Глава 5. Галилей: ученый и богослов

 

"Учение, приписываемое Копернику, о том, что Земля вращается вокруг Солнца.., противоречит Священному Писанию, а посему его нельзя защищать или придерживаться" КАРДИНАЛ БЕЛЛАРМИНО

 

Кульминация исторического конфликта между наукой и богословием - это суд над Галилеем, состоявшийся в 1633 году (слишком часто умалчивают о политическом и религиозном характере этого конфликта, заостряя внимание на сугубо научных вопросах).

 

Политические бури начала XVI столетия породили в умах итальянцев брожение. Осада Рима в 1527 году, падение Флорентийской республики в 1530 году и испанское владычество над большей частью полуострова принесли много разочарований. Потеря веры в политические реформы привела к возвышению власти герцогов.

 

Именно в этот период Фома Аквинский (1224-1274 гг.), ярый сторонник Аристотеля, стал одним из самых популярных толкователей католического вероучения. Кардинал Роберт Беллармино (1542-1621 гг.), главный противник Галилея во время событий 1616 года, был назначен папским богословом и главным советником Священной коллегии. Бюрократическое духовенство набирало силу, и Беллармино не преминул указать герцогам-католикам, что их прямая обязанность - заботиться о правоверности подданных.

 

Италия играла ведущую роль на Тридентском соборе (1545-1563 гг.), где решались вопросы отпора растущему протестантскому движению. В 1559 году Папа Павел IV издал первый официальный тридентский Индекс запрещенных книг. К концу XVI столетия казалось, что духовенство находится в зените силы. Вскоре определились и приемы контрреформации, одним из которых являлась жесткая цензура (например, цензура всех переводов Библии на разные языки). В начале XVII века прокатилась волна процессов, в основе которых лежали идеологические мотивы. "Считалось, что частные лица и правительства государств всецело находятся под юрисдикцией вечного Божьего закона, единственным хранителем и толкователем которого являлась католическая церковь" (1).

 

В таких условиях любое научное новшество легко можно было счесть угрозой существующей системе - стоило показать его несоответствие церковному учению. По этой причине Галилей изо всех сил старался доказать, что его открытия не противоречат Библии и не подрывают авторитета церкви. В этой главе мы поговорим о богословском взгляде на науку, который развил Галилей во время событий, приведших к запрету коперниковской системы в 1616 году, за семь лет относительного спокойствия после рокового года и за бурное десятилетие научных и богословских изысканий, кульминационным моментом которого стал суд 1633 года. Мы завершим главу коротким рассказом об открытиях и писательских трудах Галилея в последние годы жизни, когда он уже находился под домашним арестом.

 

Наука и Библия

 

Памфлеты Людовико делла Коломба, изданные в 1611 году, послужили первыми указаниями на то, что атаку на ученого начнут не только на научном, но и на богословском фронте. В ответ Галилей обсудил с кардиналом Конти проблему взаимосвязи аристотелевой философии и Библии. С одной стороны, Конти отмечал, что некоторые из положений великого философа, например, о неизменности небес и вечности мира, противоречили Писанию. С другой стороны, с учением Коперника можно было согласиться лишь при условии, что Библия говорит о неподвижности Земли на простом разговорном языке, а такое допущение возможно было принять лишь в крайнем случае. В "Письме Кастелли" (1613 г.) Галилей изложил свои мысли о том, как можно толковать Библию с учетом этого допущения. Сделав столь решительный шаг, он принял условия борьбы на богословской территории, взялся разрешить конфликт между научным и библейским подходами к толкованию природных явлений.

 

В 1615 году Галилей написал более подробное и продуманное письмо - "Письмо к великой герцогине-матери Кристине Лотарингской". В нем он изложил свое мнение об отношении богословия к науке. Вот три главные мысли письма: 1) данная проблема вынесена на обсуждение римского духовенства по причинам, вытекающим из ложных посылок; 2) астрономические теории не являются вопросами веры; 3) новая космология вполне согласуется с библейским учением, если толковать Библию в соответствии с обычными правилами экзегетики, давно укоренившимися в церковной традиции, но с учетом "буквального уклона", выделенного на Тридентском соборе (2).

 

Во вступлении к "Письму к герцогине Лотарингской" Галилей рассказывал о начале противостояния, отметив, что его противники из Лиги "решили прикрыть пробелы в собственных знаниях вопросами религии и толкования Библии. Не раздумывая, они отвергают те аргументы, которых не понимают и к которым даже не прислушались" (3). Галилей отмечает, сто коперниковская система была разработана "верным католиком, к советам которого церковь прибегала, решая вопрос о введении нового календаря. Он всегда помнил о Библии и знал: если учение его будет доказано, то оно никогда не вступит в противоречие с верно истолкованным Писанием".

 

Затем Галилео говорит о своих взглядах на достоверность Библии. "Священное Писание никогда не может солгать -если верно понять его суть". Но при буквальном истолковании истинная суть не всегда видна: ведь использованы же в Библии антропоморфизмы в тех местах, где говорится о руках Бога, о Его ногах и глазах! Эти слова дал Дух Святой "для того, чтобы Писание было понятно простым людям - грубым и неученым". Галилей отмечает, что этот принцип толкования широко распространен среди богословов.

 

Но проблема заключалась в вопросе: можно ли этот принцип применять в отношении тех мест Библии, в которых говорится о природе, о материальном мире? Галилей использует здесь известнейшее сравнение - "книга природы", - которое играет главную роль в его взглядах на богословие и науку: "Священное Писание и природные явления одинаково исходят от Божьего Слова... Бог познаваем... через дела Его, совершенные в Природе, и через учение, открытое в Слове Его". Галилей подчеркивал, что Библия написана, прежде всего, "ради спасения душ и для служения Богу", а не как научный учебник.

 

Поэтому, "обсуждая проблемы материального мира, нам нужно начинать не с Писания, а с опыта, результат которого поддается восприятию органами чувств, и с наглядных доказательств явления". Более того, не следует удивляться, что свя-щеннописатели столь мало говорят о природных явлениях и астрономии, ибо они писали "литературу религиозного содержания" и говорили об открытых Богом истинах, которые невозможно постичь разумом или органами чувств. Потом Галилей с большим удовольствием цитирует кардинала Барониуса, что в Библии Святой Дух "рассказывает, как найти путь на Небеса, но не говорит о том, какими путями небеса движутся".

