Ракета 28.09.2011 10:24 Часть 2. Две странницы вечных - любовь и разлука. 4 страница

***

- Олесь, привет.
- Лерик, привет.
- Лесь, билеты на автобус только на завтра, приютишь меня еще на одну ночь?
- Да, конечно, не вопрос.
- Спасибо.
- Ну что ты, как ребенок, честное слово. Ты нас не обременяешь совершенно. Вечерком посидим еще, поболтаем.
- Хорошо, до вечера, Лесь. Билеты возьму и приеду, – и, девушке в кассу: - Поменяйте мне на завтра билет, пожалуйста.

***

До вечера, не помня себя, я бродила по городу. Вспоминала все мельчайшие детали нашей встречи. Блики света в твоих волосах. Складки в уголках губ. Запах духов. Все, что ты мне говорила.
Какая же ты стала… Нет больше той резкой ехидной девушки с непокорными, торчащими во все стороны волосами и по воле волейбола заклеенными пластырем пальцами. Нет той, что курила на нашем балконе. Той, что шептала мне на ухо всякие непристойности, заставляя охать и краснеть. Той, что плакала, кончая мне в пальцы. Ее нет. Мне хочется самой плакать. Вместо этого – курю.
Зато есть другая. Длинные гладкие блестящие волосы – наверняка, не обошлось без утюжка. Стильный костюм, дорогие часы и очки. Безразлично-вежлива, тактично-равнодушна, резковата – но совсем чуть-чуть. И этот хрипловатый голос. И подсвеченные правильным макияжем голубые пронзительные глаза. Мягкие губы.
Лера, ты лузер. Ты жалкая и ничтожная. Тебе пора идти к психиатру. Десять лет прошло, у тебя же муж есть! Ну, хорошо, не «есть», а «был»… Нежели это ничему тебя не научило? Неужели одной встречи достаточно, чтобы… Чтобы что?
Хожу, до позднего вечера хожу по улицам. Курю. Пачка кончилась, покупаю новую. Жжет изнутри, давит, не дает сидеть на месте. И никакого намека на то, что сейчас вот, покурю, успокоюсь. Не мо-гу. Не могу успокоиться. Что-то происходит со мной…
В девять спохватываюсь. Я же не дома, живу в гостях у чужих людей. А у Олеськи, между прочим, муж и сын-первоклассник. Покупаю в качестве взятки Павлику шоколадку и упаковку мороженого - нам с Лесей, и еду домой.

***

Еще посидели с Олесей вечером на кухне, пока муж в зале смотрел телевизор. И я даже сказала Лесе правду. Точнее – часть правды, что припозднилась, потому что встретила Дарину.
- Помнишь Дарину, мою соседку по комнате?
- Помню. Высокая такая, смешная. На каком она училась, напомни?
- На физическом.
- Точно! Она же нашей Галке мужа сосватала…
- Ну, положим, Гале Богдана я сосватала.
Смеемся, вспоминаем. С моей стороны это был отчасти акт гуманитарной помощи нашей старосте Гале, с другой – маневр, призванный отвлечь внимание Богдана от тебя, Дарь. А вышло вон как… Замечательно вышло, по-моему. Хоть у кого-то - вышло замечательно. Галя и Богдан поженились на пятом курсе, даже не став ждать окончания университета и защиты диплома. Впрочем, понятно, почему – старшему пацану осенью будет десять лет. И живут, судя по Гале, хорошо. Душа в душу, как говорится. За исключением, разве что, повышенной солидности Богдана. Да и это неплохо, в общем-то…
***

