Любовь свободна, мир чарует

 

Эта тема – часть предыдущей, но она настолько важна, что о ней стоит поговорить отдельно.

Считается, что любовь в современном понимании появилась сравнительно недавно, несколько столетий тому назад. Хотя говорят, что в саркофаге фараона Тутанхамона, умершего совсем юным, археологи обнаружили трогательный букетик полевых цветов, который его такая же молодая жена положила рядом с телом любимого мужа. Если это правда, то любви гораздо больше лет, чем принято думать.

Но в любом случае совсем недавно роль любви была далеко не так велика, как сейчас. Не только в России, повсюду родители не спрашивали детей, кого бы они хотели взять в жёны или за кого выйти. Любовь? Что это ещё за глупости? Брак – это одно, а любовь – совсем другое.

Впрочем, обычай, когда папа с мамой выбирают отпрыскам супруга, не изжит и сегодня.

Попробуем этот подход оправдать. Для начала согласимся, что любовь до брака и любовь после брака – это совершенно разные чувства. Когда он и она любят друга без всяких обязательств – это одно, а когда они видят друг друга ежедневно и зависят один от другого – начинается совсем другая жизнь.

Как приятно девушке, когда её любимый каждый день дарит ей цветы! Но если он продолжает делать это после свадьбы, очень скоро выясняется, что их общей тощей зарплаты на ежедневные букеты уже маловато, к концу месяца не на что купить макароны к обеду, ведь ежедневно обедать у папы с мамой уже неудобно. Если такие коллизии происходят часто, приходится вместе с Маяковским с прискорбием заметить, что «любовная лодка разбилась о быт». Остроумцы говорят: «С милым рай в шалаше, но не позже сентября».

А теперь попытаемся взглянуть на брак с патриархальных позиций. Отец и мать – опытные люди, им лучше знать, что хорошо и что плохо для их любимого чада. И дочка должна рассуждать примерно так: вот мне выбрали мужа, которого я совсем не знаю. Если я хочу счастья себе и ему, я должна приспособиться к нему, найти, что у меня и у него общего, что – различного, и уметь с различиями справляться: с чем‑то примириться, что‑то попытаться исправить. Если исправить не получится, надо научиться жить с тем, что есть. Вот это и есть любовь после брака. Как говорится, если ты не можешь иметь то, что ты хочешь, научись хотеть то, что ты имеешь. Говорят же: в брак надо идти с открытыми глазами, но, вступив в него, один глаз надо закрыть…

Хотите – верьте, хотите – нет, но именно так и сегодня рассуждают очень многие молодые люди в ряде восточных стран, например в Индии. Вот история, которая мне попалась в одном учебнике английского языка.

«Шрайя и Гарун жили в индийском городе Капуре. Шрайя первая обратила внимание на Гаруна и подумала: какой симпатичный парень. Но заговорить с ним она не могла. Дело в том, что индийские юноша и девушка не могут знакомиться до свадьбы. Шрайя сказала отцу, что, мол, вот есть такой Гарун, и отец отправился к родителям Гаруна. В результате визита отец Шрайи решил, что Гарун – подходящий муж для его Шрайи, и в результате Шрайя и Гарун встретились и поговорили в присутствии своих родителей. Затем они обручились. Первый раз они остались наедине уже после свадьбы. И сегодня Шрайя совершенно не думает, что имеет значение, знали ли вы друг друга до брака: ведь жизнь после брака так отличается от любых отношений, которые у вас были до того. А Гарун, в свою очередь, считает, что его жена сегодня, после сорока лет совместной жизни, ещё прекраснее, чем была, когда они впервые встретились».

Сегодня у нас – другой подход, и нет смысла навязывать нам чей‑то ещё. Мы заключаем браки по любви, хотя бывает, что и по расчёту. Кстати, считается, что браки по расчёту прочнее: там он и она знают, на что идут, любовь их не ослепляет.

Когда мы влюблены, мы уверены, что такая любовь у нас будет продолжаться всю жизнь. Между тем любой семейный психолог скажет вам, что это принципиально невозможно. Через какое‑то время любовь, быть может, и не пройдёт, но сильно изменится, станет гораздо спо койнее, что, безусловно, благо для обоих влюблённых. Просто надо это знать и принимать как должное.

 

NON SCHOLAE SED VITAE DISCIMUS ^{2}

 

Хочешь взять общество – бери образование.

Н.К. Крупская

 

Справка. В 1998 году в школах России учились 22 миллиона ребят, в 2010‑м – 12,1 миллиона. Обучают детей 1,2 миллиона учителей, из них 43% работают в сельской местности. 85% педагогов – женщины. Средний возраст – 52 года, учителей моложе 25 лет – 5%, старше 60 лет – 11%. 16% не имеют высшего образования. Средняя зарплата – 17,4 тысячи рублей. В сельской школе с небольшим количеством учеников зарплата учителя – 5 тысяч рублей. Естественно, что педагоги на селе вынуждены больше думать об огороде и козе, а в городе заниматься репетиторством или, на худой конец, брать в школе непосильную нагрузку, чтобы не умереть с голоду. О качестве обучения думать уже некогда.

Да и некому: наиболее квалифицированные учителя из школы уходят и реализуют свои возможности где угодно, только не в учебном заведении. Их донимает не только ничтожная зарплата, но и бесконечная отчётность, которой чиновники завалили учителя.

А между тем от двух до трёх миллионов детей в России не посещают школу, это примерно 10–15% детей школьного возраста.

Нельзя сказать, что никто проблем школ не видит. Видят и даже пытаются что‑то сделать. Например, решили: раз государство серьёзных денег на народное образование не даёт, давайте перераспределим имеющиеся деньги так, чтобы тот, кто работает получше, получал бы побольше за счёт трудящихся похуже. Определим соответствующие критерии, и дело пойдёт.

Критерии выработали, но вместо дела мы получили безобразные склоки внутри учительского коллектива. Директора объявляют лучшими тех, кто «ближе к телу», учителя требуют справедливости, которую каждый видит по‑своему, скандал следует за скандалом. А вы в состоянии были бы точно определить, кто лучше ведёт урок математики, если перед вами не выдающиеся звёзды вроде прогремевших в своё время Шаталова и Лысенковой, а просто Мария Васильевна и Екатерина Федосеевна? А ведь от вашего решения будет зависеть, отнять ли у Марии Васильевны пару‑другую тысяч и отдать их Екатерине Федосеевне, которые каждый день видятся в учительской?

А школьные поборы? Поразительное фарисейство руководства народного образования: на побелку класса и новый линолеум денег у школы нет, а белить требуют, и дыры на старом линолеуме опасны для бегающих детей. Учителя собирают деньги на это дело у родителей, что категорически запрещено и за что положено большое наказание… И ведь в самом деле накажут. А потом снова примутся требовать ремонта.

В общем, проблема школы в нашей стране сегодня – это как фурункул, до которого больно дотронуться. В царской России подавляющее большинство населения было неграмотно (а среди малых народов – практически сто процентов). Поэтому советской власти надо отдать должное: всего за несколько десятилетий большинство русских научились читать и писать. Именно русские учёные создали алфавиты для малых народов, именно русские интеллигенты несли в массы цивилизацию.

В результате всех этих усилий школа добилась больших успехов. Когда родители наших школьников эмигрируют или временно поселяются в другой стране, случается, что их дети возвращаются из иностранной школы обескураженными: наш пятиклассник знает больше, чем американский школьник, проведший в учебном заведении восемь лет.

Всё так. И одновременно школа породила столько проблем, что разобраться в них никто не может до сих пор. Начать с того, что ежегодно Министерство образования вводит новые предметы, без которых, считают чиновники, молодые люди не могут обойтись. А поскольку нельзя объять необъятное, приходится сокращать объём традиционно принятых предметов. Прежде всего это относится к таким «беззащитным материям», как русский язык и литература. Выше уже отмечалось, что русские в массе перестали читать, особенно классическую литературу, ситуация приобретает трагический характер. В книжных магазинах появились дайджесты – сокращённые издания или просто пересказы книг Толстого, Чехова, Достоевского. В самом деле, зачем читать толстый том «Анны Карениной», если на нескольких страницах вам расскажут, как там всё это было и что бедная Анна бросилась в конце концов под поезд. Для того чтобы сдать экзамен по литературе – вполне достаточно.

