Уровни, пределы и механизм действия права в современном обществе

Уровни действия права

В гносеологическом плане понятие «уровень действия права» позволяет осмыслить возможности действия права: сферы, степень, формы распространения в общественном сознании и социальной практике; специфику и силу правового воздействия на жизнедеятельность отдельной личности и общества в целом; характер выполнения правом своего предназначения. Уровень действия права характеризует, таким образом, глубину проникновения права в общественную систему, характер произведенных в ней изменений.

Сообразуясь с основными направлениями правового воздействия, можно выделить два основных уровня действия права: 1) уровень существования;

2) уровень социально-правовых действий (реального функционирования). Каждый из них отражает особенности, формы, способы и механизмы внедрения права в общественную жизнь.

Уровень существования отражает главным образом информативное и ценностно-ориентационное действие права, хотя полностью к нему и не сводится. Этот уровень характеризует особое состояние права, а именно проявление его на той стадии внедрения в общественную систему, когда еще не происходит реализация правовых предписаний и принципов в их специально-юридическом значении, однако право уже оказывает ощутимое 'воздействие на социальную среду, «обнаруживая» в ней своих адресатов и вступая с ними в «контакт». Следовательно, рассматриваемый уровень отражает ту стадию бытия права, когда правовое (нормы права, юридическая практика, правовая политика, юридическая наука, правовая идеология в целом) оказывает непосредственное влияние на сознание отдельной личности, коллективов людей, предопределяя характер восприятия и реальное поведение в сфере его действия.

 

СТР.95

 

На нынешнем этапе развития юридической науки можно считать в определенной мере преодоленными представления о внеличностном (внесубъективном) характере действия права, укладывающегося в кибернетическую схему «команда–действие». Однако и сейчас информативное и ценностное-ориентационное действие права явно недооценивается или представляется упрощенным. Между тем право только путем проникновения в сознание (психику) социального субъекта может оказывать на него влияние, направлять его поведение и деятельность, а значит, входить в социальную практику. Другими словами, адекватная реакция на правовые раздражители имеет строго определенную закономерность, суть которой заключается в том, что, лишь преломившись в психике человека, вызвав у него соответствующее отношение, правовое предписание реализуется в практических действиях.

Психический (идейно-мотивационный) характер действия права отмечен сравнительно давно. В частности, уже Ф. Регельсбергер отмечал, что, «когда правовой закон не проникает в сознание граждан и не черпает оттуда своих сил, он дряхлеет, как дерево, которое лишилось соков»[180]. Также оценивал характер действия права русский правовед А.С. Алексеев. «Для того, чтобы жить в праве, – писал он, – необходимо, прежде всего, чтобы это право жило в нас»[181]. Принципиально важное методологическое значение в этой связи имеют теоретические обобщения родоначальника психологической школы права Л. И. Петражицкого. В его представлении «право есть психический фактор общественной жизни, и оно действует психически. Его действие состоит, во-первых, в возбуждении или подавлении мотивов к разным действиям и воздержаниям (мотивационное или импульсивное действие 'права), во-вторых, в укреплении и развитии одних склонностей и. черт человеческого характера, в ослаблении и искоренении других, вообще в воспитании народной психики в соответствующем характеру и содержанию действующих правовых норм направлении (педагогическое действие права)»[182].

Выводы Л. И. Петражицкого и его последователей широко используются и развиваются в современной правовой науке, в том числе и в отечественной теоретической литературе. Возникшее в русле проблематики социального действия права, психологическое направление в юридической науке призвано теоретически осмыслить принципиально важный аспект действия права: отобразить его идейно-мотивационный, личностный

 

СТР.96

 

характер, обосновать неразрывную связь личностного и правового.

Итак, уровень существования характеризует исходный и вместе с тем необходимый этап движения правового в социальную практику. Из этого вытекает положение методологического характера: юридически должное (нормы «права»), «не пропущенное через сознание, психику своих адресатов, имеет лишь формально-юридическое значение и не приобретает качества правового регулятора. Восприимчивость 'правовой нормы ее адресатом – свидетельство того, что она произведет эффект в общественной жизни, достигнет предусмотренных в ней целей.

В этой связи нельзя согласиться с весьма распространенным в юридической литературе представлением о том, что те нормы права, которые не применяются, являются недействующими. На этом основании некоторыми специалистами по административному и уголовному праву делается вывод о необходимости изъятия неприменяемых норм из уголовного закона либо о переквалификации предусмотренных 'в них уголовно-правовых составов в административно-правовые проступки. Такой подход к декриминализации представляется несколько упрощенным. Возможно, что означенные предписания (точнее их санкции[183]) потому и не применяются, что оказывают мотивационно-сдерживающее воздействие на адресатов.

Разумеется, нужны репрезентативные расчеты, основанные на результатах исследований, экспериментальных данных, экспертных оценках. Однако нельзя не учитывать зафиксированного многочисленными обследованиями вывода о том, что одна треть граждан соблюдают правовые запреты главным образом по мотивам боязни быть привлеченными к ответственности. Восприимчивость предписаний права его адресатами – свидетельство того, что они не утратили свойства нормативности (правового характера), а значит, остаются действительными[184].

Таким образом, «юридическое бытие нельзя сводить лишь к осуществлению нормы права»[185], а действие права в рассматриваемом качестве далеко не всегда может быть зафиксировано через его реализацию. Прав Д. А. Керимов: «Уже сам факт

 

СТР.97

 

общеобязательности права является мощным стимулом, побудительным мотивом такого поведения, которое соответствует требованиям правовых предписаний: под влиянием права формируются определенные правомерные мотивы поведения, действий и вообще деятельности людей, которые 'и обеспечивают массовый характер соблюдения его предписаний. Этот социально-психологический «канал» воздействия на сознание и деятельность людей настолько значителен, что его трудно переоценить: без его существования вообще трудно представить реализацию права»[186]. С этой точки зрения утверждение С. Н. Братуся о том, что «закон, после того как он издан и вступил в силу, обладает относительной самостоятельностью–он действует независимо от воли и сознания того, кому он адресован, независимо от реципиента»[187], представляется ошибочным. Де-юре ставший действующим, такой закон без соприкосновения с созданием субъекта фактически действующим не станет. Практика убедительно свидетельствует о том, что в тех случаях, когда юридическое предписание находится в явном рассогласовании с ориентациями и интересами его адресатов, оно с большей вероятностью будет нарушено, чем исполнено.

С уровнем существования права нельзя смешивать наличие ^неработающих, хотя и не отмененных в установленном порядке, правовых установлении. С этой точки зрения необходимо различать реальное (действительное) и формальное существование права. В первом случае имеются в виду те предписания, права, которые связаны с реальными предпосылками для воплощения при соответствующих условиях в практические действия адресатов. Формальными же являются такие предписания, которые не соотнесены с конкретными условиями (объективными и субъективными), «а потому бессодержательные, неопределенные, тождественные несбыточной мечте, пустой фантазии, иллюзии»[188]. Формальное существование такого рода предписаний, идей, принципов, по сути дела, равнозначно невозможности перехода их в действительность.

