Кофейня

Прах В.

 

Скажите мне, чем должно пахнуть в кофейне? - Наверное, чем угодно, но только не кофе...

...Грусть. То место, в котором можно найти себя среди музыки. Искать то, чего нет среди пустых стульев. Или обжигать пальцы от сигареты, пеплом размывая страницы, в которых автор нашел тебя.

- Позвольте...

- Да, присаживайтесь, - не отводя глаз от книги, ответила она.

Шекспир "Сонеты о любви". Красивая обложка. Громкое имя. И... Разбитое сердце женщины, что так дополняют друг друга. Так могло показаться на первый взгляд...

- "В тоске не гаснет жар мятежный, Горит за сенью гробовой, И к мертвой пламень безнадежный. Святее, чем любовь к живой..."

- Удивительно. Так точно и с чувством... Шекспир.

Такого ответа он больше всего ожидал, но меньше всего хотел услышать.

- Нет. Это Байрон, - с каким-то волнением, но без всякого удивления произнес он.

Она склонила голову и, подкурив новую сигарету, продолжила увлеченно изучать страницы. Будто его и не было вовсе.

- Уходите.

-... Вы кого-то ждете. Кого-то, кто с опозданием на два месяца и шестьдесят две кружки выпитого кофе, так и не соизволил опоздать.

Она подняла голову и посмотрела на него так, будто он прочитал ее мысли. Загадочный взгляд, хоть и весьма предсказуем.

- С чего вы это взяли? - в недоумении спросила она.

Когда вы приходите и открываете книгу, вы кладете левую руку так, чтобы хорошо было видно время. Если присмотреться, то можно заметить, что смотрите вы вовсе не в книгу, а на свои часы. Создаете иллюзию отдыха, в то же время ограждаете себя от таких, как я - книгой.

- Но как... Как вы смогли за мной наблюдать, если сидели все время спиной ко мне?

- Здесь нет ничего странного. С вашего столика, если смотреть в окно, видно улицы. С моего - ваш столик. И получилось так - мы оба смотрели в окно. Вы на прохожих, а я на вас.

- Кого ждете вы? - с явным интересом спросила она.

***

Глаза цвета кофе. Губы оттенка розы. И музыка... Все такая же безвкусная, как и их латте.

- Не смотрите на меня так, - делая глоток кофе, отвела взгляд она.

Куда она смотрела? - На прохожих. Нет, скорее мимо них. На серые тротуары или вошла в тон не менее серой суеты. Этот взгляд ему был знаком. Она во всем видела человека, но никак не могла его найти.

- Как мне на вас не смотреть? - устало спросил он.

- Так будто все обо мне знаете, - ответила она, по-прежнему смотря в окно.

Была ли она замужем? - Была. Он это увидел по ее рукам. Кольца на ней не было, но его след она продолжала неосознанно гладить. Временный след... Это было видно по глазам, в ее походке и даже в том, как она держит сигарету. Это мужчине скрыть свой брак, как окурок выбросить. У женщин с этим сложнее.

- Как я выгляжу? - после длительной паузы, перевела взгляд в его сторону. Затем она посмотрела на часы и, не дожидаясь ответа, добавила, - Мне пора.

Его не смутил ее резкий уход, как и то, что ответа на вопрос не прозвучало. Напротив, он даже и не думал на него отвечать и не стал провожать ее взглядом. Спустя время немой беседы, его внимание привлек еще один постоялец этой кофейни. Вредный, толстый мужчина лет сорока пяти. Скажем так, манеры этой беды были куда дешевле его костюма. Как и всегда, он заказал кофе по-ирландски и попросил дать ему меню. Это уже было его привычкой, пить крепкий кофе с дешевым виски, а глядя в меню - недовольно бурчать. Но проблема его была в другом.

«Когда тебе было холодно, я надевал на тебя свой свитер, и мне становилось теплее. Когда тебе было больно, я сжимал зубы и шептал в гневе о себе. Я знал вкус твоих слез, бесконечно целуя мокрое лицо. А ты даже не знала, во сколько я завтра чужой. Я молился о тебе по средам, когда ты наводила будильник на восемь. А в четверг я тебя ненавидел. Без пятнадцати девять...»

Он закрыл книгу и положил ее возле себя. Встав с кровати, он искал спрятанную пачку сигарет. Два года и четыре месяца он сжимал эту пачку в руках, не открывая ее. Эти два года борьбы с собой. Его манил этот дым. Глубокая тяга. Секундное облегчение. А с выдохом выпускать все то, что наболело. Достав сигарету, он стоял минуты две, все крепче зажимая ее в зубах. После чего взял и сжал ее в кулаке, рассыпая на пол. Этой ночью он уснул победителем, чтобы утром вновь объявить войну себе.

Холодный душ. Крепкий чай без сахара. В семь утра этот город просыпался и ненавидел все вокруг. Люди вставали с единственным желанием, с ним же свой день и заканчивали: как мне выспаться и какая жизнь дерьмо. Он каждый день вставал в это время, выходил на балкон и смотрел на хмурых, полусонных. Людей без яркости. Размытых. Они спешили на работу, которую ненавидели чуть меньше своего босса. Зарабатывали деньги, чтобы тратить их на то, что им не по карману. И все время стремились к роскоши, не имея даже свободы.

Допивая свой чай, он заходил обратно в квартиру, оставляя за стеклом недовольные лица, во всем винившие жизнь. Переводил будильник на двенадцать и, натягивая на себя теплое одеяло, еще больше влюблялся в утро.

_

Когда Роза открыла дверь кофейни, на часах уже было четыре. Он, как обычно, сидел спиной к ней за соседним столиком и думал о чем-то своем. Не узнать ее шаги было сложно. Ему каждый день, на протяжении двух месяцев, приходилось их слышать. В этих шагах не было ничего особенного, но спутать с другими он их не мог. Подойдя к своему столику, она заметила книгу и вкладыш на какой-то из страниц. Он не видел ее, но каждой клеткой спины чувствовал, как она смотрела то на книгу, то на него. И в какой-то момент ему показалось, что она задержала на нем свой взгляд. Нет, не показалось. Он был в этом уверен.

Мысли тонули в чашке ее латте. Она водила ложкой по дну, будто размешивала вкус горьких букв. Шелест страниц. Глубокие тяги дыма. Ее тонкие пальцы обжигала сигарета, что так верно дотлевала в ее руке. Она была увлечена...

Дождь стучал в окно и навевал прохладный порыв грусти. Воспоминаний. Нелепых улыбок длиною в секунды, затем глухих ударов в груди, от которых, порой, можно было задохнуться. В такие минуты, наедине с дождем, ты готов верно ждать солнца. А с его приходом - и дальше тонуть в своих лужах. А может дело не в погоде? Слабость времени - настоящее. Сегодня ты живешь вчера. А завтра снова... Незаметно. Быстротечно. И все проходит. Кроме прошлого. Ему позволено быть вечным...

Он даже не заметил, как Роза подошла и стала у него за спиной. Не удивительно, он был слишком погружен в свою бездну. Так бывает, когда твой корабль разбился, а ты, глядя в сторону берега, решаешь для себя тонуть. И не важно, что к нему рукой подать. Тебе не страшно - идешь на дно с обломками. Но разве считаешь, что топишь себя сам? - Конечно нет. Во всем виноват шторм.

«...Когда она решила уйти, я собирал ее вещи и думал какого цвета рубашку мне одеть на работу. Странно, но за завтраком я не почувствовал ничего, абсолютно. Возможно я плотно поел. А может просто был уверен, что к вечеру она вернется. За обедом я разлил на себя кофе, оставив большое пятно на своей любимой рубашке. Но это меня не огорчило, напротив - я знал, когда вернусь домой, она мне его застирает. Открыв дверь, в квартире было темно, а на холодильнике не было ее ключей. Не было запаха ужина, и кружка недопитого чая так и стояла на своем месте. Еще никогда квартира не была такой пустой. И впервые я задержался на пороге.

Третью ночь я не мог нормально уснуть. Кровать казалась слишком большой и неудобной. Под утро я просыпался от прилива крови и хотел поцелуями ее разбудить, чтобы в очередной раз не выспаться, выдыхая ее вдохи... Я отчаянно водил рукой, пытаясь нащупать ее плечи. Руки и теплые пальцы. Пустота. И ее подушка была, как никогда холодной.