Особенно грустно то, что русские утрачивают чутьё языка. Только так можно объяснить чудовищные обороты выпускников школ, вроде уже ставших хрестоматийными: «Анна Каренина бросилась под поезд, который долго влачил её жалкое существование», «На берегу крестьянка доила корову, а в реке отражалось наоборот», «Дубровский имел сношение с Машей через дупло». Это не выдумано остроумцами, это реальные тексты реальных школьников.

Вот только три шедевра выпускников последних лет, любезно предоставленные автору преподавателем вуза, проверявшей сочинения школьников на Едином государственном экзамене: «Больше всего Ноздрёв любил лошадей, собак и женщин. Именно поэтому он заманивал к себе Чичикова», «По вечерам в доме Гринёвых варили варенье и бегали курицы», «Базаров лишает своих родителей единственного сына».

Не лучше ситуация с грамотностью. Ещё так недавно способность грамотно писать считалась одним из главных признаков образованного человека. В настоящее время во многих редакциях ликвидирована должность корректора, ошибки и опечатки – более не криминал. Тем более что в компьютере существует свой корректор, в случае чего он укажет на наиболее грубые ляпы.

Получается, что техника порой играет совсем не положительную роль. Сравните с калькулятором: зачем мучиться, зубрить таблицу умножения, когда под рукой такой удобный инструмент?! Тут самое время вспомнить фонвизинскую госпожу Простакову: зачем недорослям учить географию, когда есть извозчики, которые довезут вас куда скажете!

А сравнительно недавно в Интернете появилось лихое племя, называющее себя «падонками», говорящими (точнее, пишущими) на «албанском» («олбанском») языке вроде «Превед!» (привет), «Ржунимагу», «Аффтар, выпей йаду!» и др. Орфография «падонков» намеренно искажается, хотя произношение более или менее остаётся традиционным. Пока это просто весёлая игра, своеобразная лингвистическая шутка, но, если ею всерьёз займутся нынешние школяры‑невежды, можно ожидать, что традиционной русской орфографии будет нанесён сокрушительный удар: ребята просто воспримут «олбанский язык» как руководство к действию.

Ну и, наконец, самое главное: чему и как надо учить в современной школе?

В русской школе учитель истории расскажет вам про Средние века всё, что знает, не пропустит ни имён королей, ни дат главных битв, ни идеологических выводов. А вот в Соединённых Штатах учитель может вместо всего этого предложить ученикам построить из картона рыцарский замок, рассмотреть виды оружия, организовать рыцарский турнир. Ученики не будут знать историю в системе, но увидят Средневековье, так сказать, изнутри. Что лучше, система или пробуждение вот такого интереса к тому, что изучаешь? Трудно сказать. Ограничимся лишь тем, что скажем: сегодня русские дети школу в массе не любят и расстаются с ней с облегчением. Учителя перестали быть духовными наставниками молодёжи, их место заняли телевизор и компьютер.

Отдельно – о половом воспитании и образовании. Для русского человека этот вопрос стоит много острее, чем для жителя прагматичного Запада. Надо ли рассказывать детям, что их нашли в капусте или купили в магазине за иностранную валюту?

Анекдот: «Девочка и мальчик детсадовского возраста приходят к бабушке и просят объяснить, откуда берутся дети. Бабушка с воодушевлением рассказывает им байку об аисте. Дети внимательно слушают, вежливо благодарят и уходят, говоря друг другу:

– Не будем ей рассказывать. Пусть так думает».

Вопрос этот, конечно, не простой. По статистике, каждый пятый ученик седьмого‑восьмого класса уже имеет сексуальный опыт. Это 20% всех школьников средних классов. А что делать с остальными 80%? Приобщать их к этим знаниям? Если да, то как? Что говорить и чего не стоит? Да и те 20% «опытных» – что знают они о тех же противозачаточных средствах и СПИДе?

Интересно, что волнуются по этому поводу прежде всего родители: как можно? О «таких» вещах – и детям?!

На всю страну в своё время прозвучала неудачная фраза одной женщины, сказанная на телепередаче: «У нас секса нет!» Над этими словами смеялась вся Россия, хотя позже выяснилось, что телевизионщики просто «смеха ради» обрезали фразу, а её автор имела в виду всего‑навсего отсутствие сексуального образования.

И тем не менее фраза, словно по Фрейду, сказала очень многое. О сексе в русской культуре действительно говорить не принято. Это неприлично, стыдно, нельзя. Секса и впрямь как бы нет. В итоге русские дети получают сведения о сексе от таких же, как они, маленьких невежд, часто в грубой и циничной форме.

Сейчас положение понемногу выправляется, появились книжки для детей, которые в доступной форме рассказывают детям о тайнах интимной жизни. К сожалению, книги эти малопопулярны, читают их мало и неохотно.

Причин, как всегда, несколько. Большая часть таких книг – переводная, они написана иностранцами для детей других стран, с другим менталитетом, где половая свобода – к добру или к худу – давно расцвела пышным цветом. Где о вещах, которые взрослый русский не всегда решится упомянуть даже в семейном кругу, говорят как о кулинарных рецептах или способах высадки цветочной рассады на дачном участке.

Не подходят такие книжки нашим русским детям, и не так уж удивительно, что родители от них приходят в ужас. А наши авторы писать, как надо, ещё, видимо, не научились. Всё‑таки они тоже русские, с тем же отношением к делу.

Ещё одна причина – слабая подготовка наших учителей, которые просто не имеют представления, как о таких деликатных вещах рассказывать. И порой их слова либо смущают детей, либо смешат, либо и в самом деле пробуждают в них слишком ранний интерес.

А как дела с высшим образованием? Тут свои заморочки. С давних времён хорошее образование ценилось в России очень высоко. Окончить вуз ещё несколько десятилетий назад было очень престижно, немногочисленные счастливчики гордо носили на груди соответствующие голубые ромбики.

Теперь ромбики потеряли смысл: вузы стали доступны всем, кто пусть с грехом пополам, но окончил десятилетку. Но качество… качество молодых специалистов, как говорится, оставляет желать. В наши дни можно очень весело провести в стенах вуза четыре‑пять лет и благополучно получить диплом. При этом особенно не убиваться: в стране так называемая демографическая яма, мест в вузах больше, чем желающих туда поступить, так что возьмут самого откровенного лодыря и будут его тянуть до выпускного экзамена. «Не важно знать, важно сдать».

Вот данные, почерпнутые из книги «Синергетика и методы науки» (1998). За период реформ прошедших десятилетий эффективность деятельности высшей школы понизилась примерно в 10 раз. Подсчитано, что для остановки распада высшего образования требуется увеличить вложения примерно в пять раз. А для серьёзного прорыва – в 12 раз. Откуда взять такие деньги? Это как в анекдоте про прожорливого слона: «Съесть‑то он съест, да кто ж ему даст?»

У вуза есть одно преимущество: студентов не берут в армию. А ведь согласитесь: куда приятнее сидеть на лекции на задней парте и травить анекдоты с приятелями, чем с утра до вечера маршировать на плацу или зубрить уставы и стоять по ночам в наряде.

В общем, у нас получился замкнутый круг. Педвузы выпускают плохих учителей, плохие учителя плохо преподают свой предмет, в результате в вуз идут плохо подготовленные выпускники школ, из которых получаются плохие преподаватели вузов, плохие преподаватели вузов готовят плохих учителей… На колу мочало…

Пессимисты говорят, что в ближайшие годы будет только хуже. По причине отсутствия учеников или их крайне малого количества в сёлах одна за другой закрываются школы: оставшихся детей дешевле возить на автобусах в районные центры, чем содержать школу, где учатся полтора десятка учеников.

