Суггестия в лингвистике 5 страница

Множество подобных примеров наводит на размышление, не является ли частота проявлений золотой пропорции одним из объек­тивных критериев оценки гениальности произведений и их авторов? Тем более, что информация, которая содержится в точке золотого сечения, влияет непосредственно на подсознание, минуя сознание.

К ритмическим характеристикам текстов отнесем также изме­ренную для каждого текста длину слова в слогах, которая, по мне­нию Й. Мистрика «обратно пропорциональна ритмичности выска­зывания» (1967, с. 50). Слова разговорного диалогического стиля характеризуются в среднем небольшой длиной в слогах. Тексты, в которых употребляются абстрактные выражения или исключитель­ные слова, имеют более высокие среднеарифметические длины в слогах.

3. Лексико-стилистический уровень.

Следующим этапом описания параметров суггестивных текстов является измерение различных показателей (индексов), характери­зующих стилистические особенности текстов при помощи матема-тико-статистических методов (Мистрик, 1967). На основании сле­дующих данных:

N — число лексических единиц в тексте вообще;

L — число слов, которые встретились в тексте хотя бы один раз;

Lfi — слова, которые встретились в тексте только один раз;

Lfi< — число слов, которые характеризуются в тексте частотой большей, чем 1;

fri — максимальная частотность слова — по специальным фор­мулам могут быть рассчитаны следующие индексы (показатели):

1) С — индекс дистрибуции (чем больше С, тем богаче словарь и более симметрична дистрибуция слов):

2) I, — индекс итерации (индекс повторения слов в замкнутом тексте)

I, = N:L;

3) Ь — показатель исключительности (специфичности) лексики. В поэзии бывает до 50% «исключительных» слов, в художественной прозе их намного меньше:

L = 20xLfi:N

4) Р — индекс предсказуемости. Чем ниже степень предсказуе­мости, тем привлекательнее текст:

р= 100 —(Lfixl00):N

5) Ig — индекс плотности текста зависит от числа повторяю­щихся слов в тексте и длины текста. Он чувствителен главным об­разом к тематическим словам и совершенно независим от случай­ных слов. Чем богаче тематика, тем выше Ig) чем однороднее в тематическом отношении текст, тем Ig ниже. В научных монографи­ческих сочинениях он опускается ниже 1, в газетах, наоборот, под­нимается выше 3;

6) Iext — объем экстенсивности словаря. Является показателем широты лексики, разнообразия выражений и лексической насыщен­ности текста;

Ключ отворяющий. 83

7) If— длина интервала средней части повторяющихся слов (ин­декс стереотипности). If является высоким — как положительный стилистический элемент — там, где имеет значение не форма, а со­держание высказывания, то есть в тех случаях, когда предполагает­ся беглое чтение или когда высказывание является спонтанным, нестнлизованным. Высокую степень стереотипности, а, следова­тельно, высокий If имеет профессионально-разговорная речь, низок I? в художественных и вообще беллетризованных текстах.

Описывая эти индексы, Й. Мистрик отмечает, что «прямоли­нейность точных данных более полезна при стилистическом анали­зе текстов, в которых стилистическая ценность языкового элемента имеет более четкие и однозначные границы. Поэтому для анализа очень большое значение имеет подбор репрезентативного комплек­са, его отношение к исходному комплексу и общая точка зрения на субъективные стилеобразующие факторы» (1967, с. 43). В нашем случае, учитывая задачу сравнения суггестивных текстов с другими типами текстов и определение их места «прямолинейность точных данных» вполне уместна и даже необходима, поскольку речь идет об описании, прежде всего, универсальных, наиболее общих пара­метров этих текстов.

Индексы Й. Мистрика позволяют сравнить между собой раз­личные суггестивные тексты, определить место каждого из них в системе априорно суггестивного языка и, наконец, отнести экспе­риментально полученные суггестивные тексты к какому-либо раз­ряду (художественные — нехудожественные и пр.).

4. Лексико-грамматический уровень.

