Марксистско-ленинская философия – теоретическая основа методологии историографии

 

Методология в общих чертах трактуется как путеводная нить познания [12]. В советской литературе, посвященной

 

 

вопросам методологии общественных наук, при одинаковых исходных позициях имеет место множество различных толкований сущности методологии и её роли в системе знаний, которые можно свести к двум группам. Первая из них заключается в том, что методология это совокупность методов, или учение о методах [13].

По существу, отождествляются понятия «метод» и «методология», что приводит к употреблению их как синонимов.

Другая группа, исходя из более широких позиций, формулирует методологию как теорию исторического познания [14], как приложение принципов диалектико-материалистического мировоззрения к процессу познания и практики, как реализацию методов в процессе исторического познания [15], как исследование методов, применяемых во всех без исключения науках, или даже как систему теорий, исполняющих «роль руководящего принципа» в научном анализе [16]. В обобщенном виде вторая точка зрения была изложена П. В. Копниным: «... от метода надо отличать методологию» [17].

Нельзя не сказать и о том, что выдвинуто предложение о выделении методологии в специальную отрасль научных исторических знаний 7.

Шаткость позиций ученых, отстаивающих мысль о методологии как учение о методах, породила предложения о понимании методологии в широком и узком смысле слова или ее разграничении на общефилософскую методологию

 

 

и частную. В первом из них «методология обозначает совокупность общих установок и философских принципов, определяющих направление и конечные цели данного вида деятельности». Автор при разъяснении данной формулировки пишет, что в применении к историческому познанию «методология в широком смысле формулирует и детализирует до уровня конкретной применимости принципы объективности и историзма». В узком же смысле слова методология представляет собой «... более специальную дисциплину, задача которой – теоретическое исследование, анализ, реконструкция, оправдание и обоснование методов соответствующей деятельности» [18].

Имеется мнение о существовании общей методологии, в предмет которой включаются такие вопросы, как специфика научного познания по сравнению с обыденным мышлением, основные особенности и закономерности научно-познавательной деятельности, отношение эмпирического и теоретического уровней научного исследования, общие приемы научного исследования, структура и функция научной теории и т. д. [19]

Идеи А. И. Ракитова и других авторов возникли не спонтанно и «не «на пустом» месте». В. А. Дьяков, специально исследовавший проблему методологии в прошлом и настоящем, пришел к заключению, что методологию истории образуют ее общефилософская часть и частная методология, функционирующие в неразрывном единстве. «Основное ядро, идейно-теоретическую базу марксистской методологии истории составляют положения исторического материализма». Дьяков все же признает, что «самостоятельное значение имеет для нее (исторической науки.– А. 3.) ряд гносеологических вопросов, связанных со спецификой исторического познания, а также касающихся методики и техники исторического исследования» [20]. О двух уровнях и двух этажах методологии писал также И. Д. Андреев [21].

 

 

В дальнейшем было выдвинуто положение о «многоуровневости» методологического анализа науки [22].

Нельзя не сказать еще об одной дефиниции методологии. А. Л. Никифоров считает, что слово «методология» все еще не имеет достаточно точного и общепринятого смысла, что она представляет собой «... совокупность методологических концепций... значительно отличающихся одна от другой своими исходными положениями, кругом интересов, методами». Настаивая на том, что методологические проблемы детерминируются методологической концепцией и что проблемы, обсуждаемые в рамках одной концепции, могут не иметь смысла для других, автор поставил вопрос: имеются ли в методологии общие проблемы? И отвечает, что такие проблемы имеются, так как «содержание методологической концепции как теории научного познания детерминируется не только философскими принципами, но и самой наукой» [23] (курсив наш. – А.З.).

Точка зрения А. Л. Никифорова представляет определенный интерес: в ней имеются, на наш взгляд, как верные, так и спорные утверждения.

Мысль о том, что нельзя методологию сводить только к философским принципам, правильна (об этом подробно будет сказано ниже). Но спорно все же положение о том, что методологическая концепция выступает как теория научного познания или теория строения и развития научного знания (об этом также пойдет речь в данной работе). Представляет интерес постановка вопроса, что методология детерминируется и «самой наукой», что у всех методологических концепций предмет один – «наука и её история».

Неверно, на наш взгляд, стремление свести методологию к сумме методологических концепций. Автор разъясняет, что методологическая концепция понимается им как «... философская теория, описывающая - структуру научного знания, его изменение и развитие, общие методы познания, используемые учеными» [24]. Неверно потому, что методология не является эклектическим соединением директивных идей, используемых учеными.

 

 

Методология трактуется порой разнообразно не только вследствие многоплановости методологического анализа, многослойности ее структуры, отсутствия в этой области выверенного до конца понятийного аппарата, но и в результате слабой изученности такого ключевого вопроса, как соотношение исторического материализма и методологии. В этих условиях понимание назначения методологии историографии связано с выяснением такого общего вопроса, как соотношение философии и методологии, тем более что зачастую в литературе проявляется тенденция отождествлять методологию и исторический материализм.

Универсальной основой методологии историографии, как и других отраслей науки, является марксизм-ленинизм и его философское ядро – диалектический и исторический материализм. В методологическом отношении понятие «исторический материализм» отражает сочетание материалистического истолкования общественных процессов с историческим подходом к ним [25].

Функции марксистско-ленинской философии по отношению ко всему знанию состоят в следующем. Во-первых, она, представляя в единстве диалектику и материализм, разрабатывает для всех наук мировоззренческие и общеметодологические проблемы: общее понимание человеческого знания, характер его отношения к действительности, законы развития знания, суть истины и способы ее проверки, классификацию наук и т. д. Во-вторых, претендуя на предельную общность, философия присущими ей понятиями и категориями раскрывает общую методологию, теорию и логику научного познания, разрабатывает и обновляет средства научного поиска. В-третьих, философия служит (точнее, выполняет функции) своеобразным методологически организующим центром связи и взаимовлияния различных научных дисциплин, она объединяет на теоретическом базисе, которым располагает, новейшие достижения всех наук [26]. Именно потому, что марксистско-ленинская

 

 

философия адекватно отражает объективные закономерности окружающего нас мира (без материалистической диалектики и исторического материализма недостижима объективная истина и объективность науки), неизмеримо расширяются возможности научного познания. Являясь общеметодологической и теоретической базой научного знания, философия дает возможность разработать методологические проблемы исторической науки и историографии, определить их место в методологическом арсенале марксизма-ленинизма.

Признавая интегрирующую, синтезирующую и ориентирующую функции философии в научном познании, ее всеобщее методологическое и теоретическое значение, нельзя, на наш взгляд, «заставлять» методологию в целом и методологию историографии в частности дублировать исторический материализм и диалектическую логику, и вот почему.

