Мир призраков как отражение мира людей

 

Главы, в которых мы поведали читателю о призраках и демонах, неоднократно показывали, что зачастую потусторонние существа ведут жизнь удивительно схожую с той, которой живут обычные люди. Призраки приходят к людям и преследуют их в облике, если не абсолютно тождественном, то близком к человеческому. Они говорят точно так же, как люди, их одолевают те же чувства любви или зависти, как и люди, они испытывают желания и страсти и вступают в интимную связь как между собой, так и с человеческими существами. Используя оружие, они сражаются наравне с людьми, объединяются в шайки и отряды, а порой образуют даже прекрасно экипированные армии; нападение призраков можно отразить с помощью самых обычных стрел, мечей и копий. Призраки и демоны знают толк в деньгах, едят человеческую пищу, пьют вино и одеваются, как люди; короче говоря, китайцы создали себе духов в полном смысле слова по своему образу и подобию.

И разве удивительно в таком случае, что народное воображение приписывает призракам также и социальную жизнь, мало чем отличающуюся от человеческой? Отрывок из «Цзо чжуань», который мы цитировали выше, показывает, что уже в шестом столетии до новой эры китайцы пребывали в убеждении, что, как в человеческом обществе, сила и могущество демона напрямую зависят от многочисленности и мощи того клана, к которому он принадлежал, будучи еще живым, и членом которого остался даже после смерти. Воззрения эти подтверждают распространенность в обществе представлений о том, что крепость семейных и клановых уз не ограничивается земным миром. Родина кланов находилась в гуй фан, «стороне призраков и демонов», реального положения которой, естественно, никто не знал.

В «И цзине» под одной из черт гексаграммы под названием Цзи цзи мы читаем: «Гао-цзун напал на область призраков (гуй фан) и через три года покорил ее». А в гексаграмме Вэй цзи одна из черт предполагает идею «нападения на область духов, после чего в течение трех лет счастье будет царить в большом государстве». Пассажи эти явно указывают на древнее предание, согласно которому Гао-цзун, или У-дин, живший, по традиции, в четырнадцатом столетии до новой эры, повел свои войска в поход на далекие варварские земли. Об этом же свидетельствуют и так называемые «Бамбуковые книги»: «В 32 году своего правления У-дин пошел войной на область призраков и стал лагерем в Цзин, а в тридцать четвертом году армия вана покорила область духов». В данной связи стоит заметить, что по сей день китайцы сохраняют прямо-таки удивительную любовь к именованию всех иностранцев гуй. В «Ши цзине» о гуй фан говорится в одной из од, в которой Вэнь-ван, основатель чжоуской династии, заявляет о последнем низложенном правителе шанского дома следующее: «Возмущение распространилось по всему Срединному Государству и достигло даже гуй фан» («Да я», III,1). Царство призраков, населенное одноглазыми существами с человеческим лицом, упоминается и в «Шань хай цзин»; в этом сочинении оно помещается в северных землях среди морей, а в примечаниях, составляющих двенадцатую главу, север отождествляется с инь, т. е. с холодом и темнотой, с которыми обычно ассоциируются и призраки.

Этой же неведомой стране посвящает несколько строк и Ма Дуань-линь, также относящий ее к землям далекого севера. «Царство призраков (гуй го) лежит в шестидесяти днях пути от царства Цзяома. Жители его скитаются по ночам и прячутся днем. Одеваются они в грязные куски оленьей кожи. Глаза их, ноздри и уши — как у людей Срединного Государства, но рты у них расположены на макушке головы. Едят они из глиняной посуды. В их землях нет риса, и живут они тем, что добывают шкуры оленей и выращивают лошадей. Если из их царства ехать на юг тридцать дней, то попадешь в государство Туцзюэ» («Вэнь сянь тун као», гл. 348, 1.18).

В этих таинственных землях, память о которых никогда не стиралась из народного фольклора, призраки и демоны ведут постоянную торговлю, и для этой цели у них есть даже специальные базары. На самом деле это, скорее всего, обычные рынки, распространенные среди горных племен, которых богатая фантазия китайцев превратила в призраков. В официальной истории династии Тан говорится: «В западных морях есть рынки, на которых торговцы, не видя друг друга, просто кладут за своим товаром запрашиваемую цену; эти рынки называются "базарами призраков"» («Синь Тан шу», гл. 221,II,1.18). А уже более позднее сочинение свидетельствует: «На морском побережье существуют "базары призраков", где люди собираются в полночь, чтобы расстаться с первым криком петуха; на них люди часто приобретают редкие и необычные вещи». Заметим, что и по сей день гуй ши, «базарами демонов», называют отдаленный звук грома либо скопление черных туч.

