Глава 7. Доктор Кейт Нойман сходила с ума

Доктор Кейт Нойман сходила с ума. Она вышла из детского отделения, прошла через изолятор, где выздоравливали ее восемь больных гепатитом В, постояла перед никак не обозначенной комнатой для умирающих младенцев, заглянув при этом в окошко и стукнув кулаком по косяку, после чего стремительно направилась в сторону ординаторской.
Помещения бухарестской Первой окружной больницы напоминали Кейт старую переплетную фабрику в Массачусетсе, где она как-то проработала целое лето, чтобы хватило на учебу в Гарварде. Те же коридоры, выкрашенные в грязно-зеленый цвет, такой же потрескавшийся и замызганный линолеум, такие же гнусные люминесцентные лампы, дающие неровный жидкий свет, прохаживающиеся по вестибюлю мужчины того же пошиба - с небритыми физиономиями, развинченными походками и самодовольными, похотливыми взглядами искоса.
Кейт Нойман была сыта по горло. Прошло шесть недель с тех пор, как она приехала в Румынию для "короткой консультационной поездки"; сорок восемь часов с того времени, как она спала, и почти двадцать четыре часа после того, как она принимала душ. Сколько дней она не выходила на улицу, на солнце, - и не сосчитать, а с того момента, как она видела умирающим последнего ребенка из комнаты без таблички, прошло лишь несколько минут. Для Кейт Нойман всего этого было достаточно.
Она ворвалась в дверь ординаторской и остановилась, тяжело дыша, оглядывая обращенные к ней озадаченные лица. Врачи в основном были смуглолицые мужчины, многие - в хирургических костюмах не первой свежести и с жиденькими усиками. Их сонный вид не вводил Кейт в заблуждение, поскольку она знала, что долгое пребывание в палатах здесь ни при чем: большинство врачей имели короткий рабочий день и недосыпали они лишь из-за того, что вели так называемую ночную жизнь в послереволюционном Бухаресте. На дальнем конце кушетки Кейт заметила синие джинсы и почувствовала облегчение оттого, что вернулся ее румынский приятель и переводчик Лучан Форся, но тут человек подался вперед, и она увидела, что это не Лучан, а всего лишь американский священник, которого дети называли "отцом Майком", и гнев, подобно черной приливной волне, вновь захлестнул Кейт.
Заметив у бака с горячей водой администратора больницы, господина Попеску, она обрушила свое негодование на него.
- Сегодня мы потеряли еще одного ребенка. Еще одного ребенка не стало. Девочка умерла совершенно бессмысленно, мистер Попеску.
Круглолицый администратор взглянул на нее, моргнул и помешал ложечкой свой чай. Кейт была уверена, что он ее понимает.
- Не хотите ли узнать, из-за чего? - спросила она. Двое педиатров начали пробираться к выходу, но Кейт встала в дверном проеме, подняв руку жестом регулировщика.
- Все должны это услышать, - тихо сказала она, не отрывая взгляда от Попеску. - Неужели никто не хочет знать, почему мы потеряли сегодня еще одного ребенка?
Администратор облизнул губы.
- Доктор Нойман.., вы.., наверное.., очень устали, да? Кейт не сводила с него глаз.
- Мы потеряли маленькую девочку в девятой палате. - Голос у нее был таким же безжизненным, как и взгляд. - Она умерла от эмболии, потому что кто-то небрежно делал внутривенное вливание.., чертовски простое, рутинное вливание.., и толстая сестра, от которой несет чесноком, вогнала пузырек воздуха прямо в сердце ребенку.
- Imi pare foarte rau, - пробормотал господин Попеску, - nu am inteles.
- Черта с два не понимаете, - бросила Кейт, почувствовав, что ее гнев превращается во что-то острое, хорошо заточенное. - Отлично все понимаете.
Она повернулась и окинула взглядом дюжину медиков, уставившихся на нее.
- Вы все понимаете. Эти слова очень легко понять... Небрежность, халатность, неряшливость! Это уже третий за месяц ребенок, которого мы теряем лишь из-за дурацкой некомпетентности.