А когда в селе закрывается школа, это равносильно смерти села: родители предпочитают переехать туда, где детям не надо ездить на учёбу. Вот так проблемы образования смыкаются с проблемами экономики и состояния российского сельского хозяйства.

По квалификации ЮНЕСКО, население считается старым, если количество людей старше 65 лет превышает 7%. В сёлах Центральной России этот показатель выше раза в два‑три. Попросту говоря, в российских сёлах остаются одни старики, и некому рожать, и некому учить и учиться.

Правда, нам обещают, что через несколько лет ситуация начнёт медленно меняться, смертность населения станет меньше, чем рождаемость, и снова понадобятся закрывающиеся детские сады и школы. Вот только где тогда возьмут здания для тех же садов и школ? Ведь к этому времени их займут другие учреждения или они обветшают до непригодности. А детские садики уже сейчас – страшный дефицит, попасть туда можно разве что за очень большую взятку. Построенные же ранее здания садиков прочно заняты всевозможными офисами.

Ещё хуже с кадрами учителей. В ближайшие годы России предстоит избавиться от двухсот тысяч учителей, ставших лишними в результате «демографической ямы». Надо надеяться, что они найдут какой‑нибудь другой способ заработать на жизнь. Тем более что сегодня зарплата учителя в разы меньше зарплаты дворника или кондуктора трамвая, и поэтому в школу идут только те, кому больше ничего не светит. Согласятся ли учителя вернуться в школу, когда в них снова возникнет нужда? Вопрос, как говорится, интересный.

А ведь речь идёт об очень слабой когорте нынешних учителей, среди которых настоящих звёзд мало. А нам как воздух нужны настоящие подвижники, которые могли бы вытянуть школу из этого тупика.

Что делает государство? Рассуждает строго логично: педвузов у нас – в каждой области, а выпускники в школу не идут. Что делать? Ясно как божий день: надо сократить число вузов, уменьшить число студентов в сохранившихся университетах, большинство мест сделать платными, да подороже.

А между тем всем, кроме министра, известно, что учителей в школах, не только сельских, не хватает уже сейчас, а при такой политике через десяток лет педагоги войдут в число редких профессий, вроде космонавтов и каскадёров. Но кого это колышет?

Анекдот: «Встречаются две подруги.

– Как Маша?

– У неё всё хорошо. Вышла замуж за слесаря автосервиса, прекрасная квартира, машина, дача.

– А как Танька?

– У неё плохо. Выскочила за школьного учителя. Ни зарплаты, ни толкового жилья.

– Так ей, стерве, и надо!»

Русские находят этот анекдот достаточно остроумным уже потому, что были времена, когда мужики снимали шапки при виде сельского учителя: грамотный человек весьма ценился. Где те славные годы?

Интересное отличие российских вузов от многих западных. В американском университете студент сам выбирает предметы, которые собирается изучать. А выбор этот зависит от того, кем он собирается стать по окончании вуза. Возможно даже, что прежде, чем выбрать предметы, он проконсультируется в фирме, где хотел бы работать. И если ему скажут, что, допустим, знаний по химии от него потребуется больше, чем от работника в другой компании, он запишется на более объёмный курс химии, захочет её изучать не один год, а два или три. Получается, что он лучше мотивирован, чем русский студент, которого никто не спрашивает, сколько лет он собирается изучать тот или иной предмет, да и вообще нужна ли ему химия в таком объёме. Не секрет, что многие наши студенты справедливо полагают, что без того или иного предмета они бы спокойно обошлись, а вот иностранный язык хорошо бы знать получше. Но кто его послушает? И с каким рвением студент будет изучать предмет, от которого не видит лично для себя пользы?

Соответственно, день у западного студента построен совсем не так, как у его русского собрата: ведь он сам себе составляет расписание, а это значит, что у него образуется много «окон», многочасовых промежутков между занятиями и лекциями. Но поскольку в каждом вузе есть прекрасные читальные и спортивные залы, всегда есть чем себя занять.

Кроме того, самих занятий у западного студента много меньше, чем у нашего, большая часть работы у него – самостоятельная: прочёл, разобрался, если не понял, явился на консультацию, а потом пришёл и ответил профессору на все его вопросы.

К тому же, как было показано выше, нелюбимых предметов тут быть не может по определению. Правда, в престижном университете, если только студент не круглый отличник, ему приходится платить та‑а‑акие деньги! Зато по окончании вуза его с удовольствием возьмёт на работу любая крупная фирма.

Сознаёмся: по части величины платы за обучение наши вузы в последние годы стремятся догнать и перегнать Америку… С качеством пока хуже.

В самое последнее время страну захватила лихорадка всевозможных школьных и вузовских реформ. Поручены эти реформы людям, имеющим о проблемах образования самое смутное представление. Сдаётся, что все эти реформы призваны отвлечь общественность от катастрофического сокращения бюджета на нужды народного образования. Из‑под тонн предписаний, распоряжений и приказов едва слышны полузадушенные голоса преподавателей.

Фактически наше «народное» образование сегодня отчётливо разделено на две части – массовое и для элиты. В массовом методично сокращается количество обязательных бесплатных предметов и часов, положенных на их преподавание. Так в школе, так и в вузе. Всеобщий минимализм: минимум знаний, минимум финансирования, соответственно – минимум зарплаты. Профессор в провинциальном вузе получает что‑то около двадцати тысяч рублей в месяц, сумму, зарабатываемую ассистентом, стыдно называть.

А для избранных созданы прекрасные школы с полным набором опытных учителей и закупленным за рубежом оборудованием. При желании образование можно завершить за границей. Или время от времени выезжать туда для совершенствования иностранного языка. Программы здесь – по максимуму: кто‑то же в стране должен получить хорошее образование, чтобы в будущем занять хорошо оплачиваемые должности!

Чтобы было не так неприятно это читать, выразим сказанное научным языком: произошёл переход от эгалитарного образования к образованию парентократическому (от анг. parent – родитель). Образование стало больше зависеть от благосостояния родителей, чем от усилий учащихся.

Нынче российские вузы принялись рьяно копировать западную систему: четыре года бакалавриата, два года магистратуры и никаких дополнительных специальностей. Внешне получается почти точно, как за бугром, разница лишь в том, что все вышеупомянутые особенности обучения в западных вузах нами начисто проигнорированы, мы скопировали только внешнюю сторону.

Как тут не вспомнить про какого‑то жившего давно турецкого султана, который, прослышав про громоотводы, приказал установить металлический стержень на крыше своего порохового погреба. Но цепь, уходящую от стержня в землю, посчитал излишней роскошью. Резуль…!!!

 

ВРАЧУ: ИСЦЕЛИСЯ САМ

 

После операции больной открыл глаза и увидел перед собой фигуру в белом:

– Доктор, моя операция прошла успешно?

– Какой я тебе доктор? Я – апостол Пётр!

 

Русские отказываются верить, когда им говорят, что за рубежом труд врача оплачивается едва ли не лучше всех остальных. По крайней мере, в США у дантиста – одна из самых высоких зарплат.

Наши рядовые доктора держатся на голодном пайке, наряду с учителями и библиотекарями. И это при том, что у нас есть врачи, у которых охотно лечились бы – да и лечатся – даже привередливые иностранцы. Хирург Амосов, офтальмолог Фёдоров, детский врач Рошаль – имена, которые знает буквально весь мир.

И одновременно у нас нищие районные больницы с недокомплектом врачей самых важных специальностей, во многие наши медицинские учреждения необходимо являться со своей кружкой, со своим мылом, со своей туалетной бумагой и полотенцем. Лучше бы и со своей едой. О дорогих лекарствах не стоит и говорить.

Результат? Всем, от нянечек и медсестёр до успешных врачей, полагается платить, хотя формально наша медицина бесплатна. И мы платим, понимая, что иначе нельзя, и даже сочувствуем врачам, которые после десяти лет обучения получают зарплату ниже неквалифицированных рабочих.

«Хирург делает операцию:

– Пинцет!.. Скальпель!.. Спирт!.. Ещё спирт!.. Ещё спирт!.. Огурчик!..»