 

Чтение "книги природы" и Библии требует разных подходов, но по сути эти произведения не могут противоречить друг другу, ибо они написаны одним автором. Тут Галилей ссылается на блаженного Августина, который предупреждал: не нужно противопоставлять Библию ясным и очевидным фактам. Так почему нам мерещится противоречие? Галилео указывает, что "задача мудрых толкователей - искать истинный смысл библейских текстов. Он, несомненно, совпадет с научными выводами, основанными на здравых умопостроениях и опытах, которые уже стали нам очевидны".

 

Галилей верит, что церкви предначертана роль учителя, которого направляет Сам Бог, но при этом считает, что богословам не следует выходить за рамки богословия. Потому-то его очень расстраивало, что есть много богословов - "мужей, известных ученостью и благочестием, которые, тем не менее, считают себя вправе, опираясь на авторитет Библии, принуждать других следовать в научном споре тому мнению, которое полагают наиболее соответствующим Библии, а сами не удосуживаются дать объяснения аргументам и фактам противной стороны".

 

В "Письме к герцогине Лотарингской" Галилей, тем не менее, лавирует между двумя совершенно противоположными взглядами на соотношение Библии и науки (4). Один набор аргументов подводит его к выводу, что Библия написана на разговорном языке древности. Священнописатели выражают свои мысли с позиций господствовавших в те времена взглядов, чтобы читатель мог их понять. Такие фразы, как "остановилось Солнце", написаны не для научной аудитории, а периодическое упоминание о природных явлениях нельзя расценивать как систематическое учение о природе.

 

В то же время Галилей использует и другую аргументацию, подводящую его к совершенно полярным выводам в духе Аристотеля: ученый должен наглядно доказать свою гипотезу, прежде чем богослов спросит его, стоит ли образно толковать тот или иной отрывок Писания, который находится в видимом противоречии с гипотезой. Галилей пишет: "Но даже в этих вопросах, которые не являются делом веры, этой власти (Библии) следует отдать предпочтение над всеми человеческими сочинениями, которые основываются на голых предположениях или вероятных аргументах, но не получили наглядного подтверждения" (5). Другими словами, лишь когда наглядно доказанная научная истина вступает в противоречие с буквальным толкованием отрывка, можно поднимать вопрос о его образном толковании.

 

Какой из двух противоположных подходов выбрал Галилей? Видимо, он склонялся к первому (учитывая чувствительность ученого ко всему, касающемуся смысла и языка), но прекрасно понимал, что такая позиция противоречит сложившейся традиции толкования Библии. Кроме того, он был уверен, что сможет наглядно доказать движение Земли. Это вполне соответствовало его убеждениям: он считал, что недоказуемая гипотеза не является научной. Поэтому Галилей призывал признать власть Библии над чисто умозрительными научными гипотезами, готовя, таким образом, почву для будущей встречи с кардиналом Беллармино.

 

Наконец, Галилей набирается храбрости и высказывает свое мнение о постановлении Тридентского собора, касающегося толкования Священного Писания. Этому постановлению Галилей нигде и никогда не противоречил. В хорошо продуманной речи он старается показать, что оно, как и единодушие отцов церкви, касается "тех и только тех отрывков, которые говорят о вере и нравственности, а потому ценны для укрепления церковного учения, как именно и было сказано на четвертой сессии Тридентского собора" (6). Он отмечает, что мнения отцов церкви никогда полностью не совпадали в том, что касается "астрономического чуда" - остановившегося Солнца в книге Иисуса Навина. Истинный смысл последней части письма Галилея таков: не осуждайте учения Коперника, предварительно не рассмотрев его.

 

Так как это замечательное письмо было написано "любителем" богословия, можно рассматривать лишь использованные им принципы, не затрагивая вопроса о недостатках в их богословской подаче. Книга природы и Писание, вышедшие из-под пера одного Автора, дополняют друг друга, а не противоречат друг другу. Помимо Божьего откровения, дорогу к истине указывает и наука, хоть эта дорога и иная. Нельзя использовать Писание, как аргумент в борьбе против научной теории, подтвержденной научными данными. При буквальном толковании Библии не всегда можно уловить суть. Когда же возникают трудности, не стоит обращаться к трудам отцов церкви, выискивая в них рассуждения по тем проблемам, которых они и не затрагивали. Если богослов хочет опровергнуть научное утверждение, то должен доказать его научную, а не богословскую несостоятельность. Галилео четко обозначил все эти принципы и сопроводил их соответствующими аргументами в согласии с существовавшей традицией экзегетики. Именно поэтому "Письмо к герцогине Лотарингской" занимает видное место в истории науки и истории Римской католической церкви.

 

Декрет 1616 года о запрещении коперниковского учения

 

Отец Николо Лорини в феврале 1615 года подал кардиналу Миллино заявление об учении неких "сподвижников Галилея" о том, что Земля движется, что Священное Писание касается только вопросов религии и не может быть привлечено к разговору о философских или астрономических материях. Умеренный тон заявления не обманул кардинала - известного члена Священной коллегии. Он передал информацию к папскому двору, и тут же началось расследование. Призвали свидетелей, и на рассмотрение коллегии богословских экспертов были представлены два вопроса: может ли Солнце являться центром вселенной и быть неподвижным? Движется ли Земля вокруг Солнца и обращается ли она вокруг своей оси? Консультантам (так их называли) предстояло дать ответы из области богословия: противоречат ли эти гипотезы Священному Писанию? Могут ли они сбить людей с пути праведного? 24 февраля 1616 года после нескольких дней обсуждения группа экспертов вынесла приговор. Он гласил, что неподвижность Солнца - это глупость и ересь, потому что данная гипотеза противоречит буквальному толкованию Писания, а гипотеза о движении Земли просто ошибка. Так как многое из книги "Об обращении..." уже принято на вооружение астрономами и она послужила основой создания действующего календаря, то запретить ее было нельзя - можно было лишь исправить. 5 марта 1616 года Священная коллегия вносит дополнение в Индекс запрещенных книг: наложить запрет на книгу Коперника вплоть до "внесения в нее исправлений".

 

О заключении экспертов можно сказать следующее. Во-первых, решая один из важнейших научных вопросов тех дней, они слишком спешили. Совершенно очевидно, что свою задачу эксперты сочли пустой формальностью, не требующей глубокого научного анализа. Во-вторых, их отчет показывает: они считали себя достаточно компетентными, чтобы выносить как богословские, так и научные суждения об учении Коперника, провозгласив, что мысль о движении Земли "глупа и абсурдна с философской точки зрения" (7).