Реальное, или действительное существование юридически должного в праве, в свою очередь, может быть абстрактным и конкретным. Абстрактные возможности, выражающие в данное время в данных условиях несущественные тенденции, выступают как зародыши конкретных возможностей. Если абстрактная правовая возможность в той или иной мере отражает тенденции социально-правовой действительности, то она при определенных условиях переходит в категорию конкретной. «В действительность превращается лишь та реальная возможность, которая созрела, достигла высокой степени вероятности, стала

 

СТР.98

 

конкретной возможностью. Сущность сформировалась, сложился полный круг детерминирующих факторов, из двух противоположных возможностей одна исчерпала себя...»[189].

В связи с рассматриваемой проблемой нужно обратить внимание на два принципиально важных момента. Во-первых, действительные предписания права могут в какой-то период времени оказаться юридически недействующими по внешним по отношению к ним обстоятельствам, т. е. среде, в которой они только и могут оказаться реально действующими. В данном случае означенные нормы, по выражению Л. М. Магазинера, находятся в «анабиозе» (спячке)[190]. Но они не окончательно «утеряны» для правовой системы, и если будут найдены средства их пробуждения, то вольются в систему регулирующих норм права. Во-вторых, это проблема издания заведомо бездействующих законов. По мнению норвежского ученого Торстейна Экхофа, закон имеет определенную латентную функцию, и если он не ведет к реальным изменениям, то может удовлетворять определенные потребности путем официального выражения некоторых идеалов. Такого рода действие закона он называет «символическим» эффектом. По его утверждению, издание заведомо бездействующих законов может иметь целью предотвращение конфликтов в определенных сферах. Одних удовлетворяет наличие закона как такового, других – его неэффективность[191].

Думается, что в последнем случае мы имеем дело не с бездействующим законом, а с особенностями его конструирования и действия. Если закон вызывает ожидаемую реакцию даже у части адресатов, то, видимо, он не является 'бездействующим. Это акт, сконструированный на основе компромиссов и соответственно рассчитанный на избирательное восприятие и реализацию. Такое действие в конкретном случае устраивает законодателя, поскольку закон приносит планируемый (пусть и неполный) результат. И если иными средствами достичь организации поведения людей в данной сфере нельзя, то законодатель должен идти на риск, в определенной мере «жертвовать» правовыми средствами. Но такой риск всегда должен быть оправданным и основываться на экономном расходовании «юридической энергии» в социальном пространстве.

Значит, уровнем существования охватываются не все, а лишь реальное или действительное юридически должное. В этом аспекте понимание действительных правовых норм как «норм, которые, отражая потребности общественной жизни, реализуются, определенным образом регулируют соответствующие общественные отношения»[192], представляется «узким» по

^СТР.99

содержанию. Действующей норма права становится уже с того момента, когда она входит в «контакт» с социальным субъектом, становится достоянием его сознания. К тому же, как отмечалось, действие права проявляется уже в процессе его генезиса.

Итак, уровень существования права, представленный прежде всего действительными правовыми нормами, оказывающими непрерывное идейно-мотивационное влияние на участников регулируемых отношений, есть необходимая веха, обязательное условие, создающее базу для регулятивного действия права, достижения им в конечном счете своих целей. Вне идейно-мотивационного влияния права его специально-юридическое действие оказывается невозможным. С этой точки зрения требуют переосмысления устоявшиеся в юридической теории подходы к оценке специфики идеологического действия права. И прежде всего вывод о том, «что влияние права как идеологического, ^воспитательного фактора по своей основе не является для него специфическим. В принципе рассматриваемая сторона юридического воздействия, основанная на особенностях права как форма общественного сознания, не отличается от влияния на общественную жизнь других идеологических форм и средств (средств агитации, пропаганды, массовой политической информации, нравственного воспитания и т. д.)»[193].

Анализируя приведенную позицию, отметим, что если не 'проводить различия между идеологическим (объективным) действием права и другими формами идеологического влияния, то нужно признать целесообразным помещение в текстах законодательных и иных нормативных актов призывов, деклараций и т. п., что в недавнем прошлом особо отличало советское законодательство и против чего решительно возражал С. С. Алексеев.

Необходимо проводить различие между разными по своей природе процессами–идеологическим, или объективным действием права (воспитанием правом)[194] и специальными видами идеологической деятельности – правовым воспитанием, правовым обучением, правовой пропагандой и т. д. Это не всегда учитывается специалистами. Так, обоснованно критикуя довольно распространенное мнение о том, что действие права воз-

 

 

СТР.100

 

 

можно лишь при условии его реализации, и, следовательно, правильно акцентируя внимание на роли идеологического аспекта в действии права, авторы коллективной работы «Эффективность правовых норм» вместе с тем весьма своеобразно его истолковывают. Основываясь на известных высказываниях В. И. Ленина, они усматривают идеологическую направленность законодательства в использовании его в качестве средства для пропаганды проводимой государством политики. По мнению данных авторов, «учет пропагандистских, идеологических целей названных актов также позволяет оценить их действительную эффективность»[195].

В действительности здесь юридический нонсенс, иллюстрация того, как уникальные правовые средства использовались государством не по их прямому назначению. Пропаганда политического – это удел политики и ее институтов, но не права. Только если рассматривать право и законодательство (форму его выражения), как всецело подчиненные политике, как меру политического, вывод критикуемых авторов о специфике идеологического действия права будет логичным.

Теоретическая неразработанность проблемы идейно-мотивационного действия права неблагоприятно сказывается в правовой политике. Недооценка нормотворческими органами специфики восприятия права его адресатами приводит к тому, что отдельные законы, президентские указы, иные нормативные акты не только не воспринимаются общественным сознанием в качестве ориентиров поведения и деятельности, но нередко выполняют роль бумеранга.

В этой связи чрезвычайно важной в практическом плане представляется разработка юридической наукой проблемы восприятия права, т. е. теоретическое обоснование закономерностей, способов, источников воспроизведения права в психике людей, формирования у них его образа, правовой чувствительности, усвоения индивидуальным и массовым сознанием духа права.

Анализ проблемы показывает, что рассматриваемый уровень действия права, хотя и проявляется главным образом через информационное и ценностно-ориентационное воздействие, тем не менее полностью к нему не сводится. Есть разновидность правовых норм, которые хотя и не реализуются в специально-юридическом их значении, но вместе с тем проявляют себя в общественной практике, оказывают на нее существенное влияние.

Во-первых, к такого рода нормам относятся запреты, а также часть гражданских прав и свобод[196], прав наций и народов, за-

^СТР.101

фиксированных в конституции[197]. По мнению Ж. Карбонье, эффективность закона, закрепляющего права и свободы, в возможности выбрать любой допустимый вариант действия. Такие нормы он образно сравнивает с открытым окном: «Тебе не обязательно из него вылезать, но дышится легко» [198].