Спать мне постелили снова на диване в зале. Как и две предыдущие ночи. Только вот не спится, совершенно.
В квартире тихо, надеюсь, хозяева и Павлик спят. Стараясь не шуметь, выхожу на балкон. Хорошо, что в зале он есть, этот балкон. Курю, не считано - какую за сегодня.
Что я делаю? Почему не уехала, имея билет на руках? Зачем осталась? Что изменится завтра?
Много вопросов, но все они не те. Потому что ответ на них один. На все это множество вопросов ответ один. Надо только признаться себе.
Спустя три часа бессонницы и полпачки сигарет, все так же стоя на балконе, признаюсь себе.
Люблю тебя.
На экваторе ночи, под россыпью звезд, в облаках табачного дыма на меня наконец-то снисходит покой.
И совершенно неважно делается, что десять лет прошло. И что, как выясняется, я в девятнадцать лет умудрилась влюбиться раз и на всю жизнь. Да еще и – в другую женщину. Это все – совершенно неважно. А важно – то, что она у меня есть. Эта самая любовь. У меня есть ты, Дарина. Даря, Даринка, Дарька… Впервые за долгие десять лет позволяю себе произнести твое имя, не таясь. Ласкаю его, перекатываю на языке. Шепчу тихо-тихо сквозь сигаретный дым. Это выглядит ненормально? Пусть. Это делает меня жалкой? Возможно. У меня участь неудачника? Да плевать. У меня есть ты. Снова. И это приносит покой. Но не счастье.
Счастье у меня было. Целых три года счастья. Правда, тогда я этого не понимала. Не оценила, как мне повезло – встретить свою половинку, полюбить, полюбить взаимно, быть вместе. Три года счастья. А потом я, походя, небрежно, из-за каких-то пустяков, все разрушила. Сама, не понимая, ЧТО делаю, ЧТО теряю.
Понадобилось десять лет и одна встреча, чтобы я прозрела.
Сделанного не воротишь. И я не смогу забрать назад свои слова. И ты тоже – не сможешь. Да и не захочешь, наверное. «Уйдешь – не возвращайся! Я тебя ждать не буду!» - вот что ты мне тогда крикнула.
Прости, Даря, но я вернулась. Ты меня не ждала, и я тебе не нужна уже давно. Но я со своей любовью вернулась к тебе. Можешь послать меня с ней – куда подальше. Я не боюсь. Но я совершенно точно знаю – я должна тебе об этом сказать. Вот зачем я осталась еще на один день. Чтобы сказать тебе, что я тебя люблю. Как раньше. Снова. Всегда.
С этой мыслью я наконец-то, на пару часов засыпаю.

Ракета 01.10.2011 08:57 Глава 7.

/Лера/

А наутро я все-таки попрощалась с Лесей. Сумку на вокзал, в камеру хранения.
По дороге звоню Гале. Потому что для того, чтобы сказать тебе, что я тебя люблю, мне для начала надо тебя найти.
- Галочка, здравствуй, это Лера… Кузнецова. Не отвлекаю тебя?
- Нет, - удивленно. На заднем фоне – детские крики. – Что-то случилось?
- Да нет, - стараюсь говорить как можно беззаботнее. – Вчера Даринку встретила, помнишь же ее? Она торопилась, мы договорились на сегодня встретиться. А я ее телефон посеяла, представляешь? Они же с Богданом вроде бы по работе пересекаются, он ее номер знает?
- Должен, - растерянно отвечает Галя. Мне кажется, она до сих пор слегка ревнует Богдана к тебе.
- Скажи номер Богдана, я ему позвоню, узнаю.
Совершенно очевидно, что Галя не очень хочет давать мне номер мобильного своего мужа, но причины отказать у нее нет, и через пару минут мне приходит SMS. Набираю присланный номер.
Блин, с Богданом еще сложнее, чем с Галей. Сначала он долго «въезжает», кто ему звонит, потом - удивленные ахи и охи, совершенно ненужные мне расспросы на тему «Как ты?». Наконец, минут через десять умудряюсь донести до Богдана, что мне от него нужно.
- Конечно, сейчас пришлю Дарин номер.
- Спасибо. А скажи еще, пожалуйста, как называется контора, где она работает. Она говорила, да я забыла. Эти английские слова у меня в голове не держатся.
- Ну, ты даешь!
- Я блондинка, мне можно. Microsoft знаю, скажите спасибо.
- Спасибо! – не удерживается Богдан. Потом произносит название, которое мне ни о чем не говорит.
- А офис где? – на всякий случай уточняю я.
Богдан диктует адрес.

