Драгоценный и технический камень 2 страница

Изумруд, с точки зрения минералога, является разновидностью берилла, окрашенной соединениями хрома в ярко‑зеленый цвет. Его кристаллическая форма, блеск и твердость обусловливаются определенными сочетаниями элемента бериллия с другими окислами; но цвет его, чарующий глаз, вызван присутствием весьма ничтожных количеств металла хрома.

Сочетание бериллия и хрома приковывает внимание своей необычайностью, и минералог среди лесного покрова Урала должен открыть причину этого сочетания, как ключ к истории и происхождению самого изумруда.

В глубоком разрезе Первомайского прииска среди слоев, вытянутых с севера на юг, бросаются в глаза несколько мощных жил белого цвета. Эти жилы пересекают поперек все месторождение и резко вырисовываются по устойчивости и по своему цвету среди мягких и темных сланцевых пород. Эти жилы состоят из прозрачного кварца и полевого шпата. В них встречаются кристаллы граната и берилла. Это те типичные пегматитовые жилы, которые приносят из недр главные элементы для образования самоцветов Урала – фтор для топаза, бериллий для берилла и аквамарина, бор для турмалина. Эти жилы смяли слои различных пород, прорезали их с востока на запад прерывистыми змейками, то врываясь между отдельными слоями, то застывая, не прорвав покрова. Местами, встречая более легкорастворимые слои, эти расплавленные массы поглощали их; в других они застывали с резко обособленной границей в белоснежные массы пегматита.

Заимствуя хром из прослоек хромсодержащих пород, каких много на Урале, особенно неподалеку от Берёзовска, знаменитого месторождения золота, берилл получил свою яркую окраску. Из горячих паров одновременно с листочками черной слюды он выкристаллизовался в виде высоко ценимого изумруда. В этом камне соединился элемент, принесенный гранитной магмой из глубин в пегматитовых жилах, с элементом слоев, о которых мы мало что знаем и которые много пережили в своей истории до того момента, когда в них ворвался серый уральский гранит…

В стройную картину начинает слагаться химическое прошлое Урала, и все ярче и убедительнее выясняется роль серого уральского гранита. Он является главным носителем богатств Урала и основным источником его рудных скоплений. Как ветки дерева, прорезали жилы гранита восточные склоны Урала, то врываясь в виде пегматитовых жил с занорышами самоцветов, то прорезая другие породы кварцевыми струями – носителями аметистов, золотистых топазов и золота. В прослойках обогащенных хромом пород положили они начало изумрудам, в известняках – ярко окрашенному розовому и зеленому турмалину, в змеевиках – корунду и кордиериту, своеобразному камню фиолетового цвета в одном направлении и желтого – в другом. По краям гранитного массива пропитали они своим горячим дыханием окружающие породы; своей высокой температурой и водяными парами изменили их коренным образом, собирая или перекристаллизовывая скопления железных руд, превращая осадочные породы в кристаллические сланцы, известняки – в мраморы и наполняя трещины змеевиков разными сортами волокнистого асбеста.

Чем шире идет исследование минералогии Уральского хребта, тем резче и яснее сказывается благодетельная роль серого уральского гранита. И среди всех этих грандиозных картин химического прошлого Урала история изумрудов представляет лишь один короткий, но интересный эпизод.

 

История одного камня

 

Есть минералы, историю которых мы смутно себе представляем, но есть исторические камни, всю жизнь которых можно проследить по документам, по записям и рассказам, по книгам и рукописям, и есть камни, которые сами рассказывают свою историю.

Об одном таком камне, называемом «Шах», я и хочу рассказать; начало его истории в сказочной Индии, конец – в нашей Москве.

Найден он был давно – вероятно, лет пятьсот тому назад – в Центральной Индии, в те времена, когда десятки тысяч рабочих‑индусов работали по долинам рек Голконды, добывая алмазоносные пески и промывая их в реках под тропическим солнцем. Здесь среди кварцевых галек нашелся замечательный камень – кристалл величиной сантиметра в три, немного желтоватый, но очень чистый – прекрасный алмаз. Он был доставлен ко двору одного из владетельных князей Ахмеднагара и, наверное, красовался у него среди других сокровищ в дорогих ларцах, украшенных самоцветами. Невероятными трудами, специально выцарапывая мелким алмазным порошком, в который обмакивались тонко заостренные палочки, удалось местным мастерам вырезать на одной стороне нашего камня надпись персидскими буквами: «Бурхан‑Низам‑шах второй. 1000 г.». В тот же год (который по нашему исчислению будет 1591‑м годом) властитель Северной Индии Великий Могол отправил посольство в центральные провинции, желая укрепить свою власть над ними. Но вернулись послы через два года с ничтожными подарками: только пятнадцать слонов и пять драгоценных предметов привезли они на север. Тогда Великий Могол Акбар решил силой завладеть столь мало угодливыми провинциями. Военная экспедиция подчинила себе Ахмеднагар и отобрала много слонов и драгоценностей. Среди них был и наш камень, перешедший во владение Великих Моголов.