Во-вторых, это часть первичных законодательных предписаний (дефиниции, общеправовые принципы, юридические аксиомы и т. д.) и так называемых внутриорганизационных, «нетипичных» норм права[199], действие которых не вписывается в традиционные формы реализации права. Уже фактом своего существования эти нормы оказывают как идейно-мотивационное, так и регулятивное влияние на правореализующие процессы. Более того, без таких норм в целом ряде случаев вообще оказывается невозможным организовать поведение участников отношений, регулируемых правом. Очевидно, что к означенным предписаниям следует отнести нормы, содержащиеся в федеральных Основах законодательства, реализация которых также носит опосредованный характер.

В-третьих, это нормы международного права, вытекающие из соглашений, участником которых является государство. В отличие от реализации норм национального законодательства имплементация международно-правовых норм носит опосредованный характер. Однако уже с самого своего появления такие нормы оказывают мощное влияние на правотворческую, правореализующую практику и процессы действия права в обществе[200].

Уровень существования необходимо рассматривать лишь во взаимосвязи с уровнем социально-правовых действий (реального функционирования права) и, более того, как подчиненный по отношению к последнему. С этой точки зрения «право потому и имеет огромную идеологическую силу, что обладает способностью самореализовываться в массовых действиях, поведения и деятельности людей»[201].

Анализ законотворческой практики показывает, что это обстоятельство не всегда является методологическим ориентиром для законодателя. Принимаемые законы часто рассчитаны на то, чтобы произвести главным образом идеологический (психологический), 'преимущественно политический эффект в социальной среде: заявить средствами права о собственных приоритетах в политической области, обозначить исключительные пре-

 

СТР.102

 

рогативы в сфере экономики и др. В недавнем прошлом по этой причине наблюдалась парадоксальная правотворческая ситуация' стоило союзному парламенту издать законодательный акт, затрагивающий область политических и экономических интересов республик, как тут же парламенты республик учреждали «свой» закон, в значительной мере повторяющий то, что уже содержалось в федеральном акте Одновременно были нередки случаи, когда союзный парламент «пускался вдогонку» за республиканскими законодателями.

Правотворческое соперничество «раздваивает» правосознание непосредственных исполнителей (адресатов) закона и не способствует эффективному его действию. В такой ситуации, как представляется, законодателей не особенно «заботит» и качество самих законов, их реализуемость На первый план выступают иные, неправовые по своей сути, цели К сожалению, с ликвидацией Союза ССР отмеченные проблемы не устранены и при определенных условиях могут актуализироваться в правовых системах государств с федеративным устройством

Уровень социально-правовых действии связан с реальным функционированием права, той стадией его бытия, когда право реализует свой потенциал, выполняя свое предназначение в обществе Если уровень существования связан преимущественно с правовым воздействием, то рассматриваемый уровень – с осуществлением принципов и предписаний права Он отражает особое состояние правового развития, а именно–право в действии, в практических действиях участников общественных отношений, находящихся в зоне действия права Этот уровень связан с фактической правомерной деятельностью адресатов права–граждан и их организаций и многообразными правоприменительными (правообеспечительными) действиями государственных органов и их должностных лиц.

Социально-правовые действия, таким образом, есть сущностная черта данного уровня С этой точки зрения характер, степень и сферы распространения социально-правовых действий позволяют судить о характере действия права в обществе, его реальной силе и значении.

Мера «присутствия» правовой активности в социальных действиях субъекта позволяет выделить три уровня социально-правовых действий высокий – уровень инициативных действий, средний–уровень исполнительных действий и низкий–уровень репродуктивных действий Если исходить из нынешней социально-правовой ситуации, то применительно к отдельной личности, социальным группам людей, иным общественным структурам указанные уровни имеют универсальное значение Что же касается общественной системы в целом, для нее характерен преимущественно низкий уровень социально-правовой активности (социально-правового действия) Удельный вес не-

 

СТР.103

 

правовой активности в сфере действия права преобладает над правомерной фактической деятельностью. Практика свидетельствует о том, что весьма часто при решении социально значимых проблем не только крупные общности, но и государственные структуры отдают предпочтение неправовым средствам. Конституционные акты, международно-правовые нормы при совершении такого рода действий либо вообще не принимаются в расчет, либо весьма своеобразно интерпретируются. Качество и темпы социально-правовых действий в обществе, таким образом, не согласуются с провозглашенной в обществе идеей господства права, а значит, безусловного приоритета правовых 'действий перед неправовыми.

Применительно к правовому положению носителей социально-правовых действий и характеру этих действий можно выделить три относительно обособленных уровня правовых действий. 1) саморегуляции, 2) опосредованных или организуемых правовых действий, 3) действий правообеспечительного характера. В первом и втором случаях речь идет о правовых действиях непосредственных адресатов права – граждан и их организаций. В первом случае граждане (организации) осуществляют права и обязанности, вытекающие из закона или природы права, их правового положения в обществе, самостоятельно, без чьей-либо помощи; во втором – фактическая правомерная деятельность адресатов права протекает при посредничестве специальных государственных органов и их должностных лиц Для третьего случая характерен специальный субъект – правоприменяющий орган, который обеспечивает нормальный ход правореализационного процесса, не являясь непосредственным его участником.

В зависимости от специально юридических функций права можно различать уровни регулятивных и охранительных действий. Их соотношение, характер, область распространения зависят от социально-экономического строя, общей культуры и отношения к праву населения и должностных лиц, юридической атмосферы общества и др. Это соотношение отражает своеобразие социально-правовой жизни общества, и прежде всего характер отношения государства к праву связанность правом (когда господствует так называемое «мягкое» право) или произвол по отношению к нему (когда право выступает исключительно средством подчинения поведения граждан) В цивилизованном гражданском обществе регулятивный потенциал права является преобладающим.

Это проявляется, в частности, в наличии развитого гражданского (цивилистического) законодательства, в том числе включающего такие законодательные комплексы, как биржевое, налоговое, антимонопольное, торговое, страховое, налоговое, банковское право, в утверждении договора как универсального

 

 

СТР.104

 

средства правового общества и развития партнерских взаимоотношений между гражданами и организациями.

Значительный удельный вес охранительного в правовой системе может быть предопределен политическим режимом. В тоталитарном обществе, где уровень правовой свободы граждан ограничен, а сфера запретов существенно преобладает (как следствие правонарушающего законодательства государства), область охранительных действий достаточно обширна. В этом случае принудительные (охранительные) действия лишь сохраняют видимость юридической формы, утрачивая свое правовое значение.