Естественно, что врачи ищут и находят выход. Кроме просто получения денег за «бесплатные» услуги, многие открывают частную практику. Причём нередко – после окончания рабочего дня в том же кабинете и с тем же оборудованием. А что делать?

Короткая справка. В 2009 году мы с вами заплатили врачам в негосударственных лечебных заведениях 8,3 миллиарда долларов. И это не считая денег, которые мы неофициально платим в государственных клиниках и больницах. Бесплатное медицинское обслуживание? Как говорится, три ха‑ха. 42% населения вынуждено оплачивать медицинские услуги из своего кармана.

Конечно, можно и не платить. Но тогда вы рискуете наткнуться на такую стену грубости, равнодушия и наглости, особенно со стороны обслуживающего персонала, медсестёр, канцеляристов и проч., что первым желанием у вас станет уйти домой и спокойно умереть.

Насчёт умереть сказано не для красного словца. Ежедневно в газетах можно прочесть призывы о помощи несчастным взрослым и особенно детям, на лечение которых требуются суммы, от одного упоминания которых кружится голова. Лечение серьёзных болезней и в нашей стране, и за рубежом – вещь неподъёмная. Разница с зарубежными страдальцами из благополучных стран – в несопоставимости наших зарплат. Дорого и нам, и им, но у них есть шанс накопить на лечение, а у нас – увы!

Настоящий врач, который видит, что больному можно было бы помочь, но на это нет ни медикаментов, ни оборудования, страдает, наверное, почти так же, как сам больной. В мемуарах наших лучших врачей об этом написано немало. Так почему же в наши медицинские вузы идут и идут молодые люди?

Вот здесь снова во всей красе проявляется русский романтизм и идеализм. Все знают, что учителя и врачи получают ничтожную зарплату. И каждый год в педагогические и медицинские вузы приходят новые студенты. Чаще не самые умные и старательные, но приходят же! И время от времени из этой среды вырастает вполне достойный врач или педагог. Невероятно, но факт.

Разумеется, и в этой сфере, как во всех остальных, ярким светом горит фонарик сословной иерархии. Есть клиники, где к вам подойдёт вежливый служащий и поинтересуется, какое меню вы предпочитаете на завтра. Где у вас будет отдельная палата или, чтобы не лишать вас компании, комната на две койки, а не на два десятка кроватей, как в обычных больницах. Но вы же понимаете, это – для избранных, посторонним вроде нас с вами вход сюда запрещён.

Однако правда и то, что про врачей и про такие привилегированные больницы в советские времена говорили: «Полы паркетные, врачи анкетные». Имелось в виду, что врачей для высокопоставленных партийных бонз подбирали не столько по их профессионализму, сколько по анкетным данным: врач, который пользует какого‑нибудь секретаря обкома, должен быть безупречного происхождения, придерживаться правильных взглядов, крайне желательно – быть членом КПСС. Разумеется, и содержание такого врача стоит куда дороже, чем врача обычного, и медицинская аппаратура самая передовая, и любые лекарства – не проблема. Вот только лечение бывает всякое.

В таких тепличных условиях, когда пациентов у врача немного, а болезни довольно однообразны, специалист постепенно теряет квалификацию. Нередки случаи, когда для решения сложных задач руководство такой больницы скрепя сердце вынуждено обращаться за помощью к рядовым специалистам из самой обычной клиники, которые, несмотря на нищенскую зарплату и отвратительное медицинское оборудование, порой знают и умеют больше, чем их более удачливые коллеги.

Не менее важно и то, что, если вы лечите высокопоставленного больного, ваша ответственность повышается многократно. Ну умрёт Вася Пупкин, жалко, конечно, но что делать, мир праху его. Но вот если такая же неприятность случится с крупным руководителем, с врача спросят по полной программе. Доктор понимает это лучше нас с вами и рисковать не станет. На Васе он попробует новое многообещающее, но ещё не популярное лекарство, а на чиновнике побоится и назначит ему аспирин: авось поможет. Но скорее всего, он по самому тривиальному случаю соберёт консилиум: всё‑таки коллективная ответственность, не так страшно. Консилиум будет сидеть и решать, что делать, время – идти, а больной если не умрёт, то непременно выздоровеет.

И в наши дни ситуация по сравнению с советскими временами изменилась незначительно.

Вот уже немало лет, как Россию захлестнула наркомания. Официально наркоманов у нас полмиллиона, но на деле их в разы больше. Те, кто не может найти деньги на укол, нюхают различные химические препараты. А если учесть, что алкоголики – те же наркоманы, то… По нормативам ВОЗ, наркотический порог, после которого государство вступает в стадию необратимого разрушения, – 7% населения. Так вот у нас этот рубеж давно пройден.

В газете «Известия» можно прочесть: Россия потребляет 20% мирового количества героина. Наше население – 2,5% населения Земли. Наркотики россияне начинают употреблять с 15–17 лет. Ежегодно 70 тысяч наших граждан погибает от передозировки. А если сюда прибавить болезни, которые сопутствуют наркомании, то это уже не 70, а 200 тысяч погибающих ежегодно. Специалисты утверждают, что именно рост наркомании – главная причина увеличения количества преступлений в стране.

К этому прибавим, что за свою недолгую жизнь наркоман успевает сделать себе подобными, по разным подсчётам, от десяти до тридцати человек.

Самое поразительное: борьбу с наркоманией ведёт кто угодно, только не государство. Больше того, ни для кого не секрет, что силовые структуры нередко принимают участие в обороте наркотиков на стороне наркодилеров. Уже угодили за решётку милиционеры, отбирающие у торговцев героин и сами его продающие.

В стране уже накоплен некоторый опыт успешной борьбы за спасение наркоманов, но одиночек‑энтузиастов ничтожно мало, да и результаты у них пока весьма скромные.

В 2010 году страна горячо обсуждала уголовное дело восемнадцатилетнего парня Егора Бычкова из Нижнего Тагила, города, больше других погрязшего в наркомании. По свидетельству корреспондента «Комсомольской правды», на городском вокзале любой таксист укажет вам героиновую точку.

Так вот, на свой страх и риск, не имея никого специального образования, не говоря уж о медицинском, этот бескорыстный Робин Гуд и несколько единомышленников попытались бороться с наркоманией и наркомафией. К ярости этих последних, Бычков с соратниками создали самодеятельный реабилитационный центр «Город без наркотиков». Просуществовал этот центр недолго: Егор получил за него три с половиной года строгого режима. Принципиальные судьи решили, что он избрал слишком жёсткий метод лечения: на время карантина наркоманов привязывали к кровати, почти не кормили, даже в туалет отпускали три раза в день. Бычков полагал, что, если наркомана не кормить, он будет больше думать о еде, а не о дозе. Кому‑то помогало, кому‑то нет. Некоторые из пациентов пожаловались на такое отношение, разгорелся скандал, приведший к суду. Потом некоторые из жалобщиков на коленях просили прощения, но это уже ничего не меняло. Сердобольных чиновников взволновал жёсткий метод лечения: привязывали, а это – истязания! Держали взаперти – это похищение и незаконное задержание! Наркоманов громко жалели.

Вот только лечить по‑другому не торопились.

Анекдот: «Врач предсказал больному смерть через три месяца, больной пошёл к другому врачу, взял и выжил. Через полгода он встречает прежнего врача:

– Доктор, посмотрите: я живой!

– Не может быть! Вас неправильно лечили!»

Правильного лечения наркоманы не дождались и исправно умирали, но чиновников это уже не волновало: они сделали своё дело, осудили Бычкова – надо думать, из ужасного сострадания к несчастным больным.

Честно говоря, в их сострадание верится как‑то плохо: очень похоже, что кроме жалости к бедным наркоманам некоторыми из них владело ещё одно, не такое благородное чувство.

Во всяком случае, показательно: после вынесения приговора Бычкову местные барыги, которые, естественно, ненавидели Центр Бычкова, устроили праздник, целую неделю героин продавался со скидкой. Отметили, словом, успех своего небольшого бизнеса. На процессах, подобных суду над Бычковым, барыги сидят в зале суда особенно охотно и обвинительные приговоры встречают аплодисментами: пришёл конец ещё одному сопернику!

