Ограничения в научении животных

Помимо позитивистской философии, краеугольным камнем бихевиоризма были эмпирические исследования поведения животных. Дж. Уотсон начинал свою карьеру как психолог животных, а Э. Ч. Толмен, К. Л. Халл и Б. Ф. Скиннер редко исследовали человеческое поведение, предпочитая более контролируемые ситуации, в которые можно было поместить животных. Высказывались ожидания, что эксперименты на животных помогут выявить общие законы поведения, применимые к широкому спектру видов, включая человека, с внесением незначительных модификаций или вообще без них. Э. Ч. Толмен говорил о когнитивных картах крыс и человека, К. Л. Халл — об общих законах поведения млекопитающих, а Б. Ф. Скиннер — о распространении принципов поведения животных на вербальное поведение. Полагали, что принципы, проявившиеся в искусственно контролируемых экспериментах, должны показать пути научения всех организмов, независимо от формирования их условных рефлексов в процессе эволюции. Предположение об универсальности было решающим в бихевиористской программе, поскольку, если законы научения являются видоспецифичными, изучение поведения животных бессмысленно для понимания людей.

Но доказательства, накопленные на протяжении 1960-х гг., показали, что законы научения, открытые для крыс и голубей, не были общими, равно как и то, что существуют серьезные ограничения, в зависимости от того, какие животные и чему научаются, ограничения, диктуемые эволюционной историей животного. Эти доказательства были получены как в психологии, так и в других дисциплинах. С одной стороны, психологи открыли аномалии в применении законов научения во многих ситуациях; с другой стороны, этологи продемонстрировали важность врожденных факторов для понимания поведения животного в естественной окружающей среде его предков.

Дурное поведение организмов. Работая над ракетами, управляемыми голубями, Скиннер сотрудничал с молодым психологом Келлером Бриландом, на которого возможности контроля поведения произвели такое глубокое впечатление, что он сам и его жена стали профессиональными дрессировщиками животных. Как писал Скиннер в 1959 г.: «Поведение можно формировать в соответствии с инструкцией и поддерживать его по своему желанию почти без всяких ограничений... Келлер Бриланд специализируется в изготовлении поведения как предмета торговли». Заявления Скиннера о Бриланде напоминают похвальбу Фрэзера из «Второго Уолдена» о производстве человеческих личностей по заказу.

Но в процессе своей работы по обучению животных необычным формам поведения чета Бриландов обнаружила, что многие животные вели себя не так, как им следовало бы. В 1961 г. они сообщили о своих трудностях в статье, название которой, «Дурное поведение организмов», обыгрывало название первой книги Скиннера — «Поведение организмов». Например, они пытались научить свиней носить монеты и складывать их в свинью-копилку. Им удавалось научить животных, но затем они теряли навык. Свиньи подбирали монету, роняли ее на землю и зарывали

318 Часть IV. Научная психология в XX веке

носом, а не складывали в копилку. Чета Бриландов отметила, что они обнаружили много случаев, когда животные «оказывались пойманными в ловушку сильного инстинктивного поведения», которое побеждало поведение, приобретенное в результате научения. В природных условиях свиньи отрывают носом свою пищу, и поэтому они зарывали монеты, которые были приучены собирать для того, чтобы получить пищевое подкрепление. Бриланды (К. Breland and M. Breland, 1961/ 1962) пришли к выводу, что психологам следует изучить «скрытые предположения, ведущие к подобным разочарованиям» в общих законах научения, предложенных бихевиоризмом. Они явно ставили под сомнение прагматические предположения бихевиоризма в свете экспериментальных аномалий.

Бриланды выделили три таких предположения: животное представляет собой tabula rasa; видовые различия не имеют значения; в процессе выработки условных рефлексов ответные реакции можно выработать на любые стимулы. Эти предположения, для эмпиризма фундаментальные, и были высказаны ведущими бихевиориста-ми. Ограничения этих предположений высказывались и ранее, но после публикации данных Бриландов началась настоящая лавина сообщений, ставивших эти предположения под вопрос, причем наблюдения были сделаны в контролируемых условиях.

Борьба с бумажной фабрикой Академии. Одним из исследований, данные которого подрывали основы бихевиоризма, стала работа Джона Гарсия (J. Garcia, В. К. McGowan and К. F. Green, 1972) и его сотрудников. Гарсия был студентом И. Кречевского, любимого ученика Э. Ч. Толмена. Гарсия исследовал то, что называл «рефлекторной тошнотой» — пример классической выработки условного рефлекса. Стандартные эмпирические предположения, сформулированные И. П. Павловым, заключались в том, что любой стимул может действовать как условный раздражитель, благодаря которому посредством формирования условного рефлекса можно получить любую ответную реакцию в качестве условного ответа. То есть любой стимул можно сделать условным раздражителем для получения любого ответа. Дальнейшие эмпирические исследования указывали, что, для того чтобы научение имело место, условный и безусловный раздражители должны следовать друг за другом с интервалом в полсекунды.