Качество, удельный вес охранительных актов должны соответствовать характеру социально-правовой среды общества, состоянию его безопасности. Чем больше права присутствует в действиях социальных субъектов и соответственно в общественных отношениях, тем меньше нужды в применении принуждения, совершении актов охранительного свойства, и, наоборот, ложно понимаемая гуманизация и связанный с этим отказ правоприменительных структур от применения репрессивных мер по отношению к правонарушителям причиняет не меньший вред, чем злоупотребление правом.

Сказанное не означает, что право в условиях неблагоприятной для него среды должно быть «отменено». Речь идет о необходимости предпринятая общественной системой комплекса мер, реализация которых способствовала бы усилению правовых начал в обществе. И к таким мерам, несомненно, следует отнести принудительные, разумеется, если они основываются на правовом законе. Иных средств защиты от деструктивных проявлений от преступности для современного цивилизованного общества 'попросту не существует. Нежелание, а равно и неумение государственных структур проявить правоохранительную активность в условиях нарастающего правового хаоса, роста преступности чреваты негативными последствиями.

В зависимости от форм реализации правовых норм можно различать уровни действий, связанных с исполнением и использованием права. Их соотношение свидетельствует о рациональном правовом устройстве (когда характер и степень реализуемости правовых возможностей согласуется с правовым долгом участников правоотношений) либо о нежелательных «перекосах» в правовой системе (когда, например, использование гражданами предоставленных законом возможностей превращается в свою противоположность, в правовой «беспредел»). Последнее нередко характерно для переходного состояния общества от тоталитаризма к демократии. В условиях господства авторитарного режима при минимуме правовых свобод и соответствующих им действий исполнение государственных установлении, наоборот, абсолютизируется, закрепощая и сознание, и поведение граждан.

 

СТР.105

Учитывая специфику восприятия права индивидуальным и массовым сознанием, а также основываясь на том, что «индивидуальное поведение всегда обладает большей неопределенностью и большей вероятностью отклонения от соответствующих нормативных предписаний», ибо «чем крупнее социальные группы, слои, классы, тем явственнее вырисовываются устойчивые закономерности их поведения»[202]. На этом основании правомерно рассматривать действие права на уровне общества, социальной группы и отдельной личности. Внутри этой классификации возможно свое подразделение, скажем, применительно 'к существующей стратификации общества, демографическим ^признакам населения и другим признакам.

Уровень социально-правовых действий может быть охарактеризован также с точки зрения дифференциации режимов действия правовых норм и по другим основаниям[203].

В реальной действительности идейно-мотивационное и собственно регулятивное (специально-юридическое) действие права синкретично. Поэтому анализ рассматриваемой проблемы требует более укрупненного подхода, позволяющего исследовать характер действия права в единстве его идейно-мотивационного и регулятивного воздействия. Исходя из этого, а также в зависимости от результативности, социального эффекта, производимого правом в общественной жизни, сфер его распространения, социального престижа можно выделить три следующих уровня: 1) локальный, 2) промежуточный и 3) инструментальный.

Локальный уровень присущ неразвитым социально-правовым системам, например рабовладельческим, феодальным, ранне-буржуазным системам и современным странам с тоталитарными режимами правления. Его особенности заключаются в том, что правовое проявляет себя на ограниченных участках социального пространства: права и свободы действуют избирательно, т. е. по отношению к определенным субъектам;

право не признается приоритетной формой (системой) регуляции общественных отношений; вследствие огосударствления общественной жизни и абсолютизации разрешительного порядка регулирования наблюдается гипертрофированное соотношение должного и возможного поведения; видимое правовое благополучие достигается ценой тотального применения принуждения, которое воспринимается как приоритетное средство обеспечения осуществления государственных установлении; государство отдает приоритет обеспечению законопослушности граждан и фактически не обеспечивает использование ими правовых возможностей; правовое мышление адресатов носит консерватив-

 

СТР.106

 

ный характер, что отражает социально-правовое состояние личности – ее правовую закрепощенность.

Промежуточный уровень свойствен социально-правовым системам тех стран, которые становятся на демократический путь развития. Как правило, общество заявляет о своей приверженности верховенству закона, эффективной юстиции, 'обеспечению реальности прав и свобод граждан и т. д. Активно развивается законотворчество, происходит реорганизация правовых структур, перераспределение типов правового регулирования, устраняются архаичные правовые институты и учреждения. В общественном и индивидуальном сознании складывается новый тип правового мышления. Вместе с тем данный уровень отражает сложность и противоречивость правового развития, обусловленные экономической и политической нестабильностью общества. Резкое расширение границ правовой свободы, не обеспеченное ростом правовой культуры и организационно-правовыми мерами государства, порождает массовые злоупотребления правом: правовая дозволенность воспринимается за норму, а правовой диктат становится едва ли не наиболее «эффективным» инструментом для достижения узкогрупповых интересов. Попытки правоохранительных органов удержать поведение граждан в границах дозволенного вызывают раздражение и неподчинение. Значительно распространяются так называемые односторонние юридические действия как в политической области, так и в хозяйственной практике. К тому же государственные и общественные структуры не обладают достаточными организационными и материальными ресурсами для организации эффективного исполнения законов.

Рассматриваемый уровень характеризуется в целом неэффективным использованием правового инструментария, однако по мере успехов в социально-политическом и экономическом преобразованиях сфера действия права расширяется, удельный вес правового в социальном пространстве увеличивается.

Уровень инструментального действия права характерен для правового общества с развитой правовой государственностью. Он отличается постоянным действием права в обществе, высокой результативностью и одновременно рентабельностью правовых средств. Юстиция оправдывает материальные затраты, система информирования, правового образования и юридического обслуживания населения с социальной точки зрения приносит значительный эффект, общественную пользу. Правовая система снабжена добротными механизмами ограничения противоправного и стимулирования правомерного поведения. Высок удельный вес инициативного и вообще правового (конструктивного) действия. В целом данный уровень характеризует общество, отличающееся достаточно высоким уровнем прогрессивного правового развития.

 

СТР.107

 

Следует иметь в виду, что описанные уровни в «чистом» виде не существуют. Между ними есть переходы, промежуточные этапы (стадии). Вместе с тем те или иные элементы означенных стадий в определенной мере присущи каждому из выделенных уровней. Это обстоятельство требует глубокого осмысления правового опыта предыдущих исторических эпох и использования его в современной социально-правовой практике.

Точное представление относительно уровня правового развития общества имеет принципиально важное значение для определения стратегии и тактики правового развития. Неправильный правовой диагноз общества чреват серьезными негативными последствиями, отрицательно сказывается на выборе правовых средств обеспечения правомерного поведения, удельном весе используемого государством принуждения, типах, методах правовой регуляции и т. д.

Пределы действия права

Исследование пределов действия права указывает на ту область социального пространства, в которой право способно оказывать прогрессивно-преобразующее воздействие на общественную жизнь, направлять человеческую деятельность и способствовать ее развитию. Определение пределов действия права необходимо для того, чтобы исключить использование правовых инструментов в сферах взаимодействия людей, требующих иных средств регуляции.

