Голос животного или речь животного? 4 страница

Психологи попробовали определить, есть ли что-то еще, кроме понимания слов, что могло бы стать причиной прекрасной работы Феллоу. Сначала они проверили реакцию Феллоу на команды из списка, произнесенные в произвольном порядке, которые уже использовал его хозяин. Пес был столь точен, что стало понятно: он не следовал никакому заранее определенному порядку. Казалось, что Феллоу реагирует на выделенные слова. Тогда его владелец изменил тон речи, от высокого до низкого и монотонного — но это не повлияло на работу собаки. Чтобы удостовериться, что для передачи сигналов не используются секретные знаки, Герберта поместили в ванную комнату гостиничного номера и прикрыли дверь так, чтобы собака его не видела. Хотя такие условия не идеальны для работы, по большей части собака все выполняла правильно. Это удивительно, так как ситуация для Феллоу являлась новой и голос хозяина был приглушен дверью.

Тогда Герберта убедили приехать и привезти с собой Феллоу в университетский городок Колумбийского университета, где были проведены более формальные тесты. В ходе проверки и Герберт, и психологи находились за экранами, наблюдая поведение собаки через маленькие проемы. После ряда тестов по поиску стало ясно, что Феллоу знает значение многих слов, например: щетка, перчатка, пакет, подушка, вода, молоко, ботинки, шляпа, пальто, палка, мяч, почта, деньги, леди, джентльмен, мальчик, девочка и т. д. Другой тест был на знание частей тела: ноги, голова, рот, лапы, колени (человека). Поразительно, но он мог также различать размеры объектов, например, знал разницу между взрослым юношей и маленьким мальчиком.

После серии тестов психологи выяснили, что Феллоу смог достоверно ответить на пятьдесят три различные команды, предложения и фразы, даже когда не видел своего хозяина.

Они использовали команды простые: «Сидеть», «Перевернись», «Поверни голову», «В другую сторону» (команда, заставляющая собаку поворачивать голову в противоположном направлении) — и более сложные: «Погуляй по комнате», «Выйди и подожди меня» (собака должна покинуть комнату и ждать около двери), «Я не доверяю ему» (команда, которая заставляет собаку лаять и угрожать нападением), и многие другие. Кроме того, были усложненные команды, которым он точно повиновался, например: «Иди рядом с джентльменом (леди)», — тогда как команды «Стоп», «Оставь это», «Не бери» или «Тишина» приводили к тому, что собака прекращала любое действие, которым была занята. Команда «Сделай это еще раз» заставляла собаку повторять любые действия, которые она только что выполняла.

Хотя работа Феллоу чрезвычайно впечатляла, его способности все же были небеспредельны. Были определенные команды, которые он мог выполнить в присутствии хозяина, но, казалось, не понимал их, когда Герберт находился за экраном. Когда эти команды проанализировали, стало ясно, что все они имеют два общих компонента: сначала объект, который надо идентифицировать, а затем его местоположение, чтобы сориентироваться. Феллоу точно выполнял команду «Пойди и найди профессора Вордена» в присутствии хозяина, но не тогда, когда хозяин не был видим. Другие фразы, которые вызывали подобные трудности, когда владелец не находился в поле зрения собаки: «Иди и выгляни из окна», «Теперь иди к другому окну» или «Иди и запрыгни на кресло (или стол)».

Так как каждая из этих команд требовала от собаки сначала сориентироваться, а затем уже на месте выполнить действие с объектом, Ворден предположил, что мог бы существовать некий тонкий визуальный сигнал, подаваемый Гербертом собаке. Так как Герберт оказался весьма честным и его интересовала объективная оценка знаний языка Феллоу, вероятно, этот сигнал должен был быть естественным и неосознанным движением. Самое очевидное движение такого рода — просто поворот головы. Если человек просит что-то, например: «Пожалуйста, принесите мне телефон», — вполне естественно посмотреть в направлении стола, на котором находится телефон. Мы поворачиваем голову и смотрим в сторону объекта почти автоматически всякий раз, когда мы говорим о нем, если он виден из того места, где мы находимся.