Через неделю я вспомнил о существовании Бога, до которого никогда не было дела. Чувствовать дыхание за спиной и каждый день спешить с работы домой. Это было так бедно раньше и не имело цены сейчас. В эту минуту. До невыносимости. Одиночества. Страха...

Пятно на рубашке, да и гордость с размером в квартиру принимала размеры пятна. Звонок в дверь. А за дверью она - от банальных фраз и до кофейных глаз она.

Когда она вернулась, я больше не позволял ей уходить.

Никогда.»

Дочитав последние строки тридцатой страницы, она закрыла книгу и посмотрела в окно. Снаружи шел дождь - небольшой и тихий. Но даже он представить себе не мог, под каким ливнем стояла она...

***

- Слишком много вопросов, когда не о чем спросить, - нарушил молчание он.

Роза его не слышала, а только прикрывала ладонью рот, чтобы не услышал он, как трудно ей стало дышать.

- Присядьте, - попросил он ее, отодвинув для нее свободный стул.

Выложив пачку своих сигарет, она крепко сжала книгу и пустым взглядом проводила собеседника.

- Меня зовут Лау...

- Вас зовут Роза, - оборвал ее он, отводя глаза в сторону окна.

Проигнорировав его слова, она достала из пачки мужских крепких "Lucky Strike" сигарету и начала искать по карманам свою зажигалку. Не найдя ее там, она принялась обыскивать свое пальто. Но и в нем оказалось пусто.

- Вы курите? - спросила она у него в надежде очередной порции дыма.

Он улыбнулся и, достав с кармана пачку своих сигарет, посмотрел на нее и положил обратно в карман.

- Нет, Роза, я не курю, - спокойно ответил он.

Взгляд. Этот взгляд. Она посмотрела на него, как на сумасшедшего и вскоре, надевая пальто, немедленно встала из-за столика. Но, не успев сделать и шага, как он взял ее крепко за руку и тихо попросил: "Оставь книгу".

Она смотрела ему в глаза, как июль бы посмотрел на январь. Холодный, стеклянный взгляд. Но и он отводить глаз не думал, всматриваясь в них, он увидел нечто большее, чем просто лед. Он был уверен - еще секунд семь от силы и этот лед начнет таять...

- Я оставлю ее себе, - спокойно и твердо, как показалось ей, сказала она.

Роза присела и, взяв в губы сигарету, открыла страницу, на которой закончила свое путешествие. Он, достав из внутреннего кармана своего пиджака зажигалку, приклонился к ней, чтобы подкурить, но она решила отказаться, отводя голову в сторону. Положив на стол зажигалку, он следил за ее пальцами. Зачем? - Знаете... я бы и сам у него спросил...

«Я не любил шумных кампаний, да и сейчас, в общем-то, не люблю. Пустые разговоры. Смех непонятно от чего: то ли анекдот оказался удачным, то ли неудачник решил спрятать себя за смехом. Ох, какая удача... Фальшь. Люди прячут себя за таким жирным куском лжи, оставляя правду себе на диету. Они давятся сплетнями и прячутся за спинами, а когда дело касается их, только тогда они начинают убавлять громкость.

Ты меня понимаешь и понимала каждую секунду, когда не понимал себя сам. Вспомни тот вечер, когда ты решила познакомить меня со своими друзьями. Вспомнила? Я держал руки за спиной не потому, что хотел произвести впечатление солидного мужчины, с ровной осанкой и гордо поднятой головой. Нет, не потому. Я просто не хотел быть к ним ближе. Пожать руку. Пустяк? О, нет, дорогая - это расстояние. В котором я предпочел быть самым отдаленным.

Я смотрел им в глаза и видел их насквозь. Думаешь, я их слушал? Нет, я вслушивался в их слова. Наблюдал за движениями и самое главное - затем, как относились они к тебе. Как пытались произвести на меня впечатление и некое уважение. Я просто наблюдал. А когда той картины, что срисовал с них, мне хватило - я просто встал и молча ушел. Не попрощавшись, да я, собственно, и не здоровался с ними. А вот тебя тогда я покинул. В тот вечер, седьмого июля, в наглаженных черных брюках и мятой серой рубашке, я...»

- Пьеро, - перебив ее увлеченные глаза и сердце, произнес собеседник.

Она не сумела сразу выйти с мира, в который она так глубоко ныряла сейчас и потому его слова ее встревожили и казались совсем не ясными.

- Что, простите? - совсем не поняв его слов, с удивлением спросила она.

Она находилась на своей волне, в своей душе и ясном сознании. И простите меня, автора, за такое выражение - она была не доведена до оргазма на самом пике страсти. Вот так ее увлекла эта книга, и так все испортил он, сидящий напротив мужчина.

- Автор этого произведения - Пьеро. Я перечитал эту книгу девять раз за два года и, как я вижу, нашел себя в ней не только я. - спокойно и слегка огорченно ответил на ее вопрос он.

- Я никогда не слышала о нем... Пьеро...

Возможно, она задала себе вопрос, а нужно ли было мне о нем слышать? Ведь главное, что строки этого писателя поразили ее до глубины души. По всему ее виду было понятно, что диалог продолжать со своим собеседником было неуместно, но она все-таки спросила.

- А где можно купить эту книгу?

- Нигде. Я обыскал много книжных лавок, когда она попала мне в руки. Нигде ее нету и никто о ней не слышал, - тихо ответил он.

- Не понимаю. А как тогда она оказалась у вас? - спросила она, сопровождая любопытным взглядом.

Тишина.. Он сделал вид, что не расслышал ее вопроса. На самом деле ответить ему было нечего, она бы всё равно не поверила, что он нашел ее в мусорном баке, среди помоев и вонючих презервативов, что выбрасывали в тот бак поутру. Среди разбитого стекла от бутылок и собачьего дерьма, в которое он тогда вступил...

Книги выбрасывают. А взамен покупают кучу фильмов и музыки, что считается популярной в данное время. Смотрят, слушают, а затем забывают, когда наступает новая волна моды. А книги они выбрасывают... Разве у них не хватает времени? Так они живут же, будто жить они будут вечно. То, что пылиться на полках - так и продолжает пылиться. Музыка, секс, фильмы, алкоголь. Разврат. Ах да, я ведь совсем забыл... Любовь! Они выбрасывают книги, а потом сами же бросаются из окон от такой жизни... В которой они живут... И так уверены, что будут жить вечно.

***

«...Боже, как я тебя ревновал, только одному Ему известно насколько сильно. Я никогда не показывал это, тая злобу в себе, а когда накапливалось все до "не могу", я срывался на любой мелочи. Любой пустяк служил громоотводом. Днями молчал, когда ты сидела рядом и обнимала меня, а ночью я кричал, когда ты засыпала. Так громко, что никто не услышал, как винил себя во всем. Ты же меня лечила, а я себя и губил. Боялся тебя потерять хоть на минуту, на секунду и все время, которого так всегда мне не хватало. Я все время молчал, считая это постыдным. А чего я стыдился? Своих чувств к тебе или боли, которую причинял себе. Все это время я стыдился себя. Ведь ты такая вся нежная. И перед сном и поутру. Даже в моей грубости ты оставляла свою нежность...

Вечерами, когда мы занимались с тобой любовью, это был не секс. Я весь в тебе и до конца, запах волос, шеи, груди... А когда ты сжимала ноги за моими, я еще больше хотел, чтобы тебе было приятно. До конца... Во вздохах и запахах... В поцелуях и в кусании губ. Я был в тебе и чувствовал, что во мне ты еще больше... Это был не секс. Теперь я это понимаю...»

Закрыв книгу, Роза посмотрела на него, который все это время не отводил от нее глаз. Ей стало не по себе, и от этого взгляда она почувствовала себя некомфортно.

- Роза, эту книгу я вам не отдам, - спокойно и настойчиво сказал он, затем добавил: Но у меня есть предложение!

Она уже привыкла к тому, что он называл ее Розой, и даже с этим смирилась, а вот к его присутствию привыкнуть она не могла. Никак.

- Какое предложение? Руки и сердца? - с насмешкой спросила она.

Он добродушно улыбнулся глядя ей в глаза, и, постепенно, его улыбка переходила в серьезный и грубый взгляд. От этого ей стало не по себе. Мурашки под кожей. Учащенное сердцебиение. Явное волнение Розы расцвело перед ним во всей красе.

