Возлюбленный Бхагаван, не объясните ли Вы еще раз, как можно пребывать в такой прекрасной медитации, когда не находишься в Вашем присутствии?

 

Мое присутствие должно быть только уроком.

Как только ты обучишься искусству раскрываться, искусству быть безмолвной, неважно будет, присутствую я или нет. Если ты действительно научишься этому, это будет происходить где угодно. Может быть, вначале будет немного трудно, но вскоре ты овладеешь секретом этого искусства.

Это почти как плавание. Учитель, который обучает плаванию, просто придает тебе мужество и уверенность и находится рядом, чтобы все шло как надо. Через каких-нибудь три или четыре дня, затратив по часу в день, ты начнешь плавать. И как только ты поплывешь, ты будешь удивлена — почему ты не поплыла с самого начала? В этом же нет ничего особенного. Дело просто в том, что сначала движение твоих рук не было ловким, оно было беспорядочным. Всего лишь за три-четыре дня ты научилась двигать руками более плавно, более гармонично; теперь в учителе нет нужды. Теперь ты можешь плыть куда угодно, на любое расстояние, так как глубина под тобой не имеет значения, ты плывешь на поверхности. Под тобой может быть тысяча футов, десять тысяч футов, пять миль глубины; это неважно, так как ты всегда плывешь на поверхности. И раз научившись... за всю историю человечества еще никто не слышал, чтобы кто-то, научившись плавать, забыл это умение.

Ты можешь не плавать пятьдесят лет, и все же, когда кто-то столкнет тебя в плавательный бассейн, ты поплывешь. Ты не можешь сказать: «Я пятьдесят лет не практиковалась», - это вовсе не вопрос практики. Это умение: раз ты его познала, ты его познала; теперь для тебя нет способа не уметь плавать.

Медитация — это тоже умение.

Ты не должна привязываться к присутствию учителя, ибо ты будешь обучаться не тому, чему надо. Ты должна научиться тому, как ты открываешься. Забудь об учителе; это его дело - присутствовать или не присутствовать. Твое же дело в том, чтобы увидеть, как ты открываешься, что случается, когда ты открываешься, а затем попытаться самостоятельно, когда ты будешь одна, увидеть, может ли это случиться или нет. Это обязательно случится.

Может быть, вначале ты будешь чувствовать, что это немного трудно; бессознательно вырастает определенная привязанность. Но ты не можешь требовать, чтобы учитель следовал за тобой повсюду, куда бы ты ни отправилась плавать. Это не годится. Тогда для каждого пловца потребовался бы один учитель, это было бы уж слишком. Если каждому медитирующему потребуется иметь рядом с собой одного учителя, это будет слишком большой роскошью, и в этом вовсе нет нужды. Тебе надо только увидеть, что происходит в тебе, и позволять этому же происходить, когда учитель не будет присутствовать.

Или ты можешь визуализировать. Учитель будет находиться где-то в другом месте, в нескольких милях от тебя. Здесь же расстояние всего лишь несколько футов. Это только вопрос визуализации — просто представь себе, что твой учитель находится в нескольких футах от тебя...

Расстояние не играет никакой роли, но ты должна узнать, что происходит в тебе, чтобы ты могла повторять это в отсутствие учителя. В противном случае можно привязаться к вещам, которые предназначались для помощи тебе... а теперь они будут мешать тебе. Присутствие учителя должно было помочь тебе; теперь же оно стало помехой — поскольку учителя нет, ты уже не можешь медитировать.

Запомни: не должно вырастать никакой привязанности, никакого цепляния. Любая привязанность препятствует твоей независимости, твоей свободе, твоей индивидуальности. И все, что происходит здесь, может происходить где угодно; требуется лишь небольшое понимание того, как это происходит здесь.

Просто попробуй. Даже если ты несколько раз потерпишь неудачу, не беспокойся. Это умение, которое придет к тебе.

И как только это случится без какой-либо поддержки со стороны — даже малейшей поддержки, такой как присутствие учителя, — ты почувствуешь великую радость, ибо случится великая свобода.

Теперь для тебя нет никаких препятствий. Где бы ты ни была, ты можешь пребывать в медитации, ты можешь пребывать в безмолвии, ты можешь быть спокойной. Теперь ты можешь нести свой рай внутри себя.

И пока этого не случилось, ученик еще не созрел.

 

Беседа 9

УЧИТЕЛЬ — ЭТО ЗЕРКАЛО

11 октября 1986 г., Бомбей

 

Возлюбленный Бхагаван,

Что превращает меня в истеричного, непоследовательного ребенка в Вашем присутствии или даже при одной мысли о пребывании в Вашем присутствии? Это нечто присущее отношению учитель — ученик, или моя психологическая незрелость, или и то и другое?

 

Панкаджа, человечество еще не достигло зрелости. Мы имеем лица человеческих существ, но наши умы далеко отстали.

В обычном мире ты легко управляешь своей маской, своим притворством, своим лицемерием. Но когда ты приходишь к учителю... само побуждение прийти к учителю показывает, что в тебе есть огромное желание познать свое изначальное лицо, познать самого себя.

Лицо, которое ты носишь сейчас, не является твоим изначальным лицом, это не ты.

Я говорю, что ты не есть ты, и ты знаешь это.

Учитель — это только зеркало.

Ты не можешь обмануть зеркало, оно просто отражает твою реальность.

Есть древняя притча об одной очень некрасивой женщине, которая очень враждебно относилась к зеркалам, так как она думала — как думаете все вы, — что именно зеркало создает в ней уродство: ведь когда зеркала не было, она не была уродливой. Она была такой неистовой противницей зеркал, что когда бы ей на глаза ни попадалось зеркало, она тотчас же разбивала его.