Используя разнообразные методы, Гарсия позволял крысам пить жидкость с необычным вкусом, а затем через час вызывал у них тошноту. Вопрос состоял в том, научатся ли крысы избегать места, где они чувствовали тошноту, безусловного раздражителя, напрямую связанного с тошнотой, или раствора, который они пили, хотя это событие было удалено по времени от безусловного ответа. Всегда происходило последнее. Обычные законы классической выработки условного рефлекса не работали. Гарсия утверждал, что крысы инстинктивно знали, что тошнота должна быть связана с чем-то, что они ели, а не раздражителями, предъявленными в момент тошноты. Это имело большой смысл для эволюции, поскольку тошнота в условиях дикой природы с большей вероятностью вызвана питьем испорченной воды, нежели кустом, под которым крыса сидела в тот момент, когда почувствовала тошноту. С биологической точки зрения более адаптивно связывать с тошнотой вкус, а не визуальные или слуховые раздражители. Следовательно, весьма вероятно, что эволюция ограничивает то, какие именно стимулы могут быть ассоциированы с теми или иными ответными реакциями.

Глава 9. Закат бихевиоризма, 1950-1960 319

Исследования Гарсия вначале натолкнулись на крайний скептицизм, а ведущие журналы, посвященные поведению животных, не захотели опубликовать их результаты. Но работы других исследователей продемонстрировали, что в случае многих форм поведения эволюционное наследие животного накладывает явные ограничения на то, чему оно может научиться. Сейчас исследования Гарсия считаются классическими.

В 1961 г. Бриланды установили, что этологические исследования сделали для понимания поведения животных больше, чем бихевиористские лабораторные эксперименты. В 1970-х гг. некоторые психологи животных заявляли, что в изучении научения животных произошла революция, вдребезги разбившая старую парадигму (R. С. Bolles, 1975). Хотя подобная оценка была преждевременной, существование в 1970-е гг. книг и сборников статей, посвященных ограничениям научения, указывало, что это направление научения животных претерпевало период смуты: опора на общие законы научения канула в прошлое.

Этот кризис выявил интересный факт, связанный с влиянием на американскую психологию трудов Дарвина. И функционалисты, и бихевиористы рассматривали разум и поведение как адаптивные процессы, приспосабливающие организм к окружающей его среде. Мы видели, что анализ научения, проведенный Скиннером, недвусмысленно и осознанно базировался на применении естественного отбора. Тем не менее бихевиоризм принимал эмпирические предположения парадигмы Спенсера о tabula rasa и общих для всех видов законов научения и игнорировал вклад эволюции в поведение. Это было продуктом еще одного бихевиористского допущения, периферической теории. Конечно, бихевиористы признавали, что собака не может реагировать на звук, который не может услышать, не может она и летать. Эти ограничения, однако, касались лишь периферических сенсорных и двигательных способностей. Поскольку бихевиоризм отрицал существование центральных процессов, он не мог признать существования для них эволюционных ограничений. Следовательно, приходилось предположить, что, до тех пор пока организм может ощущать стимул, он может ассоциироваться с любым физически возможным ответом.

Но многие из загадочных явлений, открытых такими исследователями, как чета Бриландов и Гарсия, явно касались вкусов, изображений или звуков, которые животные могли ощущать, но не ассоциировали с поведением. Похоже, что такие открытия указывали на существование центрального контроля над научением — контроля, который хотя бы частично был обусловлен наследственностью. Следовательно, хотя бихевиоризм, вслед за функционализмом, принимал теорию естественного отбора как концептуальный инструмент, он отрицал последствия эволюции, имеющие видовую направленность, поскольку отрицал централизм.

Наконец, мы можем отметить, что крайний эмпиризм бихевиоризма отрицал уже установленные ограничения научения. Например, сам Э. Л. Торндайк обнаружил огромные различия в том, насколько легко кошки могли освобождаться из различных проблемных ящиков. В частности, им было трудно научиться лизнуть лапу для того, чтобы освободиться. Подобное поведение в природе не связано с освобождением, и поэтому кошки очень медленно устанавливали подобную связь. Аналогично первые исследователи поведения животных, от Дарвина до этологов, описывали биологически определенные поведенческие паттерны. Все это согласу-

320 Часть IV. Научная психология в XX веке

ется с распространением научной парадигмы. Определенные аномалии тихо игнорируют или списывают на плохие методы (например, метод устных рассказов) до тех пор, пока они не станут слишком серьезными, чтобы их можно было игнорировать, как это произошло в 1960-х гг. в научении животных.