Чтобы проверить это, профессор Ворден попросил Герберта преднамеренно попробовать ввести Феллоу в заблуждение. Таким образом, Герберт должен был сказать: «Перейди к двери», глядя на стол в середине комнаты. Феллоу ответил мгновенно, когда услышал команду, однако он последовал в направлении взгляда Герберта: собака встала и пошла к столу. Когда Герберт смотрел на окно, но командовал: «Перепрыгни стул, хороший пес», Феллоу шел прямо к окну, к которому его владелец повернулся. Затем собаку попросили: «Подойди и положи голову на стул». Вместо этого Феллоу запрыгнул на стол, на который смотрел Герберт.

Стало очевидно, что в некоторых случаях прекрасное понимание языка собакой выходило за рамки чисто лингвистические. Иногда она реагировала на тон голоса владельца, который предлагал ей что-либо сделать. Тогда собака выбирала местоположение объекта, где нужно было сделать что-либо, глядя на голову Герберта и выясняя таким образом направление движения. Когда пес подходил к объекту, у него оставался выбор из нескольких действий, которые он мог выполнить. Если предмет был маленьким, он мог взять его и принести. А если предмет был большим, тяжелым или установленным стационарно, то он мог просто смотреть на него или ткнуться в него носом, т. е. указать, что это и есть искомый объект. Когда объект являлся, например, мебелью среднего размера, он мог вскочить на него или положить на него голову.

Давайте вернемся к рассмотрению работы другой немецкой овчарки — Лондона, воспитанника Чарльза Эйзенманна. Большая часть того представления была заснята, и избранные части фильма позже показали по телевидению. Зная тайну прекрасной работы Феллоу, я теперь внимательно смотрел на Эйзенманна, когда тот подавал команды. Конечно, произнося команду о закрытии двери на испанском, Эйзенманн посмотрел в направлении двери раньше, чем закончил говорить «Сегга la puerta».

Отрывок телепередачи также включал тест на цветное зрение, который так меня встревожил. Теперь я смог разглядеть, что когда Эйзенманн сказал: «Лондон, найди в этой комнате что-нибудь красное», он посмотрел в направлении красной кружки на небольшом столе рядом с собой. Лондон следовал непосредственно за направлением этого взгляда. Поскольку теперь я был готов к тому, что должно случиться после произнесения команды, мне стало ясно, что Лондон просто указывал кончиком носа на край столика. Он не глядел на кружку. Очевидно, все зрители (включая меня) смотрели именно на нее, предполагая, что красная кофейная кружка и есть то, на что указывает Лондон. Скорее всего, собака указывала носом на стол, так как это был самый очевидный объект в том направлении, куда смотрел хозяин. Подобные небольшие повороты головы предшествовали идентификации собакой и синих, и желтых объектов.

Не стоит делать выводов о сознательном мошенничестве со стороны Эйзенманна. Ситуация напоминает случай в начале 1900-х, когда вышедший на пенсию немецкий профессор математики герр фон Остен преподавал своей любимой лошади Гансу уроки истории, математики и чистописания. Лошадь могла показать свои академические способности, выбирая ответы на вопросы. Так, например, был вопрос: «Какое из четырех слов правильно записано?», затем дан примерно такой список: 1) йам; 2) йма; 3) май и 4) айм. Лошадь отвечала, поворачивая диск своей ногой соответствующее количество раз (в данном случае три). Фон Остен не демонстрировал свою лошадь за деньги, но он пригласил избранный круг известных этологов, чтобы они посмотрели и самостоятельно протестировали ее. Общее впечатление было, что лошадь справедливо заработала свое прозвище Умный Ганс, так как казалось, что она имеет обширные познания в области языка, а также хорошее знание математики, истории и географии. Истинная природа дарований Ганса была раскрыта психологом Оскаром Пфунгстом, который доказал, что лошадь отвечала на задания, ориентируясь на неосознанные, почти незаметные повороты головы и телодвижения зрителей в аудитории. Главным сигналом был общий мимолетный импульс от непроизвольного ослабления напряженности наблюдателей, когда копыто доходило до правильного ответа. Это помогло объяснить тот факт, что точность Ганса в понимании языка снижалась с приближением сумерек, поскольку лошадь больше не могла угадывать признаков правильного ответа по реакции аудитории.

