ЛЕС МИЛОСТИ 6 страница

Чиновник поволок меня за собой и запихнул в автобус на Матхуру. В дверях он обернулся к полицейским: «Дальше обойдусь без вас. Преступник в моих руках». Он швырнул меня на переднее сиденье, а сам уселся рядом. Теперь я мог хорошенько разглядеть его: взъерошенные волосы, короткая бородка и крепкое телосложение, как у военного. Встряхнув меня за плечи, он стал орать, брызгая слюной прямо мне в лицо: «Я тебя отлуплю розгами и заморю голодом! Ты пожалеешь, что вообще родился на свет!» Я утер лицо. Похоже, что я попал в руки к садисту. Этот человек сумасшедший. Что мне теперь делать? Я закрыл глаза и стал тихо повторять мантру, а битком набитый автобус рывками двинулся вперед.

Мы проехали какое-то расстояние, как вдруг в задней части автобуса началась какая-то возня. Два крестьянина чего-то не поделили и затеяли драку. Мой мучитель решил не упускать этой возможности проявить свою доблесть. Сорвавшись с места, он приказал водителю приглядеть за мной, как будто я мог выпрыгнуть на ходу из автобуса, а сам, рыча, стал проталкиваться сквозь толпу в конец салона. Нырнув в самую гущу потасовки, он принялся безжалостно колотить затеявших ссору крестьян. Тем временем мне пришла в голову мысль: Эти несколько секунд — мой единственный шанс на спасение. Я взмолился, чтобы Господь подсказал мне, как это сделать.

Неожиданно меня осенило. Вскочив со своего места, я закричал водителю: «Пани[12], пани, пани!» — имея в виду, что мне необходимо справить нужду. Водитель махнул рукой, велев мне вернуться на место, но я не унимался. Вместо этого я стал подпрыгивать, словно ребенок, который вот-вот наделает себе в штаны: «Пани! Пани!» Он опять приказал мне сесть. Единственная возможность сбежать ускользала от меня. В этот миг я обратил внимание на то, что водитель был босым. То, что я сделал затем, должно быть истолковано как исключительная мера в чрезвычайных обстоятельствах. Я присел на корточки возле водительского места и стал мочиться прямо на пол автобуса, тщательно прицеливаясь, чтобы струя отрикошетила на его босые ноги. Теплая моча потекла по его ногам. Такого он явно не ожидал. Глаза его округлились, челюсть отвалилась, он ударил по тормозам, отворил двери и заорал: «Делай это там!»

Я помчался, словно ветер. К моему удивлению, автобус поехал дальше. По всей видимости, водитель был только рад навсегда избавиться от меня. Добежав до поля, я спрятался за кустами и стал наблюдать за дорогой. Проехав еще метров сорок, автобус резко остановился и подал назад. Я мог только догадываться, каким подзатыльником мой конвоир огрел водителя! Чиновник выскочил в темень и стал метаться по дороге с фонарем в руках, но, конечно же, ничего, кроме безлюдного шоссе, не обнаружил. Обозленный, он потопал обратно к автобусу и укатил в Матхуру. А я тем временем пробирался — сначала полями и лесами, а затем глухими переулками — к дому Иогамайи.

Инженер был там. Все собравшиеся, услышав от него о том, что я схвачен, молились и пели весь вечер, прося Кришну защитить меня. Они не знали, чем еще помочь мне. Когда я появился в дверях, все повскакивали со своих мест и кинулись ко мне с расспросами.

«Как тебе удалось сбежать?»

«По милости Кришны». Я не стал вдаваться в подробности. Мне было неловко рассказывать им о нестандартном способе освобождения, к которому я прибег.

Позже другие пассажиры из автобуса рассказали мне, что произошло после моего побега. Чиновник рвал и метал, и одна пожилая вдова подняла его на смех: «Кто тут похвалялся, что он такой важный и сильный? Ха-ха-ха! Тебя победил этот маленький, тощий садху!» Все пассажиры захохотали. Глубоко уязвленный, он торжественно поклялся, что во что бы то ни стало отомстит мне. С той самой ночи он все свое время посвятил только одному делу — выслеживанию своей жертвы, то бишь меня.