Следующим этапом анализа является определение соотношения различных частей речи в суггестивных текстах и проверка некото­рых гипотез, в частности, гипотезы Б. Ф. Поршнева об особой роли глагола в истории суггестии. Многие лингвисты предполагали, что глаголы древнее и первичнее, чем существительные. Эту глаголь­ную фазу Б. Ф. Поршнев предлагает представить себе, как всего лишь неодолимо запрещающую действие или неодолимо побуж­дающую к действию. В таком случае древнейшей функцией глагола должна считаться повелительная.

Эта гипотеза проверяется несколько неожиданным образом: демонстрацией, что повелительная функция может быть осуществ­лена не только повелительным наклонением (например, начинай­те!), но и инфинитивом (начинать!), и разными временами — прошедшим (начали!), настоящим (начинаем!) и будущим (начнем!),

даже отглагольным существительным (начало!) (см.: Поршнев, 1974, с. 426).

Определение процентного соотношения слов, представляющих разные части речи, позволяет подсчитать и такие показатели, как коэффициент глагольности, коэффициент связности, используемые при проведении контент-анализа.

5. Морфо-синтаксический уровень.

Синтаксический анализ суггестивных текстов будет произво­диться только в отношении некоторых групп текстов, прежде всего, в силу отсутствия надежных критериев членения спонтанных тек­стов. Тем более, что в уже упоминавшейся работе Р. Г. Мшвидобад-зе были получены убедительные результаты передачи индексальной информации (информации о положительных и отрицательных ус­тановках индивида) через синтаксические параметры: «1)при по­ложительной установке длина предложений больше, чем при отри­цательной установке; 2) В случае положительной установки глубина предложений больше, чем при отрицательной установке; 3) в случае положительной установки количество сложных предло­жений больше, чем при отрицательной установке, во время которой превалируют простые предложения» (1984, с. 91-92).

При сопоставлении данных экспериментов с текстами на рус­ском и грузинском языках, Р. Г. Мшвидобадзе делает вывод: «Сле­дует думать, что языки обладают как универсальными, так и спе­цифическими ресурсами для выражения установок через формаль­ные параметры» (с 104-105). Ниже будет показано, что часть сугге­стивных текстов (по преимуществу художественных, мифологич­ных) нечувствительна к разделению на отдельные предложения, а точными критериями членения спонтанной речи мы пока не распо­лагаем.

Таким образом, мы выделили 5 уровней суггестивно-лингвисти­ческого анализа: фонологический, просодический, лексико-стилис-тический, лексико-грамматический, морфо-синтаксический и пред­полагаем необходимость измерения следующих параметров сугге­стивных текстов:

1) отклонение частотности употребления отдельных звуков от нормальной частотности;

2) фонетическое значение текстов;

3) звуко-цветовые соответствия;

4) звуковые повторы, превышающие нормальную частотность;

Ключ отворяющий.

5) соотношение количества высоких и низких звуков (в %%);

6) длина слова в слогах;

7) соответствие «золотого сечения» кульминации текста;

8) лексико-стилистические показатели;

9) грамматический состав текстов.

По отношению к различным группам текстов этот список мо­жет быть сужен или расширен: так, для мантр и заклинаний инфор­мация о лексико-стилистических и грамматических параметрах яв­ляется избыточной вследствие неосознанности носителями русского языка, а заговоры могут быть охарактеризованы по типу заговор­ной формулы и пр. При анализе текстов личных мифов могут быть использованы формулы контент-анализа (коэффициент глагольно­сти и пр.).

Необходимость изучения вербальной суггестии можно объяс­нить существованием настоятельного социального заказа, связан­ного с тем, что общество нуждается в немедленной терапии. Выде­ляют несколько моделей терапии, охватывающих, в сущности, все области профессиональной коммуникации: медицинскую, психоло­гическую, философскую, социальную. Поэтому одной из задач суг­гестивной лингвистики можно считать разработку специальных методов лингвистической терапии для профессиональных комму­никаторов различных профилей.

