Факты в хронологическом порядке

 

22 июня [1941 года]. Начало войны. Под вечер многие ковенские евреи покидают город – по железной дороге, подводами, колясками и велосипедами, лошадьми и пешком, вместе с уезжающими коммунистами и членами семей красноармейцев, – направляясь к востоку, на Вильнюс и Двинск. Всю ночь покидали города тысячи людей, проведшие здесь всю свою жизнь и предки которых жили на этой земле многие столетия. Бежали с ручным багажом, сколько возможно было захватить с собой, и с детьми – к границам Советского Союза.

23 июня. С раннего утра один за другим отходили поезда (всего около десяти) с двадцатью – тридцатью пятью открытыми платформами и товарными вагонами, переполненными еврейскими беженцами, в сторону Вильнюса. Массы евреев спешат на станцию с наспех упакованным багажом. Сцены отчаяния, плач детей (эвакуируются некоторые сиротские дома), вопли умалишенных. Около семи тысяч человек уезжают из Каунаса поездами. Последний поезд, направляющийся к границе СССР, уже не перешел ее: линия Ковно – Вильнюс подверглась бомбежке и разрушению. Причем часть пассажиров были убиты. Когда открылись все тюрьмы, на свободу вышли всякие политические заключенные. В порыве злобы против советской власти они объединились с разными темными личностями, которые были заранее снабжены оружием тайными немецкими агентами и шпионами. И тут‑то возникли так называемые партизаны, которые с остервенением бросались на каждого запоздавшего красноармейца. И в тот же вечер банды эти начали терроризировать евреев. Действительно, евреи принимали деятельное участие в партийной, советской и административно‑хозяйственной работе, и темные массы, недовольные советской властью, получили возможность отомстить безоружному еврейскому населению. Кроме того, тайная немецкая пропаганда основательно использовала возбужденное настроение местного населения, возникшее вследствие вывоза двадцати пяти тысяч литовских граждан во внутренние районы Советского Союза, имевшего место с 14 по 21 июня[279].

«Партизаны» эти врывались в еврейские квартиры, убивали мужчин, женщин и детей и грабили имущество убитых. Из этих‑то «партизанских» элементов сформирован был впоследствии батальон, одетый в прежнюю литовскую военную форму сметоновских времен[280]. Батальон этот под немецким руководством зарекомендовал себя своей изощренной жестокостью при добровольном выполнении экзекуций над еврейскими массами в провинциальных городах, и в награду за их усердие этим бандитам разрешено было забирать себе одежду убитых, а подчас даже и драгоценности своих жертв.

Сцены экзекуций над евреями немцы аккуратно фильмовали, стараясь при этом, чтобы на фотопленку не попал ни один немец из руководителей и со участников этих убийств. Таким образом, немцы предусмотрительно заготовляли для будущих историков фальсифицированный материал, который выставил бы литовский народ ответственным за все мерзости, творившиеся в Литве с приходом немцев. Всю ночь на 24 июня непрерывно продолжались эти дикие оргии убийств и грабежей. Умерщвлялись целые семьи. Синагоги и школы были разграблены. Террор был в полном разгаре.

24 июня. Преследуемых и гонимых евреев массами препровождают в тюрьмы по обвинению в том, что они стреляли в «партизан» и в немецкие войска, которые под вечер того же дня заняли город. Тюрьмы наполнялись вновь. Было много случаев, когда «партизаны» врывались в еврейские дома, терроризировали их обитателей или уводили всех в тюрьму (ул. Канта: уведены муж, жена, двое детей) и затем грабили их дома, квартиры.

С момента вступления немцев во многие провинциальные города евреи частично, а иногда и полностью уничтожались (например, Зарасай – две тысячи, Кретинга, Жежмаряй, Жосляй, Балтишкис – три тысячи человек)[281].

25 июня. Охота за отдельными евреями продолжается. Нападают на стариков – мужчин и женщин. Больных евреев подводами везут в тюрьмы. Детей и женщин с грудными младенцами на руках «партизаны» гонят, бьют и толкают ногами. Евреи не решаются выходить из своих квартир, так как на улицах их тотчас же арестовывают и отправляют в тюрьму или составляют из них рабочие группы и посылают на самые грязные и тяжелые работы, как например, погребение трупов убитых, рытье ям, уборка мусора, дохлых животных и т. п.

26 июня. Масса случаев самоубийства среди арестованных евреев. Газета Į laisvę («К свободе» – какой цинизм) ведет отчаянную травлю против евреев, воскрешая известную инсинуацию, будто евреи агитировали за порабощение Германии.