Рассматриваемая проблема из некогда весьма абстрактной и значительно удаленной от практики 'приобретает в нынешних условиях остросоциальное звучание. Задаче активного привлечения правового инструментария для осуществления радикальных преобразований в обществе необходимо специально-юридическое обоснование. Это позволит, с одной стороны, существенно расширить использование регулятивных возможностей права в стимулировании конструктивных проявлений социальной активности, а с другой – точнее распознавать с помощью правового 'инструментария те виды и формы поведения и деятельности отдельных лиц, их организаций, которые лишь по внешним признакам имеют юридическую форму, в действительности являясь антиправовыми по своей природе и социальным последствиям.

Пределы права обусловлены главным образом неюридическими факторами. Они коренятся в природе человеческой деятельности, 'предопределены личностными возможностями социальных субъектов, их общей культурой и правовой цивилизованностью, детерминированы существующей системой отношений, экономическими, историческими, религиозными, националь-

 

СТР.108

 

ми 'и другими обстоятельствами. Поскольку право есть порождение жизнедеятельности людей и условий их бытия, то и пределы правового необходимо рассматривать в неразрывной связи с характером его восприятия адресатами, их социально-правовыми действиями, в которых пределы права обнаруживают себя и изменяются.

Поставленный вопрос целесообразно рассматривать применительно к специфике идеологического (психологического) и специально-юридического действия права.

В теоретической литературе проблема пределов идеологического действия права освещена слабо, хотя можно выделить два аспекта ее рассмотрения.

Первый связан с пониманием правового восприятия. Считается, что право как особый регулятор недоступно для восприятия личности в раннем и подростковом возрасте. Эта посылка приводила к теоретическому обоснованию нецелесообразности правового обучения и воспитания на ранних стадиях социализации. Практике рекомендовалось приобщать детей к правовому научению лишь с определенного возраста. Такой подход ошибочен уже потому, что объективная реальность формирует личность 'изначально, с момента ее соприкосновения с социальной средой. Отсутствие целенаправленного правового воздействия заполняет «воспитание улицей». Очевидно, что правовому обучению и воспитанию, конечно, в приемлемых формах (игра, общение, воспитание примером, внедрение в сознание так называемых правовых аксиом и т. д.) человек должен подвергаться на ранних стадиях социализации, когда происходит формирование его статутных (базовых) ценностно-правовых ориентиров. Л. И. Петражицкий был прав в том смысле, что настаивал на необходимости «дрессировать» праву с самого раннего возраста. И хотя выбранный им термин не вполне удачен, суть он, думается, выражает достаточно точно.

Действительно, правовой облик личности не возникает «вдруг», с того, например, момента, когда в общеобразовательной школе ее вовлекают в процесс систематизированного обучения праву. Правовое образование человека должно складываться на ранних стадиях его жизнедеятельности. Другое дело, что с 12–14 лет подросток попадает, как говорят психологи, в зону повышенной сензетивности и активного правового общения. С этого времени правовое обучение должно приобрести систематический характер, быть сориентировано на конкретные условия его (подростка) жизнедеятельности.

Согласно второму аспекту предполагается, что «общеидеологическое воздействие права по существу не знает границ: оно распространяется (или во всяком случае может распространяться) даже на те общественные отношения, которые не являются и не могут являться предметом правовой регламента

 

СТР.109

 

 

ции»[204]. Конечно, идеологическое действие права имеет более широкую сферу распространения по сравнению со специально-юридическим. Однако его влияние не безгранично. Объективно оно предопределено природой права, а субъективно – психофизиологическими возможностями личности как объекта правового воздействия. В этом смысле В. В. Лазарев справедливо отмечает: «Как бы ни формулировать идею зависимости поведения от оценочных актов сознания и воли, ясно одно: поступки людей определяются объективно существующими ценностями человеческого существования, отраженными в психических процессах, протекающих в голове конкретного индивида»[205].

В зарубежной правовой литературе высказаны сходные взгляды. «Я полагаю, – пишет американский ученый Дж. Тапп, – что «действительные» пределы права являются психологическими и эмпирически описываемыми. В конечном счете установление этических пределов права (как и насколько далеко право должно заходить?) зиждется на вопросах о психологических пределах индивидов (как далеко могут распространяться правовые рассуждения индивидов?)»[206].

Таким образом, область идеологического действия права имеет пределы, за которыми право не способно оказать сколько-нибудь ощутимого воздействия на адресата. Попытки внедрить в правовую систему законодательные новации без учета возможностей личностного восприятия, как правило, обречены на неудачу. С этой точки зрения обоснование границ идеологического действия права и правильное их отражение в законотворческом процессе способно обезопасить общество от юридического волюнтаризма, фетишизации правовых средств при решении социальных проблем.

Проблема пределов действия права в ее специально-юридическом значении может быть подвергнута анализу с точки зрения осмысления пределов социальных действий, опосредуемых правом, т. е. актов поведения и деятельности людей, вовлеченных в сферу его действия. Пределы действия права в этом случае не только обусловливаются юридическими предписаниями, 'содержащимися в актах государства, но и обусловливаются принципами права, его природой. Подвижность границ действия права определяется при этом главным образом характером деятельности и поведения взаимодействующих субъектов. Конструктивность такого рода действий означает, что они находятся в пределах действия права, а значит, защищены правовой системой, даже если в отдельных случаях (определенных

 

СТР.110

 

законом) входят в противоречие, с конкретными государственными установлениями.

Рассматриваемая проблема должна быть подвергнута анализу с точки зрения пределов тех действий субъектов права, которые: 1) не регулируются государственными установлениями; 2) связанны с государственно-юридической регламентацией (государственным регулированием).

В формально-логическом смысле проблема пределов социально-правового действия может быть выражена следующим образом: правовыми являются не только те действия, которые предусмотрены нормативно-юридическими установлениями; не 'все действия, вытекающие из этих установлении, в действительности являются правовыми.

Методологическим основанием для различения нерегулируемого и регулируемого государством 'правового действия является вывод о несовпадении пределов действия права и правового регулирования. Такой вывод вытекает из самой природы общедозволительного принципа организации правовой жизни цивилизованного 'строя и соответственно из социальной обусловленности права, которая всегда динамичнее правотворческой деятельности государства. Правомерные действия как раз и «вырастают» из фактической деятельности людей и лишь при необходимости удостоверяются государством. Если исключить этатический подход к праву, то очевидно, что подобные действия, имеющие правовую природу, но не получившие государственного признания, по своим свойствам не отличаются от тех действий, которые совершаются в соответствии с конкретными (установлениями.