 

В конце 1615 года Галилей решил лично отправиться в Рим, где вот-вот должны были принять важнейшее решение, но он так и не понял сути придворных интриг. К нему относились дружелюбно, но отказывались вступать в какие-либо споры по "больному" для него вопросу. Папа Павел V, "религиозный функционер" и консерватор, был враждебно настроен по отношению к интеллектуалам, и тосканский посланник предупредил Галилея, что сейчас не время спорить о Луне. Лучшие друзья Галилея тоже советовали ему "не раскачивать лодку": они считали, что лучше уехать домой и продолжать исследования, пока не утихнет "дело Коперника", - потом они помогут "помягче" преподнести теории Галилея. Но ученый остался и продолжил поиски сторонников.

 

Галилея поразили аргументы экспертов, и из писем видно: он был почти уверен, что церковь не поддержит их выводы. Более того, он считал, что Священная коллегия отвергает самих блаженного Августина и Аквината: они-то наверняка подтвердили бы, что правильно истолкованное Писание не может противоречить тому, что являет нам природа. Свой крестовый поход ученый вел вовсе не от имени идей Коперника (как это часто представляют), а старался удержать церковь (для ее же блага) от ошибки, понимая, что нельзя делать символ веры из всякого спорного научного утверждения. Ученый хотел, чтобы наука освободилась от давления богословия и философии. Несмотря на его усилия богословы сочли, что Библия стоит на защите традиционных представлений о мироздании, и запретили распространение новых взглядов.

 

Роль Галилея в "деле 1616 года" сводилась, в основном, к личной встрече с кардиналом Беллармино. Год спустя этот влиятельный иезуитский богослов написал длинное письмо другому последователю Коперника - отцу Паоло Антонио Фоскарини. Письмо Беллармино - важный документ, показывающий, как один из прекрасно осведомленных в предмете членов курии подходит к данной проблеме:

 

"Далее хочу отметить, что если бы имелись наглядные доказательства того, что Солнце - это центр вселенной, что оно не вращается вокруг Земли, а Земля вращается вокруг Солнца, то лишь тогда возникла бы необходимость со всей тщательностью переосмыслить толкование определенных мест Писания, которые вступают в видимое противоречие с теорией. Лучше сказать, что мы не понимаем их, чем признать, что они неверны. Но в данном случае, не думаю, что имеется хоть какое-то наглядное доказательство, ибо таковое мне показано не было. Показать, будто схема мироздания выглядит гораздо проще, когда Солнце в центре, а Земля движется вокруг, - не значит доказать, что Солнце действительно в центре, а Земля действительно движется вокруг" (8). Совершенно ясно, что Беллармино видел разницу между двумя частями вопроса: 1) истинна ли система Коперника в том смысле, что она поддерживается убедительными доказательствами? 2) совместима ли эта теория со Священным Писанием? Когда в руки Галилея попала копия письма Беллармино, он понял, что это камень именно в его огород. Ему предстояло доказать, что новая система мира дает истинное описание материальной действительности, а не является лишь удобным математическим приемом, призванным "показать, что все выглядит гораздо проще" (т.е. что эта теория лучше соответствует данным наблюдений). Одно дело - спорить о совместимости гелиоцентрической модели с текстом Писания и совершенно иное - доказать, что "книга природы" подтверждает истинность этой модели.

 

Рассматривая собственные астрономические открытия, Галилей, должно быть, понял, что они действительно не могут служить доказательствами вращения Земли. Он развенчал астрономию Птолемея, разбил все аргументы противников Коперника, который предсказал существование фаз Венеры и объяснил многое другое. Но его доводы, как можно видеть, были построены на ретродуктивном методе и методе умозаключений (сегодня из них развился гипотетико-дедуктивный метод: гипотетическая модель проверяется многократно и при каждой успешной проверке ее вероятность возрастает). Кардиналу Беллармино и другим богословам методы Галилея казались чисто индуктивными, а потому ненадежными. Его аргументации было явно недостаточно, чтобы начать работу по новому толкованию Библии. Галилею приходилось сражаться, используя арсенал аристотелевых методов доказательства и августинской герменевтики.

 

И вот к 1615 году у Галилея появилось доказательство - механизм приливов и отливов. Он считал, что это явление объясняется суточным вращением Земли вокруг своей оси и годовым обращением Земли вокруг Солнца. Это объяснение он представил в Риме нескольким аудиториям в качестве убедительного и наглядного доказательства своей теории, о которой написал в январе 1616 года небольшую работу (9). К сожалению, эта дорога завела его в тупик. Доказательства не заставили Беллармино пересмотреть позицию, а присутствие этой темы в "Диалоге", вышедшем через 16 лет, дало его противникам возможность полностью отвергнуть книгу. Лишь к 1637 году Галилей отказался от своей теории приливов и отливов. (Физическое доказательство вращения Земли и обращения ее вокруг Солнца было дано лишь в середине XIX века - четыре столетия спустя после Коперника: это были годичный и суточный параллакс и колебания маятника Фуко).

 

В марте 1616 года Галилея вызвали к кардиналу Беллармино, который просил его не защищать позиций "реалистической" космологии Коперника. В случае отказа ученого предстояло в присутствии нотариуса и свидетелей сообщить ему "приказ о том, чтобы он всецело воздерживался от распространения такого учения и мнения, от его защиты или его обсуждения" (10). При необходимости, нужно было предпринять три шага - увещевание, предупреждение и тюремное заключение. Если Галилей подчинится первой мере - на том дело и закончится: необходимость в публичном отречении отпадет.

 

Галилей внял увещеванию Беллармино. К тому времени он понял, что не стоит идти напролом, а лучше повиноваться приказам церкви в надежде, что когда-нибудь удастся ее переубедить. Уже через несколько дней ученого принял сам Папа и дружелюбно заверил, что осведомлен о его примерном поведении и о кознях его врагов, поэтому опасаться Галилею нечего. Тем не менее, Галилео беспокоили ходившие в Риме слухи о том, что он получил официальное предупреждение не распространять учение Коперника. Чтобы избежать недоразумения, он попросил Беллармино дать ему письменное свидетельство о том, что произошло на их встрече. И вот 26 мая он получил письмо, где указывалось: Галилей ни от какого учения не отрекался и покаяния на себя не принимал. Ему лишь было дано разъяснение в том, что учение Коперника "противно Священному Писанию, а потому его нельзя ни защищать, ни принимать за истину". Из Рима Галилей уехал в полной Уверенности, что может придерживаться своей новой космологии как гипотезы.