Отсюда следует особое положение, занимаемое суггестивной лингвистикой среди лингвистических наук вообще в силу того, что это область:

— динамическая;

— междисциплинарная по своим методам (результат интегра­ционных процессов языкознания) — связана с психологией, социо­логией, психотерапией, нейролингвистикой, педагогикой, матема­тикой, информатикой, теорией искусств и пр.;

— экспериментальная (законы носят статистико-вероятностный характер);

— прикладная;

— ориентирована на изучение бессознательных процессов пси­хически сохранных людей.

Суггестивную лингвистику как предметную область можно представить как систему, объединяющую в себе ряд взаимопрони­кающих и взаимовлияющих уровней, описать и изучить которую можно только выйдя за рамки отдельно взятой научной теории, используя междисциплинарный подход.

Если проанализировать реальный процесс функционирования суггестивных текстов в ситуации доминирования определенной культурологической среды, становится очевидным, что невозможно выявить лингвистические особенности названных текстов без обра­щения к мифам как вторичной семиотической системе, способу свя­зи действительности (языка-объекта, первичной семиотической сис­темы) и объяснения этой действительности (метаязыка, вторичной семиотической системы)

Всего можно выделить 4 основных типа мифа, влияющих на эффективность интересующей нас в первую очередь медицинской модели терапии:

— языческий,

— христианский (славянский религиозный),

— заимствованный (дзен-буддистский, кришнаитский и пр),

— научный (медицинский).

Каждая мифологическая система имеет свои особые разновид­ности текстов, позволяющих не только подробно описать данную систему, но и произвести феноменологический анализ текстов (предсказать их эффективность и судьбу по форме). Так, языческая мифология непосредственно связана с фольклорной традицией на­рода: заговоры, наговоры, причеты, заклинания и пр. Христианская мифология имеет богатый арсенал молитв (как универсальных, так и ситуационных), проповедей Заимствованный миф представлен в русскоязычной среде преимущественно мантрами и заклинаниями. Медицинский миф логично изучать на материале формул гипноза и аутотренинга, а также текстов психотерапевтического воздействия

Особняком стоит исследование текстов личных мифов, полу­ченных при использовании метода ВМЛ. Уникальность этих тек­стов в том, что одновременно анализируются приемы и методы лингвистики суггестанта и лингвистики суггестора, потому что эти тексты созданы в особом измененном состоянии творческого транса и являются в одинаковой степени ауто- и гетеросуггестивными

Стратегия изучения суггестивных текстов, ориентированная на все более глубокое погружение в направлении наименее осознавае­мых уровней языка, может быть направлена на изучение следующих параметров'

1. Мифологические и экстралингвистические характеристики культурологического, этнографического и иного характера

2. Характеристики текста.

3 Синтаксические характеристики.

4 Лексико-стилистические и словообразовательные характери­стики.

5. Грамматические характеристики

6. Просодические (ритмические) характеристики.

7. Фоносемантические параметры

Можно еще более усложнить структуру суггестивной лингвис­тики и увеличить количество анализируемых параметров, однако перед нами стоят задачи адекватного и в то же время лаконичного описания суггестивных текстов, автоматизации этого процесса (коль скоро речь идет о неосознаваемых латентных признаках) и обучения языку внушения. Ключ должен легко открывать дверь..

 

ГЛАВА 4. «СЛОВО МОЕ КРЕПКО»..

(СУГГЕСТИВНЫЙ ТЕКСТ КАК ФАКТОР ИЗМЕНЕНИЯ УСТАНОВОК ЛИЧНОСТИ И ОБЩЕСТВА)

Функция слов — именно в том, чтобы быть вы­сказанными и, попав и внедрившись другому в душу, произвести там свое действие

П. Флоренский

Заветные слова звучат в «доме колдуньи» — очаровывают и лечат, присушивают и убивают.

Глобальные социальные эксперименты, проводимые в разные времена и в различных общественных системах, суть языковые экс­перименты. Подтверждение тому мы находим в работах, посвящен­ных «языкам» тех или иных обществ. Так, В. Клемперер в своей работе «Язык третьего Рейха. Записки филолога» доказывает, что нужна была специальная языковая система для того, чтобы появи­лась такое социальное явление как фашизм (1991).