Первое. Диалектический и исторический материализм, универсально осмысляя мир и постигая его общие принципы, не притязал и не претендует на то, чтобы заменить собой все направления исследования науки, в том числе и историографии. Диамат и истмат также не стояли и не стоят над конкретным историческим и историографическим познанием, поскольку несовместимы как с натурфилософскими претензиями возвыситься над науками, быть директивными по отношению к ним, так и с позитивистскими устремлениями принизить роль философии при решении теоретических проблем познания. Философия и история при общем объекте исследования – общественных явлений – наряду с этим единством имеют существенное различие, и, прежде всего в предмете изучения. Наконец, категории философии носят обобщающий, универсальный и абстрактный характер, а философские обобщения, опираясь на научные достижения, проникают в более глубокие и общие связи явлений. Следовательно, сила марксистско-ленинской философии состоит в том, что она, будучи методологической базой исторической науки, указывает на всеобщее направление исследования проблем историографии.

Второе. Историография стала научной отраслью знаний именно в ходе освоения философского уровня анализа, свойственного ей материала. Но одновременно она не может удовлетвориться ролью некоего «приложения» философских категорий к историографическим

 

 

явлениям, а стремится найти свои специфические возможности теоретической «работы». В процессе обработки и обобщения конкретного историографического материала она на основе философских, исторических и других знаний открывает и формулирует свои закономерности и законы. В этих условиях теоретические положения историографии приобретают характер методологических установок, пополняющих общий методологический арсенал.

Точке зрения на историографию как науку, имеющую свой статус и собственные методологические аспекты, противостоят взгляды известного медиевиста – академика Д. М. Петрушевского и современного польского методолога Е. Топольского [27], которые в намерении отстоять ценность исторического познания фактически проводят мысль об отсутствии специфики исторического познания. Представляется, однако, что историографические, как и исторические, знания являются научными не в результате того, что они не отличаются от других (скажем, естественных) наук, а вследствие того, что ими достигнута известная теоретическая зрелость. В этом плане нельзя согласиться с попыткой зачислить историческую науку и историографию в категорию «слабых» в теоретическом отношении.

Третье. Научная философия с её общеметодологической функцией не может не воспользоваться теоретическими положениями, понятийным аппаратом и всеми научными достижениями такой науки, как история, такой отраслью знаний, как историография. Это определяется диалектикой взаимосвязи философии и конкретных наук: по мере того как философия обогащается и совершенствуется путем обобщения теоретических выводов отдельных наук, они, в свою очередь, получают возможность более успешного продвижения вперед благодаря конкретизации теории материалистической диалектики.

Историография дает философии богатейшую информацию о развитии научных знаний в области истории: философия использует закономерности и законы развития исторической науки, которые вскрывает историография.

 

 

В этом естественном процессе взаимодействия и взаимовлияния наук философский уровень анализа как бы стимулируется, в нем появляются новые аспекты. Становится все более очевидным, что методологический аспект историографии, сталкиваясь со сложными познавательными вопросами и решая их, опираясь на предпосылки философско-гносеологического характера, преодолевает узость своих суждений и поднимается на уровень философского мышления.

Четвертое. В целях постижения историографической истины методология ныне применяет различные методы исследования. Некоторые из них, входящие в той или иной мере в методологическую проблематику, не могут быть отнесены к философским (например, методы периодизации, интерпретации источников и др.) и поэтому не претендуют на философскую универсальность и всеобщность.

В обобщенном виде идеи, заложенные в вышеперечисленных пунктах, были сформулированы академиком П. Н. Федосеевым так: «Исторический материализм есть общая методология для всех общественных наук, в том числе и для советской исторической науки. Но это не значит, что в самой исторической науке нет методологии, методологических вопросов. Если бы этого не было, тогда бы наша историческая наука не была марксистской» [28]. Это положение на конкретно-историческом материале далее развито и углублено академиком Е. М. Жуковым, считающим, что методология истории «... не сводится к воспроизведению общефилософских понятий в сфере исторической науки» [29]. Значит, есть основания считать, что подмена методологии историческим материализмом, обесцвечивание сути ее и «стирание» ее специфического назначения для исторической науки не может принести пользу ни философии, ни познанию исторических явлений. Единая марксистско-ленинская методология по отношению к историографии выступает как единство общего и особенного, или, говоря иначе, если диалектический и исторический материализм – это универсальная база, фундамент для всех отраслей знания, то методология историографии – одна из граней этого фундамента.

 

 

Кроме того, методология историографии близко соприкасается с методологией истории философии, имея в конечном итоге один объект исследования – науку. Однако каждая из них кроме общих исходных параметров имеет свои специфические цели, задачи, понятийный аппарат, что не мешает им постоянно взаимообогащаться и совершенствоваться.

Особо необходимо отметить взаимосвязь методологии истории и методологии историографии. Как нельзя ни отрывать, ни тем более противопоставлять методологию истории самой исторической науке, так и нельзя не видеть генетическую общность методологии истории и историографии. Отмеченные выше явления подтверждают фундаментальное положение: в марксизме-ленинизме общественные науки, исходя из единой материалистической основы, находясь во взаимосвязи, дополняют и обогащают друг друга.

Отстаивая идею о неправомерности отождествления методологии истории и исторического материализма, о несводимости всей методологической проблематики к философским вопросам, необходимо еще раз подчеркнуть, что этим вовсе не отрицается роль диалектического и исторического материализма как теоретической и направляющей основы (базы) методологии историографии. Более того: 1) методология историографии действует успешно только в рамках единой марксистско-ленинской методологии; 2) лидерство методологической функции философии (по выражению академика П. Н. Федосеева) особенно проявляется тогда, когда она стоит на уровне современных теоретических разработок всех наук, в том числе истории и историографии; 3) без философско-гносеологического анализа недостижима объективность и истинность историографии.

Решение проблемы о соотношении методологии и исторического материализма будет недостаточным без понимания вопроса «методология – теория». Ленинские идеи о соотношении диалектики, логики и теории, зафиксированные во фрагменте «План диалектики (логики) Гегеля» [30] нацеливают обществоведов на поиск их диалектического единства и имеющихся между ними различий.

 

 

Теория – развитая форма научного знания, логическое объяснение закономерностей и обобщение общественно-исторической практики – не может существовать без методологии познания, а методология, в свою очередь, приобретает подлинную научность, когда она основывается на теоретическом знании. Взаимное обогащение теории и методологии чрезвычайно важно для понимания методологических аспектов историографии.