28 июня. На проспекте Витаутаса в открытом дворе гаражей «Летукиса» в четыре часа пополудни литовские «партизаны» и немецкие солдаты собрали около сорока человек евреев и, облив их водой из пожарных рукавов, избили затем несчастных палками до смерти[282]. Сцена эта произошла в присутствии многих немецких офицеров и большой массы народу, состоявшей из мужчин, женщин и детей, которые с жадностью наблюдали ужасающую картину. Никто не попытался вмешаться; жертвы (как уверяли, коммунисты) после двухчасовых мучений скончались у всех на глазах; затем наконец были убраны трупы.

30 июня. На 7‑м форту (старого центрального архива) уничтожили около пяти тысяч евреев (большей частью из интеллигенции), которые были пойманы за последние несколько дней. Это массовое убийство было произведено пулеметами. Палачами тут были литовцы, поставленные для этой цели немцами. Евреев принудили раздеться и лечь на землю, затем пулеметами они были истреблены. Большие кучи трупов смешались с еще живыми не скончавшимися жертвами. Муки и ужасы несчастных неописуемы. Говорили тогда, что это расплачивались с евреями за убийство немецкого офицера, будто бы произведенное каким‑то евреем. «Сто евреев за одного немца». Весьма сомнительно, имел ли вообще место такой случай; во всяком случае, это был только предлог для исполнения немецкого плана уничтожить всех евреев оккупированной Литвы.

5 июля. В частной жизни евреев третировали на каждом шагу. По своим продовольственным карточкам они получали продукты гораздо позже и в меньшей норме, чем прочее население. Евреев делили на группы и гнали на тяжелые физические работы. Квартиры их часто занимали немецкие солдаты. Радиоприемники и велосипеды у евреев были конфискованы.

10 июля. Комендант г. Каунаса извещает особым приказом, что евреи, оставившие почему‑либо свою квартиру, теряют всякое право возвращения в нее. Все евреи обязаны носить на груди знак желтого цвета, изображающий «Щит Давида» (позже они обязаны были носить такой же знак на спине); до 15 августа евреи должны были переселиться в гетто – предместье Вилиямполе (на правом берегу реки Нерис)[283], состоящее из старых деревянных домов, без водопровода и канализации. 1 августа. Подводы с еврейским имуществом тянутся в направлении гетто. Большую часть своего имущества евреи оставили в прежних квартирах. Ведь на одного человека приходится только два кв. метра жилплощади. Немецкие солдаты и литовские «партизаны» часто врываются в новые квартиры евреев в гетто и берут себе все, что им угодно.

Гетто‑концлагеря вводятся также в других литовских городах. Из маленьких местечек евреев переводили в гетто крупнейших городов. В то же время группы евреев, а также целые семьи истребляются. Семьи, оставшиеся без отцов, голодают. Продовольственные нормы для евреев сильно сокращаются. Ежедневно целыми часами им приходится простаивать в длинных очередях перед специально для них назначенными магазинами, чтобы получить свои 200 граммов хлеба.

15 августа. Гетто‑концлагерь закрывается и огораживается забором из колючей проволоки. Выходить из гетто евреям разрешается только группами на работу. Незадолго до этого им было запрещено ходить по тротуарам. Группы эти всегда ходят в сопровождении немецких солдат, полицейских или литовских часовых. Эти вот господа убивают евреев массами, когда только им заблагорассудится. Чтобы раздобыть себе, например, часы или другие ценности, они заходили в гетто и, прогуливаясь по квартирам, забирали вообще все, что попадется под руку ценного. А посмеет кто‑нибудь возразить хоть одним словом – смерть ему на месте. Между 15 и 20 августа 1941 года таким образом были убиты десять человек. По целым дням терроризированное и напуганное население гетто стоит в длинных очередях у продовольственных магазинов. Норма состоит из 200 граммов хлеба в день и 250 граммов муки, 150 граммов крупы и 50 граммов соли на целую неделю. Жиров и мяса даже помину нет. Зелень и картофель работающие в бригадах в городе приносят с собой, возвращаясь с работы.

Комендантом Каунасского гетто состоит немец Козловски, а помощниками его – Вель и Краузе. Оберначальником над евреями в Каунасе является Иордан, грозный и жестокий «судья». Он однажды на глазах у всех застрелил на базаре еврея, который, несмотря на запрещение, закупил зелень. Все количество закупленной несчастным зелени (всего были четыре крестьянских подводы) он «великодушно» разделил частично между присутствующими при этом зрителями, а остальное отослал в больницы. После каждого такого убийства он уверял евреев, что эта экзекуция является наконец последней, а бедные верили его словам, как утопающий верит в соломинку.

