно было бы грести, но куда? Пытаясь побороть панику, я заставил себя сделать глубокий успокаивающий вдох.

Затем ко мне пришло еще более тревожное откровение. У меня не было ни рубашки, ни панамы, ни солнцезащитных очков, ни еды, ни пресной воды. Внезапно я совершенно ясно осознал, что вполне могу умереть — это совсем не путешествие в салоне первого класса. Похоже, я сделал самую серьезную ошибку в своей жизни.

Рут Джонсон писала, что «нужны доверие и вера». «Да уж, — пробормотал я, — доверие, вера — и непроходимая тупость». Что за дурацкая идея взбрела мне в голову? Какой нормальный человек ночью поплывет на деревянной доске по воле океанского течения только потому, что незнакомая старуха написала ему записку?

— Это просто невозможно, — сказал я, с удивлением прислушиваясь к собственному голосу. Слова звучали приглушенно, терялись в бескрайнем пространстве, окружавшем меня со всех сторон. Я уже представил, как спину начинает припекать утреннее солнце.

Облака совершенно рассеялись, надо мной было чистое и пылающее лазурное небо. Времени для обдумывания ситуации было предостаточно. Собственно, кроме времени, у меня не было ничего. За исключением редкого крика альбатроса или отдаленного гула самолета где-то высоко в небе, моим единственным попутчиком была тишина.

Время от времени я хлопал ладонью по воде или начинал напевать какую-нибудь песенку — только для того, чтобы убедиться, что все еще способен слышать. Однако мои насвистывания быстро стихали. По позвоночнику медленно прокатывались волны страха.

К концу дня мне все больше хотелось пить, и страх усилился с приходом послеобеденной жары. Это не был внезапный ужас, возникающий, когда чувствуешь дуло пистолета, уткнувшееся в бок, или когда встречная машина вдруг сворачивает на твою полосу. Этот страх был спокойным пониманием, полным осознанием неизбежности того, что, если вскоре меня не спасут, я иссохну от жары и жажды посреди синего океана.

Время текло мучительно медленно, и моя кожа уже замет-до> порозовела. К вечеру жажда превратилась в наваждение. Я испробовал все, что только могло меня защитить: разворачивал доску в разных направлениях, постоянно окунался в воду, (Стараясь спрятать голову в тень доски и тщательно удерживаясь за ее потрескавшиеся края. Вода была моей единственной зашитой от солнца, она манила меня в свои благословенные прохладные глубины.

Ночью мое тело то пылало от жара, то содрогалось от озноба. Малейшее движение вызывало жгучую боль. В полном отчаянии я охватывал себя руками, пытаясь унять дрожь. Ну почему я совершил такую глупость? Как я мог поверить этой пожилой женщине — и почему она так со мной поступила? Была это преднамеренная жестокость или просто ошибка? Так или иначе, результат был налицо: я умру, даже не зная почему. Почему? — спрашивал я вновь и вновь у своего затуманенного разума.

Я встретил утро, неподвижно распростершись на доске. Мое тело покрылось волдырями, а губы потрескались. Думаю, я умер бы в тот же день, но небеса даровали мне милость: с рассветом на небе появились темные тучи, и вскоре начался тропический ливень, подаривший мне несколько часов тени — и жизнь. Капли дождя сливались со слезами благодарности, текущими по моему обожженному лицу.

Мне пришлось ловить воду ртом. Я перевернулся на спину, широко раскрыл губы и пытался поймать каждую каплю, пока Челюсти не свело судорогами. Я снял плавки, чтобы они впитали каждую драгоценную каплю пресной воды.

Очень скоро вернулось палящее солнце, и небо вновь было таким чистым и высоким, что прошедший ливень остался только в моих воспоминаниях. Трещины на губах стали еще глубже. Со всех сторон окруженный водой, я умирал от жажды.

Махатма Ганди однажды сказал: «Перед голодным Бог может предстать только в форме хлеба». В тот день вода стала моим богом, моей святыней, единственным предметом моего страстного вожделения. Меня уже не заботили ни просветление, ни понимание— я променял бы любые небесные откровения на стакан чистой, холодной и живительной воды.