Именно из этого царства под покровом ночи через воображаемые ворота, называемые гуй мэнь, «ворота призраков», вылетают орды потусторонних существ. «Днем ворота призраков закрыты, но на закате за ними раздаются человеческие голоса, а из них исходит свет цвета голубого пламени» («Шэнь и цзин»). Упоминаются в источниках и южные «ворота призраков», которые якобы находятся там, где одно время находилась самая отдаленная область империи. «В тридцати ли к югу от уездного города Бэйлю (на юго-востоке Гуанси) стояли друг против друга на расстоянии тридцати шагов две скалы. Люди называли их "проходом через ворота призраков". Через них пролегал путь полководца династии Хань Ма Юаня, по прозвищу Усмиритель Волн, когда он шел походом против племени мань в Линьи; там он воздвиг каменную стелу, от которой до наших дней сохранился пьедестал в виде каменной черепахи. В последующие времена все путешественники, направлявшиеся в Цзяочжи, проходили через эти ворота. К югу от них так свирепствует малярия, что отправляющиеся в путь редко приходят обратно. В народе существует поговорка, что из десяти людей, прошедших через "ворота призраков", девять не возвращаются назад» («Старая история Тан», гл. 41,1.70)[97]. По-видимому, проход этот получил столь печальное имя вследствии омонимии либо же по ошибке, поскольку в сочетании гуй мэнь иероглиф гуй обозначает не «призрак», а «коричное дерево». Все эти древние названия оказались вытесненными много лет тому назад благодаря одному доброму предзнаменованию. «Согласно "Юй ти цзи шэн", проход через ворота дерева- гуй поначалу был неверно назван проходом черед ворота призраков. В первый год периода под девизом правления Хунъу династии Мин (1368) название его было изменено на "проход через ворота дерева- гуй ", которое в свою очередь в годы Сюаньдэ (1426–1436) заменили на "проход через Небесные врата"».

Согласно древней традиции, обитателей отдаленных «земель призраков» порождало таинственное существо гуй му, «матерь призраков». «В южных морях, в горах Сяоюйшань живет матерь призраков. Она порождает всех гуй, какие только есть между небом и землей. За один раз она приносит десять, которых, родив утром, вечером пожирает. Она является шэнь, по имени Гуй-гу, «женщина-призрак», и живет в Цанъу (т. е. над проходом через ворота призраков). У нее голова тигра, лапы дракона, глаза питона, а брови — дракона цзяо. В У и Юэ (Цзянсу, Чжэцзян и Фуц-зянь) ее образ из дерева или глины ставят в храмах, чтобы защититься от бури; у образа голова дракона, уши коровы и слившиеся брови над единственным глазом» («Шу и цзи», I).

Гуй му является весьма экзотическим нововведением и относится к глубокой древности; она сыграла свою роль в китайской буддийской иконографии.

Однако в отличие от подобных легенд мир демонов и призраков, как правило, воспринимался в Китае как существующий в неразрывной связи с миром людей. В этом мире есть свои гуй-ван, «демоны-повелители», а жители Фуцзяни и поныне, обращаясь к призракам, льстиво и угодливо называют их на местном наречии гуй-онг, что соответствует гуй-ван. Впрочем, вскоре после начала новой эры в народе появилась традиция, согласие которой призраки и божества находятся под властью бога, обитающего в Шаньдуне, на горе Тайшань, Великой Горе, которую также называют Дунъюй. Восточная Гора. Божество вершит суд в первую очередь над духами умерших, рассматривая их дела, пытая и наказывая их, а его двор по сути является китайским адом. Души усопших могут быть доставлены и к его помощникам, Чэнхуаншэнь, Божествам Стен и Рвов. Эти божества исполняют свои обязанности в обнесенных стенами городах империи, вместе с чиновниками, служащими Сыну Неба. В каждом из таких городов есть храм, где располагается божество вместе со своим двором и держит свой державный скипетр над духами, которые, находясь еще в земном мире, пребывали под властью земных властей, а именно — главного государственного чиновника этого же города. Точно так же в большинстве городов стоит храм и в честь Божества Восточной Горы. Храмы дают прибежище всем тем, кто жаждет найти спасение от злых духов, а обитающие в них высшие силы являются соответственно местными божествами-покровителями, играющими весьма значительную роль в религиозной жизни китайцев. Но данный предмет выходит за рамки нашей темы; укажем только, что некоторых призраков считают дьяволами, состоящими у них на службе: именно их посылают за новыми душами, они доставляют души на суд для допроса, жестоких пыток и страшного наказания.

