Наркотическое опьянение

Наркотическое опьянение — состояние, возникающее после приема наркотических средств (синдром). Синдром наркотического опьянения состоит из психических и соматических симптомов, меняющихся во времени, различных в начале, апогее и на спаде интоксикации.

Различают также субъективные симптомы наркотического опьянения, ощущаемые опьяневшим, и объективные, доступные регистрации со стороны. Лишь частично психические расстройства можно наблюдать. Естественно, что субъективное остается в границах психики, и мы судим о психических симптомах опьянения по рассказам пациентов. Рассказ каждого не полон и не точен, нередко приукрашен. Однако в итоге становится возможным понимание психических изменений, характерных для разных видов наркотиков, а также знание общих для всех наркотиков ощущений опьянения.

Психические расстройства. Состояние психики в наркотическом опьянении называют эйфорией, т. е., как следует из названия, психическое нарушение ограничивают расстройством эмоций. Это неверно по существу, так как эмоциональные изменения очевидны, но они далеко не единственные при опьянении.

Клинический анализ показывает, что эйфория слагается из ряда ощущений: тут не только подъем эмоционального фона и радостное чувство «освобождения» эмоций, эмоциональной свободы, простора, но и некие психические и соматические чувствования, за счет которых часто и достигается положительный эмоциональный сдвиг.

Каждому наркотику свойственна особая структура эйфории. Так, эйфория морфинная (опийная) слагается из ощущения соматического наслаждения и эмоционального фона покоя, блаженства. После стимулятора она определяется в значительной мере интеллектуальным «просветлением», интеллектуальным и физическим «подъемом»; ощущение радости как бы вторично, обусловлено изменением сферы мышления и чувством двигательного физического всесилия. Наслаждение, вызываемое лизергидом, также в большей степени интеллектуальное, нежели соматогенное. Вместе с тем эйфория при лизергидовом опьянении, как и при опьянении от приема других психоделических препаратов, гашиша, истоком имеет расстройства восприятия в сочетании с нарушением сознания. Это особое состояние сознания мистического, фантастического содержания. В норме мы знаем «захватывающее дух» удовольствие религиозного экстаза, гадания, каббализма, спиритизма и пр. Но для переживания восторга здесь необходим по крайней мере исходный нейтральный эмоциональный фон. При исходном сниженном фоне вероятны, как это и бывает при употреблении психоделических препаратов при шизофренических, эпилептических психозах, переживания ужаса. Удовольствие от красочного восприятия — удовольствие в большей мере интеллектуальное, нежели чувственное, акцентируется при опьянении от летучих наркотически действующих средств, но здесь также важна роль гипоксии мозга. Известно, что неосознаваемый подъем настроения наблюдается в гипоксических состояниях любого происхождения — при подъеме в горы, у водолазов. Наиболее проста структура барбитуровой и алкогольной эйфории — она определяется собственно эмоциональным, первичным сдвигом, а также структура эйфории после приема стимуляторов. В последнем случае преобладающие состояния — ажитация, гиперреактивность, ощущение общего подъема жизнедеятельности. Всегда эмоциональное состояние опьяневшего неадекватно ситуации, если он оказывается в кругу трезвых людей. Главное, на что хотелось бы обратить внимание, — это то, что общими свойствами эмоциональных переживаний в наркотическом опьянении являются их протопатичность, глубинность; это коррелирует с уровнем сознания.

В связи с этим в эффекте каждого наркотика психиатру необходимо выделять не только характер изменений эмоций, к чему обязывает употребляющийся термин «эйфория», но также характер расстройств восприятия, изменения мышления и тип нарушения сознания.

Соматовегетативный компонент эйфории интересен для патофизиологического анализа.

Расстройства восприятия в наркотическом опьянении проявляются по крайней мере в трех формах. Нарушение сознания при интоксикации предопределяет обострение восприятия (при употреблении стимуляторов), избирательность восприятия (опиаты), а также снижение восприятия (седативные препараты). Эти расстройства коррелируют с состоянием активного внимания. Важно отметить, что при интоксикации нарушается связь внимания и фиксации впечатлений. Даже при обострении восприятия в состоянии интоксикации кокаином, эфедрином, когда можно было бы ждать запоминания, происходившее часто амнезируется. После вытрезвления человек говорит, что он видел и слышал с необычайной четкостью, но что именно, назвать затрудняется. Сохранилась лишь тень чувства удивления особым восприятием. Таким образом, наглядна диссоциация психических функций на уровне сознания. Помимо этого количественного, механического расстройства восприятия, обязательны качественные расстройства: психосенсорные и продуктивные, вплоть до галлюцинаций.