18 августа. Немцы заявили, что им нужны пятьсот человек, получше одетых и знающих немецкий язык. Стали набирать это количество из кругов интеллигенции, конечно. Немцы этих людей забрали, увели, но обратно никто из них уже не вернулся. Стало ясно, что всех расстреляли. Это была первая большая экзекуция («акция») в Каунасском гетто.

25 августа. Издан приказ, по которому евреи должны отдать все деньги так, чтобы каждый оставил себе не более ста рублей, всякие электрические приборы и посуду, все драгоценности, серебро и золото. Немецкая полиция вместе с «партизанами» неоднократно обыскивали и обшаривали каждую еврейскую квартиру и при этом застрелили двадцать человек, у которых нашли спрятанные вещи. При этих обысках забирали у евреев все, что можно было.

1 сентября. Началось массовое истребление евреев в провинции членами литовских партизанских отрядов под руководством и контролем немцев. Согласно выработанному схематическому плану, «акция» идет от одного города к другому. Евреев принуждали самих копать себе могилы. Затем они должны были привезти своих больных и детей и снять всю верхнюю одежду. После этого их партиями расстреливали. Оставшиеся в живых должны были хоронить трупы своих близких, жен, детей, а затем расстреливали и их. Все это происходило средь бела дня, часто на глазах тысяч зрителей. Описать ужас этих сцен совершенно невозможно, как невозможно найти пример подобных злодеяний в истории последних тысяч лет (столетий). В некоторых местах требовали еврейских инженеров, заявляли, что они нужны для работ по водоснабжению. Когда выкапывались колодцы, этих инженеров расстреливали, бросали в колодцы и зарывали (Мариамполь). Причем каждый раз заботились о химикалиях (хлорат кальция) для обливания трупов. Легко раненных докалывали штыками или даже хоронили еще живыми; точно так же поступали с маленькими детьми. Зачастую «партизаны» убивали детей просто лопатами. Так это продолжалось в течение всего сентября во всех малых городах Литвы: Мариамполе, Вилкавишкис, Румшишкес, Жежмаряй, Ареогала, Кедайняй (три тысячи человек)[284], Симнас, Алитус, Вилькия (пятьсот человек), Запишкис (сто пятьдесят человек).

Крестьяне были очень напуганы. Интеллигенция, адвокаты и католическая церковь пытались вмешиваться, но немцы оставались неумолимыми. Они отказались от всяких разговоров и объяснений на эту тему. Многие полуевреи и евреи католического вероисповедания и протестантской церкви также были убиты.

Во многих случаях немцы фильмовали эти массовые «акции». Причем немцы весьма заботливо старались, чтобы в фокус киноаппарата попадали исключительно литовские палачи.

Конфисковывались еврейские дома, а все добро из этих домов делилось в виде вознаграждения между убийцами.

А в газетах обо всем этом ни слова. Немецкий режим не мог раскрывать этих страшных тайн перед своим народом. Многие немецкие солдаты недвусмысленно высказывались против этих кровавых ужасающих убийств.

15 сентября. Описать все начавшиеся жестокости совершенно невозможно. «Партизаны» требовали, чтобы до конца сентября все евреи во всех провинциальных городках и местечках были уничтожены. Они остались только в Каунасе, Вильнюсе, Шауляе и Шумелишкисе.

14 сентября. Пять тысяч евреев в г. Каунасе получили ремесленные свидетельства (в том числе семеро врачей). Они были организованы в бригады и работали в различных местах города. За свою работу они или совсем не получали зарплаты, или получали ее очень нерегулярно. Эти люди верили, что ремесленные свидетельства спасут их от смерти. Но, как позже и выяснилось, надежды эти были тщетными. Всеми делами гетто ведал совет старейшин. Главой Каунасского гетто был известный врач доктор Элькес[285]. За внутренним порядком следила еврейская полиция. В гетто была больница с хирургическим и инфекционным отделениями, но врачи принуждены были производить хирургические операции в самых примитивных условиях, без необходимых приготовлений и медикаментов.

16 сентября. Иордан забирает всю наличность из касс геттовской общины, продовольственного кооператива и заразного отделения больницы.

На 9‑м форту, около двух километров к северо‑западу от гетто, русские военнопленные копают ямы.