Универсальные суггестивные тексты — это эксперимент, про­водимый МС с бессознательным отдельных личностей на протяже­нии длительных промежутков времени и в больших ареалах, поэто­му особенно интересный для лингвиста, пытающегося постичь тайну языковой суггестии.

К универсальным суггестивным текстам мы отнесли тексты за­говоров, молитв, мантр, заклинаний (автотексты МС), а также формулы гипноза и аутотренинга (аллотексты МС). Граница между этими группами весьма условна, поскольку имеются, например, молитвы, созданные конкретным историческим лицом, а затем ос­военные МС (ср.: молитвы святого Макария Великого, святого Ан-тиоха, святого Иоанна Златоуста — по существу, аллотексты), на­против, формулы гипноза, приписываемые себе тем или иным автором, оказываются, на самом деле, древними формз'лами вну­шения или самовнушения. Поэтому целесообразно объединить эти тексты в одну группу и, на основании их изучения, описать латент­ные универсальные языковые механизмы, обусловливающие ус­пешность функционирования указанных текстов в социуме. Это тем более ценный опыт, что он не осознается даже людьми, применяющими данные концентрированные магические тексты, для которых эффективность этих текстов несомненна.

Прежде чем приступить к рассмотрению жанровых разновид­ностей универсальных текстов, необходимо сделать два замечания общего характера:

1) Универсальность текста обратно пропорциональна сложно­сти его символики и формы: «Чем сложнее ритуал (много символов, сложные формы), тем более частной, локальной и социально струк­турированной предстает его миссия; чем ритуал проще (мало сим­волов, простые формы), тем более универсальна его миссия» (Тэрнер, 1983, с. 39).

2) По П. А. Флоренскому, «слово есть метод концентрации» (1990, т. 1, П, с. 263), поэтому «магически мощное слово не требует, по крайней мере, на низких ступенях магии, непременно индивиду­ально-личного напряжения воли, или даже ясного сознания его смысла. Оно само концентрирует энергию духа» (там же, с. 273). Эта мысль высказывалась неоднократно, в том числе В. Гумбольд­том, но Флоренский связывает концентрацию энергии духа в слове именно с проблемой магичности слова и выдвигает следующую (важную для нашего исследования) гипотезу: «Знахарка, шепчущая заговоры или наговоры, точный смысл которых она не понимает, или священнослужитель, произносящий молитвы, в которых иное и самому ему не ясно, вовсе не такие нелепые явления, как это кажет­ся сперва; раз заговор произносится, тем самым высказывается, тем самым устанавливается и наличность соответствующей интенции,— намерения произнести их. А этим — контакт слова с личностью ус­тановлен, и главное дело сделано: остальное пойдет уже само со­бою, в силу того, что самое слово уже есть живой организм, имею­щий свою структуру и свои энергии» (Т. 1, П, с. 273).

Следовательно, можно вслед за Флоренским предположить, что:

а) универсальные механизмы вербальной суггестии отрабаты­вались веками и закреплялись в соответствующих жанрах текстов;

б) эти механизмы являются латентными для лиц, использующих данные тексты в своей практике;

в) важно установить контакт слова с личностью — иными сло­вами, суггестивная роль, создаваемая при помощи вербальных средств, должна гармонично соотноситься с личностью, исполь­зующей конкретный суггестивный текст (в данном случае речь идет только о человеке, произносящем текст).

Перейдем к рассмотрению жанровых разновидностей универ­сальных суггестивных текстов.

Заговоры — тексты языческой мифологии

Заговоры — наиболее изученная филологами группа универ­сальных суггестивных текстов. Заговорам посвящены преимущест­венно исследования фольклористов (см., напр.: Червинский, 1989; Черепанова О. А., 1983, 1991, 1979; Елеонская, 1917, 1994; Маранда, Кенгас-Маранда, 1985; Антонович, 1877; Афанасьев, 1851; Ветухов, 1907 и др.), в которых даются классификации заговоров по разным основаниям, предлагается анализ заговорной формулы Естествен­но, исследователей интересуют в первую очередь семантические особенности заговоров. Такой подход правомерен, если рассматри­вать заговоры как жанр фольклора, но явно недостаточен для изу­чения суггестивных особенностей указанных текстов.

