Гималайское паломничество 5 страница

Однажды, когда Сита-Рама Баба собирал милостыню, ходя от двери к двери, кто-то дал ему немного овощей. Радости моей не было границ. Наконец-то он поест что-то, кроме нежаренного арахиса! Но когда он поставил передо мной приготовленную им еду, сердце мое сжалось — я увидел, что все пожертвованные овощи он положил в рис и дал, ничего себе не оставив. Сам же Баба выглядел вполне довольным. Пораженный, я внимательно наблюдал за ним, но так и не обнаружил в нем даже тени фальши. Он был абсолютно искренним в своем служении.

Как-то я спросил Бабу: «Зачем Вы дали такие суровые обеты?»

Он скромно ответил: «Это помогает мне сосредоточиться на духовной практике. И я счастлив». Самое удивительное, что так оно и было.

Как-то рано утром, еще до зари, я сидел в лесу под деревом и размышлял об этом удивительном человеке. Я никак не мог понять, для чего он совершает свою аскезу. Все его обеты казались мне чрезмерными и даже ненужными. Тем не менее он вызывал во мне искреннюю симпатию и доверие. Говорят, что противоестественный аскетизм ожесточает человека. Но нежное сердце Бабы было преисполнено смирения, сострадания и преданности. Как говорил Иисус: «Всякое дерево узнаётся по плодам его». И хотя Баба казался несколько странным деревом, спелые плоды его были сладкими.

При общении с ним у меня созрел один вопрос. Большинство йогов, которых я встречал до этого, медитировали на Бога как на безличную энергию. Но сам Сита-Рама Баба и некоторые другие медитировали на Господа в образе вселюбящей личности.

Рама-севака Свами видел в Господе Раме личность и служил Ему как личности. Шрила Прабхупада тоже говорил о любви к Господу Кришне как к всепривлекающей личности. Но не опровергает ли это верования тех йогов, которые стремятся слиться с высшим безличным духом? Не противоречит ли это практике буддистов, которые ищут совершенства в безличной нирване? Будучи ребенком, я сам обращался в молитвах к Богу как к личности, но, когда я стал изучать философию, я заметил, что все больше и больше склоняюсь к представлениям о Боге как о всеохватывающей сущности. Однажды, когда мы вместе с Сита-Рама Бабой шли по лесной тропинке, я задал ему мучивший меня вопрос: «Так Бог, в конечном счете, безличен, или же Он — личность?»

Сита-Рама Баба резко остановился. Его кустистые брови нахмурились, а на лице, изборожденном глубокими морщинами, появилась гримаса страдания: «Ну как у нашего Господа может быть меньше индивидуальности, чем у нас? У Него есть всё, без ограничений». Баба сокрушенно покачал головой: «Подобные заблуждения очень огорчают меня».

Его реакция меня поразила. Я все больше узнавал об этом фундаментальном разногласии относительно изначальной природы Верховного Господа. Кто Он — бесформенная, бестелесная сила или же Верховная Личность? В каком-то смысле, это был тот же самый вопрос, который я задавал себе еще в детстве, дрожа от ужаса в грозу: Кто такой Бог? Он добр и заботлив, как мои родители, или лишен формы, как ветер? Я изо всех сил пытался разгадать эту философскую загадку, понимая, что ответ на нее поможет мне избрать свой путь. В то же время я чувствовал, что мне не хватает какой-то детали в этой головоломке. Я встречал замечательных людей среди приверженцев как одной, так и другой философии.

Много дней спустя, после того как мы расстались с Сита-Рама Бабой, я задумался над тем, что силу любви к Богу, похоже, далеко не всегда можно определить по внешности человека. С одной стороны, я видел святых людей, которые ходили на работу и заботились о своих семьях, а с другой стороны, мне повстречался этот эксцентричный отшельник, живший в лесу. Но все же нечто общее объединяло их всех: смирение, глубокая сосредоточенность на духовной практике и неутолимая жажда служения.