Но вот на престол Моголов взошел шах Джехан, то есть «властитель мира». Он был знатоком и большим любителем драгоценного камня, сам занимался огранкой камней и приказал вырезать на камне с другой стороны столь же художественную надпись, которая гласила: «Сын Джехангир‑шаха Джеханшах, 1051» (что соответствует 1642 году нашей эры).

Но сын этого властелина, завистливый Ауренг‑Зеб, решил завладеть богатствами и троном отца. После долгой борьбы он заточил отца в темницу и овладел драгоценными камнями короны, а среди них и нашим камнем. Во всем блеске восточного величия начал править Ауренг‑Зеб. Знаменитый французский путешественник Тавернье посетил в 1665 году Индию и вот как описал сказочное великолепие его двора:

«Как только я прибыл ко двору, – в индийской резиденции Джеханабаде, – два хранителя драгоценностей проводили меня до властелина и после обычного поклона ввели в маленькую комнату в конце зала, в котором властелин сидел на троне и откуда он мог нас видеть. В этой комнате я встретил Акель‑хана – хранителя сокровищницы драгоценностей, который, завидев нас, приказал четырем евнухам властелина пойти за драгоценностями. Их принесли на двух больших деревянных блюдах, обитых золотыми листочками и покрытых специально сделанными маленькими ковриками: один из красного бархата, другой – из зеленого с вышивками. После того как сняли покрывала, трижды пересчитали все вещи и предложили трем присутствующим писцам составить опись.

Ведь индийцы все делают с большой обдуманностью и терпением, и когда они видят, что кто‑либо поступает поспешно и сердится, они на него смотрят безмолвно и посмеиваясь, как над чудаком.

Первая вещь, которую Акель‑хан положил мне в руку, был большой алмаз, который представлял розу, круглую и весьма высокую с одной стороны. На нижнем ребре имеется небольшая выемка и в ней маленькая зеркальная поверхность. Вода камня прекрасная, и весит он 3191/2 ратисов, что составляет 280 наших каратов. Когда Миргимола, предавший своего властелина владетелю Голконды, подарил этот камень Джехан‑шаху (отцу Ауренг‑Зеба), к которому он укрылся, камень был еще в сыром виде и весил 900 ратисов, что составляет 7871/4 карата, причем в камне наблюдалось несколько трещинок. Если бы этот камень попал в Европу, то им распорядились бы иначе, ибо, хотя от него откололи хорошие части, он все же остался бы при большом весе, вместо того, чтобы быть со всех сторон совершенно обточенным…»

Этот камень и был тот самый знаменитый бриллиант «Орлов», который позже был вставлен в скипетр бывших русских царей. Но не он сейчас привлекает наше внимание.

«Потом мне показали драгоценность с 17 алмазами, наполовину ограненными в виде розы, наполовину – таблицами, из коих самый большой весил не более 7–8 ратисов, за исключением среднего, который весил 16. Все эти камни – первейшей воды, чистые, красивой формы, вообще самые прекрасные из известных. Далее следовали две большие жемчужины в форме груши, одна весом около 70 ратисов, несколько плоская с двух сторон, прекраснейшего оттенка и приятной формы.

Далее жемчужный бутон, который должен весить от 50 до 60 ратисов, красивой формы и хорошего цвета…»

Я не продолжаю этого описания, в нем ничего не сказано о нашем гравированном камне.

Много разных драгоценностей увидел Тавернье; но нам интересно его описание трона Великих Моголов, украшенного огромным количеством драгоценных камней. В нем было: 108 кабошонов красной благородной шпинели, из коих ни один не весил менее ста каратов, около 60 изумрудов, каждый весом до 60 каратов, и множество алмазов. Балдахин над троном тоже сиял драгоценными камнями, причем со стороны, обращенной ко двору (к присутствовавшим) висело украшение, в котором был подвешен алмаз весом от 80 до 90 каратов, окруженный рубинами и изумрудами, так что, когда властелин сидел на троне, он его видел непосредственно перед собой, как талисман. Этим талисманом и был наш знаменитый камень «Шах». К двум старым надписям присоединилась глубокая борозда, которая шла вокруг камня и давала возможность привязывать его дорогой шелковой или золотой нитью. Прошло почти семьдесят пять лет со времени посещения Моголов смелым путешественником Тавернье.