По данным С. А. Токарева, в этнографической литературе опи­сано огромное множество магических обрядов, известных восточ­нославянским народам, которые «как правило, сопровождаются словесными формулами — заговорами. Последние имеют очень существенное значение, порой даже основное. По-видимому, есть заговоры, которые считались действительными сами по себе, без всякого обряда («вербальная магия») (1957, с. 123). Такое выделение ее в особый тип оправдывается тем, что, во-первых, очень многие заговоры записаны исследователями без всякого упоминания о со­провождающих их (или сопровождаемыми ими) обрядах, которых, может быть, и действительно нет; во-вторых, тем, что лечебные за­говоры, видимо, имели свои собственные корни в лечебной реаль­ной практике.

«Вера в силу слова» (выражение Ветухова), на которой основа­ны все заговоры, сама ведь коренится в действительных человече­ских отношениях. Отдача приказания при помощи слов, действие внушением, психическое воздействие врача (или знахаря) на боль­ного, несомненно, влияющее на ход болезни — все это не могло не порождать веры в силу человеческого слова.

Заговор был необходимой принадлежностью быта Руси XVII и XVIII столетий: «Исторические показания свидетельствуют о том, что, с одной стороны, за заговором признавали спасительную силу, избавляющую от болезни, неудачи и беды, и прибегали к нему в различных жизненных случаях; с другой стороны, заговор считали опасным, "еретическим" орудием, так как он мог погубить челове­ка, и поэтому настаивали на уничтожении его в лице его знающих. Но какой бы ни был заговор, его заучивали и употребляли, как во спасение, так и на погибель.

Таким образом, и положительная и отрицательная сторона за­говора вызывали желание обладать им; желание это приводили в исполнение, вследствие чего заговор был хорошо знаком всем сло­ям общества, все сословия признавали его значение и не относились к нему безразлично» (Елеонская, 1994, с. 100).

По характеру мифологии мы отнесли заговоры к языческому типу В силу специфики религиозных верований России можно счи­тать языческий тип одним из наиболее распространенных, а веру в заговоры как средство воздействия — актуальной и до сего дня.

Воспользуемся данными анализа 280 заговоров, общим объе­мом 16 160 слов.

Для оценки фонетического значения тексты обрабатывались на ПЭВМ, по программе «Diatone», составленной по данным А. П Журавлева, полученных экспериментальным путем с допус­тимым коэффициентом надежности R > 0.85 (Журавлев, 1974, с. 53-58). Исходные положения и общая формулировка процедуры ана­лиза подробно изложены А. П. Журавлевым в книге «Фонетическое значение» (там же, с. 99-116).

В таблице 1 приведены данные о фонетическом значении выбо­рочной совокупности заговоров, которые получены в итоге обсчета текста-конгломерата, произведенного слиянием всех текстов заго­воров выборочной совокупности.

Результаты автоматического анализа фонетического значения текстов заговоров

Признаки текста-конгломерата (в показателях)
1.	яркий	77.12
2.	возвышенный	62.02
3.	радостный	54.05

Таблица 1

Как видно из таблицы, ведущий фоносемантический признак заговоров — «яркий».

В таблице 2 приведен набор 10 наиболее частотных «звуко-букв», полученный при обсчете текстов заговоров.

Преобладают «высокие», «хорошие» И, Ю; а также «низкий», «плохой» Ы. Из группы согласных выделяется, прежде всего, со­норный диезный М', «нейтральный» по фактору оценки, очень мяг­кий и медлительный. На втором среди согласных месте — Б — звонкий, простой, краткий, «хороший»; далее: К' — глухой, диез­ный, краткий, «плохой»; Р — звонкий, простой, длительный, «нейтральный»; Ц — глухой, краткий, «плохой». Как видим, среди

И. Черепанова. Дом колдуньи.