 

Вернувшись во Флоренцию, Галилей почувствовал, что буря утихла и ему как ученому больше ничто не угрожает. В "Письмо к герцогине Лотарингской" цензура никаких исправлений не внесла. В бумаге, данной Беллармино, не было ни слова о его богословских воззрениях. Правда, духовенство остановило наступление теории Коперника, и теперь Галилею пришлось изменить стратегию, чтобы как-то настроить общественное мнение в ее пользу. Конечно, если заглянуть в будущее, станет ясно, что церковь понесла гораздо большую потерю: выиграв сражение, она проиграла войну. Запрет, наложенный на чисто научную теорию мироздания, имел страшные последствия для церкви. Из-за него не только в 1633 году был осужден Галилео Галилей, но церковь заработала себе репутацию противника науки, которая и оставалась при ней более трех столетий.

 

Научная деятельность

 

После нескольких недель переживаний из-за победы "трех сил - невежества, злобы и нечестивости" Галилей возобновил свои научные занятия. Чтобы не давать своим врагам повода, в последующие восемь лет он не заводил дискуссий относительно теории Коперника, а вместо этого посвятил себя рассмотрению других научных вопросов. Он подготовил новые таблицы положений спутников Юпитера, стараясь разработать методы определения географической долготы для моряков, продолжил работу над теорией приливов и отливов. Астрономию Коперника Галилею не разрешили обсуждать, но никто не запрещал ему критиковать Аристотелеву физику' Он давно планировал написать такую работу, но его планам помешало неожиданное природное явление.

 

Осенью 1619 года на небе появились три кометы, что вызвало много споров об их природе. После выхода из печати нескольких книг о кометах поинтересовались и мнением Галилея. Одну из книг анонимно опубликовал отец Орацио Граеси; в ней были изложены взгляды Римской коллегии, т.е. взгляды иезуитов. Галилео не смог удержаться: очень уж хотелось ему показать своим давним противникам их ошибки. Друг и ученик Галилея Марио Гидуччи, вступая в должность главы Флорентийской академии, изложил аргументы своего учителя. В июне 1619 года эти же взгляды он развил в трактате о кометах. В работе явно прослеживалось влияние Галилея, ее благосклонно встретили в Риме и одобрил сам кардинал

 

Барберини. Иезуиты были повержены. Грасси под псевдонимом Лотарио Сарси тут же пошел в контратаку и обвинил Галилея в защите взглядов Коперника.

 

На этом этапе Галилей и Римская академия Линчей поняли, что необходимо встать на защиту Гидуччи, вступиться за честь новой науки. Галилео считал, что вправе это сделать, ибо о кометах, которые Аристотель не считал небесными телами, Коперник ничего не писал. В ответе Галилей решил вообще не упоминать об иезуитах. Он атаковал "соломенное чучело" - некоего Лотарио Сарси. Итак, в январе 1621 года ученый начал работу над книгой "Пробирщик золота", которая длилась около двух лет.

 

Для Галилея это были трудные времена. Над ним висело "увещевание 1616 года", враги пристально наблюдали за каждым его шагом, его одолевали болезни, он разрывался между страхом и надеждой. Галилей будто шел по натянутому канату. Тем не менее, он мог насладиться простыми житейскими радостями на своей вилле в компании друзей-литераторов, часто получая письма от своей возлюбленной дочери монахини Марии Челесте.

 

В августе 1623 года Маттео Барберини стал Папой Урбаном VIII. Джованни Чамполи, верный сторонник Галилея, был назначен на желаемую должность секретаря в Ватикане. Казалось, что вот-вот рассеются тучи интеллектуальной летаргии: когда князь Чези приехал лично поздравить Барберини, тот спросил о Галилее. Новый папа был флорентийцем и другом Галилея, а потому Академия Линчей решила именно ему посвятить новую книгу Галилея о кометах "Пробирщик золота".

 

В этой книге ученый старался не касаться воззрений Коперника, но включил в нее столь интересные замечания о природе науки, что ее назвали научным манифестом. Она не имеет большой научной ценности, но считается шедевром итальянской полемической прозы (11). Не отвечая на главный аргумент Грасси, Галилей высмеял своего противника с помощью ряда литературных приемов, продемонстрировав чувство юмора и

 

сообразительность: его владение языком сравнимо разве что владением математикой. Его литературное мастерство и научная прозорливость позволили осветить широкий круг вопросов и отмести ложные доводы научных авторитетов.

 

Прошло семь лет, и Галилей вернулся на арену борьбы "Пробирщик золота" пользовался колоссальным успехом Эту книгу даже читали Папе в обеденные часы. Но саркастические нападки на Грасси рассердили астрономов-иезуитов которые некогда поддерживали ученого. После суда 1633 года говорили: "Если бы Галилей сумел сохранить симпатии Римской коллегии, он продолжал бы жить во славе в этом мире и писать о чем угодно, вплоть до вращения Земли вокруг Солнца". Это, конечно, преувеличение, но оно показывает, что тщеславие ученого, ссоры из-за первенства в открытии, презрительное отношение к Грасси и жгучий сарказм стоили ему очень дорого (12).

 

Осмеянному в глазах публики Грасси велели "не вылезать", хотя он поддерживал взгляды астрономов-иезуитов. В 1626 году он, тем не менее, опубликовал ответ Галилею - очень мирный на вид, но исполненный скрытой злобы, а спустя шесть лет нанес еще один удар: вместе с коллегой - ученым Шайнером - помог подготовить процесс над Галилеем.

 

В апреле 1624 года Галилео снова отправляется в Рим, где его тепло принял Барберини (Папа Урбан VIII), который лестно отозвался о его новой книге и предоставил ему пять аудиенций. Объясняя причину приливов и отливов, ученый осторожно намекнул на вращение Земли. Не забыл он рассказать и о кознях своих врагов, о трудных условиях работы. Галилей продолжал надеяться на отмену указа 1616 года, не понимая, что говорит уже не с Маттео Барберини, а с Папой Урбаном VIII. Папа никаких указов отменять не собирался. Он лишь посоветовал Галилео напечатать свою теорию приливов и отливов, подчеркнув, что вращение Земли принимает лишь гипотетически, а не как доказуемую реальность.

 

Галилей не достиг своей главной цели, но был благодарен Папе хотя бы за то, что может снова открыто писать об учении Коперника. Восемь лет осторожности научили его, что свои убеждения нужно излагать "эзоповым языком". "Пробирщик золота" сошел ему с рук, и теперь можно было приступить к книге о приливах и отливах (13). Он был уверен: истина изложенная на бумаге, в итоге восторжествует. Галилей вернулся во Флоренцию обласканный, со святейшими подарками и пенсией для своей семьи.