***

Это оказалось рядом с тем местом, где мы встретились. Видимо, тогда ты как раз шла в офис. Или - из офиса.
Всю дорогу, пока ехала туда, я с мазохистским удовольствием представляла себе, что будет, когда я скажу тебе эти самые слова. Твою неловкость, как ты отводишь глаза, пытаешься найти хоть какие-то приличествующие случаю слова. Хочу огорчить тебя, Даря. Таких слов нет. Точнее, есть. «Я тебя люблю». Но ты же мне их не скажешь. Ты велела мне не возвращаться. И не собиралась меня ждать.
Но я все равно – приду. И скажу. И мне плевать, что я буду при этом жалко и нелепо выглядеть. Что вся эта ситуация – неприлично смешная. К привлекательной успешной женщине приходит ее давняя студенческая подружка и заявляет, что любит ее. Все еще - любит.
Я – лузерша и неудачница. Я собираюсь унизить себя заведомо безответным признанием в любви человеку, которому на мои чувства давно и глубоко наплевать. Говорю себе это и многое другое, параллельно представляя все нюансы твоего выражения лица в этот момент. Все оттенки – недоумение, досада, жалость… презрение, может быть? Все равно – моей решимости камикадзе это нисколько не умаляет. Наоборот. Я скажу, а ты можешь делать с моим признанием, что заблагорассудится. Но я хочу, чтобы ты знала. А еще… мне почему-то думается, что потом… когда твоя первая досада пройдет… и я буду уже далеко от тебя… Может быть, тебя будет хоть иногда греть мысль, что где-то есть человек, который любит, восхищается и обожает тебя. Может, это будет приятно хотя бы твоему самолюбию?
Вот с этими мыслями, наверняка - бледная, но еще более чем ночью, решительная, я вошла в приемную директора по развитию.
- Здравствуйте.
Ну и секретарша у тебя! Иссиня черные волосы, рваная ассиметричная стрижка. Макияж ярковат, но терпим. Но вот пирсинг… Ладно – в брови, хотя и это уже перебор. Но вот … или мне кажется? Нет, не кажется. В языке тоже.
- Дарина Владимировна на месте?
- Да. Вам назначено?
По крайней мере – безупречна вежлива. Безликая улыбка, краем глаза – в какие-то бумаги.
- Нет. Но у нас… устная договоренность.
Девушка смотрит на меня изучающе. В глазах – сомнение. Принимаю как можно более решительный и независимый вид. Выгляжу я вполне презентабельно. Давай, девочка, какого черта!
- Как вас представить? – решается твой пирсинговый дракон.
- Валерия Авраменко.
Снимает трубку.
- Дарина Владимировна, к вам посетительница. Госпожа Авраменко. Утверждает, что у вас предварительная договоренность.
Даже мне слышно, как ты говоришь что-то резкое. А обладательница экстравагантной стрижки и вовсе вздрагивает.
- Да, я поняла. Извините…
И я тоже поняла! Ты же не знаешь мою фамилию по мужу!
- Подождите! - практически кричу. - Скажите - пришла Кузнецова Лера!
Твоя секретарша изумленно молчит. Но я так кричала, что ты, похоже, и так расслышала. Трубка в руках у брюнетки что-то спрашивает.
- Да, Дарина Владимировна. Извините, это я фамилию…не разобрала. Да, Валерия Кузнецова. Хорошо. Ясно.
Положив трубку, безупречно вежливо:
- Проходите.
Но на дне глаз еще плещется не до конца спрятанное изумление.
Открываю дверь. Первый раунд за мной – я нашла тебя, у нас состоится разговор. Впрочем, больше выигрышных раундов мне не светит.

/Дарина/

Нервы сдали. После вчерашней встречи - нервы сдали к чертям.
Дыши, Дарина Владимировна, дыши. Ну что ты как маленькая… Что нового ты вчера узнала? Что она живет себе прекрасно где-то там за пару сотен километров, в другом городе? Это было очевидно. Что она вышла замуж и, кажется, счастлива? Ты и это давно знаешь. И даже сумела это пережить, не будем вспоминать – как именно, но - сумела. Что она вполне успешная и состоявшаяся женщина? Так и это не удивительно. Образ беспомощной глупенькой «прелесть-что-за-дурочка» блондинки оставь тем, кто в это верит. Ты-то знаешь цену ее острому уму, упертому характеру и бульдожьей, если надо, хватке. Так что - и тут все закономерно. Нового ты не узнала ничего.
Но одно дело - знать, а другое – видеть. Почти осязать. Вдыхать запах. Видеть улыбку. И эти серые глаза… Не на фото, а рядом, близко. Все такая же стройная и изящная. Одежда выгодно подчеркивает все изгибы. И черты лица почти не изменились, и прическа – похожа, лишь чуть короче и пышнее. Вот только глаза… Дались они тебе, эти ее глаза… из них исчезла беззаботность и лукавые смешинки. Даже, как будто, где-то глубоко, в тени, притаилась грусть… Да нет, это лишь «опыт, сын ошибок трудных». Ты просто повзрослела, моя любимая девочка.
Нет! Об этом не думать, не сметь! Дыши, дыши, Дарина Владимировна. Жизнь продолжается. И… подумай о чем-нибудь другом. Очень кстати в мои мысли врывается звонок интеркома. А ведь просила – не беспокоить! Через сорок минут у меня сеанс «связи с космосом». Хьюстон на проводе. Нет ведь, звонит, макака бестолковая. Нервы сдали. Кто-то сейчас получит.
Этот самый «кто-то» – моя секретарша, помощница, по обстоятельствам - мое тонизирующее или релаксирующее средство, и просто – хорошая, но смешная девчонка.
Помню, как едва сдерживала на собеседовании улыбку. Н-да, это надо быть особым талантом, чтобы явиться на собеседование на должность секретаря-референта в крупную компанию в джинсах, кедах и с синими «перьями» в волосах.
Совершенно очевидно было, что работа девочке нужна. Офис впечатлил, зарплата предложена весьма достойная, да сама деятельность компании – интересно и перспективно. Вот только собственный ершистый характер и неумение себя подать она обуздать так и смогла. Вела себя резко и даже слегка нагловато – обратная сторона смущения. Смешная девочка с умненькими глазками. Я все решила тогда практически сразу. Что мне нужная именно такая секретарша – с умненькими глазками, красным дипломом филологического факультета и именем Лера.
Ох, и намучилась я потом с ней. А она - со мной. Но все это оправдывалась одним – я могла по сто раз в день повторять это имя… Грозно: Лерка! Издевательски: Валерия Сидоровна? (Поскольку у секретарши Леры было не такое, как у тебя, отчество, я награждала ее разными другими – одно другого причудливее. Лерка лишь довольно хихикала, в нарушение всякой субординации) Ласково: Лерочка, ай, умница, ай, молодец…
Это был мой очередной якорь в реальности, моя очередная таблетка от безысходности. А то, что они совсем не похожи – эти две Леры, так это и к лучшему. Иначе бы я окончательно сошла с ума. А так – в пределах допустимого. Вот только нервы… Сдали нервы к чертям.