Сравнивать китайский мир призраков с миром людей можно бесконечно. Мы помним, что порой призраки и демоны собираются в армии, которые при случае нападают на людей, дабы разрушить их благосостояние; но, кроме того, в мире призраков случаются и внутренние конфликты, сражения и войны. «В первом году периода Чжэньгуань (627) старую могилу, расположенную в семидесяти ли к северу от Бинчжоу, каждый вечер осаждали полчища воинов-призраков, численностью свыше десяти тысяч, со знаменами и штандартами. Потом из могилы выскакивали несколько тысяч призраков — пехотинцев и всадников, — которые вступали в жестокую схватку с осаждающими позади могилы, и лишь с наступлением ночи враждующие стороны расходились. Так продолжалось в течение месяца, пока в один из дней с севера не пришла еще одна армия призраков, в которой также было более десяти тысяч. В нескольких ли от могилы армия выстроилась в боевой порядок, когда ее увидел крестьянин и в ужасе бросился наутек. Командующий призраков приказал десяти своим воинам поймать его и, когда несчастного доставили, обратился к нему с такими словами: "Не бойся, я — шэнь пустыни Гоби, меня ограбил младший полководец моей любимой наложницы, с которой он и скрылся в этой могиле, а князь Чжан, погребенный здесь, использует армию, чтобы сражаться с нами"» («Сяо сян лу»).

Таким образом, у призраков также могут быть свои жены и наложницы, что, впрочем, внимательный читатель уже мог заметить. Вообще в Китае существует непререкаемый догмат, что узы, связывающие мужа и жену в земной жизни, не прерываются и после смерти. Поскольку любой брак в Китае, какую бы форму он ни принимал, преследует главную цель — продолжение рода, это в равной степени относится и к существам потустороннего мира, которые точно так же производят потомство, а значит, мир призраков пополняется не только за счет умерших.

Там, где существует сексуальная жизнь, существует и ревность, и потому вполне естественно, что китайские призраки не свободны от этого, казалось бы, исключительно человеческого, порока. «За южными воротами Цзюжуна есть могилы девяти мужей. Как гласит предание, когда-то давным-давно жила красивая женщина, муж которой умер, когда она успела родить ему всего одного сына. Поместья ее были обширны, поэтому она взяла себе еще одного мужа, который точно так же умер после того, как она родила мальчика. Похоронили его рядом с первым. В третий раз вышла она замуж, и третий муж умер при таких же обстоятельствах, и так продолжалось до тех пор, пока она не побывала замужем девять раз и у нее не родилось девять сыновей. Девять могил располагались кругом, а когда умерла сама женщина, ее похоронили посередине. С тех пор каждый день на закате в том месте поднимался холодный ветер, а ночью слышались крики, свист и ссоры, словно это бывшие мужья поочередно вырывали одну-единственную женщину друг у друга. В конце концов, путники более не осмеливались проходить мимо этого места, а жившие по соседству крестьяне были так обеспокоены, что пожаловались начальнику уезда Чжао Тянь-цо. Начальник уезда отправился к могилам вместе с ними. Там он провел судебное расследование и приказал своим подчиненным нанести по тридцать ударов длинными палками по каждой могиле, и с тех пор на этом месте царит гробовая тишина» («Цзы бу юй», гл. 7).

Призраки обитают не только в тех могилах, которые живые выкапывают для умерших, но и роют их сами. «В Чэньчжоу, — рассказывается в одном из сочинений эпохи Тан, — в сорока ли к западу от главного города уезда Сюйпу (пров. Хунань) есть гора, на которой призраки хоронят своих мертвецов. В описании Юаньчжоу Хуан Миня сказано: "Там, на центральном пике, стоят гробы, которые, если смотреть на них издалека, кажутся размером в десять чжан. Он называется кладбищем призраков. Старики говорят, что, когда призраки делали эти гробы, в течение семи дней и ночей не было слышно ничего, кроме стука топоров и стамесок; все инструменты, ножи и топоры таинственным образом исчезли из домов, но на седьмой день, когда призраки закончили работу, инструменты вернулись к хозяевам, хотя были они сальными и от них отвратительно пахло протухшим мясом. К тому времени гробы стояли точно так же, как и поныне, — перпендикулярно краю скалы» («Ся вэнь цзи»).