В случае с Лондоном и другими собаками также существовал понятный ключ к отгадке. Взгляд в сторону объекта, о котором вы говорите, — естественный и неосознанный акт. Способность собаки верно интерпретировать направление взгляда значительно повышает уровень понимания ею разговорной речи и служит для нее дополнительной подсказкой. Все, что остается сделать собаке, — определить назначенное направление и тон голоса, приказывающий ей сделать что-либо с объектом в этом направлении. Я думаю, что на некотором уровне Эйзенманн, возможно, знал, что было нечто важное в его взгляде и обстановке, так как позже он писал. «Хотя время от времени я даю команды моим собакам, повернувшись к ним спиной, я не приемлю такой практики».

Но как именно собаки ориентируются в командах, которые мы им даем, когда говорим им, куда пойти и что сделать? Может быть, собаки отвечают на довольно явные движения нашей головы и тела или, возможно, просто следуют за направлением, в котором устремлены наши глаза? Люди весьма точно могут определить направление, в котором смотрят другие, так что это вполне вероятно. Профессор Ворден проверил это на Феллоу, закрывая глаза его владельцу. Когда Герберт задавал направление в определенной команде, Феллоу прекрасно выполнял эту команду, даже при том, что не видел глаз хозяина. Значит, собака ориентировалась по движениям, идущим от головы и тела, вместо того чтобы ориентироваться по пристальному взгляду.

Из этого можно сделать важное заключение: когда собаки, как нам кажется, отвечают на слова в нашем разговоре, они не понимают наших слов. Конечно, они могут знать множество слов и звуков, но именно их обостренная способность выбирать направление для ориентирования, глядя на нас, делает их в наших глазах более знающими, чем они есть на самом деле. Ряд слов, которые обычно используют для разговора с собакой, может включать звуки, понятные ей, например, «возьми», «принеси», «найди», «прыгни» или «иди». Однако другие звуки нашей речи могут не иметь вообще никакого значения для нее. Таким образом, если я говорю моей собаке: «Возьми красный предмет», — это мои слова, указывающие на действие «возьми», заставляющие собаку приготовиться, чтобы пойти и взять, но это еще и движения моей головы и тела, которые направляют ее в место, где лежит красный мяч, который я прошу принести. Именно наша антропоцентричность заставляет нас думать, что единственным важным средством общения является наша речь. Моя собака не знает, что такое «красный предмет», но независимо от этого предмет, на который я пристально смотрю — будь он красным, белым или зеленым, — она мне принесет.

В то время как мы думаем, что собака интерпретирует нашу речь, она внимательно следит за нашими телодвижениями. Собаки — мастера по части чтения языка тела, даже когда мы сами не замечаем, что общаемся подобным образом. Позже мы увидим, что они используют и движения собственного тела, чтобы посылать ряд сообщений.

До сих пор мы исследовали, как успешно собаки интерпретируют человеческий язык. Мы выяснили, что они блестяще переводят наши мысли, которые мы спешим сообщить им с помощью человеческого языка или языка жестов. Теперь давайте рассмотрим их способность разговаривать, чтобы понять, какие методы используют собаки в общении с окружающими.

 

5

Голос животного или речь животного?

 

Ж — возможно, лучший ключ к пониманию языка собак — это наблюдение за тем, каким образом собаки взаимодействуют друг с другом. Для людей речь, т. е. звуки, образующие слова, является столь естественным способом общения, что многие полагают, что речь и есть язык. Мы уже знаем, что собаки никогда не смогут произнести слова, подобные тем, которые создают люди, поскольку имеют физические ограничения. Однако они могут издавать звуки, и эти звуки они используют в целях общения.

Язык в виде звуков имеет определенные преимущества по сравнению с большинством других типов общения. Давайте сравним его с визуальными сигналами. Видимый язык тела — важное средство коммуникации для выживания собак, имеющее свои достоинства. Сообщение в форме видимого сигнала тихое, и тем не менее оно может быть получено на расстоянии. Местоположение и источник сообщения также легко обнаружить. Сигнал может быть «включен» или «выключен» мгновенно, можно менять и его интенсивность, делая движения более энергичные или быстрые. Сложную информацию можно закодировать в простых визуальных сигналах. Зачем же тогда развились звуковые сигналы?

