Ориентир во вкусе сэра Джона 1 страница

 

Русский математик был, в конце концов, найден. Когда его спросили, как он провел эти четыре дня, он не мог ответить. Осознавал ли он опасность, которой подвергался? Вряд ли. Когда ему рассказали об эпизоде с крокодилами, он не хотел этому верить и принял рассказ за шутку. Хотелось ли ему есть? Не очень. Он утолял голод цифрами, и так хорошо утолял, что нашел ошибку в таблице логарифмов!

В присутствии иностранных коллег Матвей Струкс, щадя его чувство национального достоинства, не сделал никаких упреков Николаю Паландеру; но есть все основания полагать, что в разговоре с глазу на глаз русский астроном получил хорошую головомойку от своего начальника и совет — впредь не увлекаться своими логарифмическими изысканиями.

Измерения были немедленно возобновлены. В течение нескольких дней работы шли успешно. Ясная и стабильная погода благоприятствовала наблюдениям, будь то угловые измерения ориентиров или измерения зенитных расстояний. К уже полученной сети добавились новые треугольники, а их углы были тщательно вычислены с помощью многочисленных измерений.

Двадцать восьмого июня астрономы получили геодезическое основание своего пятнадцатого треугольника. По их расчетам, этот треугольник должен был включать в себя отрезок меридиана между его вторым и третьим градусами. Чтобы закончить с ним, оставалось измерить два прилегающих к его основанию угла с помощью визирования ориентира, расположенного в его вершине.

И здесь возникло препятствие физического порядка. Местность, покрытая зарослями, насколько хватало глаз, совсем не была пригодна для установки сигнальных знаков. Общий ее наклон, достаточно ощутимый, с юга на север делал затруднительной не саму постановку, но видимость столбов.

Лишь одна точка могла бы послужить для установки сигнального фонаря, но она находилась на довольно большом расстоянии.

Это была вершина горы в двенадцать — тринадцать сотен футов, возвышавшаяся примерно в тридцати милях к северо-западу. В этих условиях боковые стороны этого пятнадцатого треугольника были длиною более двадцати тысяч туазов — длиною, которая при некоторых других тригонометрических измерениях иной раз превышалась вчетверо, но с которою члены англо-русской научной комиссии сталкивались впервые.

После серьезного обсуждения астрономы приняли решение установить на этой высоте электрический фонарь, так как расстояние было слишком большим, чтобы получить достаточную точность при дневных наблюдениях и замерах. Скоро небольшой отряд — полковник Эверест, Вильям Эмери и Михаил Цорн в сопровождении двух матросов и бушменов, — запасшись инструментами и провизией, отправился к месту нового ориентира, чтобы укрепить там светящийся визир, предназначенный для ночных работ. Полковник Эверест рассчитывал дойти до подошвы горы не ранее следующего дня и даже если бы при подъеме не встретилось много трудностей, фонарь можно было установить не ранее, чем в ночь с двадцать девятого на тридцатое число. Таким образом, наблюдатели, оставшиеся в лагере, должны были обнаружить вершину своего пятнадцатого треугольника, отмеченную светящеюся точкой, не ранее чем через тридцать шесть часов.

В отсутствие полковника Эвереста Матвей Струкс и Николай Паландер занялись своими обычными делами, а сэр Джон Муррэй с бушменом прочесали окрестности лагеря и убили несколько животных, принадлежащих к отряду антилоп, столь разнообразному в этих районах Южной Африки.

Сэр Джон к своим охотничьим подвигам добавил еще и «взятие» жирафа — прекрасного животного, редкого в северных местностях, но часто встречающегося на южных равнинах. Охоту на жирафа знатоки этого дела почитают «замечательным видом спорта». Сэр Джон и бушмен наткнулись на стадо голов в двадцать этих животных, чутких настолько, что они не подпускали к себе ближе пятисот ярдов. Но одна самка отбилась от стада, и охотники решили ее загнать. Животное стало убегать мелкой рысцой, казалось, позволяя легко себя догнать; но когда лошади сэра Джона и бушмена были уже совсем близко, самка, вытянув хвост, стала убегать с невероятной скоростью. Пришлось преследовать ее на протяжении двух миль. Наконец пуля, посланная сэром Джоном, уложила животное, ранив его в бок. Это был великолепный образчик семейства жираф — животное, «шеей похожее на лошадь, ногами и копытами — на быка, головою — на верблюда», как говорили римляне, с рыжеватой шкурой, испещренной белыми пятнами. Это необычное жвачное было не менее одиннадцати футов высотой от кончика копыта до маленьких рогов, покрытых кожей и шерстью.