- В твоей чашке кофе большая доза одиночества. Ты пряталась за своими сонетами, даже не читая их. А теперь ты нашла дозу посильнее даже своей сигареты... В этой книге. Но поверь мне, она тебя спрячет лишь на время. А после - снова. Все сначала.

Он говорил твердо и уверенно и это ее поразило. Впервые переступая границу "вы", она смогла показать себя настоящую. Какой она была на самом деле, а не в глазах других. Потекшая тушь, расслабленная бровь. Чистые глаза. Настолько чистые, что...

Предложив ей свой платок, она жестом руки показала, что не нужно - у меня свой. Вытирая капли с лица, она смывала свою фальшь и боль, что так давила ее, как ни одни каблуки мира. Роза улыбнулась. Искренне улыбнулась. Так, что на душе у него стало тепло. Теплее, чем всегда. Он улыбнулся ей в ответ.

- Вот теперь ты по-настоящему прекрасна, Роза, - взяв ее за руку, сказал он.

Она не оттолкнула его, даже наоборот ей стало приятно от касания его руки. Она будто доверилась ему. Слепо, но без всяких сомнений. Он гладил ее руку, а она наклонила к нему голову, чтобы положить на плечо.

Роза улыбалась, ей было легко и спокойно. Она не боялась его ни секунды, а наоборот прижималась все ближе. Ей становилось теплее и уютнее. Кто он? А в прочем... Неважно. Это сейчас не имеет никакого значения...

- Почему ты называешь меня Розой? - тихо на ухо спросила она у него.

- Роза... Все любят смотреть, как она цветет. Расцветает. И все отворачиваются, когда вянет. Подают вид сочувствия. Сожаления этому цветочку... Затем ее выбрасывают, - огорченно сказал он.

Слезы наворачивались на ее глаза, она хотела что-то сказать, но не могла. Будто ком в горле. Ей было больно и он эту боль почувствовал всем своим телом.

- Я не видел, как ты расцветала, Роза. Но каждый день, на протяжении двух месяцев, я смотрел, как ты вянешь...

***

Когда она вернулась домой, каблуки не послужили причиной обыденной, но терпимой боли. Каждый день, снимая их, ей становилось легче. На минуту, семь или даже десять, а затем наступала вечность. В тишине. Пустоте пространства. Комнат. Она теряла себя в спальне. Сколько криков каждую ночь впитывала в себя подушка. А музыка звучала все громче... Ее музыка. Немая музыка глухого слушателя. Вот так она сходила с ума... Каждый вечер, каждую ночь. А утро... Все тише и спокойнее. И только поутру ее диагноз был излечим крепким кофе и сигаретой. Шумом за окном и стуками соседей. Только поутру она прятала себя за другими. За яркой тушью, а тоном помады она скрывала свои губы, которым так не хватало...

И так день за днем. А после вечера за ночью. Музыка играла... А слушатель - немой. Так бы и продолжалось. Но только не сегодня...

Она лежала в теплой ванной и о чем-то мечтала. Ей становилось легче. От кончиков пальцев ноги и до самых глубин себя. Так легко и приятно. Возможно, она чувствовала его присутствие, или не могла отойти от нежности тех грубых рук, что гладили ее днем. Роза улыбалась. Смех? Нет, не в порыве очередного сумасшествия - она улыбалась с чистыми глазами, водя рукой по воде. Ее июль обнимал февраль. Она чувствовала себя нужной...

За три квартала первых звезд и прохладного ветра, он сидел на балконе и смотрел на небо. Что он в нем видел? Наверное, что угодно, но только не звезды. Даже шум улиц и недовольные крики водителей не могли оградить его от той тишины, в которой находился он. Слепой тишины. Неувиденных глаз... Недослушанных слов... И только ветер, своим сильным порывом, приводил его в чувство.

«Когда я впервые тебе изменил, ты запретила к себе прикасаться. Ты пыталась уйти, сбежать от меня, но я тебя не пускал. Била меня в грудь и лицо, когда я тебя крепко зажимал, и называла меня тем, кем я был после этого. Когда ты достала нож, я впервые почувствовал, насколько ты мне нужна и какой я... После этого поступка. Смотря мне в глаза, она сделала резкое движение. Не отводя от меня глаз, кровь медленно капала на пол из ее запястья. Как только я сделал шаг, она крикнула: «Не подходи!» Затем приставила нож к шее. Я не знал, что делать, мои руки дрожали, а сердце выбивало все ребра. Я настолько боялся ее потерять. Она была настроена решительно. Безо всяких сомнений она была готова к следующему шагу. Паника, дикий ужас охватили меня. Невнятно, дрожащими губами я выдавил из себя, чтобы она убрала нож, и мы спокойно все обсудили. В ответ я услышал смех, громкий смех... Ее рука ослабела и, выпустив нож из рук, она упала. Подбежав к ней, я начал щупать ее пульс. Она потеряла сознание, но была жива. Представляете? Она была жива. Слезы бежали у меня по лицу. Капля за каплей. Задыхаясь от боли, что обжигала все всю мою грудь, я нес ее на руках к кровати. Она была жива...

Поутру я ожидал чего угодно, но только не того, что вскоре произошло. Она поцеловала меня в лоб и прижала к себе. В эти минуты я осознавал, какая я тварь и ничтожество. И любой человек, посмотрев со стороны на эту ситуацию, сказал бы про себя - Какая же она влюбленная дура.»

Отложив книгу на тумбочку, он завел будильник, как обычно, ровно на семь утра и так усердно пытался уснуть. Я бы даже сказал отчаянно. Ведь те мысли, что послужили виной неудобной подушки или другим обманом себя, действительно овладели им крепко, как цепи.

Ночь намного сильнее обостряет одиночество. В темной комнате, наедине с собой и своими мыслями, ты еще больше осознаешь свою ненужность. Бросая в жар, ты считаешь, себя брошенным и больше всего тебе не хватает его. Человека, что держал бы тебя за руку в эту темную ночь, в этом мрачном проулке... Тебе не хватает тепла, а одеяло не сможет согреть тебя так, как и музыка не сможет заменить голоса, который хотел бы ты услышать. Слушать. Понимать, что ты не один в этом мире, в этой кровати, в этой пустой квартире... Лишь будильник так верно и вовремя будит, а как бы хотелось проспать.

Не сомкнув за ночь глаз, зазвенел будильник. Ровно семь утра.

Это утро было другим, не таким, как всегда встречал его он. Достав спрятанную пачку сигарет, он вытянул из нее все двадцать сигарет и положил на кровать. Делая себе чай, в этот раз заварки он не пожалел. Я бы даже не назвал это напитком, в кружке было чуть меньше половины заварки и столько же воды. Подкурив сигарету, он делал слишком глубокие тяги и без привычки, с расстоянием в два года, они пьянили его не хуже любого коньяка. Тяга за тягой, запивая чаем. Докурив одну сигарету у него перед глазами начало двоится, сильное головокружение. Сухость во рту. Тошнота. Он тянулся к следующей сигарете, так будто был вдребезги пьян. Закурив другую и запив своим напитком, он уже ничего перед собой не видел. Свет... Кружка выскользнула из рук и разбилась на пол. Затем упал и он.

_

Роза никогда не опаздывала. Никогда. И на этот раз она переступила порог кофейни в четыре. Всё как и обычно - посетителей почти не было, на удивление, кроме постояльцев этого заведения, никто здесь не задерживался больше, чем на два раза. Обычная кофейня, которых в этом городе полно, но вот людей она почему-то к себе не привлекала. Возможно все дело в кофе? Хотя нет, кофе у них было неплохое. Возможно все дело в обстановке. Слишком она была мрачной и, я бы даже сказал, отталкивающей. Безвкусные темные стены, тихая депрессивная музыка. И как бы странно это не звучало, именно внутри, а не снаружи - сплошной дождь.

Сняв пальто, она осмотрелась по сторонам. Его столик был пуст, впервые за эти два месяца он был пуст. Он не пришел. Тот, кто гладил еще вчера ее руки и снял с нее маску, которая день за днем врастала в ее лицо, не пришел. Тот, который не назвал своего имени, но назвал именем розы искалеченную душу, что увидел еще с первых дней - опоздал на целую вечность. Она доверилась ему и так ждала этой встречи, чтобы сказать ему все то, что он тогда не услышал. Огорчение? Нет. Она была подавлена, в эту минуту, в этот час она нуждалась в нем больше, чем в себе. Как? Как он мог оставить ее, когда на его плече она оставила всю себя. От нежности ладоней. Доверия. И до горьких слез... Зачем тогда все это было нужно? - обреченно повторяла она себе...