Меняется восприятие окружающего мира: форма, цвет (его насыщенность) предметов, расстояние до них; предметы могут приобретать независимое движение, приближаться и отдаляться. Метаморфопсии менее выражены при интоксикации седативными препаратами и чрезвычайно ярки при употреблении психоделических средств. Нарушение сенсорного синтеза проявляется чувством дереализации. Расстраивается и интерорецепция: от элементарных чувствований тепла, легкости и тяжести до изменения положения тела в пространстве, от нарушения восприятия схемы тела, ориентировки в собственном теле до ощущения отсутствия частей тела или, наоборот, лишних частей. Аутотопагнозия при употреблении препаратов бытовой химии, психоделических средств приобретает вычурные формы с чувством отчуждения: опьяневший «видит» свой мозг, происходящие в нем события. Здесь трудно провести грань висцероскопических галлюцинаций. Критериям псевдогаллюцинаций отвечают видения, не проецируемые вовне, и экстракампинные, за пределами естественных полей восприятия, лишенные ощущения объективности и адекватного аффекта: опьяневший наблюдает как бы со стороны, безразлично или с захватывающим интересом. Галлюцинации вероятны как спонтанные, так и рефлекторные, при раздражителях соответствующего анализатора. В шуме, обычной музыке слышится необычное звучание, длящееся и в тишине. Для опьянения любыми наркотическими средствами характерны иллюзии, наиболее часто зрительные, парейдолии. Визуализация представлений, эйдетизм особо характерны для опийного опьянения. Кожа ощущает дуновение, касание и пр. Насыщенность этими переживаниями иногда столь полна, что опьяневший боится изменить позу, дабы их не спугнуть, — со стороны мы наблюдаем псевдоступор.

Расстройства восприятия при наркотической интоксикации преобладают в зрительном, слуховом, тактильном и про-приочувствительном анализаторах; вкусовые и обонятельные нарушения крайне редки. Характерна также внушаемость этих переживаний: можно «заказать себе» что-то увидеть и услышать. Внушаемость со стороны, связанная с состоянием сознания, при некоторых интоксикациях, например гашишной, нередко становится коллективной. С углублением помрачения сознания способность управлять своими переживаниями утрачивается.

Мышление в состоянии наркотического опьянения меняется многообразно, что в основном определяется видом наркотика и его дозой. Общей чертой, наиболее наглядной, оказывается кататимность. Происходит как бы смещение пропорции соотношения интеллектуального и эмоционального в срезе психического состояния. Эмоциональный компонент определяет отбор впечатлений, их переработку и умозаключение. Отсюда при вытрезвлении оценки наркотика, ситуации его приема, членов наркотизирующейся группы оказываются отличными от оценок, которые даст посторонний человек. Если при этом учесть, что, помимо кататимности отбора в восприятии, в опьянении падает способность управлять активным вниманием, то мы видим, что для мышления на прежнем индивидуальном уровне предпосылки недостаточны. Дефектность восприятия сочетается с нарушением процесса осмысления. Возникают бредовые идеи, фантазии, которые из-за неустойчивости концентрации, краткости состояния не успевают приобрести законченную форму. Расстройства осмысления объясняются не только эмоциональными «помехами» и нарушением концентрации, но и объективным снижением качества мышления, поскольку всегда можно установить ту или иную степень расстройства сознания — снижение активности высших уровней психики. Мышление утрачивает необходимую степень связи с реальностью, приобретает черты диссоциативности, беспорядочности, по существу — спонтанности. Хотя при легких нарушениях сознания больные признают способность «заказать» (т. е. управлять) чувственные впечатления и тему размышлений. Однако и то, и другое быстро «соскальзывает», ассоциации случайны и поверхностны.

Нарушается темп движений мыслей. Отчасти это подтверждается темпом речевой продукции. Однако было бы интересно установить, не объясняется ли субъективное ощущение бега мыслей интенсивностью переживаний или нарушением временных представлений, психосенсорным расстройством. В ряде случаев (алкоголь, снотворные) темп мышления объективно снижается, появляются персеверации; складывается впечатление тяжелого, однообразного и медленного топтания на месте. Речь более громкая, не соответствующая ситуации, или слишком тихая, что связано с измененным порогом восприятия — и громкая, и тихая речь кажется нормальной. Приходится задавать вопросы громче, повторять их. Здесь играет роль и неясность сознания — требуется пробудить пациента. Мышечная слабость меняет артикуляцию — речь смазана. Нередко в спонтанной речи опьяневший излишне откровенен, обнажен, что является результатом подъема настроения, снижения критики к себе и к ситуации, неясного сознания.