 

 

 

Затем я отправился к Свайямбхунатху, красивому холму в окружении рисовых полей. Он располагался в трех километрах к западу от Катманду, и на самом его верху стоял Храм Обезьяны, древняя буддистская святыня с огромным куполом, называемым ступой. По преданию, храм этот насчитывает две тысячи лет. Восемь глаз Будды у основания шпиля смотрели на все четыре стороны света. Вскоре этим глазам предстояло увидеть нечто удивительное.

Я жил в уединении на вершине холма, но однажды утром мне, непонятно с чего, вдруг захотелось пойти в Катманду. Я спустился с холма, пешком отправился в город и немного побродил по улицам и рынкам. Когда мне это надоело, я пошел назад к Свайямбхунатху через бескрайние поля, засеянные рисом. Долина Катманду, с ее богатой растительностью и заснеженными гималайскими вершинами, подпирающими небеса, казалась раем на Земле. Пока я не спеша шел по узкой дорожке вдоль залитых водой рисовых полей, стал накрапывать дождь. Темно-синие мусонные тучи сгустились в небе, скрывая солнце и обещая скоро разразиться ливнем.

Когда капли стали падать чаще, я огляделся в поисках какого- нибудь укрытия, но не увидел ни одного деревца. Вокруг меня были только рисовые поля, тянувшиеся до самого горизонта. Но вот где- то вдали я различил силуэт, как мне показалось, пожилого человека с раскрытым над головой зонтом. В надежде укрыться под его зонтом, я поспешил по тропинке, разделявшей поля, и вскоре нагнал незнакомца. Узкая, скользкая дорожка не позволяла идти рядом, и я пристроился под его зонт сзади. Пытаясь держать голову под зонтом, я все же то и дело соскальзывал в жидкую грязь рисовых плантаций. Между тем владелец зонта ни разу не обернулся.

Может, он испугался моего внезапного вторжения, а может, просто внимательно следил за дорогой, стараясь не угодить в грязь. Так или иначе, мы, не говоря ни слова, какое-то время шли через пустынные болотистые поля — двое незнакомцев, спасающихся под одним зонтом от проливного дождя.

Десять минут спустя буря начала утихать, и я обратился к незнакомцу со словами благодарности. Он обернулся, чтобы взглянуть на меня. Наши глаза встретились, и мне показалось, что земля уходит у меня из-под ног. Рты наши раскрылись, а на глаза навернулись слезы. Разве такое возможно?

Пару мгновений мы стояли без движения, словно выпав из течения времени. Зонт выскользнул из его рук прямо в грязь. «Гэри!» — завопил я.

«Манк!»

Под хмурым небом мы бросились друг другу в объятия, и сердца наши были готовы вырваться наружу от радости. «Вот мы и снова вместе», — произнес я.

Одни в бескрайней гималайской долине, мы стояли с ним, в полном восторге от очередной загадки, которую преподнесла нам жизнь. Со времени нашего печального расставания на острове Крит каждый из нас шел своим путем. Неразлучные друзья с самого детства, мы оказались разъединены волею судьбы, чтобы сегодня невидимый кукольник снова свел нас вместе посреди пустынного рисового поля в Непале.

В радостном возбуждении мы с Гэри побрели через рисовые поля к тому месту, где он остановился, наперебой рассказывая друг другу о том, что произошло с каждым из нас с момента расставания. Мы шли, скользя и оступаясь на узкой меже поля, — Гэри впереди, а я следом за ним.

«Так ты попал в Израиль?»

Он обернулся ко мне, держась за бороду, которая стала гораздо длиннее с того момента, как без малого год назад наши пути разошлись. «После того как ты уехал с Крита, — объяснил он, — я устроился на рыболовецкое судно, которое довезло меня до Израиля. В Израиле я некоторое время работал в кибуце, а потом, скопив денег, отправился в Индию».

«Как ты добрался сюда?»