Поскольку идея о существовании «областей, населенных призраками», прочно засела в умах китайцев, неудивительно, что китайский фольклор сохранил множество историй о людях, эти земли посещавших. Приведем в качестве примера одну из них. «В правление дома Чжу династии Лян торговец из Цинчжоу (пров. Шаньдун) отправился в море, но внезапно налетевший ураган отнес его к месту, откуда он заметил вдали землю и город, обнесенный стенами. Капитан сказал: "Еще никого ветер не заносил сюда; я слышал, что здесь должно быть царство призраков, неужели это оно?" Вскоре корабль достиг берега; скитальцы высадились на землю и отправились в город. Дома и поля, мимо которых они проходили, ничем не отличались от тех, что были в Срединном государстве. Они приветствовали всех, с кем встречались на пути, но никто не видел их. У городских ворот стоял стражник, они поклонились ему, но он никак не ответил. Они вошли в город и увидели в нем множество домов, людей и животных. Они добрались до дворца как раз в то время, когда правитель давал званый пир для своих министров — всего в нем участвовало несколько десятков человек. Церемониальные одежды, шапки, утварь, а также шелковые и бамбуковые декорации — все было почти точно таким же, как и в Срединном государстве.

Путешественники поднялись по ступеням в главный зал дворца, но когда они столпились вокруг правителя, чтобы взглянуть на него, правитель внезапно заболел. Слуги отнесли его домой, сразу же пригласили колдуна- у, который сказал: "Люди из земли ян прибыли сюда, влияние ян здесь необычайно сильно, поэтому-то правитель и заболел. Люди эти попали сюда случайно и принесли зло ненамеренно; поэтому мы можем попросить их уйти отсюда, предложив им еду и вино, повозки и лошадей". Немедленно в другом зале приготовили вино и яства, и министры вместе с колдуном пришли, чтобы поднести им жертвы и совершить молитвы. Путешественники ели и пили за столами. Потом появились слуги с лошадьми; путешественники сели на лошадей и отправились обратно. Добравшись до берега, они взошли на корабль, но до самого последнего момента жители этого царства не видели их. Задул попутный ветер, и они поплыли домой» («Цзи шэнь лу»).

Оказывается, призраки относятся к людям точно так же, как люди к призракам; люди вследствие собственного противоположного начала представляют для призраков точно такую же опасность, что и призраки для людей; и те и другие умилостивляют друг друга посредством жертвоприношений. Еще одно место пребывание призраков описывается в легенде, которую мы чуть отредактировали и сократили.

В Сычуани, в уезде Фэнду, что на берегу Янцзы, люди и призраки общаются друг с другом. Есть там колодец, в который каждый год в огромных количествах бросают бумажные деньги, а кроме того, рядом с колодцем сжигают бумагу в качестве дани правителям потустороннего мира; тех, кто отказывается от этого, поражают эпидемии и болезни. В начале нынешней династии пост начальника уезда занял Лю Ган. Он прослышал о существующем обычае, запретил его, а тех, кто осуждал его, арестовывал. Арестованные, однако, упрямо стояли на своем и говорили ему, что в колодце обитают призраки и что никто еще не осмеливался предпринять попытку добраться до его дна. И тогда чиновник вместе с еще одним отважным человеком по имени Лю Сянь решили испытать судьбу; они спустились в колодец на веревке на глубину около пятидесяти чи. Поначалу их окружала непроглядная тьма, но потом они добрались до места, где было светло, как днем, и увидели город, обнесенный стенами, с дворцами и домами, совсем как у людей. Но жители города перемещались по воздуху и не отбрасывали тени. Поскольку Лю был важным чиновником, его везде принимали с предельной вежливостью и сопроводили к некоему князю Бао, по прозвищу Яма. Князю было около семидесяти, он восседал в пышном дворце, а на голове у него сияла корона. После того как чиновнику почтительно предложили сесть, он попросил освободить людей от ежегодной подати в виде бумаги по причине их бедности, на что Бао, улыбнувшись, сказал, что даосские и буддийские священнослужители всегда смущали народ россказнями о демонах, тем самым заставляя их выкладывать огромные суммы на жертвоприношения и службы, и поэтому чиновникам следует принять меры, чтобы приструнить их и ограничить.