Эта притча многозначительна. Именно это мы все и делаем в наших жизнях разными способами. От всего, что отражает нашу реальность, мы хотим избавиться, так как это не доставляет нам удовольствия.

Панкаджа, здесь в моем присутствии, или даже когда ты думаешь обо мне, если ты чувствуешь себя незрелым, отсталым ребенком, не пытайся отделаться от этого какими-то объяснениями. Такова истина.

И это истина не только о тебе, это истина обо всем человечестве. Тебе просто повезло, что ты стал осознавать ее.

Ты случайно натолкнулся на зеркало.

Если разбить зеркало, это не поможет.

Отравление Сократа не помогло грекам — он был зеркалом. Распятие Иисуса не помогло иудеям — он был зеркалом. Убийство Мансура аль-Халладжа не помогло мусульманам - он был зеркалом.

Наоборот, они остались отсталыми, незрелыми, ибо нет никого, кто бы показал им, где они есть, кто они есть. Они находятся в толпе одного и того же вида отсталых детей.

После первой мировой войны в Германии впервые попытались вычислить средний умственный возраст солдата. Тысячи солдат прошли через обследование, через многочисленные эксперименты, и результат был потрясающим и убийственным для всей человеческой гордости. Результат показал, что средний умственный возраст у солдат был всего лишь четырнадцать лет.

И средний умственный возраст у тех, кто не является солдатами, не может быть намного больше. Человеку может быть семьдесят лет — его тело состарилось, но его ум остался на уровне четырнадцатилетнего возраста. И иногда вы можете увидеть это в самом себе; в определенных ситуациях вы можете увидеть это в других людях.

Каждая женщина знает моменты, когда у нее бывают вспышки раздражения; они не могут быть результатом зрелости. Каждый мужчина знает, что когда он нервничает, он начинает курить. А ведь курение никоим образом не может помочь, но оно отвлекает ваш ум от нервозности.

Курят только нервные люди. И вы можете понаблюдать... в какие-то дни вы курите больше, в какие-то вы курите меньше. Дни, когда вы курите больше, — это дни, когда вы очень напряжены, беспокойны, чем-то сильно мучаетесь. Мир невыносим. Вы так сильно нервничаете, что вам хочется отвлечь ваш ум на что-то простое, на что-то, не связанное ни с кем другим — иначе могли бы возникнуть новые сложности.

Сигарета же так невинна — и так успокаивает, ведь в ней имеется то же самое химическое вещество, которое содержится в чае и в кофе и которое в данную минуту оказывает определенное успокаивающее воздействие.

И более специфически, курение имеет сходство с глубоко укоренившимся воспоминанием о сосании молока из материнской груди. Материнская грудь почти такая же теплая, молоко такое же теплое, как дым вашей сигареты или сигары. Сигарета или сигара вызывает у вас на губах такое же ощущение, как соски вашей матери, а дым течет внутрь вас, совсем как молоко из соска. Вы впадаете в детство — те золотые дни, когда не было никаких забот, никаких проблем, никаких тревог. Поэтому всякий раз, когда вы нервничаете, вы тянетесь к сигарете.

Когда же вы не нервничаете — когда вы испытываете счастье, блаженство и радость, — вы полностью забываете о сигаретах.

Все курильщики — это отсталые в своем развитии люди, поэтому отсталые люди находятся в большинстве в этом мире. И есть другие заменители. Вы можете не курить и при этом думать: «Я не отсталый, ведь я употребляю жевательную резинку». А это еще хуже, чем сигареты — жевательная резинка! Вы не только отстали в своем развитии, вы еще и глупы; вы вовлечены в деятельность, которая абсолютно бесполезна, ничего не дает, а только без нужды утомляет ваш рот и зубы.

Но это доказывает, что Чарлз Дарвин был прав. Хотя ученые многими способами пытаются опровергнуть теорию эволюции, выдвинутую Чарлзом Дарвином, эта теория имеет такое психологическое значение, что даже если будет доказано, что она неверна, ее значение нельзя будет уничтожить.

Только понаблюдайте за обезьяной. Она не может усидеть в одной позе, она не может усидеть на одной ветке. Она непрерывно жует то или это, ест то или это — целый день. С утра до ночи она что-то жует. Возможно, человек еще не полностью свободен от своего животного наследия — хотя он ходит на двух ногах, это не имеет большого значения.

Насколько я знаю, обезьяны не считают, что вы эволюционировали, ушли вперед по сравнению с ними. Они смеются над самой этой идеей. Они полагают, что вы сорвались с деревьев. И на то у них есть существенные доводы. Вы уже не такие сильные, как обезьяны; вы не можете жить на деревьях, вы не можете продолжать прыгать с одного дерева на другое, миля за милей. Вы утратили красоту тела, которой обладают обезьяны. Только потому, что вы начали ходить на двух ногах...

Обезьяны думают: «Бедолаги... это те обезьяны, которые не могут жить на деревьях, — ведь это очень рискованная жизнь, полная испытаний и опасностей; эти трусишки спустились на землю и стали ходить на двух ногах! И мало того, чтобы скрыть свою трусость, они выдвигают теорию эволюции!»

Ни одна обезьяна не согласна с теорией эволюции.

Панкаджа, если в моем присутствии ты ощущаешь в себе ребячливость, ум, который еще не стал зрелым, то это осознавание надо приветствовать.

Как только ты осознаешь, что ты где-то отстал, что что-то блокирует твое сознание, тогда эти блоки могут быть устранены. Фактически, осознавать, что есть какие-то блоки... само осознавание устраняет их.

Есть вещи, которые надо просто осознать. Само осознавание приносит трансформацию; дело обстоит не так, что после осознания тебе надо что-то делать, чтобы вызвать изменение.