Каждый наркотик вызывает нарушение сознания разного типа и глубины: от сужения до различной степени помрачения. В некоторых случаях это объяснимо волевым «отключением» больного от происходящего вокруг с целью сосредоточиться на наркотическом ощущении (больные наркоманией употребляют жаргонное слово «ловить» действие наркотика). Нередко предоставленный сам себе опьяневший что-то бормонет, делает (в ограниченном объеме) некие телодвижения, часто стереотипные. Так внешне выражаются обманы чувств и спонтанная интеллектуальная продукция. Здесь можно предполагать интоксикацию опиатами, психодислептиками. Для седативных препаратов, вызывающих помрачение сознания, характерна замедленность, малая подвижность, расслабленность мышц, в том числе лицевых (гипомимия). В других случаях наркотик может привести к постепенному развитию сумеречного состояния или комы. По существу каждое опьянение с помрачением сознания есть острый мозговой синдром. Возможны двойная ориентировка во времени и пространстве, «узнавание» незнакомых и неузнавание знакомых. Особенно интересна динамика изменения сознания при гашишном опьянении (см. Часть III).

Проблема расстройств сознания при наркотическом опьянении ждет своих исследователей. Эти расстройства многообразнее, чем известные нам, терминологически определенные.

При интоксикации наркотиками с психоделическим эффектом мышление оказывается направленным по плоскости, лежащей вне реальности. Фантастические представления могут иметь в своей основе расстройства восприятия, а могут объясняться и тем, что расстройство активного внимания способствует свободному, неуправляемому ходу представлений, их причудливому переплетению. Утверждение некоторых больных наркоманией, что наркотизация помогает их творческой деятельности, имеет основание, хотя качество продукции в этом случае вызывает сомнение. Примером творческих успехов в результате наркотизации можно привести некоторые произведения авангардизма — пример разорванности ассоциаций и нарушенного чувственного восприятия.

Коллективный гипнотизм при гашишизме отличается как от индивидуального гипнотического сознания, сохраняющего одну нить связи с реальностью (с гипнотизером), так и от явления массовых внушений своей изолированностью, инкапсу-лированностью в группе опьяневших, не вовлекающих, а отталкивающих других, трезвых. Прием наркотика — психодислептика (гашиш, ЛСД и др.) обнажает архаический, мистический уровень сознания, также не исследованный. Здесь можно вспомнить сеансы магии, шаманизма. Этот особый уровень сознания существует в нас, и для перехода на него не всегда нужно опьянение. Так, не во всех случаях шаманы употребляют и дают зрителям, участникам действа, психоделические грибы. При этом возникают аутопсихическая дезориентировка, распад «Я». Тяжелый симптом при эндогенных психозах для этой формы сознания, быть может, норма? Известные нам формы измененного сознания предстают в неожиданных сочетаниях: сужение с помрачением (при опиатах), обострение яркости с обнубиляцией (стимуляторы), сужение с онейроидом, как это наблюдается при опьянении психодислептиками (см. Часть III).

Описанная здесь психопатология наркотического опьянения не только в совокупности своей, но и на отдельных этапах есть острый, искусственно вызванный психоз. В зависимости от вида наркотика в клинической картине опьянения преобладает та или иная симптоматика (см. Часть III). Появление психопатологии, не свойственной опьянению от данного наркотика, имеет диагностический смысл, нередко свидетельствуя о пред существующем психическом расстройстве.

Ñîìàòîíåâðîëîãè÷åñêèå ïðîÿâëåíèÿ íàðêîòè÷åñêîé èíòîêñèêàöèè проявляются в основном вегетативной симптоматикой. Клиническая картина зависит от вида наркотика и его дозы. Расширение зрачков — обычная реакция, за исключением появления миоза после введения опиатов и некоторых психоделических препаратов, которые также в отличие от большинства наркотиков вызывают гипотермию и бледность кожных покровов. Повышенная теплопродукция, гиперемия, пото-, слю-но- и салоотделение вызываются алкоголем, седативными препаратами, холинолитиками. Больные наркоманией пробуют наркотики на язык, чтобы избежать подделки: сушат слизистую оболочку рта опиаты и стимуляторы, снотворные повышают слюноотделение. Тахикардия и подъем АД, учащение дыхания вызываются всеми наркотическими средствами, но эта реакция, за исключением эффектов стимуляторов и некоторых психоделических препаратов, быстро сменяется противоположной — брадикардией, гипотензией, брадипноэ. Все наркотические вещества снижают аппетит и повышают сексуальную деятельность. После выхода из интоксикации отмечаются полидипсия и гипербулия (особенно после гашишного опьянения). Нарушается моторика кишечника. Мышечный тонус, возбудимость, скорость и координация движений снижаются, за исключением интоксикации стимуляторами, некоторыми психоделическими препаратами и кодеином.