В это время прибыл Великий Император, Покоритель Мары, то есть, Гуань-ди, бог войны; он прилетел по воздуху на облаке красного цвета. Гуань-ди спросил чиновника о том, что происходит в мире людей, после чего Ли Сянь осмелел настолько, что спросил, где находятся его чертоги, Гуань-ди ничего не ответил, но явно разгневался и немедленно покинул их. Князь Бао сказал Лю Сяню, что его дерзкий вопрос может стоить ему жизни и что его скорее всего поразит удар грома, но тело его может избежать испепеления, если только он умрет до того, как это случится. И Бао поставил на спине Лю Сяня большую печать. Затем оба выбрались из колодца по веревке, но не успели они добраться до южных ворот города, как Ли Сянь простудился и умер. Вскоре после этого в гроб с его телом ударила молния; гроб и одежда сгорели, но тело, защищенное печатью, осталось нетронутым» («Цзы бу юй», гл.1).

В китайском фольклоре, кроме волшебных царств призраков, находится место и аду, населенному мириадами демонов — видимо, здесь сказывается влияние буддизма. Однако отнюдь не эти дьявольские существа приносят людям зло и болезни, не являются они и теми силами, против которых человек ведет вечную войну не на жизнь, а на смерть. Скорее они — объект его благочестивой заботы, несчастные жертвы собственных грехов, и помочь им вырваться из обители несчастья и отчаяния может только милосердная религия. О конкретных практиках и ритуалах, связанных с этим, а также об этих скорбных местах мы будем еще говорить в дальнейшем.

 

 

Часть вторая

Колдовство

 

Народ, живущий на земле Китая, как и все прочие существующие либо существовавшие в прошлом языческие народы, во все времена создавал своим воображением людей как мужчин, так и женщин, в сознании простого народа обладавших силой оказывать воздействие на духов, ради благих либо порочных целей, силой, далеко превосходящей ту, что имеют обычные смертные. Посредством своего искусства они могут вызывать к жизни добрых и злых духов, что позволяет предположить наличие если не выраженного, то негласного соглашения с ними, обладания над ними той степенью власти, которая подразумевает более или менее явную покорность и повиновение. Если прибегнуть к китайской терминологии, они умеют «призывать и заклинать гуй и шэнь», а затем «использовать их».

Таким образом, анимистическое колдовство можно разделить на два основных вида. Колдовство первого вида нацелено на принесение счастья людям посредством воздействия на добрых духов и божеств через ритуалы, заклинания и прочие практики и потому может быть названо «религиозной магией», или белой магией. Именно оно является важной составляющей деятельности священнослужителей. Колдовство второго типа заключается в том, чтобы использовать духов для нанесения вреда людям, это черная магия, «ведьмино искусство», и именно о нем пойдет речь ниже.

Безусловно, главным сподвижником черной магии является темнота. Поскольку именно она держит в постоянном страхе и трепете доверчивые сердца целого народа, как, впрочем, и весь сонм злых духов, практикующие ее индивиды вызывают поистине всеобщее отвращение; они в любой момент могут стать жертвой народного гнева, их могут также жестоко покарать власти, которые, как правило, не менее легковерны и доверчивы, чем ослепленная толпа. О колдовстве так часто упоминают самые различные сочинения, что мы волей-неволей вынуждены признать: оно процветало в Китае во все времена, и не менее пышно, чем в нашей родной Европе в периоды древности и средневековья. Кроме того, мы не нашли в источниках ни единого высказанного сомнения, которое показывало бы неверие в реальность колдовства и действенность его последствий. Итак, Китай предстает перед нами живым свидетельством неоспоримого факта: там, где распространена вера в злых духов, не может не процветать и черное колдовство, побуждающее этих духов к действию.

Завеса тайны и скрытности, за которой скрывает себя черное искусство, чрезвычайно затрудняет его изучение. Впрочем, от колдунов и ведьм едва ли можно ожидать того, что они охотно раскроют свои секреты, ведь в таком случае они сами инкриминируют себе преступление и могут подвергнуть большой опасности собственную жизнь. Неграмотные люди чаще всего открыто признают, что мало знают о них; а люди ученые, как правило, мало что могут поведать, за исключением того, что они почерпнули из нескольких книг, а к этим книгам мы и сами можем обратиться. Поэтому нашему читателю ничего не остается, как смириться с теми отрывочными сведениями, что были взяты нами из китайской литературы, а также из немногочисленных записей о впечатлениях от личных встреч, сделанных нами во время пребывания в Китае.