- Валерия Сигизмундовна! Я, кажется, просила?! Меня! Не! Беспокоить!
Лерка что-то бормочет, кто-то пришел. Какая-то Авраменко. Не знаю такой. После видеоконференции с американцами, все после. Что ж за день сегодня такой, что даже умничка Лерка тупит и отвлекает меня какими-то дебильными посетителями…
И когда я уже собираюсь в сердцах швырнуть трубку… Нервы сдали. Глюки. Мне кажется, что я слышу твой голос. Оттуда, из трубки. Где только что был голос другой Леры, моей секретарши. Доигралась, допрыгалась. Вот оно, мое больное подсознание, уже прорывается в реальный мир.
А потом – все-таки картинка собирается. И моя непутевая секретарша сообщает, что ко мне пришла Валерия Кузнецова. Сил хватает только на то, чтобы пересохшими вмиг губами негромко сказать:
- Пусть заходит. И… насмерть стоять, но никого не пускать. Ясно?
- Ясно.

/Лера/

Встречаешь меня кивком и встревоженным взглядом.
- Лера? Здравствуй. Неожиданно. Что-то случилось?
- Здравствуй, Дарина. Или к тебе надо обращаться – Дарина Владимировна?
Скупо улыбаешься.
- Тебе можно без «Владимировны». Присаживайся.
Присаживаюсь. Моя решимость со мной. Но… надо как-то собраться с мыслями. А это сложно. Особенно – когда вижу тебя. Сегодня на тебе белая рубашка в тонкую черную полоску. Рукава закатаны до локтя, крупные мужские часы в серебристом корпусе на тонком запястье, красивые руки с длинными пальцами и французским маникюром. Черт, ты меня о чем-то спрашиваешь!
- Лера, могу я тебе что-то преложить? Чай, кофе?
Нет, не хочу я кофе. И так тахикардия и пульс зашкаливает.
- Воды, Дарин, если можно.
- Конечно, - киваешь. Короткое приказание в трубку.
Ждем молча, пока придет твоя смешная секретарша с водой. Разговор начинать не имеет смысла. Я ловлю вдруг себя на парадоксальной мысли. Сколько раз я вот так приносила разные напитки в кабинет шефа. А теперь – оказалась с другой стороны…
У твоей секретарши, несмотря на пирсинг, - безупречный костюм. И бутылки с водой и бокалы она расставляет на столе быстро и аккуратно. Наливает мне воды, ты отрицательно качаешь головой, и она уходит, бесшумно затворив за собой дверь.
- Итак? – закуриваешь и смотришь на меня выжидательно.
Вот так, да? Сразу? Ну что же... Выдыхаю.
- Дарина, мне нужно кое-что тебе сказать. Сможешь мне уделить время? Думаю, что смогу минут в десять уложиться, – говорю это и восхищаюсь собой. Я же собираюсь сделать нечто совершенно безрассудное. А в груди - холодящее, да что там – просто-таки ледяное спокойствие. Или это «Ессентуки» у тебя такая холодная?
- Да, конечно, – отвечаешь быстро, коротко. Не взглянув ни на часы, ни на бумаги на столе. Действительно есть время? Или тебе так важно от меня поскорее отделаться? Не знаю, и не узнаю, наверное.
Десять минут у меня, так? На то, чтобы сказать «Я тебя люблю», достаточно двух секунд. Но лучше, все-таки, начать чуть издалека…
- Дарин… после нашей вчерашней встречи я… долго думала… По городу гуляла и вспоминала. А потом – почти всю ночь не спала. И… я поняла одну вещь. Она… покажется тебе странной. Это - на самом деле странно. Как минимум странно. Но… это правда. И еще… То, что я тебе скажу… Я просто скажу и потом - уйду. И мои слова ни к чему тебя не обязывают. Я просто хочу, чтобы ты… Нет, мне НУЖНО, чтобы ты это знала. Просто знала – и все, понимаешь?