17 сентября. В семь часов утра литовские патрули выгоняют из квартир всех жителей гетто к больничной площади. Стариков, женщин на последних месяцах беременности, больных усаживают на подводы. Площадь оцеплена немецкой полицией под командованием Торнбаума. Кругом стояли пулеметы. Не дано времени одеться. Многие были в ночном белье. Дети сиротского дома выгнаны на площадь. Отправка на 9‑й форт, место казни, уже началась. Как вдруг появляется немецкий офицер «вермахта» из своего автомобиля, размахивая какой‑то бумагой, объявляет во всеуслышание, что, благодаря военным властям (вермахту), проектируемая массовая «акция» отменена, и этим евреи обязаны вермахту. Все это было заснято на кинопленку и производило впечатление, что тут имела место искусная инсценировка с целью перепутать факты так, чтобы убедить кого следует, будто литовцы требовали этих казней, а немцы этому воспротивились. После этого все евреи, включая и отправленных уже на форт, были отпущены в свои дома. Евреи опять уже верили, и Иордан их в этом убеждал, что больше никаких «акций» не будет.

По времени это совпало приблизительно с началом работ евреев на аэродроме. Выходили на эти работы около тысячи двухсот мужчин и пятисот женщин ежедневно. Сначала были установлены две смены, а позже три смены. Вначале евреев доставляли на аэродром на грузовиках, но с октября месяца их стали гонять туда пешком. Работа на аэродроме шла днем и ночью беспрерывно. Несшие службу часовых на аэродроме немецкие солдаты, среди которых было много недовольных нацистским режимом, относились к евреям весьма сочувственно. Полиция же и солдаты СА относились к евреям с крайней жестокостью и зверством. Почти каждую ночь обитателей гетто пугали всяческими выпадами часовые, которые частыми выстрелами старались запугать евреев, а затем врывались в их квартиры. Однажды при подобном нападении была убита ими в своей постели женщина.

Населению Каунаса было запрещено продавать что‑либо евреям, даже просто давать им что‑либо или разговаривать с ними. Вообще запрещено было поддерживать с евреями какие‑либо отношения. Были случаи, что христиан, вопреки запрету, поддерживавших какие‑либо отношения с евреями, отводили в тюрьму и затем водили такого «преступника» по улицам города с плакатом на груди с надписью «друг евреев». Было много случаев, когда евреев застреливали на месте за то, что они пытались через проволочное заграждение получить от крестьян купленные или съестные продукты (официальная норма была ведь слишком недостаточной). Многие старики и дети, не получавшие молока, умирали от истощения.

Когда евреи Каунасского гетто узнали об ужасных истреблениях евреев в провинции, они со дня на день стали ожидать подобной же участи. В ночь на 26 сентября слышна была масса выстрелов.

26 сентября. С четырех часов утра до захода солнца литовские патрули (теперь в форме старой литовской армии), а также немецкая полиция вместе с частями СА согнали всех жителей жилблоков левой стороны улицы Панерю, так называемого малого гетто, на площадь, выстроили всех в ряды и повели к 9‑му форту.

Детей грузили на подводы. Говорили, что их перевозят куда‑то в другое гетто. Кто не мог ходить, тех увозили на грузовиках. Около четырехсот человек были доставлены на 9‑й форт и пулеметами там истреблены. Как обыкновенно, они должны были перед расстрелом снять с себя одежду, которая затем на грузовиках пересылалась на дезинфекционную станцию.

2 октября. Иордан и некоторые из его команды обыскали все гетто и нашли двенадцать человек вблизи заразного отделения больницы.

В ночь на 4 октября в районе гетто была слышна страшная стрельба. 4 октября. С трех часов ночи через виадуки, проведенные над улицей Панерю и соединяющие большое и малое гетто, было прекращено всякое движение. Немецкие и «партизанские» патрули оцепили все малое гетто и особо госпиталь для заразных больных. Евреев принудили выкопать ямы около этого госпиталя. В нем были сорок пять больных (тиф, скарлатина, туберкулез, аппендицит), доктор Давидавичус и одна медицинская сестра. Пока евреи копали ямы, немцы под командой Торнбаума выгоняли всех на площадь. Дети (в том числе из сиротского дома сто сорок пять человек) и больные были доставлены сюда из своих квартир. Отдан был приказ разделить этих людей на десять групп. Одна из них была потом доставлена на 9‑й форт. Около двенадцати часов здание заразного госпиталя было облито горючим. Доктор Давидавичус с медсестрой, пытавшиеся выйти из помещения госпиталя, были застрелены во дворе, а все сорок пять больных были сожжены живьем. Остались только обгорелые трубы заразного госпиталя. В здании госпиталя сгорели один рентгеновский аппарат и десять электрокардиографов. Свой ужасный поступок, сожжение людей живыми, немцы объясняли тем, что таким образом пресекаются заболевания страшной болезнью проказы. Наглая ложь!

