Как идея создает состояние

В бизнесе и промышленности не обойтись без веры и сотрудничества, поэтому интересно и полезно проанализировать событие, прекрасно иллюстрирующее ме­тод, при помощи которого промышленники и бизнесмены приобретают огромные состояния: они делают это, отдавая, прежде чем получать.

Если вы задумывались над тем, как возникают боль­шие состояния, вам поможет получить ответ история со­здания «Юнайтед Стейтс Стал». Если вы сомневаетесь в том, что человек богатеет, думая, — эта давняя, но очень поучительная история развеет ваши сомнения, потому что вы ясно увидите в ней приложение принципов, описан­ных в этой книге. Это поразительное описание могуще­ства идеи было драматично изложено Джоном Лоуэллом в «Нью Йорк Уорлд Телеграм», и мы перепечатываем ни­жеследующее с его любезного разрешения.

ОТЛИЧНАЯ ПОСЛЕОБЕДЕННАЯ РЕЧЬ О МИЛЛИАРДЕ ДОЛЛАРОВ

Когда вечером 12 декабря 1900 года около восьмидесяти крупнейших финансистов страны собрались в банкетном зале Университетского клуба на Пятой авеню, чтобы оказать честь молодому человеку с Запада, — едва ли полдесятка гостей осознавали, что они станут свидетелями наиболее значитель­ного эпизода в истории промышленности Америки.

Дж. Эдвард Симмонс и Чарлз Стюарт Смит, полные бла­годарности за щедрое гостеприимство, оказанное им Чарл­зом М. Швабом во время их недавнего визита в Питтсбург, организовали обед, чтобы представить тридцативосьмилет­него сталепромышленника банкирам востока страны. Но они никак не ожидали, что он произведет такое впечатление. Они даже предупредили его, что нью-йоркские бизнесмены в крахмальных сорочках не реагируют на ораторское искус­ство и что, если он не хочет наскучить Стиллманам, Гарри-манам и Вандербилтам, ему нужно ограничиться пятнадца-тью-двадцатью минутами вежливых, но пустых слов и на этом кончить.

Даже Джон Пирпонт Морган, сидевший справа от Шва­ба, как подобало его величию, намеревался присутство­вать на банкете очень недолго. А что касается прессы и публики, событие ожидалось настолько незначительное, что вряд ли заслуживало упоминания на следующий день в газетах.

Итак, два почтенных хозяина и их гости съели обычные семь или восемь блюд. Собравшиеся разговаривали мало и сдержанно. Немногие банкиры и брокеры раньше встреча­лись с Швабом, чья карьера разворачивалась в Питтсбурге, и никто не знал его хорошо. Но еще до окончания вечера все они — и вместе с ними «Господин Деньги» Морган — вскочили, и был зачат ребенок стоимостью в миллиард дол­ларов — корпорация «Юнайтед Стейт Стал».

Истории не повезло: никто не записал речь, произнесен­ную Чарли Швабом на этом обеде.

Однако весьма вероятно, что речь была непритязатель­на и даже в чем-то неправильна (потому что тонкости языка никогда не беспокоили Шваба), зато полная острот и пронизанная умом. Но помимо этого, она обладала галь­ванической силой и подействовала на пять миллиардов дол­ларов, представленных собравшимися за обедом. После того как она была окончена и собравшиеся все еще находились под впечатлением услышанного (Шваб проговорил целых де­вяносто минут), — Морган отвел выступавшего в укромную нишу у окна, и там, сидя на высоких неудобных стульях, они беседовали еще около часа. Конечно, многое значила магия личности Шваба, но гораздо важнее оказалось то, что он развернул полнокровную четкую программу создания сталь­ной корпорации. Многие и раньше пытались заинтересовать Моргана созданием стального треста наподобие корпораций, выпускающих проволоку, сахар, резину, виски, масло или жевательную резинку. Пытался это сделать известный свои­ми аферами Джон У. Гейтс, но Морган ему не поверил. Под­бирались к нему братья Билл и Джим Мур, чикагские броке­ры, которым удалось сколотить спичечную корпорацию, но и у них ничего не вышло. Лицемерный провинциальный юрист Элберт X. Гэри тоже попытался договориться, но не произ­вел впечатления. И до тех пор, пока Шваб своим красноре­чием не увлек Моргана на высоты, с которых тот смог уви­деть перспективы наиболее грандиозного финансового пред­приятия из всех когда-либо затевавшихся, проект считался бредом сумасшедшего.