Думается, что перед нами особый феномен: видя полное безразличие государства, потеряв всякую на него надежду, русские сами пытаются найти спасение и действуют такими вот действительно небезупречными методами. Снова перед нами противостояние народа и холодной государственной машины.

А народ видит в Бычкове спасителя: хоть кто‑то подумал о смертельно больных людях! Хотя это ещё вопрос, кого надо больше жалеть, наркомана или его родственников.

Альтернативы Бычкову в Нижнем Тагиле нет. Отделение наркологии, правда, пытается лечить, но результат – нулевой. Ещё есть сектантское заведение, где, в отличие от Бычкова, с родственников наркомана берут огромные деньги, а в результате от них уходят не столько вылечившиеся, сколько ненормальные, зомби. Впрочем, родители рады и этому: как выразился корреспондент «Комсомолки», чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось…

 

ИДИ ТЫ В БАНЮ!

 

Это, не слишком вежливое отсылание, да ещё «С лёгким паром!» сами по себе свидетельствуют о важной роли бани в жизни русского народа. Причина, по которой раздел о бане идёт в данной книге сразу после раздела о медицине, очевиден: прежде всего баня – это гигиеническая процедура. Притом что русская баня прочно увязывается в нашем сознании ещё и с множеством поверий, суеверий и мифов, идущих с незапамятных языческих времён.

Кстати, «С лёгким паром!» на западноевропейские языки непереводимо по целому ряду причин: там не принято париться, да и вообще поход в баню не рассматривается как особенное удовольствие.

Вспоминается старый исторический зарубежный фильм, где французский король сидит посреди комнаты в ванне, а придворный лекарь трёт его мочалкой. Король морщится и с отвращением спрашивает:

– Неужели это надо делать часто?

И лекарь с почтением отвечает:

– Ваше величество, по крайней мере два раза в год!

Историки единодушно отмечают, что исторически славяне были намного чистоплотнее своих западных соседей. Может быть, не так чистоплотны, как японцы, но по части блох, вшей, клопов и прочих подобных тварей Запад нас намного превосходил. Причём там грязью зарастали не только какие‑нибудь тёмные крестьяне, но и царственные особы.

Может быть, читателю будет интересно знать, как выглядели на самом деле короли, кардиналы и доблестные мушкетёры времён романов Дюма и более ранних веков. Вот несколько занятных фактов.

Изабелла Кастильская, королева Испании в XV веке, за всю жизнь мылась дважды: при рождении и в день свадьбы. Даже странно, как она решилась перед свадьбой всё‑таки помыться: во‑первых, она уничтожила священную воду, в которую её окунули при крещении, а во‑вторых, считалось, что запах немытого тела повышает половую привлекательность…

Дочь одного французского короля заели вши. До смерти. Русские послы при дворе Людовика XIV писали, что их величество «смердит, аки дикий зверь». Собственно, и духи‑то были придуманы прежде всего для того, чтобы отбить дурной запах, исходящий от тела никогда не мывшегося человека.

К смраду люди тогда относились довольно спокойно. В Лувре не было туалетов, король и придворные отправляли свои естественные потребности по всему зданию, на лестнице, во дворе, на балконе, за толстыми портьерами в какой‑нибудь нише. Когда же от вони становилось совсем уж невмоготу, обитатели Лувра переезжали в летний замок, а слуги отмывали дворец и ждали, когда вконец загадят и эту резиденцию, чтобы приняться за её очистку. Так и жили.

А как выглядели средневековые улицы? Все отбросы и отходы жизнедеятельности выбрасывались из окон или через специальные отверстия на уровне пола, поэтому горожане обзаводились широкополыми шляпами от опасности сверху и ходулями, чтобы как‑то пробраться через потоки нечистот снизу.

Не следует думать, что на Руси ничего подобного не существовало. И у нас города были невероятно грязными вплоть до XIX века и даже позже. И у нас извозчики отказывались ехать по некоторым улицам, настолько они были залиты грязью и нечистотами, а маленькие заводики, производившие мыло или выделывавшие кожи, источали такую вонь, что жители не без основания опасались за своё здоровье и даже жизнь. И у нас свирепствовали эпидемии, вызванные дичайшей антисанитарией.

Вот как описывается ситуация в Ярославле XVIII века в книге известного краеведа К.Д. Гребенщикова:

«Расположенные внутри города заводы заполняли воздух миазмами, но невзыскательные предки наши мало обращали внимания на это неудобство. В редких только случаях, и то когда начинала уже грозить им явная опасность задохнуться от страшного зловония, они брались за ум. В сентябре, например, 1760 года магистратские сотские донесли, что от одного из заводов, где производилось „варение скотской крови“, может произойти беда: „всегда безмерный смрад происходит, и воздух так заражён, что близ оного дома живущим людям не токмо на двор и на улицу выходить, но и жить поблизости весьма трудно; отчего состоит крайняя опасность, чтобы от оного смрада чрез испортившийся воздух не последовало, чего Боже сохрани, не только скоту, но и людям вредного припадка“. Чтобы избежать этого „припадка“, магистрат распорядился запретить „варение скотской крови“ в городе и обязал сотских: „Ежели в которой либо сотне смрадный воздух произойдёт, о том магистрату доносить в самой скорости“».

Сравнительно лёгкое отношение к телесной чистоте не оставило нас и сегодня. Вспомним разговор Василия Тёркина со старым солдатом:

 

…А скажи, простая штука

Есть у вас?

– Какая?

– Вошь.

………

Улыбнулся вроде Тёркин

И сказал:

– Частично есть…

 

– Значит, есть? Тогда ты – воин,

Рассуждать со мной достоин…

 

Оно, конечно, война есть война, но обратите внимание: никакого отвращения к кровососу в речах солдат нет.

И всё же у нас ситуация всегда была явно лучше именно из‑за популярности бань. Европейцы презирали варваров, которые пристрастились к дикому обычаю – мыться в бане. А русские продолжали себе пользоваться этим учреждением и, хуже того, получали от этого большое удовольствие. Они даже придумали особый вид самоистязания – парилку и избиение распаренного тела вениками. Русская парилка до сих пор повергает в ужас изнеженных немцев, англичан и разных прочих шведов. А между тем даже современная медицина соглашается, что наша баня излечивает от многих и многих хворей.

Все, кто жил в деревне, знают, как сельские жители воспринимают поход в баню. Даже подготовка к ней – наносить воду, приготовить дрова, натопить – почти священнодействие. А уж сам процесс и не в последнюю очередь завершение в виде чая или чего‑то покрепче…

В городе всё это несколько сглаживается, но и здесь вид распаренной блаженной физиономии с веником под мышкой навевает благостные мысли и желание последовать примеру. У большинства горожан есть ванны, но это, согласитесь, совсем‑совсем не то! Настоящие любители ходят в баню с самыми разными вениками, не обязательно традиционными берёзовыми, можно с дубовыми и даже с можжевёловыми! И с собой они приносят бутылочки с самыми разнообразными ароматами, чтобы мучительно жаркий воздух парилки ещё и был напоён запахами.

А западные жители… Одна англичанка купила в России банный веник, решив, что это что‑то вроде лаврового листа, и долгое время благополучно клала берёзовые листочки в суп… Слава богу, что хоть не отравилась.

Высший шик в деревне – прыгнуть из парилки в ледяную воду реки, благо баньки обычно стоят недалеко от воды, а зимой можно покататься по снегу. Иностранцы падают в обморок. Вот уж воистину: «Что русскому здорово, то немцу смерть».

Обычная городская общественная баня в одном отношении весьма напоминает бани Древнего Рима. Не роскошным антуражем, нет, скорее, общественной значимостью. Здесь вместо одетых в тоги важных патрициев на скамьях в раздевалке сидят завёрнутые в простыни счастливые мужчины и ведут степенные разговоры о политике и жизни вообще. Этакий клуб по интересам.