- Нет, пока не понимаю, - ты тушишь сигарету в пепельнице. – Если можно – чуть конкретнее.
Ну, ты сама попросила…
- Сегодня ночью я вдруг совершенно ясно поняла… Что я так и не смогла разлюбить тебя. Можешь смеяться надо мной. Я бы и сама смеялась, да не смешно отчего-то… - вот тут мой голос все-таки дрогнул, но я себя скрутила. Не для этого я пришла! У меня будут еще годы для слез, успею. – Поэтому скажу тебе один раз и уйду. Я люблю тебя, Дарина. Как полюбила тогда, тринадцать лет назад, так и… Люблю до сих пор. Все эти годы любила, хоть и пыталась забыть об этом. Вот так вот… Вот это я и хотела сказать тебе, – неловко заканчиваю свой краткий монолог.
Повисает молчание. Выражение твоего лица для меня – загадка. Ничего на нем не отражается, кажется.
А чего я ждала, собственно? Сказала? Пора уходить.
Но стоило мне лишь шевельнуться, обозначив намерение встать, как ты вскидываешь ладонь, качнув вправо-влево. И головой – тоже вправо-влево. Это значит – «нет», я поняла. Вот только «нет» чему? Моему намерению уйти?
Молчание. Смотрим друг на друга. Потом ты отводишь глаза, прижимаешь пальцы к губам и смотришь куда-то мимо меня. Секунды текут одна за другой… Блять, Даря, что за пантомима! Я не железная, отпусти меня, слезы уже близко, мне надо, а здесь нельзя…
А потом ты встаешь, обходишь стол и останавливаешься рядом со мной. Поднимаю голову, чтобы видеть твое лицо. Еще успеваю подумать о том, как это неудобно – сидящей мне смотреть, запрокинув шею, на стоящую, да еще и на каблуках, тебя. А потом…
Ты опускаешься? Падаешь? Нет, ты рушишься, обрушиваешься на колени, на пол, рядом, лицом – мне в колени, руками - мне за спину. И я чувствую, как тебя колотит, сотрясает крупная дрожь. Мое ледяное давешнее спокойствие превращается в ледяной же ужас. Что с тобой, Даренька? Дрожащими пальцами – в твои волосы, погладить тихонько. Как же тебя… Трясет, как в ознобе…
- Даря... Дарюшка, что такое? – плечи под моими руками ходят ходуном. – Ты плачешь?
Поднимаешь голову. Медленно. Глаза твои блестят, но слез нет. И губы… губы двигаются. Ты пытаешься что-то сказать. Но… губы двигаются, но ни слова с них не срывается. Мне становится страшно.
- Даря? Что ты хочешь сказать?
Ты неожиданно всхлипываешь. И говоришь, хрипло:
- Неужели ты думаешь, что я… - голос пресекается, ты сглатываешь, пытаешься продолжить, - что я… - опять пауза. Резко выдыхаешь, делаешь еще одну попытку: - Что я… - Губы твои начинают дрожать.
Боже мой, Даренька, что с тобой? И со мной что, заодно? Бьет та же самая дрожь. Подношу пляшущие пальцы к твоей щеке.
- Даря…
Перехватываешь мою руку, прижимаешься к ладони губами. И - как будто это придает тебе сил, произносишь на одном дыхании:
- Неужели ты думаешь, что я… хотя бы на одну минуту… на одну секунду… на одну… миллисекунду… на один гребаный миг… переставала любить тебя?! Все эти десять лет… каждую секунду… минута за минутой… час за часом… месяцы… годы… Я не переставала любить тебя!!!
Ты снова падаешь лицом мне в колени. И плачешь. Теперь – совершенно точно плачешь.
И по моим щекам текут слезы. И пустота в груди. И одна мысль в голове: «Вот ведь дуры… Даром что с высшим образованием обе, одна физик, другая – филолог. А как до главного дошло – просто непроходимые дуры…».