Недостаток визуального языка в том, что его преимущества могут обернуться против индивида, который его использует. Дело в том, что, отправляя или получая сигнал, животное как потенциальная добыча не всегда может укрыться от хищника. Использование языка тела требует хорошо развитого зрительного анализатора с высоким разрешением, чтобы более четко видеть детали. Даже если принимающий сообщение имеет хорошее зрение, визуальное сообщение утратит детали, если отправитель находится на большом расстоянии. Туман, дым или сумерки также мешают ясности сообщения. Кроме того, любая материальная преграда, например деревья, стены, блокирует возможность визуального контакта. Визуальный контакт требует достаточной освещенности, чтобы сигналы можно было хорошо различать. Животные могут общаться только днем, а ночью контакт полностью отключается.

Общение при помощи звуков имеет больше достоинств, чем визуальное общение. Хотя звуковое общение требует чувствительного слухового аппарата, звук может передаваться на большие расстояния и поддаваться расшифровке. Звуки нельзя остановить туманом или полной темнотой, они преодолевают многие препятствия — леса, скалы, стены. Именно поэтому мимо дикого существа практически невозможно прокрасться, оставшись незамеченным, даже если оно спит или дремлет. Звук достигнет его слуха прежде, чем вы это поймете. Еще один плюс — звуковой сигнал можно послать из такого места, где его отправитель может остаться незамеченным. Однако если другое животное слышит сообщение отправителя и знает, где тот находится, то сразу может интерпретировать сообщение и прийти в нужное место вовремя.

Когда мы слышим звуки, мы, конечно, знаем, что многие из них производят животные. Можно предположить, что такие звуки не развились бы как часть нормального поведения животных, если бы у них не было определенной функции. Ученые пришли к выводу, что многие из звуков, которыми владеют животные, подобны тем, что мы называем словами, и имеют определенные значения, которые понятны и другим видам. Самое яркое свидетельство этого можно найти у обезьян (возможно, потому, что людей более впечатляет то, что делают обезьяны, чем то, что умеют делать другие четвероногие). Один из примеров — зеленая африканская мартышка. Эта изящная обезьянка с длинными конечностями и довольно плоской мордочкой известна также как обезьяна саванны. Питается она в основном фруктами, листьями, другой растительностью. Зеленые мартышки (верветки) получили свое название от французского слова «vert» — «зеленый», потому что плотный мех на спине обезьян имеет зеленоватый оттенок, контрастирующий с желтыми или белыми задними лапами, брюшком и черными передними лапами, ступнями и мордой. Но более интересен в рамках нашего исследования богатый словарный запас, с помощью которого обезьяны предупреждают друг друга о том, что рядом могут быть хищники. Мало того, что они передают сигнал тревоги, когда обнаруживают хищника, они еще используют специальные «слова», чтобы пояснить другим членам группы, какого именно хищника следует высматривать.

Психологи Дороти Чени и Роберт Сейфарт из Университета Пенсильвании провели обширное исследование языка зеленых мартышек. Они установили, что на этих небольших симпатичных обезьян охотятся три хищника: леопард, орел и змея. Зеленая мартышка, обнаружившая леопарда, производит быструю серию громких лающих звуков. Если она обнаруживает орла, то издает различные виды лая, похожие На вынужденный смех. Если обезьяна видит змею, то производит высокий дребезжащий звук. На остальных зеленых мартышек каждый из этих звуков действует как определенное слово, на каждое из них мартышки реагируют различным поведением. Когда они слышат лай, говорящий им «Леопард!», то убегают к безопасным деревьям. Когда зеленые мартышки слышат хихиканье, означающее «Орел!», они быстро обшаривают взглядом небо перед тем, как найти укрытие в низком кустарнике. Когда одна из мартышек начинает производить дребезжащие звуки, что значит «Змея!», все встают на задние лапы и высматривают вокруг скрытого в траве врага.

Чтобы убедиться, что эти звуки действуют как слова, исследователи сначала должны были исключить другие варианты. Например, тот, что звуки и защитное поведение, продемонстрированное обезьянами, были лишь эмоциональным ответом, вызванным видом хищника. Чтобы проверить это, Чени и Сейфарт сделали запись различных звуков. Они воспроизвели запись, когда никакого хищника поблизости не было. В результате все обезьяны, услышавшие записанные звуки, отреагировали соответствующим образом. Это значит, что обезьяны понимали значение звуковых сигналов и расшифровывали их как слова.