гласных преобладают «хорошие» по фактору оценки звукобуквы, среди согласных — «нейтральные» и «плохие». ''

Наиболее частотные «звукобуквы» текстов 280 заговоров

Текст-конгломерат (в показателях частотности)
	И	(24.41)
	М'	(21.03)
	Б	(21.01)
	К'	(15.22)
	Р	(14.15)
	ы	(12.26)
	ю	(11.06)
	р	(10.97)
	Ц	(10.91)
	с	(9.38)

Таблица 2

Если воспользоваться данными психолингвистов о звуко-цвето-вых соответствиях (Журавлев, 1974; см. также: Иванова-Л\кьянова, 1966; Панов, 1966 и др.), то преобладание гласного И среди гласных указывает на синий или голубой цвет, Ы — черный, а «Б часто на­зывают сиреневым» (Журавлев, 1974, с. 5).

Интересно, что В. М. Бехтерев, описывая результаты опытов относительно «времени и условий, определяющих выбор личных движений», отмечал, что «из цветов чаще всего выбирался голубой, за ним следует красный и фиолетовый, за ним — желтый, зеленый и оранжевый» (1991, с. 404).

Отдельные слоги в текстах, состоящие из звуков, резко превы­шающих нормальную частотность (ми, от, ки, бы, ри, ро, во, со, го, по, ре, ни, бо, ло, ли, не) можно трактовать как звуковые повторы (см., напр.: Сивуха, 1984). Регулярное повторение всех выделенных повторов может обеспечить текстам заговоров следующие признаки: «стремительный» (12.33), «бодрый» (5.19), «устрашающий» (3.98).

Так как речь шла об анализе большой группы заговоров, раз­личных по своим установочным задачам, целесообразно было про­анализировать некоторые тематические группы заговоров и про­следить, нет ли в них особых фоносемантических закономерностей.

Сначала сравнивались две большие группы заговоров: «на кровь», т. е. от кровотечения (19 текстов, 665 слов) и «на зубы» (20 текстов, 910 слов). Именно эти группы упоминал В. Мессинг, при­водя пример необъяснимой с точки зрения науки силы слова. Срав-

«Слово мое крепко»...

ним наиболее частотные фоносемантические параметры этих двух групп со средними параметрами всего массива заговоров:

Результаты автоматического анализа фонетического

значения заговоров: общие, «на кровь*, «на зубы»

(в абс. числах)

№ п/п	Общие (280)	«На кровь» (19)	«На зубы» (20)
	яркий (82)	нежный (7)	яркий (10)
	темный (76)	стремительный, тихий, су­ровый, устрашающий (6)	медлительный, нежный, сильный (6)
	нежный (69)	минорный (4)	суровый, темный(5)

Таблица 3

Как видно из таблицы 3, разброс признаков в отдельных тек­стах достаточно большой, однозначные соответствия для той и дру­гой группы определить сложно, поэтому можно более детально сравнить наиболее частотные звуки указанных групп заговоров (таблица 4):

Сравнительные результаты измерения наиболее

частотных «звукобукв» в текстах заговоров «на кровь* и

«на зубы* (в абс. числах и %% к общему количеству

текстов)

№ п/п	Всего в заговорах (280)	«на зубы» (20)	«на кровь» (9)
Ранг	Звуко-буквы	Кол-во	Звуко-буквы	Кол-во	Звуко-буквы	Кол-во
	М'	130(46.43%)	Б	18(90%)	В'	14(73.68%)
	И	112(40.00%)	М'	13(65%)	Р,К	10(52.63%)
	Б	100(35.71%)	Н',У	12(60%)	К'	9 (47.37%)
	К'	85 (30.36%)	Ы	11 (55%)	Б,Н	8(42.10%)
	Р	72(25.71%)		9 (45%)	М	7 (36.84%)
	Р'	69 (24.64%)	Б',Л',Я	8 (40%)	У	6(31.58%)
	Ы	65(23.21%)	Ц	7 (35%)	Р'	5(26.31%)
	В	63 (22.50%)	Р,Л	3(15%)	ц,и	4(21.05%)
	Ю	62(22.14%)	3,Т,Е,Ж	2(10%)	п	3(15.79%)
	Ц	61(21.78%)	В. К'	1 (5%)	СТ.Ф' А,Ю	2(10.53%)