***

Ну не могу я так сидеть… Когда ты ревешь у меня на коленях. Неправильно, нельзя так. Попытка приподнять тебя за плечи проваливается – ты никак не хочешь расставаться с моей насквозь уже промоченной тобою шелковой юбкой. Тогда – чуть приподнимаюсь сама, ногой отпихиваю стул. Опа-на – и я уже на полу рядом с тобой.
- Даря…
Тебе приходится поднять голову. Красотка моя зареванная… Сама, наверное, не лучше…
- Дарюшка… - не могу удержаться, пальцами по твоей щеке, как тогда, перед нашим первым поцелуем, помнишь?
- Лер, - накрываешь мою ладонь своей. Голос твой хриплый, но неожиданно – твердый. – Ты же понимаешь?..
- Я до фига чего понимаю, Дарь… - я тихонько глажу кончиками пальцев твою скулу, а ты – тоже кончиками пальцев – тыльную сторону моей ладони.
Смотришь мне в глаза.
- Я теперь тебя никуда не отпущу. И никому не отдам, – руку мне на талию, притягиваешь ближе. И рычишь сердито: - Твой муж идет на х*й!
- Уже ушел, считай, - усмехаюсь. Сколько можно реветь, в конце-то концов. – Через неделю забираю документы о разводе.
В голову вдруг молнией врезается мысль. Сейчас ты скажешь: «Так вот почему ты пришла ко мне, Лера? Муж тебя бросил, так ты про меня вдруг вспомнила?». Не успеваю испугаться – ты обнимаешь меня, крепко, как раньше, прижимаешь к себе. И бормочешь что-то, подозрительно похожее на «Спасибо тебе, Господи». Не поминай имя Божье всуе, Даря…
Картина со стороны, должно быть, сюрреалистическая. Две прилично одетые зареванные женщины сидят, обнявшись, на полу модного кабинета, обставленного в стиле «хай-тек». Под моей щекой – твое плечо, рукой тихонько глажу по спине. И поэтому - сразу чувствую, как ты вздрагиваешь, напрягаешься. Отстраняюсь, чтобы увидеть – ты смотришь куда-то мне за спину. Практически - с ужасом. Оборачиваюсь. Ну, конечно, часы…
- Дарь? Что? Дела? Встреча?
Между бровей – страдальческая морщина.
- Видеоконференция через десять минут. С американцами… и японцами.
- Ох… что же мы… - неизящно, но быстро встаю с пола, подаю тебе руку. – Вставай. Давай-ка тебя в порядок приводить быстренько. Ты же… вон, тушь вся размазалась…. Где у тебя косметичка?..
- Лера-а-а-а… - предупреждающе.
- Ну, надо же привести тебя в порядок? – достаю из сумочки платок. – Дай-ка я…
Перехватываешь мою руку.
- Лер, а ты?..
- Я подожду. Столько, сколько нужно.
Отрицательно качаешь головой. Подходишь к столу, из недр его достаешь сумку, из нее - связку ключей со звоном на стол. Трубку снимаешь, звонишь человеку со странным именем «Макарыч».
- Так, Лер, – берешь со стола ключи, – у тебя вещи где?
- На вокзале.
- Значит, так. Серебристый Camry. Гос. номер… - чиркаешь что-то на бумажке. – Водителя зовут Павел Макарович. Съездишь с ним на вокзал за сумкой. Потом – ко мне домой. Макарыч адрес знает. Вот ключи. Это – верхний замок. Этот – нижний. Запомнила?
- Дарь, не надо…
- Не спорь со мной. У меня и так – времени в обрез. Паспорт с собой?
- Да, - отвечаю растерянно. Паспорт-то тебе зачем?
- Давай сюда!
- Зачем?
- Рабам паспорт не положен.
- Даря?!
- Быстро!
Вот ведь зараза… Ну хорошо… Достаю паспорт, подхожу близко, протягиваю тебе. Не глядя, отодвигаешь ящик стола, бросаешь паспорт в него. Рабам, говоришь?
Глаза в глаза. Губами едва касаюсь губ.
- Леркаа-а-а-а-а… - со стоном выдыхаешь ты. – Пять минут… - отчаянный взгляд на часы, но рукой уже обнимаешь меня, прижимая к себе, голову наклоняешь и … Коротко целую в губы, дергаясь от этого как от удара током, но умудряюсь вывернуться из твоих рук.
- Это чтобы ты не слишком затягивала там… свою видеоконференцию.
Быстро хватаю со стола ключи, бумажку с номером машины и - ходу из твоего кабинета. Но еще успеваю услышать, как ты… Ты научилась очень витиевато ругаться, Дарька! Всего пять минут назад мы рыдали в объятьях друг друга, а теперь ты уже кроешь меня на чем свет стоит. Как же мне этого не хватало, любимая …