«Слова» зеленых мартышек кажутся похожими на слова в человеческом языке еще по одной причине. Когда маленькие дети учатся говорить, они часто делают ошибки, используя одно и то же слово для обозначения похожих предметов. Молодые мартышки делают такие же ошибки. Они могут использовать сигнал тревоги «орел», когда видят падающий лист, или сигнал тревоги «леопард», если видят заблудившуюся антилопу, а при виде виноградной лозы они могут сигнализировать о появлении змеи. Чем старше становятся мартышки, тем меньше ошибок они совершают, постепенно совершенствуя свои языковые способности. Обучение происходит путем наблюдения за матерью и другими взрослыми. Когда старшая, более опытная обезьяна подает сигнал тревоги, малыши запоминают, что должны сделать в подобной ситуации. Также они присматриваются к тому, что видят другие обезьяны, прежде чем подать Сигнал тревоги. Со временем молодые мартышки, если, конечно, они внимательно слушали старших, становятся прекрасными знатоками своего специфического «зеленого» языка.

Звуки зеленых мартышек — довольно примитивный и негибкий язык. Все живые языки позволяют создавать новые слова, чтобы описывать новые предметы и явления окружающего мира. В современном языке человека появились такие слова, как «телефон», «компьютер» и «лазер» по мере того, как эти вещи входили в нашу жизнь. Поэтому интересно узнать, могут ли зеленые мартышки придумать новый сигнал для обозначения нового хищника. Марк Хаузер, психолог и антрополог из Гарвардского университета, наблюдал подобный случай у этих мартышек. Он находился в том же месте, где работали Чени и Сейфарт, и услышал хор голосов, сообщающих, что по соседству находится леопард. Он прислушался и понял, что сигналы были приглушенными. Он описал их следующим образом: «Неинтенсивные быстрые звуки, похожие на сигналы о приближении леопарда, но только в более медленном темпе, словно звучание магнитофона с севшими батарейками». Когда он пришел на место события, он увидел мартышек на деревьях и понял, что они сигнализировали о присутствии льва.

За время исследования львы ни разу не делали попыток нападения на обезьян, поскольку лев медлительнее леопарда и успех его охоты на мартышек маловероятен. Кроме того, маленькая мартышка не удовлетворит аппетит льва, он нуждается в более крупной добыче, чтобы обеспечить Пропитание себе и своему прайду. Видимо, в данном случае льву не удалось найти никакой другой пищи, и он решил обратиться к нетрадиционной «кухне». Тут же зеленые мартышки добавили львов к категории охотящихся на них кошачьих и произвели новое «слово», модифицировав звук сигнала, означающего леопарда. Условия изменились — и язык зеленых мартышек ответил изменениями на новые условия точно так же, как меняется язык человека, чтобы выразить новые понятия.

Подобные языковые тонкости кажутся очень сложными, но нельзя считать, что лингвистическими способностями наделены только виды с таким же умственным потенциалом, как обезьяны. Мы находим специальные слова в форме сигналов и у многих других животных. Одним из примеров является белка Белдинга — это очень общительное существо, живущее в норах. Большую часть времени белка проводит на открытых скалах неподалеку от своей норки, поэтому представляет собой довольно легкую мишень для нападения ястребов и других хищных птиц. Она является также добычей различных млекопитающих хищников, например, рыжих рысей и барсуков. Летающие и бегающие хищники используют разные виды охотничьей стратегии: ястребы полагаются на скорость, а рыси — на хитрость. Как и у зеленой мартышки, у белки есть свои сигналы для определения хищника, которого она увидела. Высокий свист означает: «Приближается ястреб», грубый дребезжащий звук — «К нам подкрадывается зверь». Как и мартышки, белки отвечают соответствующим образом, когда слышат один из этих сигналов. Они мчатся в укрытие, если кто-то подает сигнал «Ястреб», или бегут в нору, чтобы переждать атаку, когда другая белка подает сигнал «Зверь».

Собаки на эволюционной шкале находятся где-то между белками и зелеными мартышками, так что имеет смысл искать значащие звуки и у них. Звук, характерный для обычной домашней собаки, — это лай, и довольно интересны предположения о его происхождении и эволюции. Позднее мы переведем лай собак на понятный человеку язык.