Враджабаси направляли его по ложному следу, а я изучил буквально каждый переулок во Вриндаване, не осмеливаясь появляться на главной дороге. Я жил, словно беглый каторжник, которого по пятам преследует представитель закона, одержимый жаждой мести.

Как-то раз, в полпятого утра, молясь в храме Радха-Рамана, я представил свою непростую ситуацию на суд Кришны: «Если я попытаюсь уехать из Индии с просроченной визой, мне никогда не позволят снова въехать в эту страну. Если же я останусь здесь, то меня все равно рано или поздно арестуют и вышлют из Вриндавана навсегда. Пожалуйста, сделай со мной то, что Тебе угодно».

В предрассветных сумерках я вышел из храма и шагнул в узкий переулок. Внезапно во тьме послышался леденящий душу вой. В испуге я застыл на месте, и тут же в мою правую ногу вонзились клыки какого-то зверя. Огромные челюсти вцепились в меня, заставив упасть. Я приготовился к худшему, но неожиданно челюсти разжались. Я огляделся по сторонам, но не увидел ничего, кроме темного переулка. Неведомая тварь растворилась в ночи так же неожиданно, как появилась. Нога горела от боли. Ковыляя впотьмах, я вдруг потерял равновесие и упал прямо в сточную канаву. Кое-как выбравшись из густой черной жижи, я доплелся до храма Радхи-Валлабхи, где был радушно встречен главным священнослужителем и его сыном, Радхешем Лалом Госвами. Они помогли мне омыться, и в обществе этих замечательных людей, ощущая на себе их любовь и заботу, я стал забывать о боли в ноге.

Позже тем же утром я сидел вместе с Ганашьямом и двумя другими садху в его храме, и Ганашьям заметил, что из моей ноги сочится кровь. Встревоженный этим, добросердечный старик поднял брови и своим высоким голосом спросил: «Кришнадас, что с тобой?» Я объяснил. Все сочувственно качали головами, слушая мой рассказ. Один из старых садху охнул: «Кришнадас, собаки, которые без причины набрасываются на человека, больны бешенством. Тебе нужно немедленно отправляться к врачу».

Я хмуро ответил: «Лучше я умру во Вриндаване, чем уеду отсюда».

Они засуетились и стали наперебой уговаривать меня: «От бешенства ты сойдешь с ума. Мы настаиваем, чтобы ты лечился!»

Пункт бесплатной медицинской помощи представлял собой деревянную будку на обочине главной дороги. Чиновник по-прежнему охотился на меня, поэтому появляться там было очень опасно, но я все же рискнул. В очереди стояло несколько десятков бедняков, вокруг жужжали назойливые мухи. У врача практически не было лекарств и инструментов. Я видел, как он делал укол одному больному, а затем, ополоснув иглу в блюдце со спиртом, колол этой же иглой следующего больного, затем — следующего, потом еще одного. Настал мой черед. Доктор обследовал рану и озабоченно нахмурил брови: «Похоже, что Вы заразились бешенством. Можете описать животное, которое укусило Вас?»

«Нет, доктор, было темно, — ответил я, — понятия не имею, кто это был».

Он попросил меня лечь спиной на деревянный стол. Порывшись в железном ящике, он достал оттуда огромную иглу — кривую и ржавую. На моих глазах он заточил ее напильником. Затем стал медленно набирать сыворотку в шприц. «Вы уж не взыщите, но укол очень болезненный, он делается в живот», — с этими словами врач ткнул тупой иглой мне в живот, но игла не вошла. Он пытался снова и снова, изо всех сил стараясь ввести иглу поглубже, а я корчился на столе на глазах у затихшей толпы. Расстроившись от своих неудачных попыток, он сорвался на крик: «Если я не введу эту сыворотку, Вы умрете! В чрезвычайных ситуациях обычные методы не годятся». С этими словами он с силой всадил иглу мне в живот так, что мое тело подпрыгнуло на столе. Боль была невыносимой. Зато игла вошла. Мне показалось, будто меня разрывают пополам. Врач медленно вводил сыворотку в кровоток через мышечные ткани, а мой живот распухал от боли.