***

Макарыч выловил меня сам. Если бы не он – я бы еще долго искала на огромном паркинге перед офисом нужную мне машину. Макарыч - представительный седой мужчина лет пятидесяти пяти.
- Валерия Николаевна?
- Да, - стараюсь говорить уверенно, при этом отнюдь не уверенно себя чувствуя – макияжу нанесен непоправимый урон, шелковая юбка измята и мокрая.
- Прошу. Машина вот тут, недалеко.
Передо мной даже дверь машины открыли.
- Куда едем?
- Сначала – на автовокзал.
Машина большая и комфортная. Ехать нам не близко. И у меня есть возможность наконец-то передохнуть и собраться с мыслями. А точнее - в полной мере осознать то счастье, которое на меня обрушилось. Попытка осознать приводит к тому, что начинаю улыбаться как идиотка. Ничего не могу с собой поделать. Мне плевать на испорченный макияж, лохматую голову, мятую и мокрую юбку и идиотскую улыбку во все лицо. Это все - полная чушь, потому что… Моя любимая снова со мной!!! Отворачиваюсь к окну, прикусываю губу. Хочется улыбаться, смеяться, хохотать во весь голос! Обнять все человечество разом, в крайнем случае - ближайшего представителя в лице Макарыча. Но - нельзя, не поймет, не оценит, да и чревато аварией.
Впрочем, Макарыч заслуживал самого нежного к себе отношения безотносительно моего восторженного состояния. Был безупречно вежлив и предупредителен. Двери передо мной открывались и закрывались, к сумке с вещами мне не дали прикоснуться, донесли сначала от камеры хранения до машины, а затем – от машины до двери твоей квартиры. Не знаю, что ты ему сказала, но обращались со мной, как с английской королевой.
С замками мне пришлось повозиться – я, разумеется, не запомнила, какой ключ от какого замка, не до того было! Но терпение, труд и метод проб и ошибок – и вот я у тебя в гостях.
Бросаю сумку у двери, разуваюсь. Несмотря на все потрясения сегодняшнего дня, сейчас меня поглощает одно-единственное чувство – любопытство. Мне жуть как интересно посмотреть на твой дом. Как ты живешь.
Никакой прихожей. Сразу - огромная жилая зона с кухонным пятачком, отделенным от гостиной барной стойкой. Светлое ковровое покрытие, белые стены. Огромная плазма на полстены, монстроидальный угловой кожаный диван. Минималистично. И почти стерильно. Лишь барная стойка хранит следы поспешного завтрака - недопитый кофе, пепельница и надкусанная плитка шоколада. Офигительно питательно.
Иду дальше. Заглядываю по дороге в ванную. Ничего особенного, кроме отсутствия ванны как таковой и наличия душевой кабины, имеющий такой совершенно космический вид, что взлети она - я бы не удивилась.
Коридор заканчивается двумя дверями друг напротив друга.
Правая. О, да здесь не просто беспорядок… Здесь – бардак! Чувствуется, это то место, где ты проводишь больше всего времени. И здесь тоже обнаруживается и чашка с недопитым кофе, и пепельница, и плитка шоколада. А еще – компьютер, куча бумаг, журналов, диски и прочее наверняка нужное тебе барахло.
Закрываю дверь. Значит налево – спальня. Так оно и есть.
Все тот же минимализм. Огромная - вчетвером можно спать - кровать. Остальное место – гардеробная. У тебя столько одежды? А еще тумбочка, прикроватная. Одна. И наполовину открыт ящик. За такие поступки надо топить в пруду, чтоб другим неповадно было, но удержаться не могу. Открываю ящик полностью, заглядываю.
От того, что вижу, оседаю на кровать. Ослабевшими руками достаю рамку со своей фотографией. Глаза начинает предательски пощипывать. Рамка качается в моих дрожащих пальцах, свет падает под другим углом и … На гладком стекле отчетливо виден след от губ. Напротив моих.
Дыхание сбивается. Даря… Что же мы с собой сделали, а?.. Как мы так умудрились? И неужели все-таки получили второй шанс? Аккуратно убираю фотографию на место, закрываю плотно тумбочку. Больше она тебе не понадобиться, Дарь. Захочешь поцеловать – только скажи.
Возвращаюсь в гостиную. Мне надо покурить. И заодно – чем-то занять руки. Закуриваю. И решаю проинспектировать холодильник. Нда… Бедновата экспозиция. В наличии есть лимон, пара бутылок минералки, тарелка с нарезанным сыром. Куча каких-то упаковок с лекарствами. Все.
Следующим подвергается инспекции собственный кошелек. Так, не густо, но все равно. Я хочу есть. Это раз. Тебя надо кормить. Это два. Я отправляюсь на поиски магазина. Это три.