Важно 'при этом достаточно четко обозначить сферу нерегулируемого (стихийного) действия права. Представляется, что в первую очередь к ней следует отнести область действия частной инициативы или гражданско-правового оборота. Вмешательство государства в таких случаях ограничивается созданием необходимых условий или устранением помех для беспрепятственного и результативного осуществления гражданами и их организациями фактической правомерной деятельности. Как отмечается в литературе, величайшее своеобразие правового регулирования хозяйственной деятельности заключается в том, что законодательство должно содержать минимум установлении, выражать нижний предел регламентации. Все остальное пространство заполняется договорными условиями и другими инициативными юридическими действиями субъектов. Такой принцип вытекает из дозволительного характера гражданского права. «Представляется неприемлемой направленность усилий многих ученых на поиск «пробелов», «неполноты» на издание новых и новых норм... Детализация правил вольно или невольно сдерживает развитие экономики и, как это не парадок-

 

СТР.111

 

сально, ставит хозяйственников перед необходимостью нарушать закон»[207].

Объективно существует область действия права, в которой юридическое нормирование государством[208] поведения граждан, их организаций не только не требуется, но даже и вредно[209]. Это область саморегуляции, в которой действия (деятельность) людей хотя и имеют правовой характер, но не связаны со специальной юридической регламентацией и не нуждаются в ней. Государство в данном случае проявляется безучастность в тех пределах, когда его вмешательство объективно не требуется либо требуется для усиления фактических правомерных действий.

Проиллюстрируем это. Общеизвестно, что в условиях рыночной экономики цены определяются товаропроизводителем и потребителем. Соответственно порядок ценообразования не является объектом государственного регулирования. Однако неправовые действия предприятий-монополистов, непомерно «вздувающих» цены, вынуждают государство брать под контроль поведение монополистов, вводить их действия в цивилизованное русло. Так, в соответствии с п. 2 Указа Президента РФ «О мерах по стабилизации работы промышленности Российской Федерации в 1992 году» предусмотрено «ввести на 1992 г. специальное регулирование хозяйственной деятельности предприятий и организаций, допускающих монополистические действия»[210].

Пределы и порядок (процедуры) вмешательства государства в 'сферу правовой саморегуляции должны быть четко огово-

 

СТР.112

 

рены в законе. Деятельность же граждан, их организаций протекает в рамках общедозволительного принципа; при этом могут быть установлены необходимые ограничения, которых субъекты в своей самостоятельности должны строго придерживаться. В противном случае такая деятельность переходит в сферу нормативно регламентированной. Риск превышения пределов саморегулируемых правовых действий создает объективные ограничения для участников фактических правоотношений.

Таким образом, границы действия права шире, чем государственно-правового регулирования, а значит, понятие «действовать по праву» –более емкое, чем близкое ему по значению «действовать в соответствии с правовыми предписаниями».

Правовые действия, не связанные с юридической регламентацией, достаточно распространены, и их массив постоянно увеличивается. Эти действия протекают внешне как бы незаметно, но именно они существенно влияют на характер социально-правовой атмосферы в обществе. Пределы нерегулируемых действий не безграничны. Объективно они предопределены «правовой природой вещей», с субъективной стороны основным регулятором выступает уровень общей и правовой культуры (цивилизованности) социального субъекта[211].

Существует реальная опасность отклонения, выхода за пределы правового, чему в немалой степени способствуют как объективные (правовая дестабилизация в обществе, разрегулированность общественных отношений, их нестабильность и др.), так и субъективные (невысокий уровень правовой культуры участников правового общения, низкое качество юридического обслуживания населения и т. д.) факторы. Очевидно, не случайно лапидарная формула разрешенности всех незапрещенных действий приводит отдельных юристов к выводу о том, что эту формулу нельзя считать общим принципом права, она может применяться там, где прямо закреплена в качестве действующей правовой нормы, а это возможно «лишь в очень ограниченных рамках правового регулирования общественных отношений, в частности там, где устанавливаются исчерпывающие перечни запрещенных видов деятельности»[212]. Подобные суждения содержат рациональное начало, поскольку ориентируют на создание мер, способных обезопасить общество от правовой «распущенности».

Выход видится не в том, чтобы придать общедозволительному принципу локальное значение, что находилось бы в 'противоречии с природой права, отрицало бы возможность сущест-

 

СТР.113

 

вования презумпции правомерности поведения граждан, присущей демократическим правовым сообществам[213]. Однако если верно, что «формула «не запрещенное дозволено»–это ставка а доверие и сознательность гражданина» и что соответствующий ей общеправовой принцип «материализуется постепенно, по мере прохождения демократического ликбеза, утверждения нового мышления»[214], то необходимо распространять действие названного принципа по мере вызревания условий, а в тех сферах, где он уже действует, внедрять надежные механизмы, которые делали бы невыгодным поступать вопреки требованиям данного принципа.

В связи с этим представляется целесообразным уточнить одержание формулы «дозволено все, что не запрещено», придав ей юридическую точность и соответствующее идейно-мотивационное звучание, т. е. вложить в содержание общедозволительного принципа истинный правовой смысл. Наукой пока не найдено оптимального решения этого вопроса. Более того, предлагается признать за гражданами субъективное право на все действия, не запрещенные законом. Но при таком подходе любое асоциальное поведение, не относящееся к категории противоправных поступков, берется правом под защиту. Этот путь ведет к рассогласованию между правом и моралью, значительно снижает нравственный потенциал и социальную ценность права, а значит, существенно ограничивает его регулятивные возможности. Представляется, что общедозволительный принцип может быть сформулирован следующим образом: «Разрешено все, что не запрещено законом и не противоречит нравственным нормам, международно-правовым стандартам, общечеловеческим ценностям и приоритетам». В таком виде конструкция рассматриваемого принципа, по нашему мнению, приобретает значение правового.

Изучение показывает, что особенно велик удельный вес фактических действий, совершаемых внешне на основе общедозволительного принципа регуляции, в сфере предпринимательства. Очевидно, что практика должна быть вооружена точеными критериями относительно правомерности поведения хозяйствующих субъектов. Спекуляция юридическими средствами в хозяйственной практике на этом переходном этапе причиняет огромный материальный ущерб всему обществу, способствует развитию незаконного бизнеса. В связи с этим было бы целесообразно сконструировать в законодательстве о предпринимательстве норму, описывающую правомерность (допустимость) действий предпринимателя, определив в ней проверяе-

 

СТР.114

 

мые практикой признаки '(принципы) правомерности. Несоответствие совершаемых предпринимателем действий какому-либо из перечисленных в законе признаков (принципов) должно влечь признание их юридически ничтожными со всеми вытекающими из этого правовыми последствиями.