Мне отчаянно хотелось убежать оттуда и никогда больше не возвращаться. Когда я, пошатываясь, уже уходил, доктор объявил: «Вы должны приходить сюда на уколы каждый день в течение следующих тринадцати дней».

Я понял, что еще одной такой пытки я не перенесу.

«У меня нет такой возможности», — сказал я.

«Если Вы не продолжите курс лечения, то заболеете бешенством. Вас скрутят судороги, и Вы умрете».

Я объяснил ему свою щекотливую ситуацию: «Если я каждый день стану появляться на главной дороге, меня наверняка поймают и посадят в тюрьму».

Чем дальше я рассказывал, тем больше он проникался ко мне сочувствием. В конце концов он сказал: «Я — врач на государственной службе. Я напишу письмо, заверенное официальной печатью. Вы сами отвезете его в Дели, и они обязаны будут продлить Вам визу».

На следующий день мой живот распух, превратившись в один сплошной фиолетово-зеленый синяк. Однако отменить уколы было никак не возможно. Любой ценой я должен был проходить через ту же самую мучительную процедуру в течение следующих тринадцати дней. Бедный доктор искренне пытался сделать все, что мог, теми средствами, что имелись в его распоряжении. Он даже обещал мне к следующему разу найти иглу получше. Последовав его советам, я добрался до Министерства внутренних дел в Дели, где меня провели к какому-то высокопоставленному чиновнику. Мое дело рассматривалось как особый случай, и только он мог принять решение. Чиновник, насупившись, читал записку от врача, в которой говорилось, что у меня бешенство и без надлежащего лечения я умру. Далее мой врач ходатайствовал о срочном предоставлении мне действующей визы, чтобы он мог продолжить лечение.

Закончив читать, чиновник иммиграционной службы строго посмотрел мне в глаза и сказал: «Я не смогу спокойно спать, если стану причиной Вашей смерти». Он велел принести мои документы и тщательно оформил мой иммиграционный статус. «Всё. Теперь Вы находитесь в Индии абсолютно легально. Больше нет проблем», — с этими словами он вклеил в мой паспорт новую визу.

Я возвратился во Вриндаван, чувствуя, что прошел через еще одно необходимое испытание, которое очистило меня и подготовило к дальнейшим событиям Чиновник же из Матхуры больше не беспокоил меня — в отношении него проводилось служебное расследование, и вскоре он был уволен за превышение полномочий. Отныне я мог спокойно оставаться в том месте, которое так сильно полюбил. Меня не покидало ощущение того, что скоро со мной должно произойти что-то поистине замечательное.

 

Одним холодным вечером в последних числах ноября я сидел под кадамбой на берегу Ямуны, внимательно вслушиваясь в плеск и журчание реки. Вокруг не было ни души. Лунный свет танцевал на поверхности воды, и ночные птицы нежно пересвистывались. Мой ум превратился в проектор, а воды Ямуны — в экран кинематографа, на котором кадр за кадром передо мной стали проплывать все события моей жизни. Перед моим мысленным взором проплыли радости и горести далекого детства и бессмысленные выходки подросткового возраста. Я увидел Гэри и себя, с юношеским задором покидающих родные края в поисках смысла жизни. В наших странствиях по Европе мы осматривали достопримечательности, заводили новых друзей и жадно впитывали в себя все, что выпадало на нашу долю. Но через все это красной нитью проходило настойчивое стремление отыскать Бога, переросшее чуть ли не в одержимость. Откуда взялось это стремление? Ответа у меня не было.