Увидев, что твой ум инфантилен, ты можешь также увидеть, что ты не есть ум, — иначе кто же видит, что ум инфантилен? Есть нечто вне ума — наблюдатель на холме.

Ты только смотришь на ум!

Ты полностью забыл, кто смотрит на него.

Наблюдай за умом, но не забывай о наблюдателе — ибо твоя реальность сосредоточена в наблюдателе, а не в уме. И наблюдатель — это всегда полностью взрослое, зрелое, концентрированное сознание. Ему не нужен рост.

И стоит тебе осознать, что ум — это только инструмент в руках твоей свидетельствующей души, и тогда нет никаких проблем; ум можно использовать правильным образом. Теперь хозяин проснулся, и слуге можно приказать делать то, что нужно.

Обычно хозяин спит. Мы забыли наблюдателя, и слуга стал хозяином. А слуга есть слуга — он, безусловно, не очень разумен.

Тебе надо напомнить один основополагающий факт: интеллект принадлежит наблюдающему сознанию, память принадлежит уму.

Память — это одно, память не есть интеллект. Но на протяжении столетий все человечество обманывали и непрямо уверяли, что память есть интеллект, разум. Ваши школы, ваши колледжи, ваши университеты не стараются обнаружить ваш интеллект; они стараются выяснить, кто способен запомнить больше.

И сейчас мы прекрасно знаем, что память — это механическая вещь. Память может быть у компьютера, но у компьютера не может быть интеллекта, разума.

И у компьютера память может быть лучше, чем у вас. Недалек тот день, когда люди будут носить в карманах маленькие компьютеры вместо того, чтобы тратить годы на изучение истории, географии, химии и физики. Все это может быть заключено в маленький компьютер, который можно носить в кармане; компьютер может немедленно выдавать любую необходимую информацию — и она будет абсолютно правильной.

Человеческая память не столь надежна. Она может забывать, она может что-то перепутать, она может оказаться заблокированной. Иногда вы говорите: «Я сейчас вспомню это, это вертится у меня на языке». Странно, если это вертится у вас на языке, то почему же вы не произносите это?

Но вы говорите, что у вас не получается: «Это вертится у меня на языке... Я знаю, что я знаю, и это не очень далеко - совсем рядом». Но тем не менее, какая-то преграда, какая-то очень тонкая преграда — это может быть просто завеса — не позволяет этому выйти на поверхность.

И чем больше вы стараетесь, чем больше напрягаетесь, тем меньше шансов вспомнить это. В конце концов, вы забываете об этом, вы начинаете заниматься чем-то другим - готовите чай или копаете яму в саду — и внезапно это приходит, так как вы расслабились, вы совсем забыли об этом, не было никакого напряжения. Это вышло на поверхность.

Напряженный ум становится узким. Расслабленный ум становится широким, гораздо больше воспоминаний может проходить через него. Напряженный ум становится настолько узким, что лишь очень мало воспоминаний может пройти через него.

Но тысячи лет бытовало и до сих пор бытует недоразумение, что память и есть интеллект, разум. Это не так.

Вы найдете людей, которые имеют великолепную память, но никакого интеллекта, и вы также можете найти людей, которые имеют великий интеллект и совершенно никакой памяти.

О Томасе Алва Эдисоне рассказывают... возможно, он единственный человек, которому приписывают, по меньшей мере, тысячу изобретений, но памяти у него не было никакой.

Во время первой мировой войны он стоял в очереди, чтобы получить продовольственную карточку. Как раз впервые были введены продовольственные карточки. Мало-помалу очередь становилась все меньше и меньше, наконец, он оказался впереди и клерк выкрикнул: «Томас Алва Эдисон!» Он посмотрел по сторонам, так как он забыл свое имя. Ведь это было так давно... Когда его отец и мать еще были живы, они называли его по имени. Теперь же он был так известен, он стал великим ученым, знаменитым профессором — никто не звал его по имени, люди, обращаясь к нему, говорили «профессор». И он забыл свое имя.

К счастью, какому-то человеку в очереди показалось, что этот тип, который стоит и оглядывается по сторонам, похож на Томаса Алва Эдисона. Этот человек спросил: «Как ваше имя?»

Эдисон сказал: «Боже мой, мне придется сходить домой и спросить жену».

Человек сказал: «Насколько я знаю, вы и есть Томас Алва Эдисон».

Эдисон сказал: «Кажется, я где-то слышал это имя раньше. Возможно, это мое имя. Если никто другой не претендует на него, тогда это карточка моя».

А он обладал таким великим интеллектом. Вам не найти много людей с таким интеллектом.

Но однажды, отправляясь в поездку для чтения лекций, прежде, чем сесть в автомобиль, он попрощался с женой, поцеловал ее и помахал рукой горничной. А жена сказала: «Вы все перепутали. Я — ваша горничная, а она — ваша жена!»

Он сказал: «Целыми днями я так занят экспериментами — я прихожу домой только ночью. Я уже давно не видел мою жену при солнечном свете, поэтому, пожалуйста, простите меня — кто бы из вас ни был моей женой, я ее целую, и, кто бы ни был горничной, я машу ей рукой. Но позвольте мне покинуть вас, так как поезд уже подан на платформу».

Абсолютно никакой памяти.

Его жена обычно записывала его мысли... так как иногда ему в голову приходила идея, но она была незавершенной. И пока он ее не забыл, он говорил кому-нибудь, кто был поблизости: «Пожалуйста, запишите это и сохраните для меня. И когда мне это понадобится, просто напомните мне - так как недостает половины. Она появится, но я боюсь, что когда появится другая половина, эта половина может оказаться утраченной».

Кто-то предложил: «Вы ведете себя странно. Почему бы вам не завести записную книжку?»