А для богатых россиян сегодня созданы настоящие дворцы, символ благосостояния, куда ходить простым смертным не по карману. Здесь уже говорят не столько о жизни, сколько о бизнесе, здесь заключаются серьёзные сделки. Насчёт услуг лиц женского пола деликатно умолчим.

Если угодно, нынешние богатые бани функционально близки церкви: ведь никаких клубов раньше не существовало, и собраться было больше негде. Именно в церкви наши предки встречались, влюблялись, заключали сделки, сходились для решения общих проблем, в специальных трапезных устраивались пиры.

Всё‑таки отметим, что сегодня мы не самая аккуратная и чистоплотная нация в мире. Чистота, конечно, залог здоровья, но выше уже отмечалось, что за здоровьем своим следить у нас как‑то не очень принято и к врачу мы наведываемся, только когда уж совсем припрёт. Городские помойки можно по грязи и запаху обнаружить задолго до прямого лицезрения соответствующего бака. Многим из нас лень донести до него пакет с мусором, поэтому его можно оставить прямо на дороге, а то и выкинуть из окна на тротуар. Ну чисто как в Париже во времена Людовиков.

Вот к платным туалетам мы, правда, постепенно привыкаем, хотя и сегодня кое‑кто искренне возмущается: как, за это надо платить?! И демонстративно удаляется за ближайший кустик.

Немцам этого никогда не понять. Я видел, как хозяйка небольшой лавочки в немецком городке вымыла шампунем витрину магазина, а потом – тротуар перед лавкой.

 

О РУССКОЙ КУХНЕ

 

Глава о русской кухне будет самой поэтичной в данной книге, потому что вкусная еда сродни хорошей поэзии, особенно если это русская еда. В доказательство тому можно привести бесчисленные описания всевозможных яств, блюд и трапез, которыми полна русская классическая литература. Взять хотя бы это место из гоголевских «Старосветских помещиков»:

«Оба старичка, по старинному обычаю старосветских помещиков, очень любили покушать. Как только занималась заря (…) они уже сидели за столиком и пили кофий. (…)

После этого Афанасий Иванович возвращался в покои и говорил, приблизившись к Пульхерии Ивановне:

– А что, Пульхерия Ивановна, может быть, пора закусить чего‑нибудь?

– Чего бы теперь, Афанасий Иванович, закусить? Разве коржиков с салом, или пирожков с маком, или, может быть, рыжиков солёных?

– Пожалуй, хоть и рыжиков, или пирожков, – отвечал Афанасий Иванович, и на столе вдруг являлась скатерть с пирожками и рыжиками.

За час до обеда Афанасий Иванович закушивал снова, выпивал старинную серебряную чарку водки, заедал грибками, разными сушёными рыбками и прочим. Обедать садились в двенадцать часов. Кроме блюд и соусников, на столе стояло множество горшочков с замазанными крышками, чтобы не могло выдыхаться какое‑нибудь аппетитное изделие старинной вкусной кухни. (…)

После обеда Афанасий Иванович шёл отдохнуть один часик, после чего Пульхерия Ивановна приносила разрезанный арбуз и говорила:

– Вот попробуйте, Афанасий Иванович, какой хороший арбуз. (…)

Арбуз немедленно исчезал. После этого Афанасий Иванович съедал ещё несколько груш и отправлялся погулять по саду вместе с Пульхерией Ивановной. (…) Немного погодя он посылал за Пульхерией Ивановной или сам отправлялся к ней и говорил:

– Чего бы такого поесть мне, Пульхерия Ивановна?

– Чего бы такого? – говорила Пульхерия Ивановна. – Разве я пойду скажу, чтобы вам принесли вареников с ягодами, которых приказала я нарочно для вас оставить?

– И то добре, – отвечал Афанасий Иванович.

– Или, может быть, вы съели бы киселику?

– И то хорошо, – отвечал Афанасий Иванович. После чего всё это немедленно было приносимо и, как водится, было съедено.

Перед ужином Афанасий Иванович ещё кое‑чего закушивал. В половине десятого садились ужинать. После ужина тотчас отправлялись опять спать, (…) Иногда Афанасий Иванович (…) стонал.

Тогда Пульхерия Ивановна спрашивала:

– Чего вы стонете, Афанасий Иванович?

– Бог его знает, Пульхерия Ивановна, так как будто немного живот болит, – говорил Афанасий Иванович.

– Может быть, вы бы чего‑нибудь съели, Афанасий Иванович?

– Не знаю, будет ли оно хорошо, Пульхерия Ивановна! Впрочем, чего ж бы такого съесть?

– Кислого молочка или жиденького узвару с сушёными грушами.

– Пожалуй, разве так только, попробовать, – говорил Афанасий Иванович.

Сонная девка отправлялась рыться по шкафам, и Афанасий Иванович съедал тарелочку, после чего он обыкновенно говорил:

– Теперь так как будто сделалось легче…»

Прошу прощения за такую длинную цитату, но пусть читатель поверит, сокращать её было мучительно трудно.

Иностранцев впечатляет объём поглощаемой русскими пищи. В одном раннем рассказе Чехова герой, сидя в ресторане, с ужасом видит, как некий господин за соседним столиком пожирает блины. Наш герой решает, что несчастный таким способом решил свести счёты с жизнью, и принимается уговаривать его не делать последний шаг, ибо жизнь прекрасна и т.д. Господин сперва просто не понимает того, что ему говорят, но потом показывает на зал, и герой видит, что не только этот посетитель, но весь зал поглощает пищу в поистине раблезианских количествах.

Русская трапеза без хлеба – нонсенс, сапоги всмятку. «Хлеб всему голова», «Хлеб наш насущный даждь нам днесь» – это прежде всего про нас, если, конечно, под хлебом в «Отче наш» имелся в виду именно хлеб, а не любая пища. Русские способны макароны есть с хлебом, и разве что блины как‑то ещё обходятся без ржаного или пшеничного ломтя.

Сегодня культура хлеба заметно упала. Простой ржаной хлеб вообще встретить можно не чаще, чем лох‑несское чудовище. Неудивительно: рожь в русском поле – нынче экзотическое растение. Обычный хлеб в обычном магазине – нечто скучное и невкусное, но знатоки всегда скажут вам, куда надо пойти или поехать, чтобы отведать «настоящего» хлеба.

Но самый невкусный русский хлеб лучше, чем та отвратительная белая вата, которую выдают за хлеб американцы. Если мы и забыли какие‑то особенно хорошие рецепты, то в Америке, кажется, вообще не знают, что это такое. И неудивительно, что хлеба они едят очень мало: их хлебом можно питаться только под дулом автомата.

По‑прежнему популярны русские блины. Мы поедаем их в объёмах, приводящих иностранцев в священный ужас. Едим их со всем на свете: сметаной, вареньем, мёдом, а если повезёт, с икрой.

Чем севернее живёт народ, чем холоднее у него зимы, тем больше он нуждается в калорийной мясной и жирной пище. Вегетарианцев среди русских немного, большинство из нас хотя бы раз в день должны отведать мяса, хоть в супе, хоть жаркое, хоть в виде колбасы.

О колбасе – разговор особый. Годы дефицита еды и просто голодные времена сделали из колбасы особый, вожделенный продукт, выгодно отличающийся от просто мяса. Во‑первых, он дольше хранится, и, с трудом достав батон колбасы, можно очень долго его есть. Во‑вторых, некоторые сорта колбасы сравнительно дёшевы, потому что собственно мяса там немного, так что для малообеспеченных слоёв населения это самое то.

Отгадайте загадку: «Длинное, зелёное и пахнет колбасой?» Если вы не жили в годы дефицита, ни за что не догадаетесь, что это – пригородная электричка из провинциального городка до столицы. Там эту колбасу ещё можно как‑то достать, выстояв бесконечную очередь и как‑то увернувшись от патрулей из бдительных дружинников, отлавливающих приезжих, которые пытаются купить желанный продукт, привезённый, кстати, с их же мясокомбината.