В течение последовавшей ночи два русских астронома успешно определили высоту нескольких звезд, что дало им возможность установить широту места стоянки лагеря.

День двадцать девятого июня прошел без происшествий. Наступления ночи все ждали с некоторым нетерпением, спеша зафиксировать вершину пятнадцатого треугольника. Наступила ночь — безлунная, беззвездная, но сухая, не принесшая никакого тумана и, следовательно, очень благоприятная для обнаружения далекого визира. Все нужные приготовления были сделаны заранее, и зрительная труба угломера, направленная еще днем на вершину горы, могла быстро завизировать электрический фонарь в случае, если большая удаленность сделала бы его невидимым для невооруженного взгляда.

В продолжение всей ночи с двадцать девятого на тридцатое число Матвей Струкс, Николай Паландер и сэр Джон Муррэй сменяли друг друга у окуляра инструмента, но... вершина горы оставалась темной и никакого света не вспыхнуло на ее крайней точке.

Все пришли к заключению, что при подъеме на гору встретились серьезные трудности и что полковник Эверест не достиг ее вершины до наступления вечера. Итак, астрономы отложили свои наблюдения до следующей ночи, не сомневаясь в том, что никто не будет устанавливать светящийся аппарат среди бела дня.

Но каково же было их удивление, когда тридцатого июня около двух часов пополудни полковник Эверест и его спутники вдруг появились в лагере.

Сэр Джон устремился навстречу, обогнав своих коллег.

— Это вы, полковник? — вскричал он.

— Он самый, сэр Джон.

— Значит, гора оказалась недоступной?

— Напротив, весьма доступной, — ответил полковник Эверест, — но очень хорошо охраняемой, доложу я вам. А потому мы возвратились за подкреплением.

— Охраняемой кем? Туземцами?

— Да, туземцами с четырьмя лапами и черной гривой, сожравшими одну из наших лошадей!

В нескольких словах полковник рассказал коллегам о походе, который проходил успешно до самой подошвы горы. Гора эта, как выяснилось после осмотра, оказалась доступной лишь с юго-западного пригорка. Только в единственном проходе, которые вел к этому пригорку, устроила свой «крааль», по выражению «форелопера», целая стая львов. Тщетно полковник Эверест пытался выжить оттуда опасных хищников; будучи недостаточно вооруженным, ему пришлось отступить, потеряв при этом одну лошадь, которой царь зверей ударом лапы перебил хребет.

Такой рассказ не мог не воодушевить сэра Джона Муррэя и бушмена. Эта «львиная гора» являлась пунктом, который следовало захватить, кстати сказать — пунктом, абсолютно необходимым для продолжения геодезических работ. Случай помериться силами с самыми грозными представителями породы кошачьих был слишком заманчив, чтобы не воспользоваться им, и туда немедленно снарядили экспедицию.

Все ученые-европейцы, не исключая миролюбивого Паландера, захотели принять в ней участие; однако было необходимо кому-то остаться в лагере, чтобы измерить углы, прилегающие к основанию нового треугольника. Полковник Эверест, понимая, что его присутствие необходимо для контроля за этой операцией, решил остаться здесь в обществе двух русских астрономов. С другой стороны, сэра Джона Муррэя удержать здесь не смогли бы никакие доводы. Отряд, предназначенный для взятия подступов к горе, таким образом, был составлен из сэра Джона, Вильяма Эмери и Михаила Цорна, затем из бушмена, который никому и ни за что не уступил бы своего места, и, наконец, из трех туземцев, которых Мокум знал как смелых и хладнокровных охотников.

Пожав руки своим коллегам, трое европейцев покинули лагерную стоянку около четырех часов пополудни и скрылись в чаще, которая виднелась в направлении горы. Они нетерпеливо погоняли своих лошадей и к девяти часам вечера преодолели расстояние в тридцать миль. Не доезжая до горы двух миль, они спешились и расположились на ночлег. Никакого костра не разводили, чтобы не провоцировать зверей на ночное нападение, поскольку Мокум желал сразиться с ними днем.