На 9‑й форт были отправлены и там расстреляны две тысячи человек (сто сорок пять детей из сиротского дома). Все остальные из малого гетто были переселены в большое гетто. Весь жилищный блок на левой стороне улицы Панерю остался пустым, квартиры стояли открытыми.

Всех больных хирургического отделения увели и истребили. Только семь женщин родильного отделения остались в живых.

И опять твердили, что это уже «последний раз».

16 октября. Истребили в Семелишкесе девятьсот евреев[286]. Там, в гетто, отличались своими зверствами «партизаны» и немцы, они грабили, убивали, насиловали женщин. Евреи работали ежедневно в три смены, день и ночь, на аэродроме – тысяча двести мужчин, восемьсот женщин в возрасте от семнадцати лет до пятидесяти пяти лет. Когда эти количества в какой‑либо день не достигали своей прелиминарной цифры, немцы ходили по квартирам гетто и тащили мужчин и женщин с кроватей на работу.

В Вильно происходило то же самое. Там евреев также массами умерщвляли. Все живут под постоянной угрозой террора, в состоянии смертельного страха. Были случаи, когда немцы истребляли целые польские семьи за то, что держали прятавшихся у них евреев.

27 октября. В Ковенском гетто объявлено, что все евреи в количестве около двадцати восьми тысяч человек должны к шести часам следующего утра собраться со своими семьями на большой площади, где будут выстроены бригады.

28 октября. На площади евреи были оцеплены кордоном «партизан» и немцев. Иордан и Торнбаум разделили их на две группы. Евреи должны были продефилировать мимо них, и каждому было назначено – идти ему направо или налево. Направо прежде всего были поставлены все старики. Когда немцев эта работа наконец утомила, они просто разделили все количество людей на две части. Дети большей частью были помещены по другую сторону от родителей. Немцы говорили, что на ночь с 28 на 29 их отправят на другую работу. Всех «правых» (то есть поставленных по правую сторону) перевели в пустующие квартиры малого гетто и на следующее утро в пять часов их всех, около десяти тысяч человек, отправили на 9‑й форт. Больных, как всегда, отвезли на подводах. Все они в тот же день были истреблены. Весь город был под страшным убийственным впечатлением от происшедшего. Интеллигенция была крайне возмущена этим. Резня произошла в крепостных ямах форта. Все прохожие видели экзекуцию и оставшуюся на земле одежду, которая была затем собрана и отправлена в дезинфекционную камеру.

Подобные поступки вопиют к небесам!

2 ноября. Гетто и остатки его населения представляют сегодня ужасный вид. Квартиры убитых, находящиеся среди квартир еще живущих, стоят открытые, разграбленные; вся домашняя утварь сброшена в одну кучу. Бедные, бездомные, горем убитые люди движутся за колючей проволокой. Они пытаются обменять на хлеб одежду, обувь и иные предметы. «Партизаны» часто разрешают эти операции, получая за это соответствующие взятки. Много раз они запрещают такой обмен и даже убивают за это.

Душа раздирается при виде жалкого состояния, в котором находятся мужчины, женщины, дети, когда они идут по улицам гетто, отгороженные от остального мира колючей проволокой. Люди эти потеряли всякую надежду, всякое стремление к жизни. Они живут еще для того только, чтобы мир узнал об их бедствиях. Они надеются, что не все евреи всего мира так погибнут и что только их самих постигло такое проклятие. Положение безнадежное. Малые дети еврейские бегают без призора, мальчики играют через забор проволочного заграждения со своими прежними товарищами. В глазах матерей отражается смерть. Лица этих женщин, виднеющиеся через проволочное заграждение, свидетельствуют о бесцельности и безразличии. Улыбка их кажется нам как бы исходящей из другого мира, как бы взывающей к мировой совести.

Помогите им! Оповестите всех о настоящей правде, пусть весь мир знает об этом, все немцы. Распространите все это по Африке и по Северной и Южной Америке.

Помогите, ах, помогите скорее!..

 

Д‑р В. Куторга

Подстрочный пер. с нем. – К. Гершатер [287]

 

Каунас во время оккупации