Взаимосвязь методологии и теории придает марксистско-ленинской методологии историографии ту силу, которая позволяет ей быть путеводной нитью в исследовании сложных историографических фактов и явлений. Но этим не ограничиваются взаимоотношения теории и методологии. Теоретические положения и выводы, добытые вследствие обобщения историографического материала, входят в арсенал методологического знания. Это происходит потому, что опыт развития науки подтверждает: теория связана с определенным мировоззрением; отрыв теоретического аспекта исследования от методологического приводит в конечном итоге к превращению теории в догму; без теоретического знания методология не может решать в должной мере задачи познания истории исторической науки. Такая постановка вопроса дает основание считать, что теоретические положения в процессе познания могут приобретать методологическую функцию [31].

Механизм этого явления еще недостаточно изучен как в науке в целом, так и тем более в историографии. Имеются лишь следующие наблюдения: методологические функции теоретических положений являются отправными точками формулирования принципов и подходов к познанию истории исторической науки; методологический уровень исследования становится тем богаче, чем глубже теория и методология связываются с практикой историографии. Но как отмеченные моменты действуют конкретно, изучено еще недостаточно полно.

Взаимосвязанность теории и методологии на историографическом уровне не исключает различий между ними. Если в теории превалируют обобщенные и приведенные в систему историографические факты, то в методологии выработанные понятия и представления применяются при анализе конкретного историографического

 

 

материала. Вышеприведенные соображения говорят в пользу того, что методология не может быть только «теорией исторического познания».

Отмеченные положения необходимы и для выявления вопроса о значении для методологии теории познания – гносеологии. Выделим несколько моментов. Еще в античности центральной в теории познания выступала проблема отношения знания и мнения, истины и заблуждения; знание понималось в единстве с его предметом. В марксистско-ленинской философии теория познания базируется на ленинском положении: «Диалектика и есть теория познания...» [32]. Для методологии историографии важны следующие положения: работа познающего субъекта (историографа) может быть верно оценена в его связях (непосредственных и опосредствованных) с обществом, всемирно-историческим развитием и процессом развития знания, а также в связи с деятельностью других ученых; теория познания дает ориентир в критическом анализе исторических идей, взглядов, концепций, в их научном истолковании с точки зрения адекватности истинному развитию исторической науки.

Гносеологические аспекты историографии усиливают свои возможности при использовании правил и процедур логического анализа. Он, в частности, необходим для установления закономерностей и законов историографического творчества, его психологических предпосылок. Без логического анализа трудно использовать в историографии потенции смежных и других научных дисциплин, особенно источниковедения, не говоря уже о диалектическом и историческом материализме.

Проблема соотношения и взаимосвязи методологии и теории познания проясняется при обращении к самому процессу становления историографической теории, ее функции и структуры. В основе понимания генезиса историографической теории лежат следующие фундаментальные диалектико-материалистические положения: объективный характер марксистского исторического познания; решающая роль общественно-исторической практики в познании и проверке истинности историографического знания.

 

 

Теория в историографии складывается как результат обобщения историографических фактов и как отрицание уже действующих выводов, если они перестали соответствовать новым задачам научного знания.

Появление теории обусловливается разными причинами, среди которых особое значение имеют: выдвижение общественно-исторической практикой, деятельностью передовых классов и партий социального «заказа» на теоретическое знание; гносеологические соображения, показывающие «холостой ход» прежних теоретических разработок, и др.

То обстоятельство, что применение теории и «заложенное» в ней знание опосредуется через промежуточные звенья, диктует необходимость выяснения процесса складывания историографической теории. Ее создание начинается фактически уже на самом раннем, эмпирическом уровне собирания, обработки и классификации историографических фактов, а необходимость их обобщения приводит к первоначальному теоретическому объяснению. Анализ и объяснение эмпирического историографического материала поднимает теорию на следующую ступень. Вооруженность историографа определенной методологией не может не оказывать влияния на его выбор фактов и источников и на методы работы с ними.

Следующим этапом становления научной теории является выделение посредством «живого созерцания» эмоциональных и других моментов познания, научных историографических абстракций, которые способствуют получению системы обоснованных выводов. «От живого созерцания,– писал В. И. Ленин,– к абстрактному мышлению и от него к практике – таков диалектический путь познания истины, познания объективной реальности» [33]. Выдвижение историографических абстракций есть результат большой творческой мыслительной работы над историографическими фактами, включающей примерно следующие моменты: выдвижение гипотез развития научной исторической мысли; проверку гипотез на пути их превращения в теорию методологическими регулятивами [34], которые, однако, не могут носить характера жестких правил, чтобы исключить их канонизацию; образование абстрактных историографических понятий,

 

 

являющихся подступами к теории; подтверждение гипотезы практикой развития научной исторической мысли.

Сердцевина в построении историографической теории, методологически центральная роль в ее формировании принадлежит так называемому идеализированному объекту, представляющему собой мысленную конструкцию. Методологическая основа понимания сути этого явления заложена в следующих словах Маркса: «... идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней» [35].

Как и всякий идеализированный объект в теории познания, в историографии он представляется при помощи известных вероятностных гипотетических допущений, проверяемых научной практикой. При помощи идеализированного объекта создаются программы дальнейших научных историографических изысканий путем сравнения достигнутого уровня научных разработок и возможных путей их дальнейшего развития.

Кульминацией в строении историографической теории является формулирование на основе всей предыдущей работы закономерностей, прогнозов и актуальных ее задач.

Научная историографическая теория имеет несколько особенностей. Они сводятся к следующему: 1) имея относительно самостоятельный характер, историографическая теория в то же время зависит от характера и уровня общеисторических теорий; 2) она является программой, стимулятором и своеобразным рычагом дальнейших исторических изысканий, формулирования новых исторических теорий, взглядов, оценок; 3) она служит фундаментом обоснования новых теоретических построений в историографическом познании. В этом плане закономерно считать, что историографическая теория в процессе ее применения сама совершенствуется, оказывая практическое влияние как на историческое, так я на историографическое знание.

Особо следует указать, что некоторые положения историографической теории изживают себя не потому, что начинают противоречить отдельным историографическим фактам, хотя это само по себе настораживает историографа, а главным образом потому, что лежавшая в основе этой теории программа научных разработок оказалась устарелой, архаичной, не говоря уже о несоответствии методов и форм самого исследования.

 

 

Постановка вопроса о совершенствовании историографических теоретических построений, о переходе положений одной теории в другую вовсе не исключает момента создания новых теорий. Они возникают при наличии следующих условий: выявление в результате исследований новых закономерностей или тенденций развития исторических знаний, приводящих к отрицанию и отбрасыванию имеющихся историографических представлений и выводов или, возможно, к распознанию ранее скрытых для исследователя моментов развития истории исторической науки. В связи с последним заметим, что в мировой науке это общепринятая норма: успешные теории обычно стимулируют проведение новых наблюдений, получение новых фактов и новых теоретических обобщений. Историографическая теория должна «заставить» историографа искать не только новые подходы к историографическим фактам, но и дополнительные факты и источники.