 

"Диалог о двух главнейших системах мира"

 

С 1624 по 1630 годы Галилей трудился над классическим трудом научной и философской литературы - "Dialogo del duemassimi sistemi del mondo - Tolemaico e Copernicano" ("Диалог о двух главнейших системах мира, птолемеевой и коперниковской"). В книге обсуждается широкий круг вопросов, из нее можно многое узнать о методе мышления Галилея. "Этот человек очень хорошо понимал, куда идет. Он весь - в работе. Физик, астроном, светский человек, литератор, полемист, даже софист. Но прежде всего он - человек, рожденный эпохой Возрождения" (14).

 

Галилей был вынужден гипотетически представлять теорию Коперника, но попытался, чтобы она выглядела как можно убедительнее. Для этого он выбрал форму диалога, довольно популярную в те времена, но чаще всего ассоциировавшуюся со скучным схоластическим методом обучения: лишь так автор мог выразить спорные взгляды, вложив их в уста одного из персонажей, за которого "не нес никакой личной ответственности". Галилей усовершенствовал эту форму: в книге присутствуют два знатока своего дела - последователь Коперника и перипатетик, - каждый из которых старается перетянуть на свою сторону третьего нейтрального участника разговора. Лишь так Галилей мог сказать слово в защиту Коперника, не связывая своего имени с доводами сторонника Коперника. В этом он повиновался букве (но не духу) увещевания, полученного от Беллармино в 1616 году.

 

Беседа в "Диалоге" растянута на четыре дня; стороны спорят о достоинствах и недостатках старой и новой астрономии.

 

В первый день, например, последователь Коперника критикует высказанную Аристотелем идею о различии между телами земными и небесными. Во второй день разговор касается суточного вращения Земли, в третий - годичного обращения Земли вокруг Солнца, а в четвертый - вопроса приливов и отливов. Перед культурным, умным, но не получившим "стандартного университетского" образования мирянином раскрывается тесная связь между взглядами Коперника и новой механикой. Галилео писал на разговорном итальянском языке с повторами, шутками, издевками и сарказмом. Много лет спустя ученый признался, рассказав, к какой публике была обращена эта книга:

 

"Эти люди, хоть и обладающие здравым смыслом, как сказал бы Руззант, не умеют читать по-латыни, а потому уверены, что эти поганые памфлеты, содержащие новейшие открытия в логике и философии, так и останутся им не по зубам. Теперь же я хочу, чтобы они увидели: природа дала им, как и философам, глаза, чтобы видеть ее труды, а еще мозг, который может охватить увиденное и понять" (15). Твердо решив на этот раз неукоснительно следовать установленной церковью процедуре издания книг, Галилей отправился в мае 1630 года в Рим, чтобы получить "добро" от органов цензуры. Идея диалога об астрономии Папе Урбану VIII понравилась, правда, он оговорил, что вопросы следует обсуждать чисто гипотетически, и отверг название "Диалог о приливах и отливах", потому что тогда в "заглавии стоял бы физический аргумент в пользу теории вращения Земли". Из-за смерти князя Чези, покровителя Галилея, и эпидемии бубонной чумы, сильно затруднившей переписку, издание книги задерживалось. Наконец-то флорентийские органы цензуры дали разрешение. К тому времени в дело вступили иезуиты - им удалось с помощью бюрократических затяжек на год отложить издание "Диалога". Лишь к июлю 1631 года книга была готова к печати - с дописанными вступлением и заключением. В феврале 1632 года Галилей, наконец-то, представил свежеотпечатанную копию книги великому герцогу.

 

Как и ранние книги Галилея, "Диалог" тут же заслужил множество похвал. Первый тираж разошелся, едва выйдя из печати. Но несмотря на огромный интерес образованных читателей книга не убедила Ватикан пересмотреть указ 1616 года. Уже через несколько месяцев после выхода книги пошли слухи о том, что духовенство ею недовольно. В августе по распоряжению Папы была приостановлена продажа книги. Комиссии конгрегации Индекса предстояло рассмотреть обвинения автора книги в защите взглядов Коперника, а Галилео по официальному вызову явиться к 1 октября в Рим и предстать перед Священной коллегией.

 

Суд и приговор

 

Как уже понятно из пролога этой книги, суд над Галилеем, состоявшийся в 1633 году, не был простым отражением конфликта между наукой и религией, как часто об этом говорят. Он стал результатом борьбы политических сил, личных и профессиональных гордынь, зависти, амбиций, давления бюрократических институтов. Казалось, что "случайности" зажили своей жизнью и стали двигать дело к неизбежному концу по схеме греческих трагедий.

 

В начале процесса судей и подсудимого очень смутило расхождение в документах 1616 года. Когда Галилео представил текст увещевания кардинала Беллармино, гораздо более мягкий, чем текст официального предупреждения из папских архивов, это чуть не подорвало всю основу процесса (16). Тогда судьи изменили тактику: стали задавать вопросы о только что вышедшем из печати "Диалоге", чтобы определить нынешние позиции автора. Аргументы в пользу теории Коперника звучали очень убедительно, опровержения - слабо. Поэтому, когда Галилей заявил, что не защищает учения Коперника, судьи вознегодовали. Кого он дурачит? Им достаточно было пяти дней, чтобы прийти к выводу, что Галилей поддерживал и защищал взгляды Коперника. У них также сложилось "сильное впечатление", что он продолжает их придерживаться.

 

Но шли недели, и судьи продолжали осторожничать. Дело было предельно ясным, но они никак не могли прийти к единогласному мнению о том, как поступить с обвиняемым. Кардинал Франческо Барберини, племянник Папы и его ближайший помощник, был одним из десяти судей. Он оказывал явное давление на комиссара Макулано, чтобы тот нашел какой-то выход. Макулано запросил разрешения Конгрегации Индекса обойтись с Галилеем в обход норм судопроизводства: если он раскается, то обойтись с ним мягче обычного. После длительного обсуждения подсудимый согласился принести покаяние.

 

30 апреля 1633 года Галилея снова вызвали в зал суда. Он сказал, что, перечитав собственную книгу, увидел ошибки, в которых раскаивается. Комиссар отпустил заключенного на поруки посланника Николини.

 

На следующем допросе, состоявшемся 10 мая, Галилею разрешили, если он желает, выступить в свою защиту. Он сказал длинную речь, в которой в очень осторожных выражениях защищал свои позиции, хотя при этом и признался в ошибках, пообещав в будущем их исправить. Свое выступление ученый закончил просьбой о милосердии в виду слабого здоровья, преклонного возраста и постигших его неприятностей вследствие козней врагов.