Когда он пришел в себя, за окном уже было темно. С большим трудом он поднялся и включил свет. Разбитая кружка под ногами, видимо это осколком он зацепил руку. Так небольшая царапина, о которой он сразу же и забыл, посмотрев на время. Без восьми минут три. Ночь. Неужели я так пролежал почти сутки? С удивлением подумал он. Голова раскалывалась и тошнота. Сильная тошнота. Было такое ощущения, что выпил он пол бара, а затем упал у самой кровати. Окурок под ногой, табачный дым. Посмотрев на все это со стороны, он тихо, но с полным отвращением процедил сквозь зубы: «Какой же ты слабак!» Ему было противно от себя, он сломался, как спичка, которой подкуривают все свои беды.

Приняв душ, он набрал из-под крана воды и выпил стакан залпом. Самочувствие, так скажем, у него было неважное. Посмотрев в зеркало, он улыбнулся от всей души, и сказал про себя: «Какой же ты красавец. Все женщины твои, стоит тебе только выйти на улицу!» Достав бритву, он побрился догола и похлопал себя по щекам. Резкий запах одеколона все быстрее приводил его в чувство. «Вот теперь лучше» - мысленно подбодрил он себя.

Выйдя на балкон, приятная прохлада захватывала дух. Так тихо и спокойно, вот в таком мире он хотел бы жить. Без людей и шума. Вечных криков и суеты. Жизнь будто остановилась в четыре утра. Это было неописуемо красиво. Вот бы остановить стрелки часов...

***

Лепестками по ветру...

Расцветай, Роза

Расцветай.

Не потеряй себя в своем цвете, но и цветом себя не погуби других.

Лепестком за лепестком... Не изменяй себе в измене других.

Расцветай, Роза, расцветай.

К шедевру прикоснуться невозможно. В него нужно нырять,

Со всей души и в самые глубины.

К шедевру прикоснуться невозможно. В нем можно только утонуть...

Расцветай, Роза.

Расцветай...

Повторял он себе, глядя в ее глаза, как в книгу, которую перечитывал день за днем... Дословно. Наизусть... Что он видел в ее глазах? Что скрывали те веки... Дождь? Нет. Карие... И усталые, как солнце, что так отчаянно будит мир, который его же за это и ненавидит. Сонные... Темные мысли не оставляли ее в покое. Ни на минуту. Ни на шаг...

Он наблюдал за ней... В ее походке не было курса. Гордости. Решительности... Не глядя под ноги, а впереди... Не увидев ничего. Обернуться? Ведь то, что было за спиной, сопровождало ее день за днем. На каждой улице и за каждым углом. Оно дышало ей в спину, не в силу коснуться волос... Не в силу обернуть. И только на распутье дорог, она задала себе вопрос. - А стоит ли...?

- Ты не пришел, - спокойно, но огорченно сказала она, отводя глаза в сторону.

Он хотел взять ее за руку, но она ему этого не позволила.

- Не смей ко мне больше прикасаться, - ответила она на его жест, глядя в стеклянные глаза, в которых увидела собственное отражение.

Зеркало... Первое, что пришло ей в голову - зеркало. Она испугалась. Ее пальцы заметно задрожали от волнения, и она незаметно, как показалось ей, пыталась спрятать свои руки, сложив на коленях. Что это было? Взгляд... Будто она смотрела не в глаза человеку, а в зеркало и испугалась собственного отражения..

- Кто ты? - спросила она, после длительной паузы.

Он молчал, не отводя от нее глаз. Может, ему не было, что ответить, но скорее - его просто не было... Рядом.

- Ты мне был нужен, как никогда, черт бы тебя побрал. Ты даже не опоздал, хотя раньше и дня не проходило, чтобы ты не появился здесь... Я даже имени твоего не знаю...

- Роза... - оборвал ее он, и впервые за этот день она услышала его голос.

Он хотел что-то сказать, но не найдя подходящих слов, плавно нагнулся к ней, обхватив рукой ее шею, а другой, гладя ее лицо - поцеловал.

Это было так неожиданно, и к этому шагу она была совсем не готова, но и отталкивать его в ее планы явно не входило. Роза еще сильнее прижала его к себе и целовала так, как целуют своих любимых... С закрытыми глазами и открытым сердцем.

- Я хочу еще... - не открывая глаза и прикусив верхнюю губу, прошептала она.

Он закурил и, закрывая лицо руками, повторял про себя - "Дурак... Какой же я дурак! Что я делаю?" Ему было горько смотреть на ее счастливое лицо. Улыбку. Как она цветет, расцветает на его глазах. И дело даже не в шипах, что так резко вонзали его душу, которая обхватила голыми руками цветок. Он понимал, что это неправильно, но ничего с собой поделать не мог. Он уже был сломан. Еще тогда в квартире, на холодном полу, среди окурков и вонючего дыма, среди осколков разбитой кружки... Уже тогда он был сломан.

- Роза, мне нужно... - слегка растерянно хотел сказать он, но она его оборвала, открыв глаза.

- Ты и правда считаешь меня такой наивной? - ему в слезах не приходилось видеть столько боли, сколько в ее улыбке.

Она улыбалась, не отводя от него глаз, но, наклонив слегка голову, ее взгляд был более серьезен, чем секундой раньше. Со стороны могло показаться, что она им увлечена и таким жестом просто заигрывает.

- Ну, скажи это, я хочу это услышать, - так наигранно сказала она, улыбаясь.

- Ты не в моем вкусе.

- А может я слишком хороша для тебя? - рассмеялась она.

- Одно другому не мешает, - с улыбкой, поддержал ее он.

В другом цвете показала себя она, возможно, сама того не желая. От грусти и следа не осталось. Тепло... Ее улыбка согревала его остывшие внутренности. От нее исходило необычайное тепло... Такое чувство, будто таял на ладони лед.

- Знаешь, мой милый незнакомец... Я хочу, чтобы ты это знал. Ты весь такой - в моем вкусе. Но не настолько хорош для меня... Да! И целуешься ты великолепно, уж слишком хорошо, чтобы принять это за комплимент.

После этих слов она молча встала и без лишних церемоний забрала книгу, что так усердно не хотел он ей отдавать. Гордой походкой она направилась к выходу, но у самой двери остановилась и на мгновенья застыла на месте. Затем обернулась и направилась к нему.

- До встре... - не успев договорить он, встав из-за столика, как она обхватила его шею и поцеловала.

Короткий и неожиданный поцелуй длиною в секунду. Такого поворота он даже представить себе не мог.

- Вот теперь, прощай! - кратко и гордо доносилось вслед...

_

Выслушать... Просто слушать, даже не услышав, даже не подав вида сочувствия. Просто выслушать... Этого больше всего не хватает людям. Они не принимают этого, а уж тем более не отдают. Не понимают, что главное - вовремя выпустить наружу все то, что пламенем горит внутри. Они даже не могут сгореть, отпустить и камнем выбросить, как должное, все то, что осталось позади. Оно накапливается капля за каплей каждый день и каждую ночь. И с каждым криком все громче, а с каждым ударом - сильнее.

Когда ближе врага нету друга, ты осознаешь, что никто не подаст тебе руку. Никто не вытащит тебя из ямы, которую осталось только засыпать землей. А вот на эту роль, маэстро, людей всегда найдется... Дело вовсе не в них и не в жизни, которой пытаются заделать все свои дыры. Дело в тебе и только в тебе. Не ищи виновного, в каждой правде ложка лжи. И жизни порой не хватает, чтобы понять, что есть жизнь и для чего она дана. Что есть солнце и зачем оно светит. А вот смерть стала ближе жизни. Ей смотрят в глаза, став на самый край этой грани. Обрыва.. Но то, что они там видят - не забывают никогда.

Выслушать... Просто выслушать. За стаканом дешевого коньяка, в компании немого незнакомца. За шумом поезда, сидя на перроне. За книгой или за строками этой книги - просто выслушать. И пусть тебя не услышат, и пусть все пролетит мимо ушей... Возможно тогда многие бы забыли о слове бессонница и взглянули, как порой прекрасен по утру рассвет. Возможно тогда, многие бы вспомнили, что живут, а не просыпаются, чтобы снова уснуть...