В своих поисках я изучал различные религии и философии. С самого детства я молился Богу — сначала в синагогах, затем в монастырях, соборах, мечетях, храмах. Вглядываясь в воды реки, я мысленно вернулся к тому судьбоносному закату на острове Крит, когда я твердо решил отправиться в Индию. Я пересек Ближний Восток, где получил множество уроков, поменявших мою жизнь. Опасности и болезни подстерегали меня на каждому шагу, но путешествие это дало мне возможность изучить Священный Коран. Глубже заглянув в речные воды, я увидел величественные, сияющие Гималаи. Великие риши, мистики, отшельники, йоги и ламы, у которых я учился с таким рвением, прошли перед моим мысленным взором. Все они были добры ко мне, и я в своем сердце тихо поблагодарил каждого. Затем передо мной предстала картина удивительной встречи с Гэри посреди рисовых полей в Непале. Мне очень хотелось узнать, где он сейчас и почему мы опять разлучились. Здесь, на берегу реки, я снова услышал все свои настойчивые молитвы, в которых просил Бога открыть мне мой духовный путь. Я вспомнил, как Господь Рама явился во сне Рама-севаке Свами и сказал про меня: «Этот юноша — бхакта Кришны. Вриндаван станет местом его поклонения». В то время я не обратил внимания на эти слова, но теперь, прожив во Вриндаване пять месяцев, я понял, что мне хочется искренне предаться Кришне. Здесь я окончательно принял бхакти своим духовным путем.

Однако сердце мое по-прежнему было пустым. Я знал, что мне нужно принять гуру, которому я посвятил бы всего себя без остатка. И традиция, которой я следовал, и слова священных писаний побуждали меня к этому. С незапамятных времен просветленные души наполняли свою жизнь смыслом, служа наставлениям гуру, и я, вглядываясь в темные волны Ямуны, молил Бога дать мне знак.

Была уже глубокая ночь. Погруженный в эти мысли, я лег на берегу и заснул. Странный сон мне приснился. Во сне я очутился в Америке, в каком-то уютном доме. На заднем плане вещал телевизор, а люди вокруг меня вели пустые беседы. Испуганно вздрогнув, я проснулся. Зачем я уехал из Вриндавана? — вскрикнул я. Спросонья я стал кататься по берегу, всхлипывая в темноте и задавая себе один и тот же вопрос: Зачем я уехал из Вриндавана? Зачем я уехал из Вриндавана? Постепенно память вернулась ко мне, и я узнал Ямуну и дерево кадамба. Я во Вриндаване! «Я все еще во Вриндаване!» — вырвался из моей груди ликующий крик. Я обнял холодную землю, на которой лежал, чувствуя, что никуда не хочу уезжать отсюда. Немного успокоившись, я стал размышлять. Этот холодный и пыльный берег вриндаванской реки гораздо дороже для меня, чем роскошный особняк в родной стране.

Позже тем же днем в одном из узких переулков я наткнулся на спящую корову, которая вольготно разлеглась, перегородив дорогу. Осторожно обойдя священное животное, я поднял голову и вдруг заметил метрах в пятидесяти молодого человека европейской наружности, одетого в шафрановые одежды индийских монахов. Он быстро шел ко мне, размахивал руками и кричал: «Ричард! Ричард!» Похоже, мы были знакомы. Когда он подошел поближе, я узнал в нем того самого вайшнава, которого встретил девять месяцев назад на фестивале «Харе Кришна» в Бомбее. До этого я ни разу не видел во Вриндаване западных учеников Шрилы Прабхупады. Сказать, что я обрадовался такой встрече, значит ничего не сказать. Я был вне себя от счастья.

«Завтра приезжает Шрила Прабхупада!» — воскликнул он, и необъяснимое волнение охватило меня. Солнце клонилось к закату. В небе резвились и чирикали птицы. Корова лениво поднялась, стряхнула с себя остатки дремоты и, цокая копытами по дорожке, пошла куда-то, протяжно мыча. «Ты, наверное, не знал, что Шрила Прабхупада — житель Вриндавана. Сейчас, распространив по всему миру религию бхакти, он возвращается сюда». Хлопнув меня по спине, он улыбнулся: «Прабхупада будет рад увидеть тебя здесь. Мы вспоминали о тебе, гадали, где ты сейчас. Так что, пожалуйста, приходи!»