 

Защитную речь Галилея приняли, и казалось, наказание будет очень мягким. Но когда дело передали для утверждения в высшие инстанции, грянул гром. Кризис возник из-за противоборства политических сил: когда настало время принять окончательное решение, настроения сложились не в пользу Галилея, и рекомендации комиссара в расчет не приняли. 16 июня был подписан следующий приговор:

 

"Галилео Галилей, поставивший себя под подозрение в ереси на заседании Конгрегации Святейшей коллегии, осужден к тюремному заключению на срок, определяемый Святейшей коллегией. Ему запрещено письменно или устно высказываться о движении Земли и неподвижности Солнца. В противном случае он будет подвергнут более жесткому наказанию. Книга "Диалог Галилея" будет запрещена специальным указом" (17).

 

Приговор вступил в силу 21 июня, когда Галилея доставили для последнего допроса. Ему объявили, что книга свидетельствует о том, что он согласен с теориями Коперника, и теперь ему надлежит либо открыто в этом признаться, либо пожинать плоды собственного неповиновения. После ряда вопросов Галилей отрекся от учения Коперника. Макулано, все еще руководивший процессом, раздал судьям выдержки из "Диалога", которые доказывали виновность автора в ереси. Заседание продлилось всего час. В конце его Галилей подписал отречение.

 

На следующий день ученый выслушал окончательный приговор, в котором подробно описывались все его заблуждения. "Диалог" был запрещен, автор приговорен к тюремному заключению. Галилео просил кардиналов выпустить два пункта из документа: во-первых, не заставлять его говорить, будто бы он не был добрым католиком, ибо он являлся и собирался оставаться таковым, несмотря на все козни врагов; во-вторых, он отказывался признаться, что обманул кого-либо, напечатав "Диалог", который был представлен на одобрение духовенства и напечатан лишь после разрешения цензуры. Отвоевав эти две позиции, Галилей снова встал на колени и зачитал исправленный вариант покаяния:

 

"Я, Галилео Галилей, сын покойного Винченцо Галилея из Флоренции, 70 лет от роду... навлек на себя тяжкие подозрения в ереси, а именно, что принимаю и верую, что Солнце находится в центре мира и неподвижно, Земля же не в центре мира и движется... Я с чистым сердцем и нелицемерной верой предаю анафеме и проклятию названные заблуждения и ересь и отрекаюсь от них..." (18). Галилео готов был к тому, что его книгу запретят, но столь жесткого приговора явно не ожидал. Согласно закулисной ап-рельской договоренности, он признал себя виновным и отдался на милость суда. Теперь он чувствовал себя обманутым.

 

Действующие лица конфликта

 

Главные роли здесь сыграли Галилей, ученые - сторонники Аристотеля, иезуиты, доминиканцы и Папа Урбан VIII. Очень трудно четко определить роль каждого из этих действующих лиц и взаимоотношения их друг с другом, но у каждого все же было свое место в этой трагедии.

 

1. Галилей. Главное действующее лицо - математик, физик, экспериментатор и изобретатель, музыкант, писатель и полемист. Галилей был "рыцарем-крестоносцем", но никогда в порыве страсти не кидался в бой, не продумав предварительно стратегии, не узнав своих врагов. В его книгах и письмах проступает личность осторожного, но не боязливого человека: в своих полемических трудах, как и в трудах научных, он взвешивал все свидетельства и излагал продуманные выводы. Прекрасно зная обычаи людей своего круга, он понимал расстановку политических сил как в государстве, так и в церкви. За долгую жизнь у него сложились дружеские отношения со многими умными и сильными людьми, которые оставались верными ему и в горе, и в радости. Галилей-полемист представлял потенциальную опасность для университета, государства и церкви, но несмотря на это два великих герцога и многие духовные сановники, включая и трех судей, которые отказались подписать приговор, продолжали верить ему, понимая, что он сражается за правое дело.

 

В "крестовый поход" Галилея толкало не только желание защитить систему Коперника (по крайней мере, не в виде новой философии). Джордано Бруно (1548-1600 гг.) отверг естественную философию Аристотеля и из теории Коперника развил новую метафизику, не дополнив ее никакой новой научной методологией. А для Галилея система Коперника была отправной точкой для создания новой науки, которая сочетала бы в себе математику, механику и астрономию. Он выступал за то, чтобы наука объясняла природные явления и была свободна от давления какой бы то ни было философии - старой или новой.

 

Но Галилей думал не только о науке, но и о церкви. Когда его противники постарались сделать из научного спора богословский, он боролся за то, чтобы церковь не привязывала церковное учение к аристотелевой науке. Галилей стоял не столько за признание системы Коперника церковью, сколько за то, чтобы освободить науку от богословских влияний. Тем не менее, он не видел оснований для борьбы науки с богословием, ибо считал Бога Автором обеих книг: Библии и книги природы. Если уж церкви очень хотелось что-нибудь запретить, то запрещать нужно было использование цитат из Библии в научных дебатах, ибо все научные вопросы следовало решать, опираясь только на опыт и здравый смысл.

 

2. Университетские ученые - сторонники Аристотеля. Почти за тридцать лет до того, как конфликт принял богословский оборот, Галилей начал яростно бороться против аристотелевой науки, заполонившей научные институты. Он делал это в личных разговорах, на публичных лекциях, в книгах. Хотя нападки Галилея и не носили личного характера, противники его, что совершенно понятно, обижались и злились, ибо он подрывал их систему научных взглядов и научную репутацию.

 

Представьте, что нечто подобное случается сегодня на кафедре физики крупного университета. Новый преподаватель, которого взяли всего на три года, начинает настраивать студентов против основополагающих теорий учебников, открыто критиковать работы заведующего кафедрой (кстати сказать, лауреата Нобелевской премии!). Более того, новичок говорит об этом на лекциях - в университете и за его пределами, - пишет научно-популярные брошюры, статьи в различные журналы. Как вы думаете, сколько времени ему позволят вытворять подобное? Заведующий кафедрой постарается его УВОЛИТЬ уже в конце первого семестра! Так что по сравнению с современными профессорами ученые времен Галилея, которые позволили ему измываться над собой добрых три года, выглядят большими демократами.