Он сказал: «В том-то и беда. Я завожу записные книжки, но затем я все время забываю, куда я их положил. Тогда проблемой становится записная книжка! А так гораздо лучше. По крайней мере, кто-то ответственен за половину идеи и он будет напоминать мне: «Вот половина вашей идеи. Если другая половина уже пришла вам в голову, возьмите эту и избавьте меня от этого бремени».

В Индии — как и в Аравии, Китае, Греции, Риме, во всех Древних странах — все древние языки обусловлены памятью, а не разумом, не интеллектом. Можно стать великим знатоком санскрита, не имея ни капли разума, — в разуме нет никакой нужды, только память должна быть совершенной. Совсем как попугай... попугай не понимает того, что он говорит, но он может говорить это абсолютно правильно, с правильным произношением. Его можно научить чему угодно.

Все древние языки обусловлены памятью. И вся образовательная система мира обусловлена памятью. На экзаменах студента спрашивают не о том, что покажет его разум, а о том, что покажет его память, сколько он запомнил из учебников. Это одна из причин отсталости твоего ума. Ты пользуешься памятью так, как будто она является твоим разумом, — очень серьезное недоразумение. Поскольку ты знаешь, помнишь и можешь цитировать священные писания, ты начинаешь думать, что ты взрослый, зрелый, знающий и мудрый.

Вот та проблема, Панкаджа, которую ты чувствуешь.

Я не человек памяти. И мое усилие здесь направлено на создание в тебе вызова, чтобы ты начал двигаться к твоему разуму.

Не имеет значения, сколько ты помнишь.

Важно, сколько ты сам пережил.

А для переживания внутреннего мира тебе необходим великий разум, огромный интеллект; память не поможет. Да, если ты хочешь стать ученым, профессором, пандитом, ты можешь заучивать священные писания и ты можешь гордиться, что так много знаешь. И другие люди тоже будут думать, что ты так много знаешь, но если копнуть поглубже, твоя память есть не что иное, как невежество.

Передо мной ты не можешь скрыть свое невежество.

Всеми возможными способами я стараюсь столкнуть тебя с твоим невежеством, ибо, чем раньше ты познаешь свое невежество, тем скорее ты избавишься от него. И это познание оказывается таким прекрасным переживанием, что по сравнению с ним заимствованное знание — это просто идиотизм.

Я слышал историю об архиепископе Японии. Ему захотелось обратить в христианство одного учителя дзэн. Ничего не понимая, не имея никакого представления о внутреннем мире, он отправился к этому учителю. Он был принят с любовью и уважением.

Он открыл Библию, которую принес с собой, и начал читать Нагорную проповедь. Он как бы хотел сказать: «Мы следуем за этим человеком. Что вы думаете об этих словах, об этом человеке?»

Он прочитал только два предложения, и учитель дзэн сказал: «Достаточно. Вы следуете за хорошим человеком, но он тоже следовал за другими хорошими людьми. Ни вы не знаете, ни он не знает. Отправляйтесь-ка домой».

Архиепископ был сильно возмущен. Он сказал: «Вам следовало бы, по крайней мере, позволить мне закончить».

Учитель сказал: «Давайте без глупостей. Если вы что-то знаете, скажите это. Закройте книгу! Мы здесь не верим книгам. Вы несете саму истину в вашем существе, а ищете в мертвых книгах. Отправляйтесь домой, и загляните внутрь себя. Если вы там что-то найдете, тогда приходите. Если вы думаете, что эти строки, которые вы повторили мне, исходят от Иисуса Христа, вы ошибаетесь».

Иисус Христос просто повторял Ветхий Завет. Всю свою жизнь он пытался убедить людей, что он — последний пророк иудеев. Он никогда не слышал слова «христианин», он никогда не слышал слова «Христос». Он был рожден иудеем, он жил иудеем, он умер иудеем. И все его усилие было направлено на то, чтобы убедить иудеев в том, что: «Я — долгожданный пророк, спаситель, которого обещал Моисей. Я пришел».

Иудеи могли бы простить ему... иудеи не злые люди. И они не склонны к насилию. Никто, кто так же разумен, как иудеи, не может быть склонным к насилию.

Сорок процентов Нобелевских премий приходится на иудеев; это просто несопоставимо с их численностью. Почти половина Нобелевских премий досталась иудеям, а другая половина — остальному миру.

Такие разумные люди не распяли бы Иисуса, если бы он говорил о чем-то, что было его собственным переживанием. Но он говорил о том, что не было его переживанием, — все заимствовано. А он выдавал это за свое.

Иудеи не могли простить такую нечестность.

В остальном же Иисус никого особо не беспокоил. Он был немного назойлив. Совсем как Свидетели Иеговы или люди из «Харе Кришна», они несколько надоедливы. Если вы им попадетесь, они совсем не будут вас слушать, они будут засыпать вас всевозможными советами, мудрыми изречениями, — а вам неинтересно, вы идете по какому-то другому делу, вы хотите, чтобы вас оставили в покое. Но они полны решимости, спасти вас. Хотите вы спастись или нет, не имеет значения — вы должны быть спасены.

Случилось так, что я однажды сидел на берегу Ганга в Аллахабаде, солнце как раз садилось. Какой-то человек начал кричать из воды: «Спасите меня! Спасите меня!»

Я-то не заинтересован в спасении кого бы то ни было. Поэтому я огляделся по сторонам... если кто-то заинтересовал в его спасении, пусть первым воспользуется возможностью. Но рядом никого не было, поэтому, в конце концов, пришлось прыгнуть мне.

И с большим трудом... он был очень тяжелым, толстым человеком. В Индии самых толстых людей вы найдете в Аллахабаде и Варанаси — брамины, индуистские священнослужители, которые только и делают, что едят.