Перед историографом встает также вопрос об адекватности теорий, способах и методах их проверки, подтверждения или опровержения. В связи с этим в методологии историографии не последнее место приобретают такие факты, как личность историографа, его биография, эмоции и их влияние на уровень теоретического мышления.

Приведенные выше соображения подтверждают ту истину, что историографическая теория, с одной стороны, есть показатель зрелости историографических знаний, а с другой – ее появление возможно лишь на высоких ступенях развития истории исторической науки.

 

Таким образом, изучение концепции теории в историографии показывает, что она отражает объективную картину движения научной мысли – от незнания к знанию и закону. Дальнейшее гносеологическое исследование теории благотворно скажется на пути ее сопоставления с теоретическими структурами других общественных и естественных наук, а также при проверке ее на основе общественно-политической практики. Решающее значение для разработки методологии историографии имеет методология познания общественных явлений, выработанная марксизмом-ленинизмом, все теоретико-методологическое наследие Маркса, Энгельса, Ленина.

 

 

В советской философской и исторической литературе посвященной методологической проблематике и вышедшей в свет в последние годы, встречаются несколько десятков, порой полемизирующих друг с другом форм; формулировок предмета методологии истории [36]. При всем их разнообразии [37] они, однако, в целом не противоречат марксистско-ленинской концепции истории и ее познания.

Наличие различных формулировок методологии истории показывает, что в настоящее время методологическая проблематика является сферой приложения научных интересов многих исследователей, свидетельствующих вовсе не о слабом изучении темы. Наоборот, это подтверждает стремление найти оптимальное ее решение, что, с одной стороны, облегчает выделение функции методологии историографии, а с другой – затрудняет эту работу, так как обязывает к синтетическому переосмыслению разных дефиниций в рамках новейших достижений научного знания

Решающее значение в понимании предмета методологии историографии имеет современное толкование самого предмета историографии, складывающегося постепенно, по мере развития теории и практики историографических исследований.

 

 

Ограниченность дореволюционного понимания вопроса, (начиная с С. М. Соловьева, стремившегося дать галерею «портретов» русских историков с анализом их трудов портретов в хронологической последовательности, К. Н. Бестужева-Рюмина, М. О. Кояловича, считавших задачей историографии в основном накопление историографических фактов, их объективную констатацию, и кончая В. О. Ключевским, П. Н. Милюковым и особенно А. С. Лаппо-Данилевским, изучавшими смену исторической концепции и по главным направлениям русской историографии [Лаппо-Данилевский]) [38] постепенно преодолевается на современном этапе развития историографии. М. В. Нечкина и Е. Н. Городецкий показали, что в предмет истории исторической науки входят следующие компоненты: изучение процесса накопления знаний о человеческом обществе; история введения в научный оборот ранее неизвестных источников и историографических памятников, развитие методов исторического исследования, совершенствование техники анализа исторических источников; история борьбы различных течений в исторической науке и смены проблематики исторических исследований, классовая обусловленность теорий исторического процесса и их борьба, формирование и развитие различных исторических концепций; история возникновения и развития марксистско-ленинской исторической науки, К. Маркс и Ф. Энгельс и их вклад в историческую науку, ленинский этап в развитии исторической науки; изучение связей исторических теорий с философскими и политическими взглядами, характерными для данной эпохи, с классовой борьбой своего времени; социальные функции исторической науки, политика различных классов в области исторической науки, историческое обоснование партийных программ, пропаганда исторических знаний; организация науки на каждом из этапов ее развития, система научных институтов, условия их возникновения, эволюция их структуры, научные общества, историческая периодика, роль и значение всех этих компонентов в процессе развития науки; кадры исторической науки, квалификация и распределение их по отраслям науки, историческое образование (высшая и средняя школа),

 

 

учебная литература, эволюция системы исторического образования, ее влияние на историческую науку [39].

Расширение предмета историографии связано с увеличением аспектов предмета самой исторической науки и преумножением возможностей теоретико-методологического анализа. Немаловажное значение здесь имеет познавательная активность историографа.

Имея в виду назначение методологии, ее роль на современном этапе развития научного познания, компоненты предмета истории исторической науки и руководствуясь положением Ф. Энгельса о том, что материалистическое понимание истории должно «...применяться надлежащим образом – в качестве путеводной нити при изучении истории» [40], можно сделать вывод: марксистско-ленинская методология историографии, основываясь на историческом материализме, вырабатывает и формулирует систему принципов – мировоззренческих, гносеологических и логических, выступающих путеводной нитью в познании закономерностей и истинного содержания развития историографии. Методология объединяет и направляет научные методы, дает им возможность сыграть активную роль в истинном познании историографии.

Уточнение этой общей цели методологии видится в отработке системы принципов и установок, применяемых для решения следующих методологических задач: установление преемственности в развитии исторической мысли; определение критериев выделения главных историографических фактов; обнаружение соотношения историографического факта и источника; констатация объективного вклада историков, их трудов в становление и развитие марксистско-ленинской исторической науки; познание в историографических фактах и другом историографическом материале общего, особенного и единичного; выявление критериев периодизации на основе объективных и субъективных факторов и т. д.

Ленинский творческий подход к изучению истории и истории исторической науки показывает, как писал Е. М. Жуков, что «нельзя представить себе методологию истории (это в полной мере относится и к методологии

 

 

историографии. – А. 3.) как некий набор абстрактных схем и логических конструкций», так как «никакая формула, даже правильная сама по себе, не может служить простой «отмычкой» для проникновения в сущность того, что изучает исследователь» [41]. В действительности методология историографии посредством использования системы исследовательских принципов (мировоззренческих, общенаучных, исторических и специфически историографических) вырабатывает взгляды и установки, указывающие как на направление исследовательского историографического процесса, так и на требования, предъявляемые к историографическому творчеству и его результатам.

Достигнутая к настоящему времени изученность методологической проблематики историографии позволяет сформулировать некоторые актуальные задачи дальнейшей работы в этой области. Среди них, с нашей точки зрения, наиболее важными, позволяющими познать закономерности и ведущие тенденции развития историографии, являются: структура и уровни методологического знания, соотношение теории и методологии; логика, характер и методы объяснения в историографическом исследовании; «стиль мышления» историографа; взаимосвязь объекта (историческая наука) с субъектом (историком-исследователем); методика построения выводов и заключений в историографии; понятийный аппарат историографа; психология историографического творчества и др.

Методология способствует освоению историографом практики предшествующего развития научной мысли, многообразия научных точек зрения, способов и приемов научно-исследовательской работы. В этом плане методология историографии, как образно выразилась М. В. Нечкина, способствует эстафетной передаче духовного завещания одного поколения исследователей другому.