Пределы юридически регламентируемых действий, по существу, тождественны проблеме пределов государственного правового регулирования. Различение пределов действия права и государственного правового регулирования заставляет усомниться в априорности положения о наличии пробелов в праве, поскольку право, как система социальной регуляции, в своей основе беспробельно. Проблема же пробелов присуща тем юридическим формам (источникам) выражения права, которые связаны с государственным правовым регулированием, являются его «продуктом». Практический вывод из этого таков: задача подобного регулирования заключается не в том, чтобы заполнить все «бреши» социального пространства нормативными актами, а в том, чтобы точнее определиться со сферами и соответственно объектами правового регулирования, не вторгаясь в ту область правового пространства, где правовые процессы не требуют государственного нормирования, а более всего нуждаются в свободе и защите от произвола.

Проблема пределов юридически регламентированного действия в логическом 'плане может быть выражена, как уже говорилось, следующим образом: не все действия, которые соответствуют нормативно-юридическому (государственному) установлению, являются правовыми по своей природе. Практика свидетельствует о том, что имеется ряд случаев, когда юридически значимые, т. е. внешне отвечающие требованиям предписаний нормативно-юридических актов, действия по своему социальному значению, внутренним характеристикам правовыми признаны не могут быть.

Неправовой характер регламентируемых юридически значимых действий в значительной мере предопределен издержками правового регулирования. Можно сказать, что в государственных установлениях иногда изначально программируются неправовые по своему содержанию действия их адресатов. Понятно, что осуществление такого рода установлении приводит к значительным социальным тратам. Достаточно сказать, что совокупный ущерб от применения печально известного Указа Президиума Верховного Совета СССР от 22 июня 1985 г. «Об усилении борьбы с пьянством и алкоголизмом» составил, по подсчетам специалистов, около 150 миллиардов рублей[215].

В связи с отмеченным необходимо реформирование системы нормативно-юридической регламентации.

 

СТР.115

 

Прежде всего следует выделить дерегулирование общественных отношений. В той или иной степени эта проблема актуальна для 'всех правовых систем, в том числе и стран Запада (^правда, ее пик пришелся на 70–80-е годы), которые длительное время исповедывали лозунг эпохи либерализма «меньше государства» (значит, и государственного регулирования, особенно в сфере 'производства материальных благ). Тем более она актуальна для нашего государства, ранее бывшего монопольным «производителем» юридических установлении, вследствие чего нормативный акт выступал господствующим и |едва ли не единственным источником права. Политика дерегулирования, таким образом, становится необходимым условием формирования новой правовой среды.

Советскими учеными (С. Н. Братусь, А. Б. Венгеров, И. Ф. Казьмин, В. В. Лазарев, Р. 3. Лившиц, А. В. Мицкевич, А. С. Пиголкин, С. В. Поленина, Т. Н. Рахманина, В. И. Никитинский, Р. О. Халфина и др.) 'по этому поводу сформулирован ряд конкретных предложений. Наряду с их реализацией целесообразно, по нашему мнению, введение моратория на действие нормативных актов, изданных как прежней, так и новой администрацией. Такой мораторий возможен в отношении как отдельных актов, так и всей их совокупности в определенной сфере (например, связанных с регулированием отношений в сфере экономики), если таковые содержат обилие норм, сковывающих деятельность, опосредуемую законом, или «провоцируют» адресатов к совершению неправовых действий, иными словами, создают условия для дестабилизации правопорядка.

Если учесть, что законодательная деятельность в государствах СНГ далеко не совершенна, по большей части носит стихийный (неплановый) характер, а в отдельных из них (РФ) осуществляется как федеральным парламентом, так и высшими органами государственной власти субъектов федерации, то можно предположить, что вскоре проблема дерегулирования должна затронуть и сферу законодательствования[216]. Уже сейчас правовые системы республик остро ощущают негативное влияние конкуренции и перепроизводства изданных их парламентами законов применительно к отдельным сферам жизнедеятельности. Политика дерегулирования (она, кстати, охва-

 

СТР.116

 

тывает и проблему перераспределения методов правового регулирования) отнюдь не ведет к девальвации права, а напротив, подчинена задаче обеспечения его качества, усиления тонкости и точности (экстенсивности, по выражению В. В. Лазарева) правового регулирования. Как отмечается в Концепции судебной реформы в Российской Федерации, «уважение к закону и неукоснительное следование ему не исключает необходимости 'создать 'в процессе судебной реформы механизма, с одной стороны, предотвращающие возможность применения неправовых норм, тем более преступных законов, а с другой–сдерживающие карающую силу санкций в конкретных нетипичных случаях. Законодатель должен примириться с тем, что его установления будут проверяться на справедливость на двух уровнях: абстрактном (в сфере законотворчества) и в конкретном («в момент приложения норм к фрагменту живой жизни»[217]).

Частично правовая система в последние годы наполняется инструментами блокирования действия неправовых юридических предписаний. Так, в. Законе РСФСР «О милиции» (п. 3 ст. 25) содержится указание о том, что «при получении приказа или указания, явно противоречащих закону, сотрудник милиции обязан руководствоваться законом»[218].

Складываются, таким образом, реальные юридические предпосылки для внедрения в правовую систему более общего механизма – института приостановления неправового акта (предписания)[219]. На первый взгляд может показаться, что данный институт входит в противоречие с требованиями законности. Действительно, формальные требования законности диктуют необходимость безусловного осуществления предписания, независимо от его качества. Действует, таким образом, фактическая правовая презумпция: не отмененная в установленном порядке норма подлежит обязательному исполнению.

Такой подход в целом оправдан, поскольку он исключает ситуацию, при которой реализация нормы носит избирательный характер, т. е. зависит от усмотрения правореализующего субъекта. На практике, однако, возникает ряд достаточно сложных вопросов: если осуществление предписания связано с причинением очевидного ущерба, то как надлежит поступать ее исполнителю? Кто в такой ситуации должен возмещать причиненный ущерб?

 

 

СТР.117

 

 

Представляется, что опасения противников введения данного института относительно размывания устоев законности неосновательны по ряду причин.

Во-первых, приостановление неправового предписания карается не всех участников правоотношений, а лишь должностных лиц, их реализующих. Это обусловлено тем, что должностные лица (государственные структуры) призваны обеспечивать интересы граждан и их организаций и было бы нелогичным, противоречащим сути и назначению государства исполнение его представителями предписаний (пусть и отвечающих формальным признакам законности), которые ущемляют права и интересы граждан, т. е. нарушают истинные требования законности. Неукоснительным осуществлением такого рода предписаний должностные лица государства лишний раз подтверждали бы абсурдность являвшегося длительное время аксиоматичным положения о том, что не закон служит людям, а они (люди) служат закону.

Во-вторых, действие института приостановления неправового предписания должно осуществляться не на усмотрение правоприменителя, а при наличии строго определенных в законе оснований. Например, при условии, что применяемое предписание входит в явное противоречие с Конституцией либо международно-правовыми соглашениями, участником которых является государство, и при этом: связано с ущемлением прав и интересов граждан и их организаций; противоречит неправовым регуляторам–обычным нормам, имеющим значительное распространение в данных условиях; способно вызвать значительный негативный резонанс в социальной среде, дестабилизировать правопорядок и т. п.