 

 

26 ноября 1971 года. Я стоял на обочине дороги, когда автобус индийского производства с шумом въехал во Вриндаван и остановился. Двери распахнулись, и по ступенькам спустился невысокий пожилой человек в шафрановых одеждах, с деревянной тросточкой в руке. Это был Шрила Прабхупада, посол Вриндавана во всем мире. Со всех сторон к нему с приветствиями кинулись старики и молодые. Снова увидев этого человека, который когда-то отнесся ко мне с такой добротой, я почувствовал, как сердце мое тает от радости.

То, что произошло дальше, вызвало еще более бурный восторг местных жителей. Из того же самого автобуса вышло человек сорок бхакт Кришны — женщины и мужчины самых разных национальностей и рас: европейцы, американцы, латиноамериканцы, африканцы, азиаты, индийцы. Впервые за всю историю Вриндавана сюда приехала такая большая группа иностранцев. Когда они выходили из автобуса, храмовые служители и паломники восхищенно качали головами, детвора восторженно улыбалась, а простые крестьяне с удивлением взирали на все это.

Сотни миллионов индийцев поклоняются Кришне и считают Вриндаван самым святым местом на Земле. Видя, что представители самых разных народов разделяют их сокровенные верования, жители Вриндавана буквально раздулись от гордости. Началась церемония, во время которой высокопоставленные лица, включая мэра, правительственных чиновников, священнослужителей и глав религиозных общин, приветствовали возвращение Шрилы Прабхупады домой. Когда-то этот пожилой садху, ведомый своей мечтой, уехал из Вриндавана без гроша в кармане. Теперь же он возвратился сюда всемирно известным учителем.

Шрила Прабхупада родился в 1896 году в Калькутте. Его нарекли Абхай-Чараном. Отец и мать его были глубоко верующими людьми. В 1922 году молодой Абхай встретился со Шрилой Бхактисиддхантой Сарасвати, который стал его гуру. Об этом я читал еще в Бомбее. Во время их первого разговора Шрила Бхактисиддханта сказал: «Ты образованный молодой человек. Почему бы тебе не распространять по всему миру учение Господа Чайтаньи?»

Абхай подумал, что ослышался. Они едва были знакомы, а садху уже поручал ему миссию всей жизни! В то время Абхай принимал активное участие в движении Махатмы Ганди за независимость Индии. «Кто станет слушать нас? — возразил Абхай. — Как мы будем распространять индийскую культуру, если нами самими правят англичане?»

Шрила Бхактисиддханта ответил: «Любая власть временна. Вечная истина заключается в том, что мы не имеем ничего общего с названиями, которые носит наше тело. Мы — вечные души, исполненные блаженства. Если мы хотим принести благо человеку, обществу или стране, мы должны помогать людям восстановить их вечные отношения с Высшей Реальностью — Господом Кришной».

Слова Бхактисиддханты были логичны и вместе с тем исполнены сострадания. Слушая, как он объясняет священные писания, Абхай признал себя побежденным. Всем сердцем он принял Бхактисиддханту Сарасвати своим духовным учителем и посвятил исполнению его воли всю свою жизнь.

«Дружище!» — вдруг донеслось до меня. Я оглянулся и увидел улыбающегося здоровяка в белых одеждах, спешащего ко мне с распростертыми объятиями. Это был Гурудас. Именно он девять месяцев назад в Бомбее привел меня на помост, где я впервые вблизи увидел Шрилу Прабхупаду. Восторженно сверкая своими зелеными глазами, он обнял меня: «Мы снова встретились, да еще в таком святом месте!» Позже в этот день он повел меня по узким улочкам. Пройдя через ворота, мы вышли к средневековому храму. Там, в тесной боковой комнате, он стал рассказывать мне о жизни Шрилы Прабхупады.