Так или иначе, я его вытащил. А он стал гневаться: «Зачем ты вытащил меня?»

Я сказал: «Вот это да! Ты же просил помощи, ты кричал: "Спасите меня!"»

Он сказал: «Я кричал потому, что испугался смерти. На самом же деле я совершал самоубийство».

Я сказал: «Извини, я понятия не имел, что ты совершаешь самоубийство».

И я столкнул его в воду. Он снова начал кричать: «Помогите!»

Я сказал: «Теперь жди, пока не придет кто-нибудь другой. Я же буду сидеть здесь и наблюдать, как ты совершаешь самоубийство».

Он сказал: «Что ты за человек? Я же погибаю!»

Я сказал: «Погибай! Это твое дело!»

Но есть люди, которых хлебом не корми, но дай спасти кого-нибудь.

Тот учитель дзэн сказал архиепископу: «Иисус повторял древних пророков. Вы повторяете Иисуса. Повторение никому не поможет. Вам необходимо ваше собственное переживание - это единственное избавление, единственное освобождение».

Панкаджа, это хорошо, что ты понимаешь, что твой ум начинает вести себя как ребенок. Также помни о том, кто наблюдает за этим ребенком, за незрелым умом, и будь с наблюдателем. Вырви все твои привязанности из ума — ибо ум является всего лишь механизмом, — и ум начнет отлично работать. Как только твой наблюдатель станет бдительным, твой разум впервые начнет расти.

Дело ума — думать, и ум может справляться с ним очень хорошо. Но общество навязало уму функцию разума, функцию интеллекта, а это не его дело. Это искалечило его память. Это не сделало тебя более разумным, это просто сделало твою память ненадежной, подверженной ошибкам.

Всегда помни: твои глаза — для того, чтобы видеть, не пытайся слушать глазами. Твои уши — для того, чтобы слушать, не пытайся видеть ушами. В противном случае ты окажешься в невменяемом состоянии. В то время как с твоими глазами все в порядке, с твоими ушами все в порядке, ты пытаешься делать нечто при помощи механизма, который для этого не предназначен.

Если твой наблюдатель ясен, тогда тело выполняет свои собственные функции, ум выполняет свои собственные функции, сердце выполняет свои собственные функции. Никто не вмешивается в чужие дела.

И жизнь становится гармонией, оркестром.

 

Возлюбленный Бхагаван,

Почему я всегда чувствую себя такой несчастной? Впускала ли я Вас когда-либо в себя по-настоящему? Как только я сажусь перед Вами, все проходит. Что же происходит? Разве Вы не можете устранить все это?

 

Ответ заключен в твоем вопросе. Ты не хочешь брать на себя ответственность за свое собственное существо, кто-то другой должен сделать это.

И это единственная причина твоих страданий.

Нет никакого способа, чтобы кто-то другой мог устранить твое страдание. Нет никакого способа, чтобы кто-то другой мог сделать тебя блаженной. Но если ты осознаешь, что ты несешь ответственность за то, что ты несчастна или блаженна... Никто другой ничего не может сделать. Твое страдание — это твое творение; твое блаженство тоже будет твоим творением.

Но это трудно признать — как, страдание является моим творением?

Каждый чувствует, что в его страдании виноваты другие. Муж думает, что в его страдании виновата жена; жена думает, что в ее страдании виноват муж; дети думают, что в их страдании виноваты родители: родители думают, что в их страдании виноваты дети. Все так запуталось. А когда кто-то другой несет ответственность за ваше страдание, вы не осознаете, что, отказываясь от ответственности, вы теряете вашу свободу.

Ответственность и свобода — две стороны одной монеты.

И поскольку вы думаете, что другие ответственны за ваше страдание... Вот почему есть шарлатаны, так называемые спасители, посланники Бога, пророки, которые продолжают говорить вам: «Вам не надо ничего делать, просто следуйте за мной. Верьте в меня, и я спасу вас. Я ваш пастух, вы мои овцы».

Странно, что ни один человек не выступил против таких людей, как Иисус Христос, и не сказал: «Это крайне оскорбительно — говорить, что ты пастух, а мы овцы, что ты спаситель, а мы лишь зависим от твоего сострадания, что вся наша религия сводится лишь к тому, чтобы верить в тебя». Но поскольку мы перекладываем ответственность за наше страдание на других, мы принимаем как следствие, что блаженство тоже придет от других.

Естественно, если страдание приходит от других, тогда и блаженство должно прийти от других. Но тогда что же делаете вы? Вы не несете ответственности ни за страдание, ни за блаженство — тогда какова же ваша функция? Каково ваше назначение? Просто быть объектом для того, чтобы одни люди делали вас страдающими, а другие помогали вам, спасали вас и делали вас блаженными?

Вы что, просто марионетки?

Все нити в руках других. Вы не уважаете свое человеческое достоинство, вы не уважаете себя. У вас нет никакой любви к своему собственному существу, к своей собственной свободе.

Если вы уважаете свою жизнь, вы отвергнете всех спасителей. Вы скажете всем спасителям: «Убирайтесь! Спасайте самих себя, этого достаточно. Это наша жизнь, и прожить ее должны мы. Если мы будем делать что-то не так, мы будем страдать; мы примем последствия наших неправильных действий без всяких жалоб».

Возможно, так человек и учится: упав, человек снова встает; сбившись с пути, человек снова его находит. Вы совершаете какую-то ошибку. Но каждая ошибка делает вас более разумными; вы не совершите ту же самую ошибку снова. Если же вы снова совершаете ту же самую ошибку, это означает, что вы ничему не научились. Вы не пользуетесь своим разумом, вы ведете себя как роботы.