«На Волшебном Автобусе», — на мгновение он остановился, а затем продолжил путь, рассказывая про дешевый автобус для нищих путешественников из Европы, желающих попасть в Индию. Уехав из Израиля, он переправился по морю в Стамбул, пересек Ближний Восток и в конце концов очутился в Дели.

«А что привело тебя именно сюда, в это пустынное место среди рисовых полей?» — спросил я.

«В Дели было ужасно жарко, — возбужденно отвечал Гэри, всё еще дрожа от волнения. — Поэтому я с друзьями из Волшебного Автобуса отправился в долину Катманду, и здесь мы подыскали себе маленький загородный дом».

Мы вошли в деревню, оставив позади узкие тропинки рисовых полей. Я вновь шел бок о бок со своим старым другом. Навстречу нам, по раскисшей от дождя дороге с трудом тащилась буйволица, и мы отошли в сторону, позволяя ей пройти.

«Манк, — продолжил Гэри, — я приехал в Индию, чтобы разыскать тебя, но, увидев сотни миллионов людей на таком огромном пространстве, решил, что это невозможно. Я понимал, что тебя бесполезно искать там, где обычно тусуются приезжие. Я был уверен, что ты обосновался в какой-нибудь пещере или уединенном ашраме. Я даже не мечтал о том, что снова увижу тебя». Тут Гэри остановился и обернулся к мне, широко раскрыв глаза: «Знаешь, если рассказать, ведь никто не поверит в эту историю. Никто».

Все это происходило в августе 1971 года. Миновал почти год с тех пор, как мы с ним расстались на Крите. По моему внешнему виду Гэри мог понять, что я стал жить как садху. Нелегкое путешествие по Ближнему Востоку, время, проведенное мною в обществе просветленных йогов, и месяцы уединения превратили меня в закаленного отшельника. Поэтому Гэри имел все основания сомневаться, стоит ли вести меня туда, где он отрывался со своими приятелями.

Знаете, что бывает, когда западные хиппи снимают дом в непальской деревушке? Как только мы ступили на порог небольшой постройки, меня оглушил грохот рок-н-ролла. Возбуждая друг друга, несколько мужчин и женщин извивались в танце, и в облаках дыма по кругу гуляли опийные трубки. Гэри представил меня своим друзьям, которых я вежливо поприветствовал. Сказать, что я больше не отождествлял себя с этим бедламом, было бы слишком мягко. Я просто стоял в стороне и наблюдал.

Выждав некоторое время, я отозвал Гэри в сторону и вывел его в спокойное место в открытом поле, где мы уселись под банановым деревом. Густые облака сеяли мелкую изморось. С наслаждением мы вдохнули свежий горный воздух, освобождая легкие от опиумного дыма. Мне не хотелось никого осуждать, но все же я решил поговорить со своим другом начистоту: «Гэри, ты прошел полмира, чтобы попасть сюда. Это земля духовности. А ты притащил сюда культуру западных хиппи. Но так можно было жить, не покидая Чикаго. Ты занимаешься той же, если не худшей, ерундой — просто в другой обстановке. Вот и вся разница. Поможет ли это тебе расти? Чего ты так добьешься?» Я вкладывал в эти слова всю свою искренность: «Прошу тебя, брат, послушай меня: пока ты здесь, в этой части мира, постарайся приобщиться к духовным богатствам Индии. Если ты согласен, я покажу тебе настоящие святые места и научу жизни садху».

Гэри глядел куда-то вдаль, за горизонт. Некоторое время спустя он ответил: «Мне нужно подумать».

«Брось, Гэри, — продолжал настаивать я. — Ты что, не помнишь, как умолял меня поехать с тобой в Европу? Я бросил все свои дела и поехал. А теперь я тебя прошу пойти со мной в святые места». Я любил своего друга, и мне было больно видеть, как, приехав сюда из такой дали, он упускает драгоценную возможность.