В течение всей ночи почти непрестанно раздавался львиный рык. Ведь эти страшные хищники лишь с наступлением темноты покидают свое логово, отправляясь на поиски пищи. Ни один из охотников не спал ни часа, и бушмен воспользовался этим ночным бдением, чтобы дать им несколько советов, основанных на опыте, а потому очень ценных.

— Господа, — сказал он им со свойственным ему спокойствием, — если полковник Эверест не ошибся, завтра мы будем иметь дело со стаей черногривых львов. А эти животные принадлежат к самой кровожадной и опасной породе. Нам надо позаботиться о том, чтобы правильно себя вести. Я посоветую вам остерегаться первого прыжка этих животных, которые могут одним махом преодолеть расстояние в шестнадцать — двадцать шагов. Если первый прыжок льва неудачен, он редко когда повторяет его. Говорю это вам по собственному опыту. Поскольку на рассвете они возвращаются в свое логово, мы нападём на них именно там. Но они будут защищаться, и защищаться крепко. Утром, доложу я вам, львы сыты и бывают не так свирепы и, быть может, не так смелы; все зависит от насыщенности желудка. А еще зависит от их местонахождения, так как они более трусливы там, где их постоянно беспокоит человек. Но здесь, в этом диком краю, они проявят крайнюю свирепость. Советую вам также, господа, хорошо прикинуть расстояние между вами и зверем, прежде чем стрелять. Дайте зверю подойти, стреляйте только наверняка и цельтесь в место у предплечья. Хочу добавить, что лошадей мы оставим здесь. При виде льва эти животные пугаются и не дают всаднику точно выстрелить. Сражаться мы будем пешими, и я рассчитываю, что самообладание вас не покинет.

Спутники бушмена в полном молчании выслушали рекомендации охотника. Мокум был в их глазах человеком, привычным к охоте. Он знал, что дело предстоит серьезное, что лев обычно не бросается на человека, который не трогает его, но ярость его не знает границ, когда он чувствует, что на него нападают. Тогда зверь, которого природа наградила гибкостью, чтобы сделать прыжок, силой, чтобы нанести удар, и злобой, которая превращает его в чудовище, этот зверь становится опасен. А потому бушмен рекомендовал европейцам сохранять хладнокровие, особенно сэру Джону, который иногда идет на поводу у своей отваги.

— Стреляйте в льва, — говорил он ему, — так, как будто вы стреляете в куропатку, без всякого волнения. В этом все дело!

В этом все дело, действительно. Но кто может поручиться, что сохранит самообладание при виде льва, не будучи привычен к такого рода предприятиям.

В четыре часа утра, надежно привязав лошадей в чаще леса, охотники покинули место своего привала. Еще не рассвело. Кое-какие красноватые блики едва проступили в облачной пелене на востоке. Было еще совсем темно. Бушмен посоветовал своим спутникам осмотреть ружья. Сэру Джону Муррэю и ему самому, вооруженным карабинами, достаточно было вложить в патронник медную гильзу с зарядом и проверить, хорошо ли работает курок. Михаил Цорн и Вильям Эмери, имевшие при себе нарезные винтовки, вставили новые пистоны, поскольку прежние могли отсыреть от ночной влаги. Что касалось трех туземцев, то они были оснащены луками из алоэ, которыми манипулировали с большой ловкостью. Не один лев пал уже от их метких стрел.

Шестеро охотников направились к проходу, подступы к которому разведали накануне два молодых ученых. Они не произносили ни слова, осторожно пробираясь между высоких деревьев, словно краснокожие в лесных зарослях. Вскоре маленький отряд подошел к узкому горлу прохода. У этого места начиналось ущелье, стиснутое двумя отвесными гранитными скалами, ведущее к первому склону пригорка. Именно в этом ущелье, примерно на середине пути, на участке, расширившемся в результате обвала, и находилось логово, занимаемое стаей львов.

Тут бушмен изложил следующий план действий: сэр Джон Муррэй, один из туземцев и он должны выдвинуться вперед; карабкаясь ползком по высоким выступам ущелья, они доберутся до самого логова и постараются выгнать оттуда хищных зверей, направив их к нижнему краю ущелья, а два молодых европейца и два бушмена встанут в засаду и встретят бегущих зверей выстрелами из луков и ружей.