Наверное, мы никогда не придем к единому мнению о том, как собаки и люди в самом начале формировали рабочие отношения друг с другом. Вероятнее всего не человек выбрал собаку себе в спутники, а она его. Собак привлекали стоянки человека, поскольку люди, как и собаки, были охотниками и на стоянках оставались после охоты кости, шкуры животных и другие отходы. Предки современных собак в поисках еды обнаружили, что вокруг человеческого жилья можно безо всякой охоты время от времени находить пропитание.

Первобытный человек очень просто относился к чистоте, проблемам здоровья или уборке мусора, но гниение пищевых остатков привлекало множество насекомых, которые досаждали ему. Видимо, поэтому собак подпускали к стоянкам, чтобы избавиться от мусора. Переработкой отходов собаки занимались на протяжении многих веков, а бездомные собаки продолжают делать это во всех странах мира и сейчас. Антропологи, изучавшие примитивные племена в южной части Тихого океана, заметили, что на тех островах, где люди держат собак, деревни более постоянны. А люди, живущие в поселениях без собак, вынуждены каждый год перемещаться, избегая инфекционных болезней, вызванных гниением отходов. Это позволяет предположить, что собаки, возможно, были важным элементом в организации постоянных поселений и в древнюю эпоху, когда человек еще не заботился об уборке места своего жительства.

Как только дикие собаки, в итоге одомашненные, стали спутниками человеческих поселений, наши предки заметили дополнительную выгоду этого. Первобытные люди жили в опасные времена. Вокруг бродили крупные животные, Для которых человек был потенциальной добычей. Существовали и враждебные племена. Собаки начинали рассматривать деревню как свою территорию, и каждый раз, когда они замечали приближение чужого человека или дикого животного, поднимали тревогу. Это приводило в готовность жителей деревни, позволяло организовать свою защиту, если была такая необходимость. Пока в деревне находились собаки, люди-охранники могли быть не столь бдительными и получать дополнительное время для отдыха.

Еще один, и последний, шаг эволюции — от собак, охраняющих всю деревню, до своей собственной домашней собаки. Люди поняли, что собаки поднимали тревогу, когда возникала угроза захвата их территории. Предположим, человеческая мысль сделала еще один шаг вперед. Собака, рассматривающая дом как свою территорию, обеспечила бы персональное предупреждение для семьи. Она извещала бы семью о приходе гостей (выполняла бы роль своего рода дверного звонка) или предупреждала бы о приближении кого-либо с недобрыми намерениями (собачья сигнализация). Вероятно, именно это побудило человека брать щенков от диких собак, приносить их в дом и приручать.

Когда мы говорим, что собаки первобытного человека лаяли, мы не имеем в виду тот лай, который собаки демонстрируют нам сейчас. Звуки, издаваемые древними собаками, скорее всего больше походили на звуки, которые производят нынешние представители семейства собачьих. Волки, шакалы, лисы и койоты редко лают, и голоса их не настолько внушительны. Помню, как я в первый раз услышал лай волков, когда мы приблизились к их логову. Я легко распознал в этом звуке лай, но я был удивлен тем, насколько он сдержан. Домашние собаки дают непрерывную очередь лая, подобную пулеметной. Лай волков был намного мягче, походил на хриплое «вуф». Он никогда не взрывался очередью, просто единственный односложный «гав», сопровождаемый паузой от двух до пяти секунд, затем мог последовать другой «гав». За полминуты я насчитал четыре скромных звука «гав», тогда как домашняя собака может выдать тридцать и более громких звуков за тот же самый отрезок времени, предупреждая о приближении незнакомца.

Самые первые владельцы собак в какой-то момент, должно быть, заметили некоторые различия в количестве и качестве лая у разных собак. Стало очевидно, что в целях безопасности сообщества нужно заводить собаку, которая громко и часто лает. Так люди начали своего рода селекционный отбор, пытаясь вывести громкоголосых собак. Собака, которая звонко лаяла, сохранялась и скрещивалась с другими лающими особями. От того, кто не лаял, избавлялись как от бесполезного существа. Кажется, это объясняет расхождение в вокальных данных собак и диких собачьих.