***

Сидишь прямо на полу лестничной площадки, перед входной дверью. На звук открывшихся дверей лифта вскидываешь на меня совершенно безумные глаза. У меня чуть пакет из рук не выскальзывает.
- Даря?! Что случилось? Почему на полу сидишь?
- У меня… - шепчешь чуть слышно, и улыбка… совершенно на бок. И уголок рта дергается, - даже телефона твоего нет…Я пришла - а тебя нет... Макарычу звоню, он говорит – привез, до дверей доставил. А я звоню, стучу… А тебя – нет…
- Так! – дергаю тебя за руку наверх. – Вставай, истеричка! Дома еду надо держать! Тогда гости разбегаться не будут. По ма-га-зи-нам! – демонстрирую фирменный пакет супермаркета, из которого кокетливо выглядывает горлышко литровой бутылки Martini Rosso. – Дверь открывай! – отдаю тебе ключи, надо ж тебя чем-то занять.

***

Паркую тебя в угол дивана. Хрен с ней, с едой, нам выпить надо… Ты с дивана молча наблюдаешь, как я смешиваю мартини с тоником. Мартини побольше, тоника поменьше.
- Ну что, Дарин, за встречу?
Чокаемся, послушно отпиваешь.
- Как там американцы с японцами?
Молчишь. Блин, Даря, ты мне не нравишься! Что такое? Нервы? Да, я понимаю, но…
- Поцелуй меня… - хрипло. И в глаза – не отрываясь. – Лерочка, пожалуйста, поцелуй меня…
Последнее осознанное действие - забираю твой бокал и ставлю оба на кофейный столик.

***

- Я сегодня пальцами, можно?
- Ты дурочка, знаешь?
- В глаза хочу тебе смотреть. Не закрывай… Пожалуйста, Лерочка, не закрывай глаза. Смотри на меня. Мне это важно…
- Я знаю… - всхлип-стон. – Я попробую.
Тихие звуки. Стоны, всхлипы, вдохи рывками. Поцелуй в шею. Серые глаза медленно закрываются.
- Лерочка, смотри на меня. Пожалуйста. Мне это нужно…
- Я стараюсь, - прерывистый шепот. – Быстрее, прошу тебя…
Быстрее, резче, сладостнее… Ресницы снова опускаются на серые затуманенные глаза.
Хриплый вскрик, дугой на простынях, ногти в ладони…
- Ты все-таки закрыла глаза, - шепчешь мне в губы.
Я их и открыть не могу. Не сейчас. А ты не отстаешь. Через пару секунд:
- Лерик, солнышко мое сероглазое, посмотри на меня. Я же просила тебя… Не закрывай глаза…
- А вот я посмотрю… - отвечаю нежно, но глаза все-таки открываю. Убираю от твоего лица русую прядь волос, - как ты будешь кончать с открытыми глазами.

***

- Не-е-е-ет…
- Нет?
- Не надо, Лерочка, пожалуйста…
- «Нет» и «не надо» ты должна была сказать той скотине, которая тебе поставила засос на шее! Кто он, кстати?
- Какая разница…
- Никакой. Кроме того, что можешь про него забыть. Или … это она?
- Он. И я уже забыла.
- Ты моя. Только моя! Тебе ясно?
- Да-а-а-а-а…
- Вот и хорошо. Вот и умница. Перестань сжимать коленки…
- Не надо…
- Только два слова от тебя хочу слышать, Даря: «Да» и «Пожалуйста». Ясно?
- Да….
- И?..
- Пожалуйста…
- Сейчас, моя маленькая…, - губами прихватываю нежную кожу чуть ниже пупка, – сейчас…