На основании всего вышесказанного можно сделать вывод: разработка методологии историографии, будучи важнейшей составной частью историографического творчества, является школой овладения опытом классиков марксизма-ленинизма, историков-марксистов, школой формирования коммунистического мировоззрения, научного критического мышления, развивает теоретический Уровень, профессиональное мастерство кадров историков.

 

 

Изучение методологических проблем историографии приобретает наибольшую значимость в условиях прогресса исторической науки, роста культуры строителей коммунизма, выполнения задач, поставленных перед наукой решениями XXVII съезда КПСС.

 

Методы

 

Одна из важных задач методологии – выявление природы, назначения и специфики методов историографии. Достижение этой цели возможно на пути понимания содержания метода в целом, метода науки в том числе. Выяснение этих вопросов призвано способствовать продвижению решения проблемы соотношения методологии и метода, остающейся еще спорной.

Примат методологии и как следствие этого – мировоззренческой позиции ученого вовсе не означает того, что в методологической проблематике историографии умаляется или не отводится должного места методам исследований. Наоборот, значение метода для научного исследования чрезвычайно велико. Более того, сложность историографического процесса требует применения всевозможных исследовательских приемов. Значение метода для истории науки возрастает вследствие того, что она дает известный материал для совершенствования и обогащения методологии.

В наиболее общем виде метод – это орудие, приёмы и способы достижения определённых результатов в практической и познавательной деятельности людей. Е. М. Жуков дополнил: метод не только дает ученому «отправные пункты», но и помогает находить правильный путь в лабиринте изучаемых процессов и явлений» [42]. В этом плане можно считать, что метод дает ученому направление в исследовании изучаемой темы, рационализирует его познавательную деятельность, обеспечивает ее эффективность и способствует систематизации и оценке накопленных предшественниками и им самим фактов и данных. Поэтому верно, что метод оформляется «... в практике прошлой исследовательской работы, а затем становится исходным фактором предстоящего исследования» [43], способом установления истины, истинного знания.

 

 

В литературе порой встречается мнение, что сам по себе метод ничего не создаёт и что он лишь условие развития творческих способностей, но не замена им. В действительности в историографии метод «сам по себе», без приложений к исследуемому материалу не приносит «приращения» знаний, но при умелом его выборе и применении научное историческое творчество безусловно продвигается вперед. В таком смысле можно и говорить о творческой роли метода. В историографии методы включают в себя и момент получения нового знания для дальнейшего его использования исторической наукой. Это необходимо особо подчеркнуть, так как в современной антимарксистской литературе среди сторонников так называемого свободного творчества господствует тенденция отрицания объективных основ научной деятельности, невозможности ее упорядочения и отражения.

Метод эвристичен. Он содержит объективную и субъективную стороны. П. В. Копнин считает, что познанные закономерности составляют объективную грань метода, а возникшие на их основе приемы исследования и преобразования явлений – субъективную [44]. Методы, совершенствуясь и меняясь, уступают место другим, более прогрессивным и рациональным.

Марксизм-ленинизм выступает против противопоставления или обособления метода от теории. Метод через методологию сплавлен с теорией, ибо теория не может существовать без научного метода ее развития и без научного метода познания действительности, а метод только приобретает подлинную силу, когда он основывается на теоретическом знании. В то же время отрыв метода от теории лишает метод реального содержания и открывает двери для искажения, как теории, так и самого метода.

Взаимопроникновение теории и метода не исключает различий между ними. Можно согласиться с мнением Ю. А. Красина о том, что «различие между теорией и методом – это различие внутри тождества, различие в аспекте рассмотрения и применения единого марксистско-ленинского учения» [45].

Следовательно, общий вывод состоит в том, что вследствие диалектического соотношения теории и метода в

 

 

конечном итоге происходит взаимное обогащение каждого из них, что чрезвычайно важно для понимания методологической практики историографии.

Метод тесно взаимосвязан с познаваемым предметом. Его характер опосредован характером изучаемого объекта [46]. Но метод не только связан с особенностями изучаемого объекта. Он детерминирован еще двумя факторами: накоплением предыдущими поколениями исследователей фактического материала и его изученностью, партийностью, в которой фиксируется классовый подход к анализу действительности [47].

При выявлении специфики природы и назначения метода историографии следует, на наш взгляд, исходить из общего определения метода науки, сложившегося в историографии понимания научного познания как результата деятельности историографа, а также из накопленного опыта познания истории развития исторической науки. При этом надо учесть, что назначение метода состоит в том, чтобы с его помощью не только обеспечить истинные пути познания, но и способствовать установлению закономерности истории исторической науки. И не только это: создание нового метода, развитие и обогащение существующих методов, выбор того или иного метода для исследования справедливо считается одним из проявлений творческих возможностей ученого.

Имея в виду отмеченные выше исходные моменты, можно сделать вывод, что исследовательские (научные) методы в историографии – это творчески осмысленные способы и приемы познавательной деятельности историографа, направленные на установление (выработку) в русле методологического анализа на основе классового подхода объективной истины развития этой отрасли исторического знания. Методы рационализируют деятельность историографа, обеспечивают эффективность применения его исследовательского арсенала. Тем самым задается методологическая ориентация научного поиска историографа.

 

 

Трактовка методологии как учения о методах, господствовавшая (в ряде случаев и поныне повторяемая) в философской и исторической литературе, объясняется, на наш взгляд, прежде всего тем, что до последнего времени не было проведено должного разграничения между историческим материализмом и методологией. В освещении проблемы субординационного соотношения (в том плане, как это предусматривал Ф. Энгельс своей «Диалектике природы» [48]) между методологией и методом не последнее место занимает следующее обстоятельство. Исходя из объекта, цели познания и достигнутого уровня изученности темы, методы исследования бывают разные: теоретические и эмпирические, общие и частные, сравнительные, вспомогательные, иллюстративные и т. д. Методология не может быть только учением об общности и разности этих и других методов. Сами функции методов, при помощи которых определяются способы и приемы ведения научной работы, недостаточны для методологии, ибо в них не содержится указания на те структурные элементы, которые во многом обеспечивают всеобщность достижения научной истины. Самостоятельность же метода относительна потому, что он применяется, как уже отмечалось, прежде чем осуществляется само исследование. Если бы этого не было, то материал для изучения собирался бы случайно и бралось бы во внимание главным образом то, что лежит на поверхности.