В поддержку «теории направленной эволюции» есть историческое свидетельство — порода современных собак, выведенная специально, чтобы лаять. Это терьер, специализированная охотничья собака. Латинское terra в слове «терьер» означает «земля» («почва») и указывает на специфические способности собак этой породы, которые должны преследовать добычу до ее норы или какого-либо естественного укрытия и спугнуть или убить ее. Самые первые терьеры лаяли, но не лучше, чем домашние собаки любой другой породы. Они лаяли, поднимая общую тревогу, когда к их дому или территории приближались люди. Однако охотились они молча, как и их дикие родственники — лай спугнул бы дичь, указывая на присутствие и точное местоположение хищника, и облегчил бы побег. Поэтому большинство собак охотились и нападали в полной тишине.

Тихая охота хороша в дикой природе, но для человека при ловле животных в их логове или в норах она не годилась. Услышав собаку под землей, охотник знал бы, где копать, чтобы найти лису или барсука. Поскольку терьеры не лаяли, преследуя и нападая, охотники делали для них специальные ошейники с колокольцами и трещотками. Звук, создаваемый ошейником, мог указать охотникам направление, в котором скрылась добыча, подгоняемая собакой. К сожалению, это было плохое решение. Многие собаки задыхались, когда их ошейники цеплялись за корни Деревьев в норах своих жертв, другие погибали, потому что охотники не слышали звона ошейника из-под земли, когда лиса и терьер сцеплялись в смертельной схватке. Лающую собаку можно слышать и находить, не подвергая ее опасности.

Это привело к постепенному размножению лающих терьеров. Собаки, которые с удовольствием лаяли, когда были взволнованы, отбирались для дальнейшего скрещивания С другими охотно лающими терьерами. В последней четверти XIX столетия фактически каждая собака, которую вы могли бы назвать терьером, была нервным крикуном. Размер не играет роли. Крошечный двухкилограммовый йоркширский терьер, достигающий в холке 22 сантиметров, лает энергичнее и с большим удовольствием, чем 50-килограммовый немецкий дог 75 сантиметров в холке. И не потому, что крошечный терьер более храбрый или чаще пугается, а скорее потому, что его разводили именно для того, чтобы он лаял. лаял.

Вероятно, наиболее системные научные данные об эволюции лая у собак получены психологами Джоном Полом Скоттом и Джоном Л. Фуллером, изучавшими генетику и поведение собак более пятнадцати лет в специальной программе Джексонской мемориальной лаборатории в Бар-Харбор (штат Мэн). Одной из пород собак, исследованных ими, был бассенджи. Это красивая африканская собака среднего размера с острой мордой, стоячими ушами и лихо закрученным вверх хвостом. Весит она приблизительно 9 килограммов и достигает роста 40 сантиметров в холке. Одна из поразительных особенностей бассенджи — то, что она редко лает. Чаще чем лай, она издает своеобразный воющий звук, на поминающий звучание йодля, напева альпийских горцев а иногда — мягкий смеющийся звук. Она может лаять, только если чем-то очень сильно взволнована, а подобное случается редко. Относительно того, почему собаки этой породы так редко лают, существуют некоторые предположения. По общепринятой теории, лай, подающий сигнал опасности при приближении незнакомого человека или животного, может быть бесполезным и даже опасным в африканских лесах. Некоторые натуралисты отмечали, что леопарды любят мясо собак, и, возможно, собака, лающая в таком окружении, привлекает к себе излишнее внимание и приближает свою гибель.

Скотт и Фуллер проводили ряд специальных тестов на доминирование, чтобы посмотреть, как поведут себя собаки различных пород. Одним из аспектов, который они отслеживали, было количество лая. Тест на доминирование состоял в следующем: двух собак помещали в загон с одной превосходной костью. Собаки, помещенные в такие условия, будут много лаять или угрожать друг другу, или просто отгонять соперника от кости. В этом эксперименте залаяли лишь около 20 % бассенджи и почти 68 % кокер-спаниелей. Большинство лаявших бассенджи выдали только один или два низких звука, подобных волчьему «вуф», самые шумные из них издавали двадцать звуков за десятиминутный испытательный период. Для сравнения: 82 % спаниелей лаяли больше, чем самые шумные бассенджи. Один кокер-спаниель выдал 907 звуков за десять минут, т. е. больше 90 звуков в минуту! Таким образом, бассенджи не только вряд ли станет лаять, но и когда залает, шума от нее будет намного меньше.