На следующий день Гэри распрощался со своими друзьями и начал свое обучение в школе духовных скитальцев. Мы снова были вместе и снова искали смысл жизни, знакомясь с новыми людьми в новых местах. Однако на сей раз мы следовали традициям, которые с давних пор были установлены освобожденными мудрецами. День за днем я обучал своего старого друга тому, как искатель истины может выжить в Индии. Привыкший путешествовать на попутках, Гэри был немало удивлен, узнав о таком способе бесплатных путешествий, как запрыгивание на ходу в окна вагона третьего класса. Я также научил его, как правильно просить милостыню, добывать пропитание и как носить одежду садху.

Один пожилой свами рассказал нам про пещеру Амаранатха — знаменитое место паломничества высоко в гималайских горах близ Кашмира. Он поведал о том, что любая удачливая душа, которой доведется совершить это нелегкое паломничество, получает в награду огромное духовное благо. К тому моменту Гэри уже созрел и был готов к приключениям. Обо мне и говорить нечего. Мы отправились в путь.

Из Катманду мы возвращались в Индию в кузове грузовика — сначала в Раксаул, потом в Патну, где я познакомил Гэри с Рама-севакой Свами. Свами был искренне тронут, увидев меня с подаренным им посохом, а Гэри удивленно смотрел, поражаясь тому, с кем я водил знакомство.

Из Патны мы отправились поездом на запад. Гэри очень хотел посмотреть на Варанаси глазами садху. Остановившись на несколько дней в Варанаси, мы одним ранним утром посетили известный храм Каши-Вишванатха. Звонили бронзовые колокола, храмовые жрецы речитативом пели гимны, и клубящийся дым благовоний столбом поднимался и рассеивался в воздухе. Я стал молиться: Господи, я так хочу узнать Тебя и полюбить Тебя. Прошу, укажи мне мой путь. В этот момент что-то произошло со мной. Внутри, как солнце, взошла надежда. Я понял, что, как только я смирюсь перед Господом, мне откроется все, о чем я молю. Господь словно протягивал мне руку, и меня охватило предчувствие, что вот-вот должно произойти нечто особенное.

 

На железнодорожной станции в Варанаси мы с трудом втиснулись в битком набитый поезд. В удушающей жаре сезона дождей люди сидели и стояли, плотно прижатые друг к другу. Загудел свисток, паровоз изрыгнул облако дыма и зашипел, выпуская пар. Тяжелые стальные колеса закрутились, состав дернулся и мы поехали.

Вскоре, однако, путь поезду преградило мутное озеро — все, что осталось после ливня от сельскохозяйственного поля. В ожидании проходили часы. Задыхаясь от жары, пытаясь мысленно отстраниться от своего телесного состояния, я с нетерпением ожидал свистка паровоза, возвещающего о возобновлении движения.

Через два дня наш поезд медленно, словно улитка, выбрался из полей и на рассвете сделал остановку на какой-то неизвестной станции. Мы с Гэри вылезли через окно на платформу, чтобы хоть немного глотнуть воздуха, прежде чем продолжать наше мучительное путешествие. Свежий воздух был великолепен. Платформа, освещенная тусклым светом и запруженная людьми, была грязной и запущенной, однако нам она в тот момент показалась раем — здесь мы могли найти немного воды, подышать воздухом и размять затекшие конечности. Но, пока мы потягивались и разминались, прозвучал свисток, зашипел пар, и поезд двинулся вперед. Мы со всех ног кинулись бежать вдоль вагона, пытаясь на ходу втиснуться в окно, но изнутри напирала плотная масса народа. Окно за окном, дверь за дверью — мы всё пытались запрыгнуть в вагон. В конце концов состав исчез из виду, оставив нас на перроне.

Мы очутились в абсолютно незнакомом месте, не зная, когда ждать следующего поезда. Гэри взглянул на меня и произнес: «И что теперь?»