Все мое усилие направлено на то, чтобы вернуть каждому человеческому существу то самоуважение, которое принадлежит ему — и которое он отдал первому встречному. И вся эта глупость начинается из-за того, что вы не готовы признать, что за ваше страдание ответственность лежит на вас.

Только подумайте: вы не можете найти ни единого страдания, за которое вы не были бы ответственны. Это может быть ревность, это может быть гнев, это может быть алчность, — но что-то в вас должно быть той причиной, которая творит страдание.

И видели ли вы, чтобы в этом мире кто-либо когда-либо сделал кого-то другого блаженным? Это тоже зависит от вас, от вашего безмолвия, от вашей любви, от вашего покоя, от вашего доверия. И чудо случается — никто его не совершает.

В Тибете есть одна прекрасная история о Марпе. Может быть, она не основана на фактах, но она имеет огромное значение.

Меня мало заботят факты. Я делаю основной упор на значении и на истине, а это совершенно иное дело.

Марпа услышал об одном учителе. Он искал, он отправился к учителю, он отдался учителю, он полностью доверился ему. И он спросил учителя: «Что я теперь должен делать?»

Учитель сказал: «Раз ты отдался мне, ты ничего не должен делать. Просто верь в меня. Мое имя — вот единственная тайная мантра для тебя. Каждый раз, когда ты будешь оказываться в затруднении, просто вспоминай мое имя и все будет в порядке».

Марпа припал к его стопам. И он сразу же испробовал это — он был таким простым человеком. Он пошел по поверхности реки. Другие ученики, которые провели с учителем годы, не могли поверить этому — он шел по воде!

Они сообщили учителю: «Этот человек, вы не поняли его. Он не обычный человек, он ходит по воде!»

Учитель воскликнул: «Что?» Они все побежали к реке, а там Марпа разгуливал по воде, распевая песни, пританцовывая. Когда он подошел к берегу, учитель спросил: «В чем секрет?»

Он сказал: «Секрет? Это тот самый секрет, который вы мне сообщили, ваше имя. Я помнил о вас. Я сказал: "Учитель, позволь мне ходить по воде", — и это случилось».

Учитель не мог поверить, что его имя... Сам он не мог ходить по воде. Но, возможно... он же никогда не пробовал. Но было бы лучше проверить еще несколько вещей, прежде чем попробовать. Поэтому он сказал Марпе: «А ты можешь спрыгнуть с того холма?»

Марпа сказал: «Все, что прикажете». Он поднялся на холм и прыгнул, а они все стояли в долине, ожидая, что Марпа разобьется вдребезги. Хорошо, если от него хоть что-нибудь останется — холм был очень высоким. Но Марпа плавно опускался, приняв позу лотоса, улыбаясь. Он опустился в Долину и приземлился под деревом. Они все окружили его. Они осмотрели его — ни единой царапины.

Учитель сказал: «Это уже кое-что. Ты воспользовался моим именем?»

Марпа ответил: «Это было сделано твоим именем».

Учитель сказал: «Этого достаточно, теперь я сам попробую пройтись по воде», — и с первым же шагом он исчез под водой.

Марпа не мог поверить своим глазам, когда учитель пропал под водой. Его ученики бросились в воду и кое-как вытащили его. Он был почти мертв. Ему откачали воду из легких... кое-как он ожил.

И Марпа сказал: «Что случилось?»

Учитель сказал: «Прости меня. Я не учитель, я просто притворщик».

Но Марпа спросил: «Если вы притворщик, тогда как же сработало ваше имя?»

Притворщик сказал: «Сработало не мое имя. Это твое доверие. Не имеет значения, кому ты доверяешь, — все дело в доверии, в любви, в их тотальности. Я же не доверяю самому себе. Я никому не доверяю. Я всех обманываю — как же я могу доверять? И я всегда боюсь быть обманутым другими, ведь я сам обманываю других. Для меня доверие невозможно. Ты же невинный человек, ты доверился мне. И именно благодаря твоему доверию случились чудеса».

Было ли все так на самом деле, - не имеет значения.

Несомненно одно: причиной вашего несчастья являются ваши ошибки, а причиной вашего блаженства являются ваши доверие и любовь.

Ваше рабство — это ваше творение, а ваша свобода — это ваша декларация.

Ты спрашиваешь меня: «Почему я страдаю?»

Ты страдаешь потому, что ты не признаешь ответственности за это. Просто посмотри, что такое твое страдание, выясни его причину — и ты найдешь причину в самой себе. Устрани причину, и страдание исчезнет.

И затем ты просишь меня спасти тебя, помочь тебе.

Тебе нет нужды становиться попрошайкой. Мои люди не должны становиться попрошайками. Мои люди не овцы, мои люди — императоры.

Признай свою ответственность за несчастье, и ты обнаружишь, что внутри тебя скрыты причины блаженства, свободы, радости, просветления, бессмертия.

Не нужно никакого спасителя. И никаких спасителей никогда и не было; все спасители — фальсификаторы.

Им поклоняются потому, что люди всегда хотят, чтобы их кто-то спас. Они всегда появляются потому, что на них всегда есть спрос, а где есть спрос, там есть и предложение.

Раз ты зависишь от других, ты теряешь свою душу. Ты забываешь, что обладаешь сознанием таким же универсальным, как сознание всякого другого, что ты обладаешь сознанием таким же великим, как сознание любого Гаутамы Будды, - просто ты не осознаешь этого, ты не искала это сознание. А не искала ты его потому, что ты смотришь на других, кто-то другой должен спасти тебя, кто-то другой должен помочь тебе.

Поэтому ты продолжаешь попрошайничать, не сознавая, что все это царство принадлежит тебе.

Это должно быть понято как один из самых основных принципов санньясы — декларация собственного достоинства, свободы и ответственности.