Приведенные обстоятельства функционирования метода позволяют заключить следующее. Первое: методология, направляющая весь познавательный процесс, шире и объемнее понятия «метод», так как она отражает наиболее общие моменты мировоззрения, обеспечивает научность применения методов и играет связующую роль во всей системе научного познания. Второе: выполнять в науке мировоззренческую роль и быть методом –это, конечно, величины неравнозначные. Уравнение методологии и методов приводит методологию только на позиции гносеологии, затушевывая онтологические (учение о бытии как таковом) и аксиологические (ценностные) аспекты, заложенные в теории познания.

Такой всеобщий подход к сущности методологии исторической науки дает возможность раскрыть их субординационное соотношение. Правы, на наш взгляд, те Ученые, которые считают, что «если методология – генеральный путь познания, то методы определяют, как идти

 

 

этим путем [49], и что «методология – орудие анализа, то она не заменяет самого анализа» [50].

Но эти общие соображения все же недостаточны для историографии. Методология обладает возможностью анализировать и классифицировать методы, а также выбирать из них оптимальные. Использование их в практике историографической работы обусловлено рядом моментов: объектом историографического анализа, целями и задачами данного исследования и др. Имеется мнение о том, что в методологии методы познания трансформируются в методы исследования, приобретающие прочную теоретическую основу [51].

Методологический анализ содержит в себе еще одну потенцию: объединить на теоретической основе избранные методы, увидеть конечную цель их действия в достижении истины.

Итак, есть основание утверждать, что методология и метод, как с формальной, так и главным образом с содержательной точки зрения не могут быть синонимами.

Выступая против попыток уравнения методологии и метода, необходимо одновременно подчеркнуть их взаимосвязь, общую генетическую первооснову и конечную цель – обеспечение объективности научного познания, установление истины и закономерностей развития истории исторической науки. В этом плане можно считать, что в методах реализуются отдельные аспекты методологии [52]. Кроме того, метод дает большой исходный материал для совершенствования и обогащения методологии научного знания. Однако только в целостной системе методологии методы находят свое обоснование, место, совершенствуются и обогащаются [53].

В историографии в настоящее время применяется система методов. Можно согласиться со следующей их классификацией: общие для всех общественных наук методы, применяемые с учетом своеобразия и задач историографии; специфические,

 

 

свойственные именно историографическому познанию; заимствованные из других, и, прежде всего смежных, наук и ставшие междисциплинарными методами [54]. Подробная характеристика этих групп методов дана Н. Н. Масловым ^[55].

Акцентируем внимание лишь на таких обстоятельствах. Общенаучные методы при их конкретном применении в историографии могут оказаться серьезным источником для пополнения ее понятийного аппарата; исследовательские методы (каждый из них) в чистом виде на практике, как правило, не применяются, они комбинируются друг с другом, и в историографическом труде можно обнаружить использование разнообразных методов в соединении; общенаучные методы, применяемые во всех отраслях науки, для исследования отдельных сторон научного знания можно назвать универсально-общенаучными [56]; партийность метода в историографии связана с партийными позициями исследователя, хотя возможны и известные разногласия между партийной принадлежностью ученого и выбранными методами. Последние относятся главным образом к буржуазной партийности.

Применение оптимальных методов зависит от следующих факторов: уровня развития науки, квалификации исследователя, его социальной позиции, традиций и др. ^[57].В историографии большое значение приобретают исторические сравнения, сопоставления, параллели, т. е. все то, что включает в себя сравнительно-исторический метод [58]. Он занимает первое место среди других, применяемых в историографии, так как объединяет универсальные потенции, заложенные в историзме, и способствует прогнозированию будущего исторической науки.

В историографии этот метод, исходя из ее целей и задач, дает возможность изучить историографические факты как в тесной связи с той исторической

 

 

обстановкой, в которой они возникли и действуют, так и в их качественном изменении на различных этапах развития.

Данный метод необходим в историографии также в связи с выяснением причин и обстоятельств возникновения и существования на отдельных этапах таких явлений в науке, которые можно охарактеризовать как повторяющиеся, несмотря на новые задачи и условия формирования научных знаний. Такое повторение не случайно. Оно вызвано функционированием закономерностей историографии. При выяснении причин и обстоятельств повторяемости историографических фактов историограф обращает внимание на впервые обнаруженную интерпретацию сравниваемого явления.

Этот метод применим и для сравнения фактов, имеющих генетическое родство, но не связанных прямо по происхождению, однако действующих в единой историографической ситуации. При этом сопоставляемые явления должны быть соизмеримы в плане их доступности к сравнению. Это тем более важно, так как применение сравнительно-исторического метода на практике предостерегает историографа от вульгаризации и других попыток искажения истории.

Сопоставления крайне важны для историографии, как и для некоторых других отраслей научного знания, поскольку сравнение неизвестных ранее и неизученных историографических фактов производится с уже введенными в научный оборот, оцененными историографом. Сравнительно-исторический метод играет не последнюю роль во вскрытии причин проникновения в литературу ошибочных положений, неоднократно повторяемых недостатков, а также в нахождении способов их предотвращения в будущем.

В зависимости от характера исследуемых событий исторической науки, их классовой и политической направленности упор делается на выявление либо их сходства, либо различия. Так, например, при сравнении работ, написанных историками-марксистами, основной интерес состоит в том, чтобы выявить черты их тождества в главном и отличия в частностях. При сравнении же работ, исходящих из противоположных нам классовых лагерей, определяются классовые причины таких взглядов.

Нужно заметить, что сравнивать можно лишь тогда, когда уже накоплено определенное количество знаний, а также при многообразии изучаемых явлений. Ф. Энгельс заметил, что после накопления эмпирического матери-

 

 

«...стало возможным – и в то же время необходимым применение сравнительного метода» [59]. Подчеркнем также, что научная ценность сравнения зависит главным образом от глубокого проникновения в сравниваемые историографические факты.

Данный метод применяли С. М. Соловьев, В. О. Ключевский в «Лекциях по русской историографии» и другие историки. Им широко пользуется современная историография [см., в частности, учебник «Историография истории СССР. Эпоха социализма» (М., 1982), Е. В. Гутнова «Историография истории средних веков» (М., 1985) и др.].

Таким образом, сравнительно-исторический метод позволяет историографии глубже и ярче раскрыть богатство накопленных исторической наукой знаний и отчетливее выяснить закономерности развития исторической науки, преодолеть узость суждений, способствует предвидению направлений дальнейшего развития истории исторической науки.

Сравнительно-исторический метод не исключает, а, наоборот, предполагает применение конкретного анализа в историографии. Сущность конкретного подхода к явлениям природы, общества и науки определена в трудах основоположников научного коммунизма – в «Экономических рукописях 1857–1859 годов» К. Маркса и других его трудах, в «Философских тетрадях» В. И. Ленина, в его предисловии ко второму изданию «Развития капитализма в России» (1907), в статье «Коммунизм» (1920) и в других работах.