Выход из наркотического опьянения — обычно в сон, даже после приема высоких доз стимулирующих средств. Лишь некоторые наркотики сна не вызывают, например кодеин и (если не были приняты в чрезмерных дозах) стимуляторы. Только опийные препараты вызывают нормальный, освежающий сон, большинство же обусловливают тяжелый сон с последующим чувством разбитости. После приема некоторых психоделических препаратов и стимуляторов в высоких дозах нередко по вытрезвлении развивается депрессивное состояние с чувством острой тоски, безнадежности, суицидальными мыслями. Самоубийства и самоповреждения описаны при выходе из опьянения психоделическими препаратами. При выходе из гашишной интоксикации (так же, как в начале ее) возможны тревога, безотчетный страх (см. Часть III). С продолжением наркотизации реакции на интоксикацию с последующим сном и ощущение разбитости, дискомфорта вскоре исчезают так же, как и изменяется эйфория.

При всем многообразии психических расстройств при наркотическом опьянении можно выделить несколько принципиальных характеристик.

Первая характеристика — неуправляемость психической деятельностью. В эмоциональной сфере — неспособность к диссимуляции (за исключением легких степеней опийного опьянения) даже в ситуации экспертизы, невозможность подавить подъем настроения или же страх, другие отрицательные эмоции. Даже при осознании связи отрицательных чувствований с приемом наркотика, их временности они толкают, вынуждают к действиям, иногда трагическим. В сфере восприятия (иллюзии, галлюцинации) при некоторых интоксикациях иногда (опиаты), при других всегда (психоделические препараты) с какого-то момента опьяневший не в состоянии изменить волевым усилием их содержание. В мышлении свободное, спонтанное течение мыслей, ассоциаций прерывается персеверацией (опиаты, алкоголь, седативные); при других видах интоксикации (холинолитические, психоделические препараты) возникают мысли, от которых невозможно освободиться.

Вторая характеристика — диссоциация психической деятельности. Нередко она создается разницей в темпах функций отдельных сфер психики. Так, быстрой смене психосенсорных впечатлений может не соответствовать замедленность мышления, что дает ощущение «наплыва». При гашишном опьянении, приеме других психоделических средств возможны диссоциация мышления, наблюдение за своими переживаниями, их оценка со стороны. Иногда диссоциирует самосознание «Я», когда «душа» со стороны наблюдает за «телом». Эта диссоциация не только интеллектуальная, но и психосенсорная. Нарушение психосенсорного синтеза особенно характерно для психоделических препаратов, которые использовались в древних культах, колдовстве. В пределах интеллектуальной функции видна диссоциация восприятия и запоминания, понимания и способности вербализации. «Все становится ясным», «другой смысл всего» наряду с невозможностью сказать, что «все» и что «другое».

Подобные состояния — невозможность передать словами мысли и чувства — великолепно описаны Ф. М. Достоевским и оценивались психопатологами как форма изменения сознания. Такую же «необъяснимость» мы видим и по отношению к эмоциям, переживаемым при опьянении. Диссоциация, хотя и редко, но наблюдается в эмоциональной сфере: при том, что впечатления чувственно насыщены, возможны отстранение, отчуждение, самооценка переживаний в конкретный момент. К диссоциативным следует относить наплыв мыслей, а также ощущение пустоты в чувствах и мыслях, «остановку» мыслей при вытрезвлении. Естественно предположение, не есть ли это симптомы психического автоматизма. Однако синдром психического автоматизма — достаточно целостный комплекс со своими закономерностями в развитии. Здесь же мы видим детали, достаточно случайные, фрагментарные, изолированные. Так, в отличие от шперрунга как момента в процессе мышления имеют место полное опустошение — и эмоциональное, и волевое, и моторная обездвиженность. Неуправляемость переживаний не сопровождается ощущением чуждости, хотя тень отчуждения улавливается при наблюдении за переживаниями со стороны. Переживания чувственно насыщены.