 

Довольно любопытно, что несмотря на свидетельства ученые-историки очень редко винили университетских профессоров за неприятие Галилея и Коперника, за противодействие свободе научного поиска. Но именно они, ведущие ученые своего времени, подбили богословов на выступление против Галилея, ибо были уверены, что церковь примет их сторону В письме другу, датированном 1635 годом, Галилей писал о событиях, которые привели к судьбоносному решению церкви запретить в 1616 году теорию Коперника. Галилео вовсе не винил молодого священника Каччини, который выступил против него с главной кафедры Флоренции, а возлагал всю вину на тех людей, чьи "клевета, обман, уловки и хитрости были восемнадцать лет назад направлены на то, чтобы обмануть римские власти". Что касается настоящего времени, то "ты, конечно же, понял из моих сочинений, что являлось истинной и настоящей причиной войны, развязанной против меня под маской религии. Эти нападки постоянно ограничивают мою свободу действий, лишают выбора" (19).

 

3. Доминиканцы. Фома Аквинский - живший в XIII веке "ангельский доктор" - синтезировал натурфилософию с учением римско-католической церкви. По его имени и назвали это учение "томизмом". Аквинат был монахом-доминиканцем, и члены его ордена остались верными его учению. Они с подозрением относились ко всем новшествам, даже к тем, которые касались всего лишь астрономии. Потому-то они и воспротивились учению Галилея. Некоторые из них, подобно Лорини и Каччини, выступали против ученого со своих кафедр. Другой доминиканец, правда, в 1632 году разрешил издание "Диалога" Галилея.

 

4. Иезуиты. В начале XVII столетия Орден иезуитов оказывал огромное влияние на церковь. В Римскую коллегию входили именитейшие ученые - математики, физики, астрономы. Они стремились к тому, чтобы все новые научные разработки не выходили за рамки ортодоксального церковного учения, охраняя, таким образом, авторитет церкви. В рассматриваемый период иезуиты размышляли о допустимости теории Коперника. Официально они стояли на позициях указа 1616 года, хотя несколько влиятельных иезуитов и оказали скрытую поддержку Галилею.

 

По иронии судьбы, эти два ордена в 1632 году поменялись местами. Иезуиты готовили обвинения против Галилея и ругали доминиканцев за то, что те допустили "Диалог" в печать. Два астронома-иезуита из Римской коллегии - Шаинер и Грасси - были открытыми врагами Галилея. Обозленные его критикой в адрес их научных работ, они считали, что сам факт написания "Диалога" на итальянском языке - это уже угроза их образовательным программам. Вполне вероятно, что они очень многое сделали для того, чтобы суд над Галилеем состоялся.

 

Именно иезуиты подбросили Папе идею о том, что "Диалог" скрыто защищает учение Коперника. Они же рассказали Урбану VIII, что эта книга - насмешка над ним, ибо его аргументы против теории приливов и отливов Галилей вложил в уста недалекого Симпличио. Так как это мнение Урбан VIII высказал ученому в личной беседе, то для Галилея это явилось ударом в спину, разрушившим их дружбу.

 

Нет свидетельств о том, что Галилей намеревался высмеять Папу, но, тем не менее, иезуиты свое дело сделали. Папа, считавший себя человеком умным и образованным, решил, что Галилей не принимает его всерьез. Потерял он и расположение иезуитов, допустив выход в свет "Диалога", и теперь опасался, чтобы они не ополчились против него, особенно после того, как иезуиты намекнули ему, что потенциально Галилей опаснее Кальвина и Лютера. В итоге случилось так, что та группа духовенства, которая должна была бы предостеречь Папу против вмешательства в чисто научный спор, на деле подтолкнула его на этот необдуманный поступок.

 

5. Папа Урбан VIII. В конечном итоге оказалось, что главной фигурой в конфликте был Папа, хотя он и изменил свое отношение к Галилею в результате закулисных политических интриг. Астрономами Шайнером и Грасси двигала давняя злоба, а вот гнев Урбана VIII вспыхнул неожиданно из-за неприятностей, сыпавшихся на него со всех сторон.

 

Внешняя политика Урбана VIII потерпела крах из-за того, что раскрылся его тайный союз с протестантом Густавом Адольфом Шведским, когда король неожиданно умер. Папа заключил союзный договор с Австрией, который не принес никакой пользы; подвел его и французский кардинал Ришелье. Дома Папу критиковали за то, что он жертвует церковными интересами ради личных амбиций, алчности своих родственников и интересов дома Барберини. Более того, ему пришлось принимать экстренные меры, чтобы подавить заговор в собственной курии. Ему повсюду стали мерещиться враги, он жил в постоянном страхе, боясь, что его отравят.

 

Мнимое предательство Галилея было последней каплей. Ватикан дал разрешение на издание книги лишь после заверений, что все будет в порядке. Теперь Папе казалось, что старый друг его обманул, он разволновался, представляя, какие последствия будет иметь выход в свет такой книги: искренне стараясь помочь новой науке, он посчитал, что Галилей обманул его еще раз, попытавшись настроить мирян против научного авторитета церкви. Потому-то Урбан VIII и назначил комитет из богословов, чтобы получить заключение о книге. Именно этот его поступок привел непосредственно к выдвижению обвинений против Галилея и суду над ним.

 

Произошли еще два события, которые заставили Урбана проявить непреклонность. Во-первых, из архивов достали (возможно, это сделал Шайнер) "увещевание" 1616 года и показали его Папе. Оно не было подписано, а потому не имело юридической силы, но в нем говорилось, что Галилею запрещено в любой форме обсуждать учение Коперника. Выходило, Галилей ослушался официального указа Священной коллегии и несмотря на то, что ему доводилось часто беседовать с Папой, ничего не сказал ему об этом. Во-вторых, отчет о суде, доставленный Папе в июне 1633 года, вместо объективной информации содержал очень неточное описание слушаний, в котором Галилей выступал в неприглядном виде. Отчет был послан ему без официальных материалов процесса, и в результате настрой Папы против Галилея только усилился, что и привело к его решительным действиям.

 

Приговор приговору

 

Решение было принято 16 июня после того, как Урбан вернулся в Рим и встретился с Конгрегацией - Верховным трибуналом инквизиции. Он отверг негласный договор между судьями (большинство которых принадлежало к ордену доминиканцев) и ученым и издал указ о том, что подсудимого можно, в случае необходимости, подвергнуть пытке, что ему надлежит покаяться, а потом подвергнуться тюремному заключению. Таким образом, иезуиты выиграли сражение против науки и соперничающего монашеского ордена.