В-третьих, правоприменитель должен быть лишь инициатором приостановления правового предписания, действуя при этом в строгом соответствии с определенными законом процедурами. Здесь 'возможен вариант, когда 'при установлении неправовой нормы закона правоприменитель в установленное для него 'время и в определенной форме должен был обратиться в специальный судебный орган, который также в определенные сроки обязан принять решение по данному вопросу.

В решении этой проблемы есть сложности, и прежде всего – организационного 'порядка: судам какого уровня должно быть предоставлено право отмены неправовых 'норм законодательного и подзаконного уровней. Частично этот вопрос будет снят деятельностью конституционных судов[220]. Однако в их поле зрения не будет попадать значительный пласт неправовых нормативных актов. Следовательно, проблема должна решаться ины-

 

 

СТР.118

 

 

ми судами. По нашему мнению, прерогатива приостановления неправовых предписаний закона должна быть предоставлена Верховному суду. Что же касается неправовых актов органов государственного управления, а также муниципальных органов, то правом их приостановления могли бы быть наделены все нижестоящие суды. Наряду с этим целесообразно было бы по образцу некоторых западно-европейских государств учредить систему административных судов, одной из функций которых являлась бы отмена и приостановление неправовых актов органов государственного управления.

Одновременно должен быть создан компенсационный механизм, который, с одной стороны, обеспечит заинтересованность правоприменительных органов в своевременном -возбуждении вопроса о 'приостановлении неправового предписания, а с другой – исключит или сведет к минимуму причинение ущерба гражданам и их организациям. Ясно, что 'правоприменитель будет заинтересован принять все меры, чтобы не быть вынужденным впоследствии самому отвечать за причиненные применением неправового установления неблагоприятные последствия.

Механизм действия права

 

Действие права отличается сложной природой:,оно обусловлено разнотипными по своему характеру причинами социального и юридического порядка, имеет личностную (субъектную) направленность, зависит от условий 'социальной среды. С этой точки зрения механизм действия 'права можно определить как сложно организованную систему социально-правовых средств (принципов, предписаний, институтов, действий или мер социального и юридического свойства), рассматриваемую в единстве и во взаимосвязи с социальной деятельностью людей, их интересами и 'потребностями и связанную с обеспечением (направлением, подчинением, поощрением) достижения целей этой деятельности в определенных общественных условиях и конструктивными ('правовыми) способами.

Механизм действия права включает следующие составные части: социально-юридические средства; социальный субъект, функционирующий в сфере действия права; социально-правовые условия (социально-правовая среда).

Предложенный подход к пониманию механизма действия права в отличие от распространенного в специальной литературе мнения по этому вопросу не сводит его (механизм) исключительно к социально-правовым средствам, интегрирует все возможные его аспекты, отражающие процессы формирования и проявления правовой активности,–социальный (в узком смысле), психологический и юридический. Базируясь на этих положениях, обратимся к характеристике выделенных структурных элементов.

 

СТР.119

1. Социально-юридические средства в механизме действия права – это обусловленные природой права оптимально адекватные условиям строя способы решения задач, стоящих перед социальным субъектом–обществом, социальной группой, отдельным индивидом. В совокупности социально-юридических средств принято выделять средства юридического и неюридического (социального в узком смысле) характера.

Социальные – это те средства (силы и причины) материального, организационного, идеологического и иного характера, которые, выражаясь языком социологии, образуют «веер факторов» и напрямую оказывают влияние на действующего в правовой сфере субъекта, в значительной мере 'предопределяя характер, направленность, интенсивность его социально-правовых действий. Социологические исследования свидетельствуют, в частности о том, что именно разнообразные неправовые явления в 76% случаев являются факторами, препятствующими реализации норм права.

В практическом плане принципиально важно определить совокупность средств, которые оказывают непосредственное и существенное влияние на поведение и деятельность людей в сфере формирования и осуществления права, побуждая вступать их в правовое общение, совершать поступки и при этом оставаться на «почве» права, т. е. действовать правомерно. Изучение этой проблемы является актуальной задачей социологической теории права.

Специально-юридические средства в системе детерминант правовой активности имеют особое значение, и их недооценка крайне отрицательно сказывается на эффективности механизма действия права. Именно вследствие несовершенства этих средств в значительной мере было заблокировано действие прогрессивных законов и, по сути дела, осуществление радикальных преобразований в обществе (хотя, конечно, причины не только в этом).

В специальной литературе проблема юридических средств во взаимосвязи с проблемой действия права исследовалась лишь фрагментарно и в связи с рассмотрением иных вопросов. Попытки осмыслить инструментальную природу права[221] внача-

 

СТР.120

 

ле были предприняты на отраслевом уровне В. И. Пугинским[222]. Позже к данной теме с общетеоретических позиций обратился С. С. Алексеев. Под правовыми средствами он понимает такие «институционные установления и формы, использование которых приводит в действие силу (энергию) права и благодаря этому может способствовать наступлению реального, фактического результата, дает нужный эффект в социальной жизни»[223]. Правовые средства характеризуют субстанцию права, его регулятивную силу; они являются выразителями и носителями юридической энергии, инструментами реализации социальной ценности права. Использование правовых 'средств в практической жизни предполагает такое применение юридического инструментария к решению социально-экономических задач, которое всегда приводит к достижению эффекта в реальной жизни»[224].

Правовые средства не есть новое «изобретение» в правовой системе. Их отличие «от норм, индивидуальных предписаний в том, что они рассматриваются не сами по себе, но во всех своих свойствах и связях, а преимущественно со стороны их активно-регулятивной роли»[225]. Иначе говоря, правовые средства позволяют рассматривать право исключительно в его практическом приложении к социальной действительности: как инструмент достижения общественно значимого результата в фактической правомерной деятельности людей. Следовательно, правовые средства – это адекватный общественным условиям способ цивилизованного, конструктивного и, что очень важно, результативного решения задач, стоящих перед социальным субъектом–обществом, государственными структурами или отдельной личностью. Вне и помимо таких средств достижение общественно значимого результата крайне затруднено или практически невозможно.

Особенностями правовых средств можно считать следующие: 1) правовые средства есть право в его юридически должном виде, есть «вещество» права, которое по своим свойствам способно обеспечить достижение каких-либо его целей; 2) правовые средства имеют универсальный характер, поддерживаются возможностями государства; 3) без привлечения правовых

СТР.121

 

средств невозможно обеспечить конструктивную деятельность людей, достигнуть цивилизованными средствами общественно-значимых результатов; 4) правовые средства характеризуются специально-юридической природой, и их применение всегда сопряжено с юридическими последствиями.

Поскольку основная цель и назначение права–способствовать развитию прогрессивной социальной деятельности, постольку основной массив правовых средств имеет конструктивно-созидательный характер. Эта часть правовых средств обособляется в группу регулятивных. Они первичны, наибо