Финансовый магнетизм, который поколение назад начал притягивать друг к другу маленькие и незначительные ком­пании, превращая их в крупные и конкурентоспособные, дей­ствовал и в сталелитейной промышленности благодаря изоб­ретательности жизнерадостного пирата-бизнесмена Джона У. Гейтса. Гейтс уже создал «Американ Стал энд Уайр Компа-ни» из множества мелких концернов, а вместе с Морганом организовал «Федерал Стал». Но по сравнению с гигантским вертикальным трестом Эндрю Карнеги, которым владели и управляли пятьдесят три партнера, все остальные комбина­ции казались незначительными. Даже если бы они соедини­ли свои усилия, то не смогли бы даже слегка оцарапать орга­низацию Карнеги, и Морган это знал.

Знал это и эксцентричный старик шотландец. С величе­ственных высот своего замка Скибо он наблюдал — вначале забавляясь, потом негодуя — за тем, как маленькие компа­нии Моргана пытаются вгрызться с его бизнес. Когда эти попытки стали слишком назойливы, Карнеги рассердился и решил отомстить. Он решил «воспроизвести» у себя каждое производство, которым владели его конкуренты. До сих пор его не интересовали проволока, трубы, обручи или листовая сталь. Он удовлетворялся тем, что продавал другим компа­ниям стальные заготовки и предоставлял им делать с ними все, что они хотят. Теперь же, когда у него появился ини­циативный и способный помощник Шваб, он решил при­жать своих врагов к стенке.

И вот в речи Чарлза М. Шваба Морган увидел ответ на свою проблему. Трест без Карнеги, гиганта среди осталь­ных, вообще не будет трестом; как сказал один писатель, это все равно, что сливовый пудинг без слив.

В своей речи Шваб исходил из предпосылки — хотя, конеч­но, не давал никаких гарантий, — что грандиозное предприятие Карнеги может разместиться под крышей Моргана Он говорил о будущем стальной промышленности, о реорганизации во имя эффективности, о специализации, о закрытии неэффективно работающих предприятий и сосредоточении усилий на процвета­ющих заводах, об экономии на транспортировке руды и металла, о том, что можно выиграть на реорганизации уп­равления, и о завоевании иностранных рынков.

Больше того, он объяснил собравшимся финансовым пи­ратам, в чем ошибка их обычной практики. Он сказал, что их цель — создание монополий, подъем цен и получение благодаря этому больших прибылей. Шваб самым горячим образом осудил эту систему. Он заявил своим слушателям, что недальновидность подобной системы заключается в том, что она сокращает рынок, в то время как все стремится к расширению. Он доказывал, что если понизить цену на сталь, возникнет непрерывно расширяющийся рынок; сталь будет находить все более разнообразное применение, и удастся перехватить большую часть мировой торговли ею. В сущнос­ти, хотя он этого и не знал, Шваб явился апостолом совре­менного массового производства.

Обед в Университетском клубе закончился. Морган вер­нулся домой и принялся размышлять над радужными прогнозами Шваба. Шваб отправился назад в Питтсбург и продолжал управлять стальным бизнесом Карнеги, а Гэри и все остальные вновь приникли к биржевым аппаратам в ожидании дальнейших ходов.

Ждать пришлось недолго. Моргану потребовалась неде­ля, чтобы переварить пир идей, предложенный Швабом. Убедившись, что в результате не наступает финансовое не­сварение, он послал за Швабом — и обнаружил, что моло­дой человек проявляет застенчивость. Шваб ответил, что мистеру Карнеги может не понравиться, что президент его компании флиртует с императором Уолл-стрита — улицы, на которую сам Карнеги поклялся никогда не ступать. Тог­да посредник Джон У. Гейтс предложил, что если Шваб «случайно» остановится в отеле «Бельвью» в Филадельфии, Дж.П.Морган тоже может «оказаться» там. Но когда Шваб приехал, Моргана не оказалось: он заболел и лежал в своем нью-йоркском доме. И вот по настойчивому приглашению старика Шваб отправился в Нью-Йорк и появился в биб­лиотеке финансиста.