А ведь были времена… Дома у меня хранится очень старая кулинарная книга без начала и без конца. Судя по бумаге и шрифту, она пушкинской эпохи. Вот один особенно полюбившийся мне рецепт.

 

ЖАРКОЕ ИЗ КУЛИКОВ

 

Разумеется (как вам нравится это «разумеется»? – В.Ж.), в этом случае употребляются только слуки, дуппельшнепы, гаршнепы, травники и малые речные или песчаные кулички. Их жарят, не потрошив и не шпиковав, но только обвернув салом, или в кастрюле с маслом коровьим, или на вертеле. В другом приготовлении начиняют их фаршем, изрубив внутренние части с желтками варёных яиц и петрушкою. Или внутренния вынув, срубливают их с жирною телячьего почкою и, намазав на ломти белого хлеба, жарят осторожно, чтоб сок и жир в хлеб стекали. Эти ломти подают, уклавши около жареных бекасов.

 

Ну как вам эти слуки и дуппельшнепы? Особенно умиляет, что употреблять можно только и только их, а не каких‑нибудь там вальдшнепов или, прости господи, цыплят. Ясное дело, это была еда какого‑нибудь русского гурмана, но каков язык этого описания, какие детали!

 

«– Хороши гусиные лапки в сметане!

– А ты их едал?

– Я не едал, да мой дядя видал, как их барин едал, так вот он говорил: хороши гусиные лапки в сметане!»

Из молочных продуктов упомянем прежде всего сметану. Снова и снова скажем: несчастны те народы, которые наивно полагают, что майонез может хоть как‑то сравниться с русской сметаной. И вдвойне поразительно, что сей продукт так мало популярен за рубежом. Просто не понимаю, как они там, за бугром, обходятся без сметаны, которая нужна в каждом втором блюде.

Сыр. Совсем не так давно были времена, когда, приходя в магазин, мы спрашивали: «Сыр есть?» Никому в голову не приходило интересоваться, какой в продаже сорт сыра, было только «Есть сыр» или гораздо чаще – «Нет сыра». Меня всегда удивляло, почему от этого неопределённого сорта сыра часто несло керосином. Ответа не знаю до сих пор…

 

Разговор в продуктовом магазине той поры:

– У вас нет мяса?

– У нас нет сыра. Мяса нет в магазине напротив.

 

Два наших писателя, эмигранты Пётр Вайль и Александр Генис, выпустили замечательную книгу «Русская кухня в изгнании», в которой они описали рецепты наших дореволюционных предков. Даже не верится, что так в самом деле кто‑то ел! За тощие семьдесят лет советской власти всё это основательно позабыто, и, наверное, лишь в каких‑нибудь эксклюзивных ресторанах столицы можно что‑то подобное встретить. Книга читается как поэма, и цитировать её можно бесконечно.

Тут самое время упомянуть знаменитую русскую уху. Ради всего святого, не путайте уху с рыбным супом. О супах чуть позже, но уха – это душистый суп из рыбы с добавлением разве что картофеля и моркови, плюс, естественно, пряности и коренья. Уха не суп, а средство наслаждения, восклицают Вайль с Генисом. Рыба, предупреждает этот дуэт, должна быть свежей, речной и мелкой, которую после получения навара безжалостно выбрасывают и добавляют благородную форель, треску или сига.

От ухи плавно перейдём к русскому супу как таковому. «Щи да каша – пища наша» – этот лозунг давно устарел. Хотя русские по‑прежнему любят эти два блюда. Грандиозное отличие от западных соседей. «Щи» невозможно перевести на западные языки. «Капустный суп?» Но это же совершенно другое! И вообще то, что в Европе называется супом, – это что угодно, только не наш суп. Там под гордым названием «суп» вам предложат маленькую мисочку чего‑то тщательно протёртого и удивительно безвкусного. Это скорее какая‑то закуска перед тем, что мы называем вторым блюдом, которое у них главное и основное.

Здесь нет необходимости описывать наши супы, согласимся лишь, что без хорошего супа русскую кухню представить невозможно. Вайль и Генис даже утверждают: «В последнюю очередь разрушаются семьи, где каждый день варят суп».

Наша гордость – щи, борщ, окрошка и др. Все, с кем я разговаривал и кто пробовал тот же борщ за границей, отзываются о своём опыте в выражениях, которые я не осмелюсь здесь воспроизвести. Не умеют, не понимают, не чувствуют! Но умеют ценить настоящее и, попав в Россию, уплетают наши супы за милую душу. Правда, за окрошку не поручусь: слишком уж это экзотическое блюдо для западного нёба.

Ещё и ещё раз пожалеем западных жителей, которые из всех грибов знают одни шампиньоны, да и те готовить не умеют! Русский грибной суп – это что‑то, что невозможно забыть. А маринованные белые грибы… Нет, не могу больше, даже описывать это не хватает ни сил, ни красок. Вайль и Генис и вовсе уверяют, что у лесных грибов есть душа. У белых, утверждают эти гурманы, она коренастая, положительная, у лисичек – кокетливая и суетливая, у сморчков – сморщенная, у рыжиков – славянофильская (рыжиком, наверное, родился в прошлой своей жизни Владимир Солоухин). Без души живут только шампиньоны, потому что их выращивают на грядке.

Русские едят грибы с гречневой кашей, кладут в начинку пирогов, добавляют к мясным блюдам, к птице. Отдельно можно рассказывать о закуске из солёных рыжиков или груздей.

А каши? Что каши? Мы знаем сотни рецептов приготовления каш, в том числе таких, о которых за рубежом и не слыхивали. Сытно и очень‑очень вкусно, даже если это, скажем, каша из пшена, которым другие народы разве что кур кормят. Что они там понимают!

Два слова о чае. Иноземный продукт так полюбился русским, что сравнить их в этом смысле можно разве что с англичанами. У жителей каждой российской губернии было своё прозвище. Так вот, про ярославцев говорили «ярославские водохлёбы» именно из‑за их пристрастия к ведёрному самовару, вокруг которого садилось всё семейство, водрузив на плечи полотенца – утирать пот после десятой чашки ароматного напитка. Или вспомните дебелую купчиху с картины Кустодиева, сидящую у того же самовара с блюдцем чаю в руке. Напрягите память, и вы наверняка вспомните добрый десяток картин выдающихся художников, изобразивших русское чаепитие. Это целый обряд, священнодействие, ритуал, которым не пренебрегал любой трактир.

Сегодня соперником чая стал кофе. «Кофий» пили и раньше, но масштабы у него всё равно не те. Кофе и дороже, и не так привычен. Даже трудно поверить, что было время, когда русские не знали чая.

Знаменитые за рубежом русские икра и крабы в самой России сегодня не столь популярны: очень дорого, чёрная икра практически отсутствует в продаже, и крабы тоже все уплыли за моря‑океаны. В журнале «Крокодил» одно время печаталась некая крокодильская энциклопедия. В ней было написано: «Осётр. Рыба, которая мечет икру за границу».

Именно поэтому большим успехом пользовался плакат, на котором на фоне красной икры с помощью икры чёрной была выведена надпись: «Жизнь удалась!»

«А напоследок я скажу…», конечно, о напитках. В своё время компания, выпускающая кока‑колу, подавала в суд на компанию, выпускающую квас «Никола», за рекламу, гласившую: «Квас не кола, пей „Николу“!» Суд «Кока‑Кола» проиграла, и поделом: хороший хлебный квас несравним с жалкими западными химическими комбинациями, наводнившими Россию.

Но больше всего россияне нынче пьют пиво, наивно надеясь, что так они избегнут алкоголизма. Увы, «пивные брюшки» теперь характерная примета среднего поколения россиян.

Ну и, наконец, о водке. Считается, что водка произошла из Польши, но на сегодняшний день это безусловно русское зелье. Сейчас в любом магазине водки – множество сортов, отличающихся прежде всего формой бутылки и ценой, от формы бутылки зависящей. В красивой бутылке та же самая горькая стоит в несколько раз дороже. Покупают…

Впрочем, о выпивке – в следующем разделе.