 

Возлюбленный Бхагаван,

расскажите, пожалуйста, о садхане, основанной на том, чтобы придерживаться, насколько это возможно, мысли о «я» или ощущения «я есть», и на том, чтобы задавать себе вопросы «Кто я есть?» или «Откуда возникает это "я"»?

Чем этот подход к медитации отличается от наблюдения за промежутками между вдохами и выдохами? При свидетельствовании дыхания имеет ли значение, где фокусироваться: на сердечном центре или на центре в нижней части живота?

 

Это древний метод медитации, но полный опасностей. Если ты не будешь бдительным, то существует большая вероятность, что этот метод уведет тебя прочь от правильной цели, а не приведет к ней.

Этот метод прост — концентрироваться на концепции «я», закрыв глаза и вопрошая: «Кто я есть?»

Величайшая проблема заключается в том, что когда ты спрашиваешь: «Кто я есть?»... кто ответит тебе? Вероятнее всего, ответ придет из твоей традиции, из твоих священных писаний, из твоей обусловленности. Ты слышал, что «Я не есть тело, я не есть ум. Я есть душа, я есть предельное, брахма, я есть Бог» — все эти мысли ты слышал ранее.

Ты спросишь несколько раз: «Кто я есть? Кто я есть?» - а затем ты скажешь: «Я есть предельное, брахма». А это не открытие, это просто глупость.

Если ты хочешь правильно войти в метод, тогда этот вопрос не надо задавать словесно. «Кто я есть?» не надо повторять на словах. Ибо пока это будет оставаться словесным вопросом, ты будешь выдавать словесный ответ из головы.

Ты должен отбросить словесный вопрос. Это должно оставаться просто смутной идеей, совсем как жажда. Не «Я хочу пить» — ты видишь разницу? Когда ты хочешь пить, ты чувствуешь жажду.

И если ты находишься в пустыне, ты чувствуешь жажду в каждой частице своего тела. Ты не говоришь: «Я хочу пить, я хочу пить». Это уже не лингвистический вопрос, а экзистенциальный.

Если «Кто я есть?» становится экзистенциальным вопросом, если ты не задаешь его в языковой форме, а вместо этого внутри твоего центра устанавливается ощущение этого вопроса, тогда нет нужды ни в каком ответе.

Тогда уму тут нечего делать. Ум не услышит того, что несловесно, и ум не ответит на то, что несловесно. Все священные писания находятся в твоем уме, все твое знание собрано там.

Теперь ты входишь в невинное, чистое пространство.

Ты не получишь ответа. Ты получишь ощущение, ты уловишь вкус, ты уловишь запах.

По мере продвижения вглубь ты будешь все больше наполняться чувством бытия, бессмертия, блаженства, тишины... огромного благословения.

Но не будет никакого ответа вроде «Я есть это, я есть то». Все это из священного писания. А это чувство исходит из тебя, и в этом чувстве есть некая истина.

Это вполне действенный метод.

Один из великих учителей этого столетия, Рамана Махарши, применял для своих учеников только этот метод — «Кто я есть?» Но я встречал сотни его учеников — они и близко не подошли к абсолютному переживанию. И причина заключается в том, что они уже знают ответ.

Я спрашивал их: «Вы знаете ответ?»

Они говорили: «Мы знаем ответ».

А я говорил: «Если вы знаете ответ, тогда зачем вы спрашиваете? И ваше вопрошание не может продолжаться очень долго — вы два или три раза задаете вопрос, и приходит ответ. Ответ уже был у вас, еще до вопроса».

Поэтому это просто игра ума. Если тебе хочется поиграть в нее, ты можешь поиграть. Но если ты действительно хочешь войти в это так, как это подразумевалось Раманой Махарши и всеми древними провидцами, тогда должна быть несловесная жажда.

Незнание себя самого причиняет боль, это — рана. Незнание себя самого делает всю жизнь бессмысленной. Ты можешь знать все, только ты не знаешь самого себя, — а это надо бы познать в первую очередь.

Итак, если тебе удастся не попасть в ловушку словесного вопроса, тогда все хорошо, ты можешь двигаться вперед.

Ты также спросил о свидетельствовании, наблюдении за дыханием, и о том, где его следует наблюдать. Где угодно — ибо дело не в том, где ты его наблюдаешь, дело в самом наблюдении.

Упор делается на наблюдение, на бдительность. А все эти точки — просто зацепки. Ты можешь наблюдать за дыханием на кончике носа, где дыхание входит внутрь; ты можешь наблюдать за ним, когда оно движется внутрь; ты можешь наблюдать за ним, когда оно идет обратно, — ты можешь наблюдать за ним где угодно. Ты можешь наблюдать за тем, как внутри движутся мысли. Вся суть в том, чтобы не потеряться в том, за чем ты наблюдаешь, как если бы именно это было важным. Это не важно...

Важно то, чтобы ты был бдительным, чтобы ты не забывал наблюдать, чтобы ты наблюдал... наблюдал... наблюдал...

И мало-помалу, по мере того как наблюдатель становится все более и более устойчивым, стабильным, непоколебимым, происходит трансформация. То, зачем ты наблюдал, исчезает.

Впервые наблюдатель сам становится наблюдаемым, созерцатель сам становится созерцаемым.

Ты пришел домой.

 

Возлюбленный Бхагаван,

Я ничего не ожидал от Вас, и все же Вы перехитрили меня и подарили мне несколько прекрасных вещей. Есть ли нечто такое, о чем санньясин должен просить, или же все случается само по себе?

 

Все случается само по себе, но санньясин должен быть бдительным, чтобы не опоздать на поезд.