«...Меня всегда считали странным. Возможно потому, что я не следил за модой и не тонул в популярных песнях, как это делали миллионы. Моим хитом всегда было - знать, что сказать и кому это сказать, когда промолчать, а для кого остаться немым и, пожалуй, самым главным для меня было - вовремя уйти.

Красивые обертки и гниль в начинке - десерт современного общества. Но это было не по мне. Такие блюда не переваривались во мне и, порой, часто приходилось выворачивать все наружу...

С каких только небес свалилось мне на голову такое счастье, в тот июльский вечер, сидя у аллеи парка? Улыбаюсь. Как без улыбки вспомнить... Возможно, если бы не твой сломанный каблук, вряд ли я писал бы сейчас эти строки...

Когда я нес тебя на руках, дай угадаю, ты подумала – «Он в меня влюбился». И, наверное, представляла себя на кого больше будут похожи наши дети, после того, как я буду стоять с полными пакетами у очередного бутика, а после довольно, под руку, сопровождать домой. Угадал? Смеюсь... Ведь наши с тобой мысли в тот момент оказались почти взаимными. Почти... Где же это чертовое такси? Я думал, как бы побыстрее донести тебя домой, пока мои руки окончательно не отвалились. «Слабак» - подумаешь ты? «Диета еще никому не вредила» - отвечу я. С каких только небес ты мне тогда свалилась, дорогая? Явно не из тех, в которых ты была желанным гостем...»

Оставив закладку на одной из прочитанных страниц, Роза не могла сдержать своей улыбки. Хорошее настроение... Бокал сухого вина и книга, что так запала ей в душу. Что еще нужно для счастья в этот прекрасный вечер? Мужчина - подумала она. Хотя нет, пожалуй, еще бокал вина.

То, что Роза не пришла было предсказуемо, как и то, что она еще вернется. Зачем? Чтобы задать ему один вопрос или остаться, как и он, немым гостем этой кофейни. Других вариантов быть и не могло...

В этот день все его внимание было уделено еще одному постояльцу этого заведения. Скорее даже не внимание, а восхищение. Париж - так прозвал его он для себя, настоящего имени этого парня он не знал, да ему это было и ненужно. А восхищался он не потому, что Париж приходил в кофейню, чтобы заказать стакан воды без газа и оставить десять долларов на чай. Этот парень, лет двадцати пяти, носил одну и ту же одежду на протяжении всего сезона. Внешне он был прост, как цент, лежащий на ладони, который можно рассмотреть и, поняв, что за него ничего не купишь - бросить в карман. Но это было только внешне...

Париж подметал дворы, как самый обычный дворник, зарабатывая себе на жизнь. Это было в средине августа, позапрошлого года, когда начался ни кем нежданный сезон дождей. Он был влюблен в одну девушку, как ему казалось - взаимно. Они целовались на набережной по вечерам, а поутру просыпались в разных постелях. Обычная влюбленная пара, которая не переступила еще порог воздушной романтики - красных роз с красивыми словами внутри, неожиданных сюрпризов и кокетливых капризов своей возлюбленной. Чем он зарабатывал себе на жизнь, она не интересовалась, и это было ему по душе.

Черный кабриолет, что удивительно - не красный, не белый, а строго мужской цвет - черный - был мечтой ее детства. Такого красавца они видели каждый день, возвращаясь с прогулок, и каждый раз ее восторг разделял с ней и он. А днем он подметал дворы, наверное, ни минуты не забывая вечерних порывов любви. Только от резких болей в спине, что так часто тревожили его, он останавливался, стоял и смотрел на кабриолет, на мечту всей ее жизни, улыбаясь. Хотел бы и он иметь такое счастье, как мечта. Возможно тогда он бы жил совсем по-другому.

Когда он готовился сделать ей предложение, они уже просыпались на одной узкой кровати и чистили зубы одной щеткой, настолько сближали они свои чувства, что личная гигиена интересовала их уж куда меньше, чем потерянный поутру носок. Страсть... Вспыльчивая, как огонь и горячая, как чай, которым порой было приятно обжигать свои губы. Эта страсть оставляла свои следы по всему телу и даже вне его.

В этот день, как обычно, Париж мел улицы и думал о ней. Вечером, на той самой набережной, он хотел сделать ей предложение и начать новую жизнь. Завести мечту и, держа за руку любимого человека, шагать ей на встречу. Как это много, он увидел по ее глазам, что восхищенно сопровождали свою. Мечту...

В тот же день судьба свела их прямо на улице, которую не успел домести еще он. Она шла со своими подругами, болтая о чем-то своем, прямо ему навстречу. Сначала она его не заметила, а когда заметила, посмотрела ему в глаза. Он смотрел на нее с улыбкой, а она в тот момент готова была провалиться под землю от стыда. Они прошли мимо него, а он вздохнул с облегчением. На один скелет теперь стало меньше, видно это судьба повторял он себе, заканчивая свою работу.

Вечером он ждал ее с букетом цветов и кольцом в кармане, на том самом месте, где каждый вечер звезды считали их поцелуи. Она пришла вовремя, но с опозданием на целый мир. Грусть в глазах, она была чем-то расстроена...

Став на колени он целовал ее руку и признался в любви, сделав ей предложение. Красивая картина. Напротив стоял тот самый кабриолет, что был ее мечтой, а на коленях он - нищий дворник, который предлагал ей свою бедность. Она смотрела то на него, то на кабриолет.

Что она ему ответила? - Нам не по пути. Прости, если сможешь... И забери, пожалуйста, кольцо.

Она ушла, а он стоял на коленях. Бросив кольцо под ноги, он встал и направился к тому самому красавцу - черному кабриолету ее мечты. Сев за руль, он не спеша ехал за ней, но она его не заметила. Она совсем ничего не замечала, утонув в своих глубоких мыслях.

- Я купил его в первый день нашей встречи, - донеслось справа от нее.

Она остолбенела на месте, когда услышала эти слова.

- Досадно и жаль! Твоя мечта оказалась дешевле... За нее я заплатил деньги, а за тебя - самым ценным, что у меня было.

Ничего не понимая, она стояла, как статуя и смотрела, но не видела. Она его слышала, но совсем не слушала. Тот нищий дворник сидел за рулем ее мечты. Возможно, на мгновенье она подумала, что это сон.

- В одном ты оказалась права, - с растерянной улыбкой начал Париж.

- Нам действительно с тобой не по пути, - закончил он, со всей силы давя педаль газа.

С того вечера прошло три недели, как он встретил Парижа на своем пути. Он по-прежнему мел улицу, в тех самых старых джинсах и затертом до дыр, сером свитере. Его волновал только один вопрос, который он задал ему без лишних и не нужных диалогов.

- Разве с каждым днем мусора становится все меньше?

- Да. Но только не на этой улице...

После его ответа он понял, кто перед ним стоял и как ему удалось в этой жизни стать тем, кем он есть. Больше у него вопросов не возникало. Одно восхищение.

***

С полотенцем на голове, только вышедшая из ванны Роза - без одежды она была еще прекраснее... Растрепанные по плечам мокрые волосы, оголенная грудь и глаза цвета кофе. Кофейные... Вот только сейчас ее интересовало что-то покрепче. Что-то поглубже банальных слов и погрубее неувиденных снов... Что-то с запахом безумия. С тем запахом, что сводит с ума, закатывая глаза... Выгибая талию... До судорог... И уносит далеко, где нет постели. Где только дыхание напоминает о времени, которого нет и быть не может в эти минуты. Громкая тишина... Бешеное биение сердца, не чувствуя укусов. Царапин и крика... Выгибая тело... До конца...

Еще минут десять Роза не могла прийти в себя, отойти от... Возбуждена каждой клеткой. И в квартире пустой - одна, будто заперта в клетке с собой. Роза... Очнись! Роза... Открой глаза! Роза...

Без сознания она пролежала больше трех часов. Игла в левой руке... Она очнулась, пришла в себя и, вытащив иглу, выбросила на пол. Подошла к зеркалу и, осмотрев всю себя, улыбалась так наигранно. Смеялась безумно, в очередном порыве - сходила с ума не отводя от себя глаз. А может ей нравилось так? Играть... В большом зале пустых стульев и неуслышанных аплодисментов. Актриса... Ее главная роль. Вот только нет антракта в этом театре. А после титров не несут на руках, а уносят. И за шторами черными нету белых полос и каштановых волос. Там за шторами...