 

 

Было около пяти утра. Потихоньку светало. Не зная, куда податься и что делать, мы стояли на железнодорожной платформе в толпах тех, кто только что сошел с поезда, и тех, кто ожидал следующего. Посреди всей этой суеты на меня снизошло странное умиротворение. Это было чувство, похожее на то, что я испытал, когда молился в храме Каши-Вишванатха, — ощущение, что вот-вот в моей жизни должно произойти нечто значительное. В толпе царило оживленное веселье. Мы с Гэри переглянулись, вспомнив тот цветок, что когда-то определил наш маршрут через Европу, и решили пока оставить все как есть. Некоторое время спустя платформа опустела и стало тихо.

Я увидел несколько садху, сидевших кружком на платформе чуть поодаль от нас. Я жестом попросил Гэри подождать меня и подошел к ним.

«Прошу прощения, а где мы находимся?»

Ничего не отвечая, один из садху стал смотреть мне прямо в глаза, словно давно ждал меня. Поднявшись на ноги, он наконец произнес: «Это Матхура, место, где родился Господь Кришна. А сегодня Джанмаштами — день рождения Кришны».

По их приглашению мы с Гэри пошли вместе с ними в город — туда, где проходило празднование Джанмаштами. Когда мы приблизились к главным воротам, пожилой садху обернулся ко мне: «Вы что-то знаете о Господе Кришне?»

«Не очень много», — признался я. Мне было известно о Нем только то, что это был темно-синий юноша с моей картинки и что Его имя звучало в Маха-мантре, которую пропела для меня Ганга. Также я знал историю о том, как Он разбил глиняный горшок с маслом и накормил этим маслом обезьян.

«Расскажите нам, пожалуйста, о Нем», — попросил я.

Лицо садху озарилось радостью, и он, поглаживая бороду, начал свой рассказ: «Кришна — это имя, которым мы называем единого Бога — повелителя мироздания. У Него нет начала и нет конца, Он нерожденный и бессмертный. Господь пребывает в Своей высшей обители, но по Своей милости Он рождается здесь, в этом мире. На протяжении всей человеческой истории Он приходил сюда в самых разных образах, чтобы указать людям путь, избавляющий от земных страданий и ведущий к духовному счастью». На этих словах садху махнул рукой в сторону огромного внутреннего двора, заполненного толпами паломников: «Здесь пять тысяч лет назад Господь Кришна явился на Землю. Пойдемте, присоединяйтесь к нашему празднику».

То, что я увидел внутри, еще сильнее разожгло мое любопытство. Прямо над крошечным подземным храмом Кришны высилась огромная мечеть. «А почему на месте рождения Кришны стоит мечеть?» — спросил я нашего добровольного гида.

«Когда-то на этом месте был храм Ади-Кешавы, один из самых больших храмов на Земле. Но в семнадцатом столетии мусульманский правитель Аурангзеб разрушил храм и построил на его месте мечеть».

«Зачем?» — удивился Гэри.

В ответ садху лишь беспомощно пожал плечами: «Я думаю, этим он намеревался показать превосходство своей религии и продемонстрировать порабощенным индусам собственную власть». Но мгновение спустя мечтательная улыбка озарила его лицо: «Здесь планируется возвести величественный храм для поклонения Господу Кришне — прямо рядом с этой мечетью. Скоро он появится. В любом случае, это место священно — независимо от людских деяний. А сейчас давайте зайдем в храм и присоединимся к празднованию».

Во внутреннем дворе действительно царила атмосфера праздника. Тысячи верующих уже стояли в очереди, чтобы войти в маленький подземный храм Господа Кришны, и к ним присоединялись новые и новые люди. Праздник шел полным ходом. Сотни людей танцевали, распевая песни и гимны под аккомпанемент барабанов, флейт и металлических тарелочек; знатоки писаний разыскивали свободные места, где они могли читать проповеди своим последователям, а на импровизированной сцене, украшенной яркой цветистой тканью, гирляндами и разрисованными декорациями, театральные актеры в необычных костюмах показывали историю прихода Кришны на Землю. Тем временем жрецы возливали топленое масло в священный огонь, повторяя санскритские мантры из священных Вед. С радостными улыбками и пением люди, собравшиеся на праздник, бродя в толпе, кидали друг в друга разноцветными порошками. Мы даже видели, как вместе танцуют и радостно хохочут, погрузившись в праздничное настроение, индусы с тилаками на лбу и бородатые мусульмане в фесках. Отшельники тоже праздновали, сидя чуть поодаль, тихонько перебирая четки и повторяя мантры. Во время проповедей, в песнях и просто в разговорах то и дело слышалось слово «Вриндаван». Чувствовалось, что Вриндаван был дорог тем, кто произносил это слово.