Поезд приходит сам по себе, но тебе надо быть бдительным. Вокруг тебя столько всего происходит; двадцать четыре часа в сутки... бодрствуя, во сне... ты должен быть внимательным к тому, что происходит. И чем более бдительным ты будешь, тем больше будет твое удивление... происходят те же самые вещи, которые происходили раньше, но смысл изменился, значение иное.

Цветок розы тот же самый, но теперь он лучистый, окружен какой-то новой энергией, которую ты раньше не осознавал, — какой-то новой красотой. Кажется, что раньше ты видел только внешнюю сторону розы, теперь же ты способен увидеть ее внутренний мир. Раньше ты смотрел на дворец со стороны, теперь ты вошел в его внутренние покои. Ты сотни раз видел луну, но когда ты видишь ее в безмолвии, в покое, в медитации, ты осознаешь красоту, которую раньше не осознавал, красоту, которая обычно не бывает доступной, для которой тебе необходимо некое прозрение.

И это прозрение вырастает в безмолвии, в покое.

Случилось так... весьма знаменательный случай. Один из индийских поэтов, Рабиндранат Тагор, перевел один их своих сборников стихотворений, Гитанджали, «Подношение песен». За эту небольшую книжку ему была присуждена Нобелевская премия.

В Индии она была доступна уже, по меньшей мере, пятнадцать лет. Но пока книга не соответствует международным стандартам языка и не получила международного признания, за нее трудно получить Нобелевскую премию.

Рабиндранат был немного обеспокоен, так как он сам перевел ее, а переводить поэзию — это всегда очень трудное дело. Переводить прозу легко, переводить поэзию невероятно трудно, так как в прозе есть нечто от базарной площади, а поэзия — это нечто из мира любви, из мира красоты, из мира луны и звезд. Это очень тонкое дело.

И каждый язык имеет свои собственные нюансы, которые почти непереводимы. Хотя Рабиндранат сам перевел свою собственную поэзию, у него были сомнения относительно перевода. Поэтому он показал перевод одному из христианских миссионеров, очень известному в то время, К.Ф.Эндрюсу — очень образованному, культурному, утонченному человеку. Эндрюс предложил четыре изменения. Он сказал: «Все остальное правильно, но в четырех местах есть грамматические неточности».

Итак, Рабиндранат просто принял его совет и внес изменения в тех четырех местах.

В Лондоне его друг, ирландский поэт Йитс, созвал собрание английских поэтов, чтобы послушать перевод Рабиндраната. Все его высоко оценили. Его красота была чем-то абсолютно новым для западного мира.

Но Йитс, который был самым выдающимся поэтом Англии в то время, сказал: «Все хорошо, но, кажется, кто-то, не являющийся поэтом, внес некоторые изменения в четырех местах».

Рабиндранат не мог поверить этому. Он сказал: «Где эти четыре места?»

Йитс точно указал эти четыре места.

Рабиндранат спросил: «Что здесь не так?»

Он сказал: «Грамматически здесь все правильно. Но поэтически... тот, кто предложил эти изменения, знает грамматику, но не знает поэзии. Он человек ума, а не человек сердца. Поток прегражден, как будто река наткнулась на скалу».

Рабиндранат сказал ему: «Я спросил К.Ф.Эндрюса, это его слова. Я скажу вам те слова, которые у меня стояли там раньше».

И когда он вставил свои слова, Йитс сказал: «Они совершенно правильны, хотя грамматически и неверны. Но грамматика не имеет значения. Когда речь идет о поэзии, грамматика не имеет значения. Оставьте ваши собственные слова».

Я всегда полагал, что есть пути ума и есть пути сердца, им не надо поддерживать друг друга. И если случается, что ум не согласен с сердцем, тогда ум неправ. Его согласие или несогласие не имеет значения. Важно, чтобы твое сердце чувствовало себя легко, как дома, было спокойным, тихим, гармоничным.

Мы воспитаны для ума, поэтому наш ум весьма изощрен. И никому нет дела до сердца. Фактически, каждый отталкивает сердце в сторону, так как от него нет никакой пользы на рынке, от него нет никакой пользы в мире амбиций, никакой пользы в политике, никакой пользы в бизнесе.

Но со мной ситуация как раз противоположная — бесполезен ум. А сердце... Все случается, просто твое сердце должно быть готовым воспринимать это.

Все приходит, но если твое сердце закрыто... Тайные законы жизни таковы, что даже стука не будет в двери твоего сердца.

Существование умеет ждать, оно может ждать вечность. Все это зависит от тебя.

Все готово случиться в любое мгновение. Только открой все свои двери, все свои окна, чтобы Существование могло вливаться в тебя со всех сторон. Нет никакого другого бога, кроме Существования, и нет никакого другого рая, кроме самого твоего существа. Когда Существование вливается в твое существо, тогда в тебя входит рай или ты входишь в рай, это просто различные способы сказать одно и то же. Но запомни: от тебя ничего не ожидается.

Все религии веками говорили, что ты должен делать это, ты должен то, что ты должен быть мучителем самого себя, ты должен отказаться от удовольствий, ты должен бороться со своим телом, ты должен отречься от мира. В буддийских писаниях имеется тридцать три тысячи правил, которым должен следовать санньясин. Их почти невозможно запомнить, — а о том, чтобы следовать им, и речи быть не может.

У меня нет ни единого правила, которому ты должен следовать; только простое понимание, что это твоя жизнь, - наслаждайся ею, позволь ей петь песню в тебе, позволь ей стать танцем в тебе. Тебе ничего больше не надо делать, кроме как просто быть доступным.

И цветы посыплются на тебя.

 

Беседа 10

Я ОТВЕЧАЮ НА ВАШИ

ВОПРОСЫ ТОЛЬКО

ДЛЯ ТОГО ЧТОБЫ

УБИТЬ ИХ

12 октября 1986 г., Бомбей

 

Возлюбленный Бхагаван,