«День первый. "Суп"

То, что она решила остаться у меня, было не так странно, как опасно. Не скажу, что боялся ее присутствия, но некий дискомфорт постоянно я испытывал. Наблюдая за каждым ее шагом и передвижением, мне казалось, что ничем хорошим это не закончится. И как всегда, я оказался прав... Разбитая рамка. В ее руках все становилось потенциальной бомбой, даже книги на полке становились безвинными жертвами насилия... Женского пола. Но, благо господнее, к ним она еще не добралась...

Мало того, что это беззащитное Божье создание, хрупкое, не умело готовить, так ей еще не понравился мой суп. Представляете? Он был слишком постным. Такая наглость выходила за грани всех рамок разбитых и еще уцелевших. Первая моя мысль, чего уж тут таить - надеть тарелку прямо ей на голову, но эта мысль, так и осталась блуждать в моей вскипевшей голове. В ответ я просто промолчал и пытался насладиться своим творением... Шедевром. Все, что я готовил, всегда было для меня самым вкусным и изысканным. Ни одно блюдо ресторанное не могло превзойти своих стараний и каждый раз, я оценивал это по достоинству. Но в этот раз продлилось мое наслаждение не долго... После слов «Я сейчас закажу нам пиццу!» я чуть не подавился. Конечно, я могу понять, возможно, она привыкла так питаться и скорее всего от этого, я чуть не надорвал себе спину, когда нес на руках ее в тот вечер, но мысль про тарелку на голове все еще оставалась актуальной и возгоралась она во мне со скоростью света. Взяв себя в руки после испорченного аппетита, я уже думал, как бы так все обставить, чтобы появляться больше здесь она не захотела даже в самом кошмарном сне.

Пока она заказывала пиццу, я вызывал такси. Не прошло и вечности, как появилось и первое и второе буквально в пару минут разницы. Это совпадение мне было только на руку, как все прекрасно и вовремя.

Выйдя на улицу, не успев насладиться первой затяжкой дыма, как из рук моих она забрала портмоне. Расплатившись за пиццу, она отправила этого парня в такси со словами: «Видите, какой у меня заботливый и добродушный мужчина. Пожелал, чтобы Вас отвезли на такси обратно, в благодарность за вашу бесподобную пиццу». Закончив диалог, она направилась ко мне и поцеловала в щеку, со словами «Пойдем, мой герой». После этих слов, я понял, что не так она проста, как показалось на первый взгляд. И соринку в глаз не клади. Вот она...

Женщина.»

Роза была поглощена полностью книгой, сидя на кухне в белом халате. Ее не отвлекали вечные стуки соседей, и только подкуривая новую сигарету, на доли секунды возвращалась в эту квартиру, чтобы снова ее покинуть. Удивительно, как строки страниц натягивали ее тонкие струны души. Улыбка, удивление, умиление... Каких только эмоций не скрывало ее лицо. Она была погружена в самую бездну этой маленькой книжечки и с каждой страницей все больше и сильнее пыталась в ней утонуть. Только звук чайника ненадолго отвлек ее... Она аккуратно наливала себе кофе, но ее мысли по-прежнему оставались куда дальше этой маленькой кухни и куда вкуснее ее горячего латте.

«День второй. "Свои порядки"

... Как и то, что ее сумка продолжала лежать на моем рабочем столе, равно как и она на моей кровати - было только вопросом времени. Ни я затеял эту игру, ну что же, посмотрим, сколько ты здесь продержишься. А смотреть можно было вот на что. Явно, уходить она не собиралась - это можно было заметить по ее нижнему белью, а точнее по отсутствию всего кроме него. Только глаза. Такие невинные... Хитрые глаза. Женщин, как она встречать не доводилось, и поэтому я натягивал улыбку как можно добродушнее и молча принимал ее условия.

Готовить для нее, разумеется, я не стал, предложив ей сходить в кафе на соседнем углу, в сопровождении ее невидимого друга. Нет, конечно, так я тогда не сказал, но подумал именно так. На мое тонкое и изысканное предложение, она вежливо отказалась. Боже, какого ангела небесного ты мне спустил на землю босиком. А крылья видимо обгорели, как и ее тосты поутру...

Разбитые тарелки разбудили меня не хуже будильника, но торопиться я не стал, а напротив - решил просто дальше уснуть. Но, как оказалось ненадолго. Резкий грохот... Встав и, набросив на себя белую майку, я направился в кухню. Картина была следующая. Три разбитых тарелки. Перевернутый стол и все, что на нем было. Благо ее, ножи были спрятаны, в тот момент кроме них я думать ни о чем больше не мог.

- К счастью, - невинно сказала она, собирая осколки тарелок.

- И тебе доброе утро, - натянув улыбку насколько только мог, ответил я.

В тот момент, мне уже неважно было, что она существо слабого пола. Я готов был пойти на любые меры, чтобы этого "счастья" в моей квартире никогда больше не появлялось. Но с выдохом, я отпустил дурные мысли и решил помочь ей, пока она полностью не разгромила мне кухню. Каким только образом она перевернула стол, я спрашивать не стал, тем лучше для себя. Держать себя в руках становилось все труднее, а ей, как показалось - легче. Это временно, это всего лишь временно, повторял я себе, собирая осколки тарелок и разбитых чашек. Медленно и глубоко дыша носом, я восстанавливал свою психику, до этого дня я даже слова такого не употреблял, а теперь можно смело садиться на таблетки от нервного срыва. Но она все-таки решилась добить...

- Дорогой, я хотела только накрасить ногти, - безобидно и спокойно начала она.

- Как только я села поудобней и положила на стол свои ножки, как он...

Не успела закончить она, на свое же счастье. Сказать, что я был взбешен - равносильно как Бен Ладен гладил котенка на зеленых лужайках. В таком гневе я себя не помнил никогда, более того - осколок, что был сжат с огромной силой в руке, капля за каплей наполнялся жидкостью... Красной. Но это тогда меня беспокоило меньше всего. Ни боли, ни резкого шока от нее я почти не ощущал.

- Ты красила ногти на ногах... на этом столе? - сквозь зубы процедил я.

- Извини, я так привыкла и не хотела, чтобы так получилось... Извини! - в слезах виновато закончила она.

Актриса из нее еще та. Как ее до сих пор носит на этом свете, ума не приложу. Где же ты, кирпич, когда так нужен голове? Выбежав из кухни, она направилась в спальню, оставив меня наедине с этим...

На кухонный стол, на котором каждый день я принимал пищу, она клала свои ноги. Каких только слов матерных я вспомнил в тот момент, даже тех, что не знал, я придумывал на ходу. Приведя все в порядок, хотя какой там порядок, я обматывал руку бинтом и немного приходил в себя, в спокойное состояние, если это можно было так назвать. Это только второй день, а чувствую, что лечиться мне нужно будет месяца два, как минимум, после такого, мягко говоря, стресса.

Зайдя в спальню - она меня не заметила, но скорее сделала вид, что не заметила. Все-таки не уберег я свои книги, она добралась и до них. Выдохнул... А на вдохе я попытался начать разговор.

- Не забывай, что ты в моей квартире и будь добра соблюдать мои порядки, - спокойно, но твердо начал я.

Она пересматривала книги, даже не повернув голову в мою сторону. Но, тем ни менее, я продолжил.

- Во-первых, никаких "красить ногти на столе" и вне его пределов. За дверью наружной - сколько угодно, но только не в моей квартире. В ванной комнате - пожалуйста, но только не за пределами ее. Да, кстати, моей бритвой не брить ноги, другие места и даже усы, если они вдруг начнут расти. С этим вопросом уяснили, - твердо закончил я.

- Во-вторых, не нравится моя еда - учись готовить сама или иди в заведения общественного питания, но никакой пиццы в моей квартире. Никогда. И к кухне не подходи, даже если нужно будет заварить чай или кофе. И близко к ней не подходи. Я сделаю сам.

- И в третьих... - не успел закончить я, как она перебила.

- Извини, дорогой, ты что-то говорил? Я так увлеклась этой книгой, что все прослушала, - с некой обидой и радостью в глазах сказала она, затем добавила, - Ты что-то говорил про чай и кофе... Сделай мне кофе, только не на свой вкус. Эспрессо с двумя ложками сахара, пожалуйста.