«В 1954 году Шрила Прабхупада отошел от дел и обосновался во Вриндаване. В той самой маленькой комнатке, где мы сейчас сидим, он провел шесть лет, готовясь к своей миссии». Сидя на каменном полу, я внимательно рассматривал крошечное помещение. Проворная зеленая ящерица, быстро виляя длинным хвостом, что- то проверещала и стремглав побежала по кирпичной стене, обмазанной глиной. Низкий столик и деревянная рама кровати с веревкой крест-накрест для матраца были единственной мебелью в комнате. «Прямо здесь, — сказал Гурудас, — он переводил с санскрита на английский язык священные писания».

Я кивнул, подтверждая свое желание слушать.

«В 1959 году он принял монашеский сан, стал свами. Ему присвоили титул „Бхактиведанта Свами“, — говорил Гурудас. — А в 1965 году, в возрасте шестидесяти девяти лет, он покинул свой дом во Вриндаване, чтобы исполнить миссию своей жизни. Получив бесплатный билет, он отправился на грузовом судне „Джаладута“ к берегам Америки. В кармане у него было примерно семь долларов в индийской валюте. Судно не раз попадало в шторм, и в пути он перенес два сердечных приступа. Свой семидесятый день рождения он встретил в открытом море. Первым портом, где пришвартовалась „Джаладута“, был Бостон, после чего корабль приплыл в Нью-Йорк».

Порыв прохладного зимнего ветра пронесся по комнате. В храме начиналась служба: зазвонили колокола, и священнослужители стали бить в медный гонг деревянными молотками: бом-бом, бом-бом, бом-бом. Пока толпы людей заполняли храмовый двор в ожидании начала службы, Гурудас продолжал рассказывать: «Шрила Прабхупада высадился в порту Нью-Йорка. В Нью-Йорке он не знал ни единой души, и поначалу ему приходилось сражаться в одиночку. Он поселился в трущобах на Бауэри-стрит, потом в Нижнем Ист-Сайде. Мало-помалу его удивительные качества и глубокие познания привлекли к нему искренних искателей из числа хиппи. Он преобразил сердца многих молодых американцев и европейцев. Я стал его учеником в 1967 году в Сан-Франциско. Мы с любовью называем его Шрила Прабхупада, что означает „тот, у чьих стоп сидят великие учителя“. Проведя за пределами Индии всего несколько лет, он основал всемирное Движение и вот сейчас впервые привез группу своих учеников в свой родной дом — во Вриндаван».

Я в удивлении покачал головой. Я тоже прошел в одиночку по многим странам — без денег, без знакомств. Но я был молодым и здоровым девятнадцатилетним парнем. Он же начал свое путешествие в семидесятилетием возрасте и прибыл в чужую страну, не имея ни средств к существованию, ни знакомых, и всё только для того, чтобы стать инструментом сострадания Бога.

 

Вечером я вернулся в тот же храм, чтобы послушать лекцию Шрилы Прабхупады. Я сел на полу в переполненном зале, где под потолком дребезжали вентиляторы. Собравшиеся стали петь религиозные песни, а за окнами заливались птицы. Едва в зал зашел Шрила Прабхупада, как воцарилась тишина. Ученики почтительно склонились, старые друзья стали обниматься с ним, а остальные гости уважительно замерли. На нем было монашеское одеяние шафранового цвета — безупречно чистое, с аккуратными складками. Он сел, скрестив ноги, в дальнем конце зала на возвышении, обтянутом красной тканью. Сквозь многочисленные окна закатное солнце заливало своими мягкими лучами его темно-золотистое лицо. Он с любовью обвел аудиторию взглядом своих карих глаз — мудрых, но одновременно невинных, как у младенца. Он был невысокого роста — не больше метра семидесяти, но от него исходила необычайная сила. Он склонил голову и молитвенно сложил руки у груди, приветствуя всех, а затем откашлялся и глубоким голосом заговорил в микрофон.