Весь день мы были поглощены удивительным зрелищем, впитывая в себя запахи и звуки празднества. Ближе к полуночи толпы народа устремились по переулкам к Ямуне, заполняя храм Дваракадхиша на ее берегу. Согласно священному преданию, Господь Кришна родился в городе Матхуре в полночь. И сейчас все стояли и ждали наступления этого мгновения. Невзирая на то, что храм был уже переполнен, в двери постоянно входили всё новые и новые толпы, и даже полицейским с длинными бамбуковыми палками не удавалось отрегулировать передвижения паломников.

Ни Гэри, ни я никогда еще не видели такого скопления народа. Чтобы лучше рассмотреть происходящее, мы забрались на две колонны в храмовой зале и сверху смотрели на это поразительное зрелище. Огромная толпа гудела в ожидании. И вот часы показали полночь: двери святилища распахнулись и перед глазами собравшихся предстал алтарь Кришны. Паломники встретили это событие криком радости, прокатившимся по толпе, как приливная волна. От радостного возбуждения никто не обращал внимания на толчею и давку. Стар и млад, мужчины и женщины, богачи и бедняки — все соединились в одной молитве, обратив к алтарю взоры, лучащиеся любовью. Сельские жители, стоя небольшими группками, стали петь песни, посвященные рождению Кришны, в то время как все остальные вокруг радостно смеялись, танцевали и с воодушевлением выкрикивали святые имена Кришны. Мы с Гэри, вцепившись в свои колонны, не переставали удивляться неподдельному энтузиазму этих людей.

Часа в три утра мы подыскали себе местечко на берегу Ямуны, чтобы поспать. Нам сказали, что в этом месте — Вишрам-гхате — отдыхал когда-то Сам Кришна. На следующий день, когда мы прогуливались по улочкам Матхуры, из чайной к нам с приветственными возгласами выскочили четверо хорошо одетых молодых людей: «Мы очень рады видеть в нашем городе иностранцев, — сказал их предводитель. — Не желаете ли вы встретиться с нашим досточтимым гуру?»

«Конечно, — ответил Гэри. — Это было бы здорово».

«Тогда пойдемте, друзья мои, — сказал этот человек и пригласил нас обратно в чайную. — Наш гуру очень давно отказался от мирских удовольствий, чтобы постичь высочайшую истину. Гуруджи — знаток священных писаний; он может ответить на любой ваш вопрос. А мы — одни из сотен его учеников в этом городе. Извините, я отлучусь ненадолго — пойду позову его».

Спустя несколько минут появился сам гуру. Это был мужчина лет сорока, с бритой головой. Его движения были размеренными и плавными. На литературном английском, с приятным акцентом, он стал рассказывать нам о духовном значении города Матхуры. К нашей радости, он пригласил нас переночевать в его храме. Мы проследовали за ним в маленький храм, возведенный в честь Господа Шивы. Посреди храма был установлен Шива-лингам, а за ним в яме с пеплом от священного огня торчал железный трезубец. Свами внимательно проследил, чтобы нас хорошо устроили, накормил нас вегетарианским ужином и ответил на все наши вопросы.

Когда наступила ночь, свами предложил Гэри соломенную циновку на полу, а меня пригласил разделить с ним его деревянное ложе. Спать на одном уровне с таким уважаемым гуру было честью, которой я явно не заслуживал. Я подумал, что многие его ученики дорого бы заплатили за то, чтобы оказаться на моем месте. Свами лег подле меня. Спустя некоторое время, в ночной тишине, я почувствовал, как он поглаживает мне спину.