Колдовство в Китае отнюдь не является некоей особой профессией. Поскольку народная вера во всяческих потусторонних существ повсеместна и чрезвычайно глубока, поскольку они находятся в пределах досягаемости практически каждого и ими переполнен весь мир, практиковать колдовство может каждый, кто обладает достаточной волей и знаниями. Естественно, что обширный слой людей, претендующих на способность оказывать влияние на судьбы людей посредством космических сил, пронизывающих вселенную и составляющих ее Дао, а именно — священнослужителей, предсказателей и гадателей, геомантов, шаманов — у, одним словом, знатоков оккультных искусств в широком смысле слова — в первую очередь относят к людям, занимающимся колдовством; и те источники, коими мы располагаем, позволяют сделать вывод, что уже со времен ханьской династии к ним относились с большим подозрением.

Обычно в китайских текстах колдовство обозначается терминами яо дао, яо шу или яо фа, или се дао, се шу и се фа; все они означают примерно одно и то же: «демонические методы, практики», а яо и се, как мы помним, подразумевают неблагоприятное влияние призраков. Поскольку, однако, объем понятия се более широкий и включает в себя все, что противоречит Дао, естественному порядку вещей, т. е. все «еретическое», сочетания се дао, се илу и се фа могут означать также еретическую магию, религиозную или какую-либо еще, практикуемую без намерения причинить вред человеку или даже из благих побуждений. Во все времена находились невежественные и недалекие люди, относившие к подобным практикам различные невинные фокусы, шутки с предсказанием судьбы или использование таинственных, неизвестных законов природы, и тогда жертв их подозрительности жестоко карали, иногда даже смертью, как нарушающих благопристойность, сеющих хаос и смуту и вообще врагов нравственности и общественных устоев. Поэтому следует четко различать еретическую магию и колдовство, поскольку если колдовство является еретической магией, то сама еретическая магия далеко не всегда есть колдовство. Несомненно, в различных частях обширной китайской империи существовали местные диалектические слова, обозначавшие колдовство, не вошедшие в письменный язык и происходящие из глубины веков. Таков, например, термин цио [98], который мы встречаем в Амое. Эти выражения не следует путать с сосуществующими с ними понятиями, обозначающими белую магию.

Особого внимания заслуживает достаточно часто используемое сочетание, поскольку оно является единственным, которое можно признать классическим: цзя гуй шэнь дао, «путь или метод неправильного использования шэнь и гуй». Встречается оно в «Ли цзи» (гл.18,1.38), в пассаже, который можно считать древнейшим китайским письменным законом, направленным против нарушения общественного спокойствия, извращения обычаев и нравственности посредством еретических доктрин, магии или колдовства любого рода: «Смертью караются те, кто порочными речами подрывает силу закона, кто, высказывая сомнения относительно общепризнанного, пытается вызвать смуту, кто посредством порочного пути пытается бросить управление в хаос. Смертью караются также создатели еретической музыки, официальных одежд, отличных от предписанных, странных изобретений и странных инструментов, сбивающие с толку народ. Виновные в неестественном поведении и упорствующие в нем, произносящие еретические речи и тем самым порождающие споры, постигшие порочное и ставшие знатоками в нем, следующие неправильному и пропитанные им — все они подлежат смерти, если они смущают умы людей. Таким же должно быть наказание и для тех, кто сеет сомнения среди людей, неправильно используя гуй и шэнь (благоприятные и неблагоприятные) сезоны и дни или совершая гадание на панцирях черепахи или стеблях тысячелистника. Преступников этих четырех видов можно казнить, не заслушивая их слов в свою защиту».

Во втором веке новой эры Чжэн Кан-чэн в своем комментарии к приведенному выше фрагменту указывает, что под «порочным путем» он подразумевает у гу, наиболее распространенную и наихудшую форму черной магии, весьма популярную в его время. Мы готовы признать, что сочетание цзя юй гуй шэнь может иметь и иной, чем «неправильное использование гуй и шэнь», перевод. (Так, Легг[99] понимает его как «давать неправильное истолкование появлению духов») Тем не менее, вряд ли можно сомневаться в том, что в те незапамятные времена, когда был создан текст, оно указывало именно на интересующий нас вид колдовства, которое считалось страшным преступлением.

 

Глава первая