День третий. "Дьявол"

То, что в квартире со мной находилась сатана в женском обличии, никаких сомнений больше не вызывало. Да, не спорю, грешен и я, как и миллионы людей на этой планете, но в самом разгаре своей жизни встретить дьявола... Чем же нужно было так согрешить?

Я не то, что боялся оставлять ее одну в своей спальне, которая уже третий день была в ее владениях, даже чихнуть без моего присмотра я ей позволить не мог. Каждый ее шаг, как по минному полю. Слепой сапер, по-другому и не назовешь это милое создание. Проклиная тот июльский вечер, я уже боялся покидать квартиру даже на пару минут. Чего от нее ожидать? Явно не походы по воде с криками "Аллилуйя".

В этот раз все произошло внезапно... Страшнее было ожидания беды, чем она сама. Особенно, когда эта "беда" поселилась в твоей спальне. Я, как обычно, принимал утренний теплый душ, закрыв глаза на то, что все в ванной комнате уже было обставлено ее кремами, гелями и прочей женской... Сигаретный дым доходил даже в ванную, плотно закрытую изнутри. Обмотав себя полотенцем, я выбежал и наблюдал следующее - вся квартира была пропитана дымом, а она, как ни в чем не бывало, лежала на кровати и сбрасывала пепел в мою любимую маленькую чашечку, с которой каждое утро я наслаждался кофе.

- Твою мать, - не сдержав эмоций, вскрикнул я.

Мало того, что она убила мне больше нервных клеток за эти три дня, чем я сам за всю свою жизнь, так она еще решила добить инфарктом.

- Ты что творишь? - совладать с собой я уже был не в силах.

Вырвав из рук ее сигарету и потушив ее в чашке, я открыл балкон и в гневе выбросил чашку вниз. Свежий воздух проветривал квартиру, и от этого становилось прохладно. Проигнорировав, как только мог, ее присутствие, я направлялся в гостиную, чтобы одеться и выпереть ее без всяких церемоний. Все, спектакль окончен, такого я больше не потерплю.

На ходу она сорвала с меня полотенце, и стоял я перед ней в чем мать родила. Стыд? Нет, к большому удивлению стыдно мне не было. Она смотрела то на меня, то опускала глаза ниже. В ее глазах не было интереса, в любом случае я этого не заметил, в них было что-то другое...

- Никогда не видела голого мужчину? Так вот я, смотри, - даже не собираясь поднимать полотенце, сказал я.

- Мужчину видела, а мальчика с величием Бога - нет, - спокойно ответила она, затем добавила, - у мужчины эго не должно выходить за рамки языка, в твоем случае оно не помещается не только в этой квартире, но и в любом месте, где бы ты ни находился.

Мало того, что этот, как она назвала "мальчик" был старше ее не только по годам, но и прожитой жизни, так еще в добавок мне были прописаны курсы лечения этим чудо-психологом. То, что я эгоист я знал и без нее, но величать себя богом - это уж слишком.

- Ты закончила? - с насмешкой спросил я.

- Нет! - отрезала она.

- У тебя на среднем пальце перстень, - начала она, взяв мою руку, осматривая с интересом мой перстень.

- Белое золото, - уверенно сказала она.

От ее слов у меня участилось сердцебиение, и дыхание становилось неровным, она повергла меня в шок. Но показывать этого я ей не стал, никак не отреагировав ей в ответ. Как? Как она могла попасть прямо в точку? Белое золото невооружённым взглядом очень похоже на серебро, платину или простое железо, что можно купить за пару долларов в любом переходе.

- Так интересно, ты живешь в дешевой квартире, носишь дешевую одежду и пытаешься за всем этим скрыть дорогое. Нет, я бы даже сказала ценное. Ведь ты не такой на самом деле, просто... - не успела закончить она, как я ее перебил.

- Это кусок железа и не более того и я такой, каков я есть.

Нужно было заканчивать этот диалог, ведь она действительно начала копать в нужном направлении и рано или поздно она бы докопалась. Только мне это было не нужно, как, впрочем, и ей.

- Мои серьги. Как ты думаешь...

- Серебро и парочка мелких стекляшек. Ничего удивительного, - заявил убежденно я.

То, что эти сережки не из перехода за долларов девяносто или сотню-две, я был уверен без всяких сомнений. Весьма прилично одета она была, не менее прилично рассуждала. Все факты на лицо. Но я бы не удивился, что продавец уверял в том, что эти камни в её серьгах - настоящие бриллианты. Да, это бы еще больше стройнило ее самооценку. Пожалуй, все так и было.

- Не угадал. Платина. И "стекляшки" эти, боюсь не смогу тебя удивить... Бриллианты! - улыбаясь, ответила она и по ее улыбке, явно было видно, что верить ей я не стану.

Без продолжения диалога, она бросилась на меня и повалила с собой на кровать. Лежа на спине, а она на мне. Смотря в глаза, а затем на губы. Это можно было назвать игрой, кто сделает первый шаг на встречу вовсе не ветру, а другому, что имело свой запах и вкус. Я отвечал ей взаимностью глядя в глаза, а затем губы. Но резкий прилив, что просто не могла не почувствовать она, заставил этот шаг сделать мне...

Дело вовсе не в сексе, хотя кого я обманываю, в том момент, а затем еще с небольшими перерывами, все дело было в нем и только. Ее тело пахло мной, а это возбуждало еще сильнее и дольше. Обычный секс, что имел необычную страсть и желание. Давно у меня такого не было.

В комнате было прохладно, балкон так и оставался открытым, но нам тогда прохладно не было ни на минуту. Только стемнело за окном, без сил и насыщен до не могу, я встал и, выйдя на балкон, закурил. День сегодня был прекрасный, как и вечер. Надеюсь, ночь будет спокойной и глубокой. Я хотел спать, как никогда раньше, сразу уснуть - эта приятная усталость была лучшим снотворным во все времена.

Наутро меня ожидал сюрприз...

День четвертый. "Сюрприз"

К большому удивлению в этот день меня разбудил не грохот разбитых тарелок, не шум за открытым балконом и даже не будильник. Запах... И, еще к большему удивлению, запах не подгоревших тостов или яичницы с беконом, а приятный запах, пробуждающий аппетит. Зайдя на кухню, я не поверил своим глазам. Сначала я подумал, что это сон и этим бы все объясняло, но ущипнув себя за левую руку, я пришел в сознание. Это не сон и она, в моей синей рубашке, была наяву. На столе стояло только приготовленное мясо по-французски, а его запах вызывал резкий аппетит, и внешне все выглядело достаточно изысканным. Две чистых тарелки, в каждой вилка и нож, два бокала и бутылка сухого вина, а на средине стола стояло ее главное блюдо. Честно говоря, сказать, что я был удивлен - это ничего не сказать, абсолютно.

- Доброе утро, - сказала она, увидев в моих глазах растерянность и отрицание происходящего.

Ответить ей я не мог в этот момент, прокручивая в голове разные версии, начиная от реальности глубокого сна и заканчивая галлюцинациями, что могли вызвать какие-то таблетки, что она подсыпала в воду перед сном. Слишком все настоящее, чтобы оказаться реальностью.

Пощечины от этой хрупкой ручонки я, конечно, не ожидал. Но пришел в себя я моментально, и ее действия не оказались напрасными.

- Ну как ты, проснулся? - смотря мне в глаза, спросила она, а затем добавила, - или еще раз тебя взбодрить?

- Нет, все в порядке. Благодарю, - бодро ответил я, чтобы не получить от нее очередной порции нежности.

Значит вот как, готовить она умеет и, судя по запаху, достаточно хорошо. Какие еще сюрпризы меня ожидают?

- Ты никогда не сталкивался с женщинами? - спросила она, смотря на меня удивленными глазами.

Сталкивался ли я с женщинами? Риторический вопрос. Сталкивался пару раз в метро или общественном транспорте, но там все друг друга толкают, особенно в час-пик.

- Нет, - ответил серьезно я.

- Врать у тебя получается намного хуже, чем готовить, - с улыбкой заявила она.

Если она знала ответ, то зачем тогда спрашивала. Женщина...

- Переступившая порог твоей квартиры, наверное, и дня не продержалась в ней. Бедные девушки, - с насмешкой продолжила она.

Почему же? Два дня - рекорд, хотя признаю, ты его побила и, я бы даже сказал, растоптала, про себя ответил ей. Но этого комплимента от губ моих не дождешься.

- Давай завтракать, пока не остыло. Не терпится оценить твои старания...»