Камень хранился сначала в Джеханабаде, потом в Дели, пока в 1739 году на Индию не обрушилась новая гроза. Шах Надир из Персии надвинулся с запада на Индию, разгромил Дели и среди других драгоценностей завладел и нашим алмазом. Камень перешел в Персию, и почти через сто лет на нем в третий раз была выгравирована художественная надпись: «Владыка Каджар Фатхали‑шах Султан. 1242 г.».

Но вот наступили новые события: 11 февраля 1829 года в столице Персии Тегеране было произведено нападение на русского посла, который погиб от руки наемного убийцы. В России поднимается волнение; царская дипломатия требует примерного наказания Персии, волнуется и русское общество: убит наш знаменитый писатель А. С. Грибоедов, автор «Горя от ума».

Персия должна умилостивить «белого царя». С особой депутацией в Петербург отправился сын шаха принц Хосрев‑Мирза, который в искупление вины передал России одну из ценнейших вещей персидского двора – знаменитый алмаз «Шах»… За кровь Грибоедова заплачено камнем.

В Петербурге камень поместили среди других драгоценностей в Бриллиантовой кладовой Зимнего дворца. Прекрасный камень с тремя надписями лежал на бархате, охраняемый часовыми гвардейских полков.

Началась мировая война 1914 года. Наскоро в сундуке отправили камень в Москву. Здесь все ящики с драгоценностями были поставлены в тайники Оружейной палаты и завалены тысячами сундуков с серебром и золотом, с фарфором и хрусталем.

…Одна тысяча девятьсот двадцать второй год. Холодные дни начала апреля. Громыхают ключи. В теплых шубах, с поднятыми воротниками, идем мы промерзшими помещениями Оружейной палаты. Вносят ящики. Их пять. Среди них – тяжелый железный ящик, прочно перевязанный, с большими сургучными печатями. Мы осматриваем печати: все цело. Опытный слесарь легко открывает без ключа незатейливый, очень плохой замок, внутри – небрежно завернутые в папиросную бумагу драгоценности русского царя. Леденеющими от холода руками вынимают один сверкающий самоцвет за другим. Нигде нет описей и не видно какого‑либо определенного порядка.

Среди этих драгоценностей в маленьком пакетике, завернутый в простую бумагу, лежит наш знаменитый алмаз «Шах».

Наконец последняя картина: в ясной, залитой солнцем зале, осенью 1925 года – выставка Алмазного фонда для иностранных гостей. И это уже в прошлом, но это прошлое столь близко, что вспоминаются все мельчайшие события дня.

Старая сказка «Тысячи и одной ночи» об индийских драгоценностях, дворец Ауренг‑Зеба, богатства шаха Надира в Дели – все, кажется, должно меркнуть перед ярким блеском сверкающих в нарядных витринах самоцветов. Вот они, живые свидетели целых веков, свидетели тяжелых картин унижения и крови, свидетели власти индийских раджей, сказочных богатств божественных капищ гор Колумбии, свидетели царской пышности, нарядов, веселья…

Среди них красуется на темно‑красном бархате исторический алмаз «Шах».

Его история написана на нем самом.

 

 

Глава V

Диковинки в мире камня

 

Кристаллы‑гиганты

 

Маленькие блестящие снежинки и сверкающие самоцветы могли бы рассказать нам о том, сколько трудностей должно преодолеть вещество, чтобы победить враждебные его росту силы и создать ту прекрасную и чистую постройку, которую мы называем кристаллом. В больших музеях мы поражаемся величиной кристаллов, когда они превосходят размером кулак или голову человека. Мы с трудом верим в существование кристаллов еще более грандиозных размеров.

Я вспоминаю ломки гипса в окрестностях Парижа. Когда‑то гипс осаждался здесь ровными слоями на дне мелких соляных озер, покрывался новыми слоями глины и гипса. Сейчас его ломают, снимая слой за слоем и выламывая из него отдельные глыбы. Каково было мое удивление, когда я увидел, что вся огромная плита на сотни квадратных метров блестит на солнце, как огромное зеркало! Достаточно было отойти в сторону и посмотреть на гипсовую массу с другой стороны, как она становилась темной. Но как только глаз занимал совершенно определенное положение по отношению к солнцу, снова начинала она сверкать ослепительным блеском. Не трудно было разгадать причины этого: вся масса гипса представляла один сплошной кристалл гигантских размеров.