Место было чрезвычайно удобно для таких действий. Там росла громадная смоковница, высоко возвышаясь над окружающими зарослями, многочисленные ветви ее представляли собой надежное укрытие, совершенно не доступное для львов. Ведь известно, что эти животные не награждены даром лазать по деревьям, как другие их собратья из породы кошачьих. Разместившись на некоторой высоте, охотники оказались бы в недосягаемости от их прыжков и могли спокойно в них стрелять.

Итак, самый опасный маневр должны были выполнить Мокум, сэр Джон и один из туземцев. О чем вслух заметил Вильям Эмери, но охотник ответил, что иначе и быть не может, и настоял на том, чтобы в его план не вносилось никаких изменений. Молодые люди согласились с его доводами. И вот занялся новый день. Под лучами восходящего солнца как факел заалела верхушка горы. Бушмен, убедившись в том, что четверо его товарищей удобно устроились на ветках смоковницы, подал знак к отправлению. Вскоре он, сэр Джон и охотник уже карабкались по причудливо изогнутому выступу ущелья, Иногда они останавливались, чтобы оглядеть узкое горло ущелья, зиявшее внизу под ними. Бушмен не сомневался, что львы после своей ночной вылазки вернулись в убежище — или на отдых, или чтобы съесть там свою добычу. Быть может, ему даже удастся застать их спящими и быстро покончить с ними.

Через четверть часа Мокум и его спутники приблизились к логову, расположенному у обвала, как им и указал Михаил Цорн. Тут они прижались к земле и стали рассматривать убежище.

Это была довольно глубокая пещера, размеры которой сейчас трудно было определить. Вход в нее загромождали останки животных, кучи костей. Ошибиться здесь было невозможно: они подошли к жилищу львов, про которое говорил полковник Эверест.

Но в настоящий момент, вопреки ожиданиям охотника, пещера оказалась пустой. Взяв ружье, Мокум спустился вниз и, ползком, на четвереньках добрался до входа в логово. Одного беглого взгляда, брошенного в глубь пещеры, было достаточно, чтобы убедиться, что там никого нет. Такое обстоятельство, на которое он никак не рассчитывал, заставило его немедленно изменить свой план.

— Сэр Джон, — сказал охотник, — наша дичь еще не вернулась в свое убежище, но скоро не замедлит появиться. Я думаю, что мы правильно сделаем, если займем ее место. Таким молодцам, как мы, лучше быть осаждаемыми, чем осаждающими, особенно когда само место имеет дополнительное сооружение у порога. Что об этом думает ваша милость?

— Я думаю так же, как вы, бушмен, — ответил сэр Джон Муррэй. — Я нахожусь под вашим началом и вам повинуюсь.

Мокум, сэр Джон и туземец проникли в логово. Это был глубокий грот[173], усеянный костями и кусками окровавленного мяса. Окончательно убедившись, что пещера пуста, охотники поспешили забаррикадировать ее вход огромными глыбами камней, которые они не без труда подкатили и взгромоздили друг на друга. Просветы, оставшиеся между камнями, они заткнули ветками и хворостом, которыми была усеяна неровная поверхность ущелья. Эта работа потребовала всего нескольких минут, так как вход в грот был относительно узок. Затем охотники разместились за своей баррикадой, со множеством бойниц, и стали ждать.

Их ожидание оказалось недолгим. В четверть шестого в ста шагах от логова появились лев и две львицы. Это были очень крупные животные. Лев, покачивая черной гривой и волоча по земле свой грозный хвост, нес в зубах целую антилопу, которой он тряс, как кошка мышью. Тяжелая ноша нисколько не обременяла его мощной пасти, огромная голова поворачивалась легко и свободно. Две львицы с желтой шерстью, резвясь и играя, сопровождали его.

Сэр Джон («его милость» сами потом сознались в этом) почувствовал, как быстро забилось у него сердце. Глаза астронома выкатились из орбит, брови полезли вверх, и он застыл в каком-то конвульсивном страхе, к которому примешивались изумление и тоска; но это продолжалось недолго, он быстро овладел собой. Что касалось его спутников, то те, как всегда, были спокойны.

Тем временем лев и обе львицы почуяли опасность. Увидев свое заваленное камнями логово, они остановились. Охотников и зверей разделяли менее шестидесяти шагов. Испустив ужасный рев, самец, а за ним львицы, кинулись в чащу леса справа, что немного ниже того места, где охотники остановились вначале. Сквозь ветки было очень хорошо видно этих страшных животных, их желтые бока, настороженные уши, сверкающие глаза.