Третья характеристика — протопатичность ощущений — глубинность чувствований, их безотчетность, необъяснимость, диффузность, указывающие на вовлечение таламических структур.

Следовательно, та дезинтеграция психической деятельности, которая наблюдается при наркотическом опьянении, отражает острое многоуровневое поражение мозга. Не случайно Моро де Тур предполагал экспериментально изучать психиатрию с помощью гашиша. Действительно, не только при опьянении, но и при синдроме последствий мы можем наблюдать всю психопатологическую синдромологию (см. далее) — неизбежную, если исходить из клинической картины разовой интоксикации. Повторение общемозговой катастрофы, каким бы ни было приятным субъективное переживание, приводит к стабильному психическому расстройству.

Эйфория отличается не только структурой. Обычно ее описывают как бы в одномоментном срезе. На самом же деле эйфория — динамичное состояние, она имеет свои внутренние и внешние законы развития.

Эйфория складывается из последовательных фаз. Обычно в действии наркотика выделяют фазу эйфорическую и фазу последействия. Так, по существующим представлениям, морфин вызывает фазу эйфорической седации (переходящую иногда в сон) и фазу возбуждения после пробуждения. При более внимательном рассмотрении фаза эйфорическая оказывается состоящей из двух фаз, различных по своим психопатологическим и патофизиологическим характеристикам (конкретные характеристики фаз будут приведены при описании частных форм).

Характер эйфории зависит от давности употребления наркотика — от динамики болезни. Известно, что хронические больные наркоманией не получают той эйфории, которую они знали в начале наркотизации. Более того, у больных, давно принимающих наркотики, опьянение только в первые несколько минут может быть названо эйфорией, наступающее за эйфорией состояние часто оказывается дисфоричным или, реже, депрессивным. Изменение эйфории в процессе заболевания имеет свои закономерности, выражающиеся в неравнозначной трансформации отдельных фаз действия наркотика: снижение интенсивности, укорочение первой фазы и искажение последующих. Трансформация фаз действия наркотика приводит с течением болезни к тому, что действие наркотика становится парадоксальным — не седативным, а возбуждающим. Особенно ярко, контрастно это видно в динамике злоупотребления седативными препаратами. При злоупотреблении стимуляторами в процессе болезни мы наблюдаем смену возбуждения состоянием благодушного успокоения в опьянении.

В связи с этим следует сказать, что наркологи выделяют «позитивную» и «негативную» эйфории. «Позитивная» — то же общее понятие, которого придерживаются психиатры и о неадекватности которого мы уже сказали. «Негативная» эйфория определяется в случаях, когда наркотик снимает субъективно тягостное ощущение (алгический синдром у ненаркоманов) или выравнивает дискомфортное состояние (купирование абстиненции у наркоманов); при этом особых, приятных ощущений не возникает. Мы, помимо собственно эйфории в ее структурном и фазовом выражении, находим еще и две формы эйфории: стимулирующую при злоупотреблении седативными наркотиками и при злоупотреблении стимулирующими — седативную (II стадия наркомании) и тонизирующую при всех видах злоупотребления (III стадия наркомании).

Клинически стимулирующая и тонизирующая эйфории практически идентичны. Различать их, однако, необходимо потому, что патофизиологический субстрат стимулирующей и тонизирующей эйфории, бесспорно, неодинаков. Стимулирующая эйфория возникает в апогее заболевания (сформированная наркомания, II стадия), когда действие седативного наркотика прочно извращено (симптом «трансформация действия наркотика»), тонизирующая — в конце болезни. Таким образом, у больных наркоманией можно наблюдать три формы эйфории: собственно эйфорию (нетрансформированную) с картиной седации, парадоксально трансформированную и тонизирующую. Только вначале седативный наркотик проявляет свойственный ему общеседативный эффект; в дальнейшем и этот наркотик действует возбуждающе (как стимулятор, парадоксально), что наблюдается только у наркоманов.

Ñóùåñòâóþò è äðóãèå îáùèå ïîëîæåíèÿ, îïðåäåëÿþùèå êà÷åñòâî ýéôîðèè. Òàê, äåéñòâèå îäíîãî è òîãî æå íàðêîòèêà çàâèñèò îò ñïîñîáà ââåäåíèÿ. Îñîáåííî íàãëÿäíî ñðàâíåíèå ðåçóëüòàòîâ âíóòðèâåííîãî è âíóòðèìûøå÷íîãî (ïåðîðàëüíîãî) ââåäåíèÿ îïèàòîâ.