Таблица 4

Сравнение результатов таблицы показывает, что:

1) наряду с другими, наиболее частотными являются звукобук-вы, входящие в состав ключевых слов тематических заговоров: 3, У, Б, Ы в заговорах «на зубы» и К, Р, В' — в заговорах «на кровь». Такое явление соответствует данным Т. Я. Елизаренковой, обнару­жившей при описании лингвистических особенностей «Ригведы» (РВ), что «вообще вся формальная структура гимнов основана на повторах: тождественных или фонетически близких звуков, падеж­ных форм, балансированных синтаксических конструкций, —черта свойственная произведению устного творчества вообще, — и зву­копись представляет собой одно из частных проявлений этой общей тенденции» (1989, с. 518). Эта же идея изначально высказывалась Ф. де Соссюром в его посмертно изданных «Анаграммах» (1964) и в книге Старобиньского «Слова под словами» (1971). Метод «ана­грамм» был выявлен де Соссюром в целом ряде древних индоевро­пейских поэтических традиций (ведийской, ранней латинской, древ-негерманской). По де Соссюру, гимн РВ, посвященный восхвале­нию какого-либо бога, строится вокруг ключевого слова — имени бога. Поэт может играть падежами этого имени, располагая их оп­ределенным образом и употребляя в каждом стихе, а может, не на­зывая прямо имени бога и расчленив его на отдельные звуки или слоги, повторять их в соседних словах, создавая тем самым звуко­вые намеки на него. Развивая гипотезу де Соссюра в свете совре­менных взглядов на древнюю индоевропейскую культовую поэзию, трактуемую в духе гипотезы Мосса-Бенвениса и идей Р. О. Якоб­сона относительно грамматики поэзии, Т. Я. Елизаренкова предпо­лагает: «Исходя из представления о том, что хвалебный гимн боже­ству обусловливается ситуацией обмена между адептом и божест­вом, следует поставить вопрос, какую информацию может нести семантизированная звуковая ткань гимна. Выясняется, что она мо­жет содержать информацию об имени божества (адресата), об име­ни риши — автора гимна (андресанта) или об основной теме гимна (сообщении), если та, в свою очередь, не совпадает с восхвалением божества. Иными словами, с помощью звукозаписи в гимнах РВ сообщаются сведения обо всех трех конститутивных элементах ре­чевого акта» (1989, с. 519). В данном случае мы находим информа­цию об основной теме заговора.

2) Набор других звукобукв существенно от средних данных не отличается.

3) Специфическим является превышение в заговорах «на кровь» нормальной частотности звукобукв А («красной») и Ф' (в большинстве заговоров, напротив, мы наблюдаем пониженное относительно нормальной частотности количество этих звуков).

Заговоры традиционно делятся МС на две большие группы: за­говоры (лечебные, благотворные заклинания) и наговоры (вредо­носные заклинания). «"Наговаривали" на самые различные вещи — на хлеб, соль, воду, воск, коренья и пр., т. е. на вещества, сами по себе в большинстве безвредные; следовательно, колдовская сила тут уже в основном приписывалась наговору» (Токарев, 1957, с. 135). С. А. Токарев отмечает также, что «наговоры», сопровождающие обряды, по форме обычно отличаются от лечебных заговоров: «В них нередко вместо упоминания об Иисусе Христе, богородице и святых, упоминается нечистая сила» (1957, с. 136). Можно предпо­ложить также, что принципиальное противопоставление двух групп текстов массовым сознанием должно было закрепиться не только на уровне содержания (мифа), но и в других (в том числе латентных фоносемантических) параметрах указанных текстов.

Результаты автоматического анализа фонетического значения заговоров и наговоров показывают, что доминирующим признаком всех указанных текстов является «яркий», следовательно, на уровне общих признаков принципиальных различий между названными группами текстов не существует. Более заметные различия наблю­даются в составе наиболее частотных «звукобукв». В наговорах и отсушках появляются звукобуквы Ж, Ш, Щ, С, С «плохие» по фак­тору оценки и не превышающие нормальную частотность в других группах заговоров.