— Куропатки на месте, — прошептал сэр Джон на ухо бушмену. — Каждому по одной.

— Нет, — ответил Мокум тихо, — здесь еще не все семейство, и выстрел спугнет остальных. Бушмен, ты попадешь из лука на таком расстоянии?

— Да, Мокум, — ответил туземец.

— Хорошо, целься в левый бок самцу и попади ему в сердце!

Бушмен натянул тетиву и старательно прицелился через бойницу. Стрела со свистом вылетела. Послышался рев. Лев сделал прыжок и рухнул на землю в тридцати шагах от пещеры. Он оставался недвижим, и можно было разглядеть его оскалившиеся зубы, торчащие в окровавленной пасти...

— Отлично, бушмен! — сказал охотник.

В этот момент львицы, покинув чащу, устремились к телу льва. Привлеченные их грозным рычанием, на повороте ущелья появились еще два льва, один из них — старый самец с желтыми когтями, а следом за ним — третья львица. От страшной ярости их черные гривы вздыбились, и они казались исполинами. Можно было подумать, что львы стали вдвое больше обычного. Прыжками они двигались вперед, издавая страшный рев.

— А.теперь за карабины! — воскликнул бушмен. — И стреляем в бегущих, раз они не хотят останавливаться.

Грянуло два выстрела. Один из львов, настигнутый разрывной пулей бушмена, попавшей в основание крупа[174], упал замертво. Другой, в которого целился сэр Джон, был ранен в лапу и кинулся к баррикаде. Разъяренные львицы последовали за ним. Свирепые животные хотели ворваться в пещеру, и им бы это удалось, если бы их не остановили пули.

Бушмен, сэр Джон и туземец отошли в глубину логова. Ружья были спешно перезаряжены. Один-два метких выстрела, и животные, быть может, уже пали бы бездыханными, если бы не одно непредвиденное обстоятельство, сделавшее положение трех охотников ужасным.

Пещера вдруг наполнилась дымом. Один из пыжей[175], упав на сухой хворост, поджег его. Вскоре стена пламени, раздуваемого ветром, встала между людьми и животными. Львы отступили. Охотники не могли больше оставаться в своем убежище, не рискуя задохнуться.

Времени на размышления не оставалось.

— Надо выбираться отсюда! — крикнул бушмен, уже задыхавшийся от едкого дыма.

Тотчас ружейными прикладами хворост был раскидан, камни баррикады отодвинуты, и трое охотников вместе с клубами дыма вырвались наружу.

Туземец и сэр Джон едва пришли в себя после удушья, как оба были повержены на землю, африканец — ударом головы, а англичанин — ударом хвоста еще не раненых львиц. ' Туземец, получивший удар прямо в грудь, остался неподвижно лежать на земле. Сэру Джону показалось, что у него перебита нога, он упал на колени. Но в ту минуту, когда хищник приготовился броситься на Джона Муррэя, его внезапно остановила пуля бушмена, которая, наткнувшись на кость, разорвалась в теле животного.

В этот момент на повороте ущелья показались Михаил Цорн, Вильям Эмери и два бушмена, появившись весьма вовремя, чтобы принять участие б 6итес Два льва и одна львица были уже настигнуты пулями и стрелами, смертельными для них. Но две другие львицы и самец, лапа которого была перебита выстрелом сэра Джона, еще представляли большую опасность.

Тут-то карабины с нарезным стволом и сослужили свою службу: пала вторая львица, сраженная двумя пулями — в голову и в бок, а раненый лев и третья львица, сделав необычайно высокий прыжок, прямо над головами молодых людей, исчезли за поворотом ущелья, получив вдогонку две пули и две стрелы.

Торжествующее «ура» раздалось из уст сэра Джона. Львы были побеждены. На земле осталось лежать четыре трупа.

Все поспешили к сэру Джону Муррэю. Друзья помогли ему подняться. Его нога, к счастью, оказалась не сломана. Туземец, опрокинутый ударом львиной головы, пришел в себя через несколько мгновений, к общей радости, он оказался лишь оглушенным нападением зверя.

Час спустя отряд, так и не встретив больше убежавшую пару львов, достиг чащи, где были привязаны лошади.