Эйфория может меняться от внешнего вмешательства. Ее можно усилить, применяя различные не наркотические и даже немедикаментозные средства, — их хорошо знают наркоманы (наиболее употребляемое — тепло).

Эйфорию опийную, гашишную (в умеренной степени) можно прервать волевым актом; эйфория под действием алкоголя и снотворных волевому усилию подвластна в ограниченной степени, под действием дислептиков — не управляема опьяневшим совершенно. Управление эйфорией, вероятно, зависит от степени помрачения сознания; в гашишном опьянении можно определить момент, после которого волевое управление утрачивается.

И наконец, помимо общих особенностей эйфории, в каждом отдельном случае можно усмотреть влияние на нее качеств наркотизирующегося индивидуума.

Интенсивность эйфории как в начале, так и в процессе заболевания зависит от психического и физического состояния принявшего наркотик или от внешних обстоятельств, влияющих на состояние индивидуума. Играют роль искаженный предшествующий эмоциональный фон, соматическая слабость, наконец, время года, температура окружающей среды, обстановка приема.

Впервые А. А. Коломеец (1985) показал роль возраста в картине эйфории: у подростков в опийном опьянении очень ярки парестезии, соматические ощущения. Мы отмечали чрезмерное двигательное возбуждение у подростков в опьянении алкогольном. Нельзя не заметить также различий алкогольного опьянения у человека интеллигентного и человека с упрощенной психикой (склонность к речевому или моторному возбуждению, агрессивности и пр.).

Значение индивидуальных особенностей наркотизирующегося в характере эйфории не исследовано. Мы знаем, что есть люди, у которых алкоголь вызывает депрессию или отрицательно окрашенную дисфорию. У части курящих гашиш первым его действием оказывается страх, тревога. Известно, что у некоторых опиоманов первое употребление наркотика вызывало соматовегетативную реакцию неприятия и психический дискомфорт. Какими физиологическими параметрами определяется восприятие того или иного наркотика? Что в подобных случаях препятствует эйфории или ее извращает?

Меняет эйфорию установка на ожидаемый эффект (страх перед последствиями или, напротив, чрезмерные ожидания). Роль субъективного фактора наглядна при приеме снотворных. В начале заболевания, когда действие наркотика еще не искажено, человек может от одной и той же дозы или заснуть, или, преодолев сонливость, впасть в состояние эйфории, если именно с этой целью он принял наркотик. Интересно сравнение действия гашиша у того, кто выкурил сигарету с гашишем, не подозревая о том, что в ней содержался наркотик, и у того, кто выкурил с целью наркотизации (см. Часть III).

Субъективная установка — отношение к наркотику и его действию — воспитывается и социальной средой. В связи с этим можно говорить, что характер эйфории определяется факторами культурно-социальными.

Примером может служить различная оценка гашишной эйфории в странах европейской и азиатской культур. Буддийская религия не только разрешает, но и поощряет прием гашиша браминами, ибо «гашиш просветляет душу, очищает ее в нирване, приближает к Богу». На алкоголь же наложен запрет по причинам противоположным: он не усмиряет, а возбуждает животные начала в человеке, грязнит, разрушает душу. Такое объяснение различных видов эйфории, казалось, должно иметь основанием различие субъективных эффектов этих двух наркотиков. Однако опрос американских и европейских гашишистов показал, что они курят гашиш по тем же мотивам, преследуя те же цели, какие и тогда, когда пьют спиртное: гашиш, по их словам, вызывает такую же релаксацию, такое же веселье и легкость общения, подъем либидо, что и алкоголь. И гашиш предпочитается потому, что при том же эффекте не дает компрометирующего запаха и неприятного последействия. В ряде мусульманских стран, где алкоголь запрещен, гашиш также принимается по тем же мотивам, что и вино в европейских странах, и дает тот же эффект.

В пределах одной культуры — тут можно говорить о влиянии различных микросред — примером может служить различие оценок действия снотворного. Если для большинства снотворное — препарат, вызывающий сон, то для молодого человека из круга, где употребляют наркотики, — это препарат, который веселит.

Фактор культуры влияет не только на характер эйфории, но и на форму выражения эйфории. Примером, как мы уже говорили, является выражение алкогольного опьянения у лиц различной степени интеллигентности. Эта закономерность, хотя и является артефактом по отношению к физиологической сущности эйфории, не может не учитываться при клинической оценке.

Эйфория — сложный феномен, заслуживает быть темой специального исследования с привлечением физиологических, фармакокинетических, нейрохимических, психологических и социальных методов изучения.