Отдельно – об общественном питании, на казённом советском языке – «общепите». В английском или французском языке restaurant – это и есть западный «общепит». У нас же «ресторан» – это где кормят вкусно, но очень дорого, в ресторан средний русский ходит по праздникам, чтобы отметить какое‑нибудь важное событие в своей жизни: встречу с другом, годовщину свадьбы, наконец, саму свадьбу. Нынешние русские рестораны уже борются за клиентов, стремятся поразить их не только едой, но и антуражем: кто‑то отделывает зал под старину, одевает официантов в народные платья, кто‑то и вовсе строит целый средневековый замок или украинскую деревню с подсолнухами и кувшинами на плетне. Даже в среднего размера городах появились рестораны с национальной кухней: китайской, венгерской, грузинской, итальянской.

А чтобы утолить голод, мы ходим в столовые, в крайнем случае в кафе. Там подешевле, но и еда попроще, и обслуживание «на среднем уровне».

И это – большое достижение. Старики помнят столовые с длинными очередями из жаждущих перекусить усталых людей, когда один торопливо ел невкусный суп или котлету, а за его спиной нетерпеливо переминались ожидающие занять его место.

А теперь вы можете, не торопясь, посидеть в уютной обстановке за чашечкой кофе. Сидите хоть час, хоть два, и никто вас не будет гнать: мест‑то сколько угодно.

Что вы получите от английской хозяйки, которая пригласила вас на чашку чаю? Чашку чаю. Ну может быть, одну печенюшку на блюдечке. Так что, отправляясь вечерком в гости, обязательно плотно поужинайте дома.

А что вы увидите, получив такое же приглашение от русской хозяйки? Стол, ломящийся от всяческих яств. Вас будут потчевать всевозможными блюдами, вам будут всё время подливать вина в бокал и при этом переживать: «Ой, что же вы ничего не кушаете? Вам не понравилось, как я готовлю?» И хозяйка будет счастлива, только если после ухода гостей на столе останется половина несъеденных яств, ведь это означает, что гости не ушли голодными. А какое там голодными! Гостей впору уносить от стола на носилках. А когда они будут, отдуваясь, забираться в свою машину, рессоры машины заметно просядут.

После такого пира хозяева могут неделю питаться остатками, но это окажется единственным неудобством в целом удавшегося праздника.

Такое гостеприимство порой даже раздражает гостей с Запада. Они недоумевают: с чего это русские так разошлись? Знать, неверно, что они бедные, вон какие дорогие кушанья поставили на стол! Им невдомёк, что такова древняя русская традиция. Когда‑то она была ещё жёстче: принять гостя – священная обязанность, если угостить его оказывалось нечем, обычаи даже позволяли украсть. Теперь, слава богу, этого не требуется, но допустить, чтобы гости подмели всё, что стояло на столе, ни одна уважающая себя хозяйка не может.

Но вот мы посмотрели на Запад и обнаружили, что там давно в простеньких рабочих столовых устроено самообслуживание, и последовали их примеру. Что ж, как сказал Маяковский: «Глядите на жизнь без очков и шор, глазами жадными цапайте всё то, что на нашей земле хорошо и что хорошо на Западе».

К сожалению, цапаем мы на Западе не всегда самое хорошее. Долгие годы продуктового дефицита привели нас к нескольким неприятным вещам. Прежде всего, голь на выдумки хитра, и в стремлении подешевле и повкуснее поесть русская хозяйка привыкла изобретать что‑нибудь совершенно невероятное, вроде пирожков с варёной и копчёной колбасой. В ход идут всевозможные дешёвые эрзацы. Так, огромной популярностью и сегодня пользуются крабовые палочки, крабов в которых, как известно, не больше, чем огурцов на банановой пальме: эти палочки, мы все знаем, незаменимы во всевозможных салатах.

Собственно говоря, почему бы нет? Беда лишь в том, что подобные рецепты начисто вытесняют русскую национальную кухню. Мы быстро забываем вкус наших родных блюд, как уже забыли русскую национальную одежду. Нет решительно ничего плохого в «Макдоналдсе», но так хочется, чтобы было больше русских чайных, где кормили бы не хуже. И больше хозяек, которые, внимательно прочитав книгу о русской кухне, угощали бы своих друзей в соответствии с русскими рецептами. Если судить по старым поваренным книгам, нам есть чем угостить. Не надо изобретать пирожки с копчёной колбасой, для вас уже всё придумано. А продукты – в любом магазине. Были бы деньги.

 

«ВЕСЕЛИЕ РУСИ»

 

Выше уже упоминалась распространённая легенда, по которой правивший в X веке киевский князь Владимир, решив отказаться от язычества в пользу какой‑либо другой религии, разослал гонцов во все края земли, наказав им выбрать самую лучшую веру. Гонцам показалось было, что не так уж плохо мусульманство. И вполне вероятно, что сегодня в наших городах и весях повсюду стояли бы не христианские храмы, а мечети, если бы не одно существенное «но». Мудрый князь понял, что русские никогда не откажутся от хорошей выпивки, а ислам категорически запрещает алкоголь. «Веселие Руси есть пити, не можно без него быти!» – якобы воскликнул Владимир, который, надо думать, и сам не мог представить себе пир в своих палатах без чаши домашней браги. И выбрал христианство. Сторонники выпить, вероятно, считают, что именно за это Владимира и назвали святым… (Шутка!)

Доказано, что генетически различные расы по‑разному восприимчивы к алкоголю: есть такие, которых и пара рюмок может лишить способности разумно думать и действовать, в то время как другим для достижения такого же блаженного состояния не хватит и пары бутылок самогона. Поэтому не так легко рассчитать, сколько алкоголя можно «принять на грудь», чтобы вам было море по колено. К примеру, американские индейцы и их ближайшие родственники, северные народы России, спиваются несравнимо быстрее, чем европейцы, по крайней мере мужчины (женщины и в Европе очень страдают от алкоголизма). Во время освоения Русского Севера купцы специально спаивали аборигенов, чтобы потом бутылку «огненной воды» обменять на груду мехов. То же самое делалось в американских факториях.

Так вот русские в этом плане, вероятно, находятся впереди не только монголоидной расы, но и многих западноевропейцев. Поэтому пить мы можем много больше, чем другие народы, чем, бывает, очень гордимся. Но на самом деле гордиться тут решительно не стоит, ибо русские уже давно перешли ту грань, за которой начинается разрушение нашего генофонда. Алкоголизм в России достиг такого уровня, с какого вернуться в более благополучные времена уже почти невозможно.

А что такое эти самые благополучные времена? Судите сами: в России пили всегда, но до революции 1917 года на душу населения, включая женщин, стариков и детей, приходилось около 4 с половиной литров чистого спирта, а сейчас – больше 15. И какие бы меры ни принимались, эта цифра не уменьшается: запретят водку или многократно повысят на неё цену – в магазинах пропадёт сахар, все будут варить самогон.

Культуролог К. Касьянова в своей книге «О русском национальном характере» усматривает связь русского пьянства с понятиями праздника и обряда.

В самом деле: что такое праздник? Это время небольшой передышки после длительного периода напряжённого, часто изматывающего труда. Монотонность будней время от времени необходимо перебивать днями, когда можно всё, чего нельзя в обычные дни: можно больше спать, есть пищу получше, встречаться с друзьями и, разумеется, выпить рюмочку возбуждающего напитка. Или две рюмочки. Или три…

Когда‑то праздников в России было множество. Помимо общероссийских в каждой деревне отмечались ещё и престольные праздники, посвящённые «своему» святому, именем которого названа сельская церковь. То есть каждый праздник имел свой смысл и, стало быть, чем‑то отличался от предыдущего и последующего.

Но постепенно становилось ясно, что, если все праздники отмечать, работать будет некогда. И количество праздников начало заметно сокращаться. Религиозные праздники ещё сохранялись, но те, что пришли к нам аж из языческих времён, медленно уходили: хороводы, зимние городки, кулачны