Сегодня некоторые историки финансов высказывают мнение, что драма с начала и до конца была срежиссиро­вана самим Карнеги; все эти события: обед в честь Шва­ба, его знаменитая речь, ночное совещание Шваба с Ко­ролем Денег — все это было организовано хитрым шот­ландцем. На самом деле как раз наоборот. Когда Шваба пригласили на совещание к Моргану, он даже не знал, станет ли «маленький босс», как называли Карнеги, слу­шать его предложение продать свое дело, особенно лю­дям, к которым Карнеги относился как к богохульникам и святотатцам. Но Шваб решился явиться на совещание и представил шесть страниц, собственноручно исписанных цифрами и содержавших оценку всех стальных компа­ний, которые он считал необходимыми для новой орга­низации.

Всю ночь четыре человека размышляли над этими циф­рами. Главным среди них был, конечно, Морган, уверен­ный в божественном праве денег. С ним был его аристо­кратический партнер Роберт Бэкон, ученый и джентльмен. Третий — Джон У. Гейтс, которого Морган презирал как игрока, но использовал как орудие. Четвертым был Шваб, который тогда знал о производстве и продаже стали больше любого человека на земле. За время совещания никто ни разу не усомнился в оценках питтсбуржца. Если он гово­рил, что компания стоит столько, значит она стоит именно столько — не больше и не меньше. Шваб настаивал на том, чтобы в комбинацию включались только компании, на ко­торые он указывал. Он намеревался создать корпорацию без всякого дублирования и не хотел, чтобы друзья Морга­на взваливали свои компании на его широкие плечи.

Когда рассвело, Морган встал и потянулся. Оставался один вопрос.

— Вы считаете, что сумеете убедить Эндрю Карнеги про­дать компанию? — спросил он.

— Попытаюсь, — ответил Шваб.

— Если вы убедите его продать, я берусь за дело, — сказал Морган.

Сказано — сделано. Но продаст ли Карнеги? Сколько он потребует (Шваб назвал цифру — 320 миллионов дол­ларов)? Что он возьмет в качестве оплаты? Обычные или привилегированные акции? Боны и облигации? Наличные? Никто не может выплатить треть миллиарда наличными.

В январе на замерзшей лужайке для гольфа в Уэстчестере встретились Эндрю, в своем толстом свитере, и Чарли, кото­рый, как обычно, много говорил, чтобы поднять настроение. Но до тех пор, пока они не вернулись в расположенный поблизости теплый и уютный особняк Карнеги, ни слова не было сказано о деле. И тогда с той же убедительностью, с какой он загипнотизировал восемьдесят миллионеров в Уни­верситетском клубе, Шваб обрисовал шотландцу перспекти­вы удобного ухода из бизнеса, щедро оплаченного бесчис­ленными миллионами, с помощью которых старик сможет удовлетворять все свои прихоти. Карнеги капитулировал. Он написал на листке бумаги цифру, протянул листок Швабу и сказал: «Хорошо, вот за сколько мы продадим».

На листке значилось 400 миллионов. Сумма составилась из указанных Швабом трехсот двадцати миллионов плюс восемьдесят миллионов, компенсировавших повышение цен на недвижимость за последние два года.

Позже на палубе трансатлантического лайнера шотландец грустно сказал Моргану: «Надо было попросить на сто мил­лионов больше».

— Если бы попросили, вы бы их получили, — добро­душно ответил Морган.

Конечно, поднялся большой шум. Английский коррес­пондент телеграфировал, что весь зарубежный мир «в ужа­се» от этой гигантской комбинации. Президент Иельского университета Хедли заявил, что если не будет проводиться жесткая антитрестовская политика, «через двадцать пять лет можно ожидать появления в Вашингтоне императора». Но способный биржевой маклер так энергично принялся рас­продавать акции, что продал их на 600 миллионов долларов. Итак, Карнеги получил свои миллионы, синдикат Моргана заработал 62 миллиона «за свои труды», и все остальные «парни», от Гейтса до Гэри, тоже заработали неплохо.

Получил свою награду и тридцативосьмилетний Шваб. Он стал президентом новой корпорации и управлял ею до 1930 года.