В. И. Ленин, критикуя стремление социал-демократов правого крыла «с Плехановым во главе» искать ответы на конкретные вопросы в простом логическом развитии общей истины об основном характере российской революции и считая такой подход опошлением марксизма и сплошной насмешкой над диалектическим материализмом, писал, что «конкретный анализ положения и интересов различных классов должен служить для определения точного значения... истины в ее применении к тому или иному вопросу» [60]. Он считал, что «...мы никогда не познаем конкретного полностью» [61]. Ленин выдвинул и обосновал ставшее известным марксистское положение о

 

 

необходимости «конкретного анализа конкретной ситуации», подчеркнув, что в этом кроется «живая душа марксизма» [62].

Конкретный анализ может быть достигнут на основе «взаимопересечения» теоретического и конкретно-исторического изучения, ибо история и теория вопроса есть взаимообусловленные, друг без друга не существующие стороны научного познания. Именно так подходил к конкретному анализу К. Маркс. «Конкретное,– писал он,– потому конкретно, что оно есть синтез многих определений, следовательно, единство многообразного» [63].

Конкретный анализ в историографии предполагает исследование историографических явлений с учетом условий их возникновения и взаимовлияния, как единство многообразных их составляющих элементов во «взаимопересечении» теоретического и фактического материала.

Конкретизация означает отыскание конкретных причин, породивших определенные события в развитии науки, расширение проблематики, появление новых, ранее не освещавшихся тем, условий формулирования новых идей, выводов, обобщений и т. д. Именно так происходит выявление «единства многообразного».

Таким образом, можно считать, что конкретный анализ «конкретных ситуаций» развития исторической науки – важнейшее условие научного анализа, его живая душа.

Историография имеет в своем арсенале исследования и такой метод, как логический анализ, научная суть которого была раскрыта К. Марксом в «Экономических рукописях 1857 –1859 годов», Ф. Энгельсом в рецензии на работу К. Маркса «К критике политической экономии» и в других работах и развита далее В. И. Лениным в «Философских тетрадях».

Ф. Энгельс, исходя из диалектического единства логического и исторического, подчеркивал, что логический способ исследования для Маркса был тем же историческим, но освобожденным от случайностей. Вместе с тем Маркс и Энгельс не отождествляли одно с другим. Логический анализ выражает основную линию развития, как бы очищенную от привходящего. В этих условиях, по меткому выражению Энгельса, этот анализ нуждается

 

 

постоянном соприкосновении с действительностью» [64], те Энгельс давал понять, что логические абстракции не должны превращаться в надуманные схемы. Из идей В. И. Ленина о логике научного познания [65] следует, что логический анализ опирается на историю, а история – на логику, поэтому его анализ исторических событий проводится во многих отношениях на основе логического метода. Сила марксистско-ленинского анализа состоит в следующем. Исходя из того, что историческое, выражающее действительные процессы, выступает в качестве объективной основы логического, а логическое есть отражение наиболее существенных моментов, он (марксистско-ленинский анализ.– А. 3.) позволяет вскрыть закономерности всего процесса развития исторического знания, служит для поиска истины, а все это, вместе взятое, в итоге означает более глубокое познание истории исторической науки. В логическом методе внутренне заложены большие возможности историографического анализа, в частности он позволяет раскрыть своеобразие, специфические особенности данного историографического факта, его многослойную структуру, Соотношение с другими историографическими явлениями, движущие силы его дальнейшего развития. На этом пути определяется и главный историографический факт. Применение этого метода позволяет не обходить трудности процесса накопления знаний, а подвергать достигнутый уровень развития исторической науки объективному научному изучению.

Логический анализ можно вести в историографии на нескольких уровнях. На первом из них анализируются единичные явления и события в исторической науке. На этом уровне в основном применяется формальная логика. Образцы формально-логического анализа (не только формально-логического, но и синтетического) содержатся в «Капитале» Маркса, которые эталонны для историографии.

На следующем, втором уровне анализ охватывает развитие исторической науки в пределах определенного периода или этапа. Здесь определяются общее, различное и особенное в развитии науки.

На третьем уровне происходит, в основном посредством диалектико-материалистической логики, переход

 

 

от анализа к синтезу, к теоретическому обобщению всего накопленного опыта развития исторических знаний. На этом уровне особенно развиваются способности историографа в области теоретико-методологического мышления.

Синтетическое познание, в свою очередь, не может считаться полным. «...Синтез,– по словам В. И. Ленина,– есть новая посылка, утверждение etc., которая снова становится источником дальнейшего анализа» [66]. Чтобы этот анализ стал «истинно сущей объективностью», чтобы познанные закономерности диалектики развития историографии способствовали развитию дальнейшего исследования, необходимо субъективное знание подвергнуть проверке практикой с классово-партийной позиции, что дает возможность судить о научной достоверности установленных историографией закономерностей и особенностей развития исторической науки. Это и будет четвертым, высшим уровнем анализа развития науки.

Таким образом, видно, что логический анализ, и особенно его высший уровень – диалектический синтез – представляют собой не механическое суммирование разрозненных сведений о развитии научной мысли, а итог сложных и разнообразных мыслительных операций, в результате которых познаются сущность исторической мысли, ее важнейшие элементы и этапы. Кроме того, диалектическое взаимодействие анализа и синтеза, их сочетание является условием эффективности применения логических методов и дает возможность на основе всего многообразия накопившихся в исторической науке знаний создать общую и цельную картину развития научной мысли, выявить закономерности ее развития.

Логический анализ ничего общего не имеет с распространенным в буржуазной науке логическим позитивизмом, положенным в основу антинаучных концепций истории. Логический позитивизм особенно неприменим в историографии, ибо он абсолютизирует статическое состояние, отрицает объективную диалектику развития и, следовательно, развитие научной мысли.

В историографии действует также и хронологический метод. Он способствует изучению историографических фактов с позиций их взаимосвязанного процесса, в котором отдельные этапы и периоды сравниваются с целью вскрыть объективные закономерности

 

 

накопления и углубления историографических знаний. В этом заключено главное значение хронологического изложения для историографии. Исходя из предмета историографической отрасли знания, в этом же ключе рассматривается движение научной мысли с точки зрения смены концепций, взглядов, идей в их хронологической последовательности. В результате образуется цепь историографических фактов, как генетически связанных друг с другом, так и тех, которые повторяются.

Отбор фактов, составляющих звенья этой цепи, определяется темой исследования, но постановка их в хронологический ряд заставляет ученого следовать за течением времени, учитывать, с одной стороны, повторяющиеся, а с другой – разнохарактерные явления.