«Главным законом жизни является потребность любить кого- то, — начал он. — Невозможно жить, никого не любя. Эта потребность присутствует в каждом живом существе. Но есть одно упущение: мы не знаем, на кого должна быть направлена наша любовь, чтобы она охватывала всех и приносила всем счастье». Он замолчал, серьезно глядя на своих слушателей: «В наше время общество учит человека любить родину, семью или самого себя, но никто не знает, куда должна быть направлена наша потребность любить, чтобы счастливы стали все».

Его голос слегка задрожал от нахлынувших чувств. Он не просто поучал нас. Казалось, что он умоляет каждого из присутствующих постараться понять всю важность того, что он хотел до них донести. Его желание помочь было настолько очевидным, что все жадно ловили каждое его слово: «Мы потерпели неудачу в своих попытках создать мирное и гармоничное общество. Ни Организация Объединенных Наций, ни экономическое развитие, ни научный прогресс не принесли людям мира и счастья — а все потому, что мы упустили из виду самое важное». Он говорил так, как будто ощущал страдания всего мира. Прикрыв увлажнившиеся глаза, он продолжал говорить как бы в состоянии транса; «Это упущение может быть восполнено, если мы пробудим в своих сердцах изначальную любовь к Кришне. Научившись любить Кришну, мы полюбим и каждое живое существо. Любить Кришну — все равно, что поливать водой корень дерева; все остальные части дерева тоже получат питание. Отправляя пищу в желудок, мы тем самым питаем и все органы нашего тела. Если мы твердо усвоим этот урок, жизнь наша исполнится блаженства».

К этому времени мои духовные поиски стали настолько интенсивными, что его слова о срочной необходимости восстановить нашу некогда утерянную любовь к Богу тронули меня до глубины души.

Ученики Прабхупады предложили, чтобы я поселился вместе с ними, но я вежливо отказался. Я предпочитал спать под деревьями на берегу Ямуны. Однако каждое утро, после омовения и медитации, я шел по пустынному Вриндавану, чтобы послушать его лекцию. Надо признаться, ученики Прабхупады производили на меня не самое лучшее впечатление. У многих из них были фотоаппараты и магнитофоны — вещи, которых я никогда не видел у садху. Однако меня все больше и больше очаровывали глубина познаний и удивительные человеческие качества Шрилы Прабхупады. Поражало, с какой простотой и легкостью он объяснял самые сложные философские истины. Каждое утро после лекции Шрила Прабхупада сам водил нас по Вриндавану. Мы приходили в места, где я уже бывал много раз, но в его присутствии у меня появлялись иные чувства и мысли, словно он открывал мне какой-то более глубокий пласт реальности. Когда он рассказывал историю того или иного места, я словно видел все, о чем он говорил. После обеда я, как правило, проводил в его комнате несколько часов, слушая, как он непринужденно беседует на разные темы со своими гостями. Я очень робел в его присутствии и сам не задавал никаких вопросов, но с радостью слушал все, о чем он говорил с посетителями.

Однажды, когда я сидел в комнате, вошел один из старших учеников Шрилы Прабхупады и со строгим видом направился ко мне. «Здесь имеют право находиться только гости, — сказал он. — Пожалуйста, на выход. Все вайшнавы сейчас заняты каким-то служением. Нечего бездельничать». Хотя я, в отличие от учеников Прабхупады, носил длинные волосы, я оказался единственным западным человеком в комнате. Очевидно, что меня приняли за своего.

Я показал ему длинную прядь своих волос и произнес: «Посмотри! Какой же я вайшнав?»

Возмущенный отказом, ученик стал глядеть на Шрилу Прабхупаду, ожидая, что Прабхупада рассудит нас. Мне непременно хотелось остаться, и я с тревогой ждал решения моей судьбы. Подняв брови, Шрила Прабхупада с улыбкой посмотрел на меня, а затем и вовсе рассмеялся: «Пусть остается. Он не вайшнав». Ученик ушел раздосадованный, а Шрила Прабхупада, обратившись ко мне, очень серьезно и проникновенно сказал: «Мне нравится твое горячее желание слушать». Он как бы вступал в заговор со мной, и от его теплых слов сердце мое растаяло.