«Зачем Вы делаете это?» — спросил я.

«Это наш обычай. Так мы оказываем гостеприимство дорогим гостям», — отвечал он.

Боясь показаться неблагодарным, я промолчал. Тем временем его руки подбирались к моим интимным местам. Меня охватили смутные подозрения. Я смущенно отодвинул его руки, но спустя несколько мгновений снова ощутил, как его руки заскользили вниз. Я опять отстранил их.

«Пожалуйста, не надо меня гладить. Мне это не нравится».

Он зашептал мне в ухо: «Через меня на тебя нисходит благословение Бога. Это не я глажу тебя. Я — просто инструмент в руках Бога. Ты не должен сопротивляться».

В комнате было темно и жарко. Я лежал и мучился. Что будет, если я разочарую его? Он может как-то наказать меня. Я вспомнил о Васудеве и его печальном опыте со своим гуру. А вдруг он тоже обладает йогическими способностями? Каждый раз, когда этот человек пытался ласкать меня, я отклонял его руки. Неужели это действительно такой обычай гостеприимства? С каждой неудавшейся попыткой его настойчивость нарастала.

Теперь он уже задыхался от страсти и становился все более агрессивным. Было очевидно, что отрицательный ответ его не устроит. Доведенный до крайности, я уже был готов врезать ему как следует кулаком, но сдержался. Разве можно бить свами? Садху не должен драться. И что сделают со мной его ученики, если я ударю его? Обливаясь потом во влажной духоте тропического сезона дождей, я лежал и молился о спасении из этой ужасной ситуации. Наконец, я решился. С силой отпихнув его, я вскочил на ноги. Взбешенный, он крепко обхватил меня, но я изловчился, выскользнул, оттолкнул его и выбежал в дверь. Гэри, посапывая, мирно спал все то время, пока длилось это испытание.

Среди ночи я кинулся в какой-то пустынный переулок и только там почувствовал себя свободным. Чтобы удостовериться, что свами не предложит своего «гостеприимства» Гэри, я стал следить за комнатой с безопасного расстояния через оставшуюся открытой дверь. Я стоял на страже, словно цепной пес, и был готов, если потребуется, в любой момент примчаться на помощь Гэри. Невидимый в темноте, насквозь промокнув под ливнем, я не смыкал, глаз до рассвета. На любом духовном пути встречаются те, кто по-настоящему искренен, и те, кто просто притворяется. Святость человека определяется не титулом, одеждой, прической или местом проживания. У этого человека был титул свами, бритая голова, указывающая на то, что он отказался от мирских удовольствий, и одеяние садху; он был знатоком священных писаний, главным жрецом храма и гуру для своих многочисленных учеников, которые боготворили его. И все же он попытался использовать меня для удовлетворения своего плотского желания. Настоящая святость определяется не регалиями, а поступками. Пользоваться своей духовной властью ради того, чтобы эксплуатировать неискушенных людей, — тяжкое прегрешение. Я молил Бога, чтобы это происшествие не заставило меня сомневаться во всех, кто по-настоящему ищет Бога. Тем временем Гэри продолжал сладко спать. Обе бури — и та, что разыгралась той ночью внутри храма Шивы, и та, что бушевала снаружи, — обошли его стороной.

Поутру Гэри выслушал мое описание того, что произошло этой ночью, и сильно расстроился. Гуру, снедаемый вожделением? Наш идеализм вновь столкнулся с печальными реалиями этого мира.

Несмотря на то, что в Матхуре мы потратили почти все свои деньги, нам по-прежнему хотелось совершить паломничество в Амаранатх. Но в то утро, омываясь в Ямуне, я почувствовал настойчивое желание посетить находившийся неподалеку Вриндаван, о котором говорили все вокруг. По каким-то необъяснимым причинам я хотел пойти во Вриндаван один. С Гэри мы договорились встретиться на следующий день и возобновить наше путешествие в Амаранатх.