Она взглянула в лица стоявших ближе всех педиатров.
- А вы где были?
Тот, что повыше, повернулся к своему коллеге и с ухмылкой сказал что-то шепотом по-румынски. Слова "tiganesc" и "corcitura" прозвучали вполне отчетливо.
Кейт шагнула к нему, подавляя в себе желание врезать прямо по густым усам.
- Я знаю, что девочка была цыганской полукровкой, дерьмо ты собачье.
Она сделала еще один шаг, и, хоть румын был дюймов на пять выше ее и фунтов на семьдесят тяжелее, он вжался в стену.
- Еще я знаю, что вы продаете выживших детей американским проходимцам, которые рыщут вокруг, - сказала Кейт педиатру, нацелив палец так, будто собиралась проткнуть ему грудь. В следующее мгновение она отвернулась, словно ее оттолкнул исходивший от него запах. - И остальные чем занимаются, я тоже знаю. - Ее исполненный отвращения голос звучал настолько измученно, что она сама еле его узнавала. - Самое меньшее, что вы могли сделать, - это спасти больше детей...
Двое стоявших у входа педиатров торопливо выскочили из ординаторской. Другие врачи тоже оставили чай и потихоньку покинули помещение. Попеску подошел ближе и сделал попытку прикоснуться к руке Кейт, но передумал.
- Вы очень устали, мисс Нойман...
- Доктор Нойман, - произнесла Кейт, не поднимая глаз, - и если, Попеску, уход в палатах не станет лучше, если еще хоть один ребенок умрет из-за небрежности, ей-богу я пошлю доклад в ЮНИСЕФ, Общество по усыновлению и спасению детей и во все прочие организации, на которых вы греете руки... Такой доклад, что вы от американцев впредь гроша ломаного не получите и ваши ненасытные друзья пошлют вас в то место, которое нынче заменяет в Румынии ГУЛАГ.
Попеску покраснел, побледнел, опять покраснел, попытался на ощупь поставить чашку на стол сзади, уронил ее, и, прошипев что-то по-румынски, шаткой походкой вышел.
Кейт Нойман постояла еще немного, по-прежнему упершись взглядом в пол, потом подошла к столу, подняла чашку и поставила ее в нишу над баком с горячей водой. Почувствовав утомление, накатывающее медленными волнами, она закрыла глаза.
- Ваша работа здесь почти закончена? - подал голос американец.
Кейт отреагировала незамедлительно. Бородатый священник все еще сидел на кушетке; его синие джинсы, серая футболка и кроссовки выглядели неуместно и несколько нелепо.
- Да. Еще неделя - и я уеду при любом раскладе. Священник кивнул, допил чай и отставил кружку с отбитыми краями.
- Я наблюдал за вами, - мягко сказал он. Кейт посмотрела на него. Она всегда недолюбливала верующих, а целомудренные попы раздражали ее больше всего. Священники казались ей бесполезным анахронизмом - колдунами, сменившими страшные маски на белые стоячие воротнички, расточающими фальшивую заботу, стервятниками, вьющимися над больными и умирающими. Кейт осознала, насколько она устала.
- А я за вами не наблюдала, - тихо сказала она, - но видела, как вы общаетесь с только что поступившими детьми. Дети к вам тянутся.
Отец О'Рурк кивнул.
- А вы спасаете им жизнь.
Он подошел к окну и отодвинул плотные шторы. Насыщенный свет вечернего солнца залил комнату, возможно, впервые за несколько лет.
Кейт моргнула и потерла глаза.
- Смотрите-ка, доктор Нойман, совсем как днем. Я бы с вами прошелся.
- Нет необходимости... - начала было Кейт, пытаясь рассердиться на него за столь самоуверенный тон, но не смогла. Эмоций у нее осталось не больше, чем заряда в подсевшем аккумуляторе.
- Хорошо, - сказала она.
Они вместе вышли из больницы навстречу бухарестскому вечеру.