 

Учитывая представленные факты, нужно быть очень осторожным, соглашаясь с традиционным толкованием процесса, которое сжато выразил Колин Ронан: "Галилео - классический пример жертвы тоталитарного режима... Он пошел против религиозного авторитета церкви... Галилей представлял опасность для духовных властей - и дело закончилось в суде инквизиции" (20). Ронан считает, что происшествие с Галилеем напоминает эпизод из советских времен, когда находившийся в фаворе Лысенко преследовал ученых - сторонников теории Менделя.

 

Вывод Ронана - это интересное смешение истины и заблуждений. Он очень близок к истине, когда называет Галилея жертвой тоталитарного режима. Беда его в том, что он показывает пальцем не на того виновника событий. Назвать католическую церковь Италии тех времен тоталитарным режимом - это явный анахронизм (Италия тогда была союзом независимых государств); Папа не имел власти неограниченного диктатора. Например, если бы Галилей остался в Венецианской республике, которая к тому времени за политические интриги изгнала всех иезуитов, ему бы ничего не грозило.

 

Осуждению Галилея послужили лишь интриги ученых - сторонников Аристотеля. После того, как Галилей в течение десятилетий нападал на их институты, его научные противники постарались перевести борьбу на богословскую почву. Именно натурфилософы вступали в закулисные сделки с духовенством, чтобы привести Галилея на суд, а потом - чтобы не был утвержден приемлемый приговор, предложенный инквизицией. Об их действиях Ронан говорит, что "такова человеческая природа", но более продуманные выводы предлагает Сантильяна:

 

"На самом деле это было большое всеобщее замешательство, где людьми двигали предрассудки, интриги, личные и общественные интересы... Уже давно было известно, что большая часть образованного духовенства стоит на стороне Галилея, в то время как его противниками были, прежде всего, люди светские... Трагедия разыгралась в результате заговора, из-за которого церковные иерархи пострадали не меньше самого Галилея, - из-за интриги, задуманной группой малоизвестных отчаявшихся людей при странном стечении обстоятельств" (21).

 

Последние годы Галилея

 

30 июня 1633 года Галилея выпустили на поруки друга и бывшего ученика архиепископа Асканио Пикколини из Сиены. Несмотря на строгие указания, согласно которым Галилею было запрещено видеться с кем бы то ни было, Асканио приглашал много гостей в свой дом. Вскоре друзья уже работали над новыми научными проектами.

 

В декабре 1633 года Папа разрешил Галилею вернуться во Флоренцию и поселиться в небольшом поместье недалеко от Арчетри. Урбан VIII сдержал обещание, что "старик будет страдать как можно меньше", и продолжал выплачивать ему пенсию, которую назначил в лучшие дни. Хоть ему и предстояло провести остаток жизни под домашним арестом, Галилей был рад вернуться домой, ведь неподалеку в монастыре жила его дочь Вирджиния (в монашестве - сестра Мария Челесте). Ее частые письма помогали ему в Риме, а теперь она сможет лично ухаживать за отцом! Ее смерть в апреле 1634 года была большим ударом для старого ученого.

 

Теперь Галилей чувствовал себя по-настоящему одиноким, но все-таки возобновил научную работу. Так как ему запретили обсуждать систему Коперника, Галилей вернулся к проблемам движения и прикладной механики. Эти занятия позволили ему опровергнуть многие традиционные взгляды и показать всю силу своего математического мышления: он готовил почву для развития теорий планетарного движения на тот случай, если указ отменят или о нем забудут. Больше всего Галилей хотел завершить книгу, над которой очень долго работал. Она стала его величайшим вкладом в развитие новой науки. Эти замыслы были очень обширными для шестидесятилетнего старика, который только что вышел из зала суда инквизиции!

 

"Беседы и математические доказательства о двух новых науках, касающихся механики и законов падения" Галилея, - это шедевр научной прозы. Подобно "Диалогу", эта книга была написана в форме беседы тех же трех собеседников - Сальвиати, Сагредо и Симпличио, - которые за несколько дней обсудили целый ряд вопросов. В первые два дня они беседуют о новой науке - прочности материалов. Потом несколько дней посвящают проблеме движения. За последние два дня они успевают обсудить определение пропорциональности по Эвклиду и проблемы соударения тел. По всем вопросам сторонник Аристотеля явно уступает остальным. Галилео удивительно близко подходит к первому закону движения Ньютона, который был открыт пятьдесят лет спустя. "Беседы" были в основном закончены к 1634 году, хотя работу над ними Галилей продолжал еще три года. Рукопись тайно вывезли из Италии и опубликовали в Лейдене в 1637 году. Находясь под домашним арестом, не имея возможности ответить своим противникам-перипатетикам, ученый все-таки оставил за собой последнее слово.

 

В 1637 году из-за болезни ученый ослеп на правый глаз, потом наступила окончательная слепота. Из-за этого ему так и не Удалось написать еще две задуманные книги. Его сын Винченцо и ученик Вивиани писали под его диктовку письма европейским ученым, с которыми он состоял в оживленной переписке. В последние годы к Галилею приезжало много гостей, Он исследовал проблемы звука, диссонанса, занимался математикой и изучал движения механического маятника.

 

Галилей очень расстроился из-за слов о "сильном подозрении в ереси". Тем не менее, он не оставил церкви, продолжая молиться и просить друзей молиться за него. Он даже планировал совершить паломничество к мощам святого Лорето. Совесть Галилея-католика и Галилея-ученого была чиста. Церковь отвернулась от него, но он винил в это только "отдельные неразумные личности".

 

"У меня есть два источника постоянного душевного спокойствия. Во-первых, в моих книгах не найти ни малейшей непочтительности по отношению к Святой церкви. Во-вторых, - свидетельство моей совести, которую познали лишь я сам и Бог. И Он знает, что в том деле, за которое я страдаю, никто, даже отцы церкви, не выступал с большей набожностью и с большим радением о церкви, хотя многие и говорили с большей ученостью, чем я" (22). По сути дела, он пострадал за свободу научных исследований, вытерпев преследования как со стороны научных институтов, так и со стороны духовенства.

 

В ноябре 1641 года Галилей слег с болями в почках, у него участилось сердцебиение, его мучила лихорадка. Два его ученика, Вивиани и Торричелли, постоянно оставались с ним: несмотря на слабость, он с удовольствием слушал их научные беседы.

 

8 января 1642 года, за месяц до семьдесят восьмого дня рождения Галилея, Вивиани написал:

 

"С твердостью философа и христианина он отдал свою душу Творцу, послав ее, как ему хотелось верить, наблюдать с более близкого расстояния те вечные и непреложные чудеса, которые он с помощью своего хрупкого инструмента старался приблизить к очам смертных с таким желанием и нетерпением" (23).