На следующий день я случайно встретил на улице Кришнадаса Бабаджи. «Харе Кришна!» — крикнул он мне, и я, ответив на его приветствие, сообщил о приезде Шрилы Прабхупады. Он просиял: «Неужели! Пожалуйста, возьми меня с собой, я хочу увидеть своего дорогого духовного брата». Мы пошли вместе с ним по узким улочкам, уворачиваясь от сигналящих рикш и огибая развалившихся на дороге буйволов. Взойдя по лестнице на второй этаж, мы вошли в комнату, где жил Шрила Прабхупада. Сидя на полу за низким столиком, Шрила Прабхупада разговаривал с десятком гостей. Глаза двух великих душ встретились, и лица их расцвели от счастья. Кришнадас Бабаджи расплылся в улыбке и закричал: «Харе Кришна!» Лицо Шрилы Прабхупады озарилось таким блаженством и восторгом, каких я не видел еще ни на одном человеческом лице. Широко улыбаясь, со слезами на глазах, он тоже закричал: «Харе Кришна!» — и вскочил со своего места, чтобы поприветствовать Бабаджи. Они заключили друг друга в объятия, и по щекам обоих полились слезы радости. Затем Шрила Прабхупада подвел Бабаджи к подушкам, на которых сидел сам, и усадил его рядом.

В течение следующего часа они смеялись и разговаривали на родном бенгали, так, как будто в комнате, кроме них, никого не было. Я находился всего в нескольких метрах от них и восторженно наблюдал за этой картиной. Какие поразительные духовные отношения связывали этих двух людей! Никогда в жизни я еще не видел такой любви и такого уважения, какие эти два человека проявляли друг к другу. В какой-то момент мне показалось, что я смотрю прямо в духовный мир.

 

Не прошло и недели, как некоторые ученики Шрилы Прабхупады стали настаивать на том, чтобы я определился с выбором. «Это неправильно, что ты живешь во Вриндаване, — говорили они. — Тебе нужно примкнуть к нашему Движению и путешествовать вместе с нами». Хотя мне уже не раз приходилось сталкиваться с подобным отношением, подстегивание с их стороны огорчало меня. Если когда-нибудь сердце мое и выберет учителя, которому я посвящу всего себя, то мое решение будет продиктовано исключительно глубочайшей верой и вдохновением, а не чьим-то давлением.

Однажды днем я торопился в сад, где должен был говорить Шрила Прабхупада. Но я опоздал. Стадо коров мирно щипало траву, в густой листве сладко пели птицы, и несколько сот враджабаси, выстроившись в шеренгу под тусклым зимним солнцем, провожали Шрилу Прабхупаду. Люди с почтением кланялись ему, и я тоже поклонился, дотронувшись лбом до пыльной земли. Подняв голову, я в нескольких сантиметрах от себя увидел его стопы, обутые в простые холщовые шлепанцы. Оставшись стоять на коленях, я посмотрел вверх и встретился с его серьезным взглядом.

«Сколько времени ты живешь во Вриндаване?» — спросил он.

У меня все похолодело внутри: я испугался, что он тоже станет ругать меня за то, что я живу здесь. Я ответил: «Без малого полгода, Шрила Прабхупада».

Его большие темные глаза пристально смотрели в мои. Казалось, вокруг ничего нет, кроме этого взгляда. Я вдруг понял, что ему известно обо мне всё: мои сильные и слабые стороны, достоинства и недостатки, все, к чему я стремился, и все то, от чего я молил Бога меня избавить. Я молчал. Так прошло, наверное, около минуты. Неожиданно его лицо осветилось великодушной улыбкой. «Очень хорошо, — сказал он, нежно потрепав меня по голове. — Вриндаван — замечательное место».

В его взгляде и в этой краткой реплике я почувствовал любовь вечного друга, заботливого родителя, любовь Самого Бога. Медленно повернувшись, он пошел по дорожке, шаг за шагом втыкая в землю свою деревянную трость, а я закрыл глаза и погрузился в размышления.