Хронологический метод изложения порой оказывается неприемлемым для аналитического изучения историографии [67]. В связи с этим историограф часто применяет проблемно-хронологический метод, являющийся разновидностью хронологического метода. Проблемно-хронологический метод предполагает расчленение более или менее широкой темы на ряд узких проблем, каждая из которых рассматривается в хронологической последовательности относящихся к ней историографических фактов [68]. Изучение истории исторической науки в таком разрезе имеет как свои преимущества, так и известные слабости. Положительным является возможность глубже понять, освоить особенности действия отдельных историографических фактов. Но такой подход чреват недостаточным выявлением закономерностей развития и движения истории исторической науки.

В современной историографической практике хронологический и проблемно-хронологический методы часто применяются в совокупности, дополняя друг друга.

Следующий метод, постоянно применяемый историками и историографами,– это метод периодизации. Он часто встречается в работах К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина. И это не случайно. Историческая наука изучает общество, знавшее качественно отличные друг от друга формации и эпохи. Учение о смене общественно-экономических формаций в их диалектическом процессе

 

 

становления, расцвета и упадка (последнее относится к антагонистическим обществам) как вех, отделяющих одну стадию исторического процесса от другой, является теоретической основой периодизации. Такой подход направлен на осмысление закономерностей истории.

Метод периодизации исторического процесса, как подчеркивается в советской историографии, состоит в выделении формаций, эпох, периодов и этапов, отличающихся друг от друга уровнем развития производительных сил и производственных отношений, форм и методов классовой борьбы, своеобразием определенных исторических закономерностей, тенденций и т. д. Это и есть, как выразился академик Е. М. Жуков, генерализирующий подход к истории [69].

В историографии при периодизации также действуют указанные глобальные факторы. Однако ее специфика показывает: членение на этапы и периоды здесь проводится для того, чтобы обнаружить решающее направление развития научной мысли на каждом новом отрезке «историографического времени», выявить новые явления внутри действующих и выступающих им на смену историографических пластов.

Применение периодизации как метода исследования, ее научность связаны в первую очередь с выбором критериев периодизации. «...От нашего субъективного предпочтения,– подчеркивал В. И. Ленин,– не зависит смена исторических периодов» ^[70].

В марксистско-ленинской науке эти критерии установлены и успешно применяются. В историографии, как и в исторической науке, такими критериями выступают базисные и надстроечные факторы (в их изменении и развитии) в жизни общества и связанные с ними объективные и субъективные элементы развития исторического знания (взятые также в их эволюции). Это общее положение конкретизируется так: критерием периодизации в историографии являются качественные изменения в развитии исторической науки, трансформация методов и характера исторического творчества, его организационных форм, происходящих под влиянием перестройки общественно-экономических отношений. Применение метода периодизации, зафиксированного в виде определенных хронологических рамок, позволяет глубже проникнуть в

 

 

процесс становления и развития исторических научных знаний.

Рассмотрим эти положения более подробно. Е. М. Жуков включает в понятие «объективные факторы» следующие элементы: «...проявление существенных сдвигов в развитии материальных производительных сил, их неизбежное отражение в сфере производственных отношений, значительные вехи в ходе массовых социальных движений (с соответствующим влиянием на надстроечные категории), прямое или косвенное воздействие крупных международных событий» [71]. Эти объективные факторы оказывают решающее воздействие и на историю исторической науки.

Субъективные факторы в историографии характеризуют непосредственно состояние самой науки: качественные сдвиги, достигнутые ею в разработке марксистско-ленинской концепции истории, расширение проблематика совершенствование приемов исследования, задачи и характер деятельности научных учреждений, введение в научный оборот новых источников и т. д. Воздействие объективных и субъективных факторов на науку происходит не непосредственно и непрямолинейно. Развитие надстроечных явлений, как правило, отстает от развития базиса, ибо происшедшие в нем изменения должны быть осмыслены общественным сознанием, в том числе наукой, воплощены в новых взглядах и идеях. Кроме того, общественные науки отражают экономические отношения опосредованно, прежде всего через политическое сознание.

Точно выверенные научные критерии периодизации при марксистско-ленинском подходе к истории и к истории исторической науки служат гарантом против субъективных схем, зачастую построенных на произвольно выбранных датах, отдающих предпочтение тем историческим явлениям, которые служат интересам эксплуататорских классов, шовинистическим и националистическим целям, что так характерно для современной буржуазной историографии.

Необходимо обратить внимание и на то, что хронологические грани отдельных этапов и периодов не являются некоей жесткой схемой, пригодной для всех отраслей исторического знания. Кроме того, в разные периоды и на разных этапах указанный критерий проявляется неоднолинейно

 

 

и с разной силой. Общая периодизация выражает генеральное направление развития истории исторической науки, допуская известные отклонения для отдельных моментов истории исторической науки. Периодизация устанавливается отнюдь не на основе арифметического подхода к историческим явлениям.

В. И. Ленин писал: «...грани здесь, как и все вообще грани в природе и в обществе, условны и подвижны, относительны, а не абсолютны» [72]. Данная мысль В. И. Ленина нацелена на то, что в историографии, как и в истории, нельзя строить периодизацию истории исторической науки по дням и месяцам или, что еще хуже, абсолютизировать отдельные историографические даты, хотя, конечно, они имеют свое значение в общем потоке развития научной исторической мысли.

Для историографии определенное значение имеет ретроспективный (возвратный) анализ развития науки. Существо и методологическое значение ретроспекции раскрыто К. Марксом в «Капитале». Земельная рента в этом труде исследуется, как известно, вслед за анализом процессов промышленного капитализма, следовательно, в обратном порядке, причем с использованием тех знаний, которые были накоплены ранее. То же самое наблюдалось и с процессами первоначального капиталистического накопления, изучаемыми уже на результатах исследования анатомии зрелого капитализма.

Ф. Энгельс в классическом труде «Происхождение семьи, частной собственности и государства», опираясь на исследованную Л. Морганом родовую организацию индейцев-ирокезов, как известно, реконструировал первобытные формы семьи и брака, не существующие в современном обществе и не оставившие следов в письменных источниках.

Суть ретроспективного метода заключается в изучении процесса движения мысли исследователя от современности к прошлому: изучение элементов старого, сохранившегося в наши дни, и реконструкция на их основе имевших место в истории событий и явлений. Одновременно этот метод предполагает и проверку выводов исторического исследования данными последующей исторической практики. Методологической основой ретроспективного метода является, таким образом, марксистско-ленинское учение о единстве прошлого, настоящего и будущего.

 

 

Ретроспекция в историографии позволяет использовать современные знания для изучения ее состояния в прошлом. Большую роль здесь играют знания, накопленные человечеством и приводящие к пониманию истории как единого закономерного процесса, где каждый новый этап содержит непреходящие элементы предыдущих этапов.

В историографии ретроспе