— Ну как, — спросил по дороге Мокум сэра Джона, — довольны ли ваша милость нашими африканскими куропатками?

— Вполне, — ответил сэр Джон, потирая раненую ногу, — вполне! Однако что за хвосты у них, дражайший бушмен, что за хвосты!

 

Глава XIII

С ПОМОЩЬЮ ОГНЯ

 

Полковник Эверест и его коллеги с нетерпением ожидали результатов сражения, состоявшегося у подножия горы. Весь день они провели в тревоге. Свои инструменты ученые настроили на вершину горы таким образом, чтобы поймать в поле зрения окуляров свет ориентира, каким бы слабым он ни был! Если у охотников будет удача, ночью на горе засветится визирная точка. Но появится ли этот свет?

Полковник Эверест и Матвей Струкс не знали ни минуты покоя. Только один Николай Паландер не думал о той опасности, которой подвергались его коллеги. Да простят его за этот своеобразный эгоизм! О нем можно сказать то же, что было сказано о математике Буваре[176]: «Он перестанет считать только тогда, когда перестанет жить». И даже, быть может, Николай Паландер перестанет жить именно потому, что перестанет считать!

Справедливости ради надо сказать, что оба астронома, английский и русский, столько же думали о судьбе геодезических операций, сколько о своих товарищах, вступивших в схватку со львами. С хищниками они справились бы и сами, не забывая при этом, что находятся на передовом крае науки. Так что, прежде всего их занимал результат исследований. Физическое препятствие, если оно не будет преодолено, может совсем остановить работы или же сильно затянуть их.

Наконец настала ночь. Полковник Эверест и Матвей Струкс, которые должны были вести наблюдения по полчаса каждый, по очереди занимали место перед окуляром зрительной трубы. Они, не произнося ни слова, в полной темноте сменяли друг друга с хронометрической точностью. Кому первому суждено было заметить с таким нетерпением ожидаемый сигнал?

Текли часы. Прошла полночь. На погруженном во мрак пике горы все еще не появился огонь. Наконец без четверти три полковник Эверест, спокойно распрямившись, произнес одно только слово:

— Сигнал!

Случай улыбнулся ему, к большой досаде его русского коллеги. Но Матвей Струкс сдержался и не промолвил ни слова.

Снятие показаний было произведено с педантичной[177] тщательностью, и после неоднократно повторенных наблюдений угол составил 73°58'42,413''. Как видно, измерение было произведено с точностью до тысячных долей секунды, то есть с точностью, можно сказать, абсолютной.

На следующий день, на рассвете, лагерь снялся с места. Полковник Эверест хотел как можно быстрее присоединиться к своим компаньонам. Он спешил узнать, не слишком ли дорогой ценой было оплачено это покорение высоты. Под руководством «форелопера» повозки тронулись в путь, а в полдень члены научной комиссии воссоединились и поздравили друг друга с победой.

В это утро сэр Джон Муррэй, Михаил Цорн и Вильям Эмери с вершины горы измерили угловое расстояние до нового ориентира, расположенного в нескольких милях к западу от меридиана. Затем астрономы определили зенитную высоту нескольких звезд и вычислили широту самого пика. Это дало возможность Николаю Паландеру заключить, что последними измерениями была получена вторая часть дуги меридиана, равная одному градусу. Отсюда следовало, что общее протяжение пятнадцати треугольников, начиная с базиса, покрывает два градуса.

Работы выполнялись в удовлетворительных условиях, и можно было надеяться, что никакого физического препятствия не возникнет вплоть до их полного окончания. В продолжение пяти недель погода благоприятствовала астрономическим наблюдениям, а на местности, немного гористой, легко находились точки для установки ориентиров. Под руководством бушмена регулярно устраивались лагерные стоянки, а охотники каравана с сэром Джоном во главе беспрестанно снабжали экспедицию продовольствием. Почтенный англичанин уже перестал считать всевозможных антилоп и буйволов, падавших под его меткими пулями. Все шло как нельзя лучше. Здоровье у всех было вполне удовлетворительное. Вода в ложбинках еще не иссякла. Наконец, споры между полковником Эверестом и Матвеем Струксом поумерились, к великому удовольствию их компаньонов. Каждый старался вовсю, и уже можно было предвкушать окончательный успех предприятия, когда одна трудность местного характера вдруг остановила наблюдения и воскресила национальное соперничество.