За окном уже было темно, но даже тусклый свет лампочки не мог оторвать Розу от этой книги. Только посмотрев на часы, она заметила, что выкурила почти пачку своих крепких "Lucky Strike ". За день, кроме выпитой кружки кофе, она ничего не съела, но и голода она не ощущала. Это было из-за сигарет, любой курильщик знает, чем больше куришь, тем меньше аппетита.

Закрыв книгу, она направилась в ванную, чтобы расслабиться в теплой воде и, как ребенок, сдувать из себя пену. Но, как оказалось, просто так отойти от книги она не смогла, все ее мысли были погружены в ней и никакой слой воды не в силах был смыть эти мысли.

Уснуть Роза смогла только под утро...

***

Утро... У всех оно такое разное, но одинаково приходит ко всем. Как стрелки часов - точное, для одного - прекрасное, а другой не рассмотрит его цвет. Для одних это утро первое, для других, не успевших его рассмотреть и почувствовать - увы, последнее...

Так устроен механизм. И его запчасти всегда верны и глухи, как старые настенные часы.

Шесть двадцать девять. Взглянув на часы, сказал про себя он, тот, чье имя не было известно Розе. Это утро он ждал долгих и мучительных два года, представляя каждую минуту и секунду этого момента. В каждом дне вел немые монологи и, наконец, время пришло. Он был готов и решителен, без всякого сомнения и страха. Пора...

Искать долго не пришлось, Париж, как обычно мел улицы на углу соседнего дома. В тех самых старых джинсах и сером свитере. Наблюдая за ним, невозможно было не заметить, что работал он чисто и несколько увлеченно, не оставляя после себя следов.

Ледяной ствол револьвера уперся прямо в его затылок, только после этого Париж застыл на месте. Конечно, он слышал его тихие шаги сзади и эту ситуацию мог предотвратить до ее начала, но...

- Намного страшнее ожидание, чем сама смерть, - обреченно, но спокойно сказал Париж.

- Ты боишься смерти?

- Не больше, чем ты меня, - заявил он, тому, в чьих руках находилась его жизнь, затем добавил, - Убить человека не так просто, особенно, глядя ему в глаза.

- Медленно повернись лицом ко мне, я удостою тебя такой чести!

Париж обернулся и теперь ствол касался его лба, сказать, что им овладел страх, было бы ложью. Ни страха, ни паники, только расширенные зрачки выдавали его учащенное сердцебиение. Дыхание оставалось ровным.

- Пустые глаза наполняются жизнью, забавное зрелище, - улыбаясь, сказал он.

Париж и в правду прокручивал моменты своей жизни, осознавая, что вернуть то или иное, он уже не в силах. Не в его положении попрощаться с единственным близким человеком его жизни. В тот момент он бы отдал все свое состояние, чтобы этот день наступил позже. День расплаты, который тяжелым грузом он носил все эти годы, прекрасно понимая, что этого дня не избежать никак. Ни капли сожаления, ни слез отчаянья... Он был готов.

- Чувствуешь вкус этих секунд, ценишь последние вдохи воздуха, но при этом остаешься собой. Вот, что всегда восхищало в тебе, Париж...

- Стреляй! - процедил сквозь зубы он своему убийце, не отводя от него глаз.

Его рука даже не вздрогнула нажимая на курок. Громкий хлопок...

Париж упал на колени, подавившись воздухом. Задыхаясь, он начал кашлять, будто проглотил огромный ком. Только в эти минуты он почувствовал дикий страх и нечеловеческую панику. В то время его собеседник уже отдалялся от него, ускорив свой шаг и зайдя за угол соседнего дома, и вовсе исчез из вида.

- Зачем? - громко прохрипел Париж, вызвав тем самым еще больший кашель.

Слезы наворачивались на его глаза, он остался жив, глядя в лицо смерти. Попрощавшись с жизнью и не цепляясь за надежду, он был готов уйти. Вот только время его еще не пришло. Блеф...

Зайдя в квартиру, он положил револьвер на стол. Только ему было известно, что патронов в нем не было и только он, прекрасно знал, что подарил человеку жизнь, которая не стоила и цента.

Когда тебя коснулась смерть своей холодной ладонью, ты начинаешь видеть то, чего раньше видеть не мог, чувствовать... От капли росы поутру и до холодного дождя, под которым тебе становится тепло. Только смерть может научить человека жить. Как ребенка учат ходить в первые годы, так и взрослый, переосмыслив прожитые годы, начинает идти по другому, неведанному раньше пути. Каждая мелочь приносит радость, каждая неудача, так и остается неудачей, но уже не камнем об который можно споткнуться. А если и споткнулся, то очередным поводом встать. Как не в печали, так в чем познают радость? Кто не умирал, тот и не жил вовсе...

Картины смотрели на него, а он прятал револьвер, которым сегодня показал человеку жизнь. Жестокому человеку, в котором если и оставались клавиши чувств, то его пиано давно было сломано и растоптано им же самим. Он восхищался им, как художник, как человек - он его ненавидел. Картины вокруг... Темные глаза, как и волосы. Глаза женщины, которую он любил больше своей жизни. Сухие губы, недоцелованные и потрескавшиеся от ветра... Он мог к ним прикоснуться и, водя по ним рукой, ощущать, как бьется ее сердце. Немые губы, которые он целовал, аккуратно прикоснувшись к своему шедевру. Капля за каплей скользила по контурам, каждый день высыхая, но горький вкус этих губ постоянно обжигал его... Темные глаза, в которые он смотрел, темной ночью были светлее звезд, тех самых звезд, что однажды предали его.

Карандаш. Одиночество. Мрак...

«... Эти первые дни были особенными. Нет, не потому, что мы загорались в постели и в своих ярких вспышках теряли рассудок. Просто не было причин смотреть на календарь, не было желания следить за временем. Все, как будто остановилось в один момент. Выключить свет, отключить мир и смотреть в глаза. Неизведанные... Мне это нравилось. Я никогда не испытывал подобных чувств к женщине. Более чем увлеченность, но менее чем привлекательность...

То, что люди называли любовью, я всегда называл мусором. Туалетной бумагой, которой потом подтирали то, что от нее оставалось со временем. Обещание, клятвы, все эти нежности - от подарков дорогих и дешевой банальности. А потом детей растить, крики, ссоры, бытовые радости. Слезы, измены, чувство вины... То, что остается в итоге так неизбежно. В лучшем случае – взаимопривязанность на фоне взаимопонимания и чувства опеки - дети. В худшем случае - жалость, неразделенность, обиды. И это все вы называете любовью? Я бы язык отрезал тому, кто придумал это слово и заставил его же проглотить.

Чувство собственности. И не более того... Как вещи, сначала их покупают, потом их донашивают другие, а затем их выбрасывают. Я не возьмусь сказать за всех, но скажу за себя - любой человек - собственник, кем бы он ни был и что бы он не говорил. Но вот в чем парадокс, не всегда свою "собственность" можно удержать и как не горько сказать, любой собственник - это всегда чья-то собственность. Вот в чем главный фокус!»

Последняя мысль автора о любви не понравилась Розе и более того, она начала спорить сама с собой, доказывая совсем обратное. Она перелистнула эту страницу от осознания бесполезности спора и принялась углубляться дальше.

То, что она не появлялась в кофейне уже третий день, видимо меньше всего волновало ее сейчас. Но женское любопытство взяло вверх над ее мыслями и она начала думать о нем. Как красиво она ушла в тот день... С гордой походкой и пламенным поцелуем на прощанье. Интересно ждет ли он ее?

«Когда она призналась мне, что я дурак, я понял, что она вовсе не дура. И никогда ею не была, в любом случае, на протяжении совместного мучительства - точно. Что в ней привлекало больше всего, так это пальцы. Начиная с того, как они держали сигарету, заканчивая сплетением в моей руке. Они были какими то особенными, тонкие и холодные, но до жара привлекательные, наигранные или это было что-то больше... Тяжело объяснить словами состояние, когда пальцы человека намного приятнее и чувственные, чем сам человек. На седьмой день я их поцеловал - к горю своему, так как на день восьмой, я пробудил в ней тему "любви".

- Каждая женщина желает быть любимой, - мечтательно начала она.

- А мне казалось, что любая женщина мечтает, чтобы у ее мужчины носки не воняли, ну и крышку унитаза не забывал поднимать, - улыбнулся я.