Это было одиннадцатого августа. Накануне караван пробирался по местности, на которой леса и полосы кустарников чередовались друг с другом на многие мили вокруг. В то утро повозки остановились перед сплошной и высокой стеной деревьев, их заросли терялись далеко за горизонтом. Нет ничего более впечатляющего, чем эта зеленая масса, сплошной завесой опустившаяся над землею. Никакое описание не могло бы дать полного представления о прекрасных деревьях, являющих собой африканский лес. Здесь вперемежку росли деревья самых разнообразных пород — «гунла», «мосокосо», «мукомду», дерево, ценимое в кораблестроении, эбеновые деревья, с толстыми стволами, кора которых покрывает совершенно черную плоть, «богиния» с твердыми, как железо, волокнами, «бухнерас» с цветами оранжевого цвета, великолепные «рудеблатты» с белесоватым стволом, украшенные малиновой листвой неописуемого вида, и тысячи гаяков, достигающих порой в обхвате пятнадцати футов. Из этого густого массива доносился шелест, волнующий и величественный, напоминающий шум прибоя на песчаном берегу. То ветер, продираясь через густые шапки деревьев, вырывался на опушку гигантского леса.

— Это Ровумский лес! — сказал охотник Мокум в ответ на вопрос полковника Эвереста.

— А какова его протяженность с востока на запад?

— Сорок пять миль.

— А с юга на север?

— Приблизительно десять миль.

— Как же мы пройдем через эту густую массу деревьев?

— Насквозь мы не пройдем, — ответил Мокум. — Там нет ни одной тропинки. У нас один выход: обогнуть лес либо с востока, либо с запада.

Оба начальника экспедиции, услышав решительные ответы бушмена, пришли в большое замешательство. Совершенно очевидно, что в таком лесу, занимавшем абсолютно ровную местность, нельзя было установить точки визирования. Обходить же его, то есть удалиться на двадцать — двадцать пять миль в ту или иную сторону от меридиана, означало сильно увеличить объем работ по триангуляции и добавить, быть может, дюжину дополнительных треугольников.

Новое естественное препятствие возникло перед экспедицией. Поэтому как только в тени великолепных деревьев, в полумиле, от опушки самого леса, был разбит лагерь, астрономы собрались на совет для принятия решения. Вопрос о триангулировании с углублением в громадный лесной массив даже не стал рассматриваться. Оставалось предложение обойти чащобу либо справа, либо слева, при том, что удаление явится почти одинаковым в каждую сторону, поскольку меридиан пересекает лес посередине.

Члены англо-русской комиссии сошлись на том, что непреодолимый барьер им следует обойти. С восточной стороны или с западной — значения не имело. Но случилось так, что именно этот малозначащий вопрос вызвал бурный спор между полковником Эверестом и Матвеем Струксом. Оба соперника вновь проявили прежнюю враждебность друг к другу, и скоро малозначащий спор перерос в серьезную стычку. Напрасно их коллеги пытались вмешаться. Оба руководителя ничего не хотели слышать. Один из них, англичанин, стоял за правую сторону — направление, приближающее экспедицию к дороге, пройденной Дэвидом Ливингстоном во время его первого путешествия к порогам Замбези, и это было, по крайней мере, резонно, ибо эти края, более известные и более посещаемые, могли дать определенные преимущества. Что касалось русского, то он настаивал на левой стороне, но, очевидно, лишь из стремления противоречить полковнику. Если бы англичанин избрал левую сторону, русский ратовал бы за правую.

Ссора зашла так далеко, что в один прекрасный момент появилась опасность раскола среди членов научной комиссии. А это означало, что прерванные работы будут продолжены двумя раздельными сериями треугольников. Михаил Цорн и Вильям Эмери, сэр Джон Муррэй и Николай Паландер, видя, что ничего не могут поделать, покинули совещание и оставили обоих руководителей один на один.

Прошел день, но он так и не принес сближения двух противоположных мнений.

На следующий день, двенадцатого августа, сэр Джон, предвидя, что оба упрямца еще не придут к согласию, нашел бушмена и предложил ему побродить по окрестностям. Быть может, тем временем два астронома смогут, наконец, договориться. Во всяком случае, немного свежатины отнюдь не помешает. Мокум, как всегда готовый, свистнул своего пса Топа, и охотники отправились за несколько миль от лагеря, то беседуя по дороге, то высматривая дичь.