Только недавно я узнал, что больше ста пятидесяти лет тому назад этот же блеск кристаллов гипса поразил экспедицию Рычкова, посланную в Киргиз‑Кайсацкое ханство.

Летом 1771 года капитан Николай Рычков, известный русский путешественник, расположившись с отрядом на степном привале, занес в свой путевой дневник:

«Вдали показавшийся блеск принудил обратить на себя наше зрение. Мы были в недоумении о причине сего сияния, но каждый не усомнился заключать обрести тамо сокровище в светящихся камнях. И дальнее расстояние видимого места питало нас мнимою надеждою.

Мы усугубили бег наших коней. И чем ближе приближались к сему месту, тем сияние казалось сильнее. Но сколь велико было наше удивление, увидя вместо драгоценных камней куски различной величины гипса…»

Обманутые надежды! Мираж загадочной пустыни: отвесные лучи полуденного солнца, отражаясь от прозрачных кристаллов, создавали полную иллюзию разбросанных в изобилии сказочных сокровищ…

Громадные кристаллы известны и у полевых шпатов, которые иногда выкристаллизовываются из расплавленных масс в виде таких больших однородных кристаллов, что целая каменоломня долгое время разрабатывает один кристалл шпата.

Гигантские кристаллы особенно характерны для тех гранитных жил, которые мы называем пегматитовыми и которые образовались из очень сильно нагретых расплавленных масс, насыщенных парами воды и разными газами. В них встречаются и наибольшей величины кристаллы.

В 1911 году на Урале было сделано замечательное открытие. В такой пегматитовой жиле была обнаружена пустота, в которую легко могла въехать целая телега. Эта пустота, занорыш, по выражению уральцев, была покрыта прекрасными дымчатыми кварцами длиной до семидесяти пяти сантиметров, а среди почти черных кварцев и красивых желтых полевых шпатов лежали замечательные голубые кристаллы топазов. Самый большой из них весил свыше тридцати килограммов, но, к сожалению, при добыче он был разбит кайлом на куски. Конечно, не надо думать, что это был красивый, прозрачный драгоценный камень. Цвет его был зеленовато‑голубой, нечистый, камень был малопрозрачен и не блистал никакими внешними качествами, хотя и был огранен природой в виде кристалла.

В тех же знаменитых уральских копях был найден и гигантский кристалл другого драгоценного камня: чистого желто‑зеленого берилла, он весит два с половиной килограмма и сейчас красуется на бархатной подушке в Горном музее в Ленинграде.

Но раз зашла речь о берилле, то надо вспомнить, что этот минерал в своих кристаллах достигает грандиозных размеров; его ровные шестигранные призмы иногда так хороши и прочны, что их используют в Испании в качестве столбов для ворот. Кристаллы весом в пять тонн известны в США. К сожалению, все они непрозрачны и не имеют значения как драгоценные камни, но из них извлекают легкий металл – бериллий.

Однако и чистые бериллы, или аквамарины, достигают иногда громадной величины. Так, в 1910 году на юге Бразилии был найден кристалл нежно‑голубого, идеально прозрачного камня аквамарина, длиною в полметра и весом в сто килограммов. Рассказывают, что его аккуратно распилили на кусочки, и в течение трех лет аквамариновый рынок был насыщен одним этим камнем: чуть ли не во всем мире во всех аквамариновых украшениях находились кусочки этого одного кристалла.

Даже изумруды достигают иногда почтенных размеров. Достаточно вспомнить наш знаменитый изумруд чудного зеленого тона весом в два килограмма двести двадцать шесть граммов. Замечательна судьба этого камня, найденного на Сретенском прииске Изумрудных копей в 1834 году. Директор фабрики Каковин спрятал его у себя, но во время внезапной ревизии из Петербурга камень нашли и увезли в столицу, а злосчастного Каковина посадили в тюрьму, где он покончил жизнь самоубийством. По странной иронии судьбы и в столице камень не попал в руки государственной казны, а, мягко выражаясь, «остался» в кабинете графа Перовского, потом оказался в частной коллекции князя Кочубея. После разгрома в 1905 году имения Кочубеев этот камень нашли в парке и отвезли его в Вену. Там его купило русское правительство, и сейчас, после столь длинных и сложных мытарств, изумруд красуется в Минералогическом музее Академии наук в Москве.

А рядом с ним в том же музее лежит замечательная глыба александрита, самая большая в мире, весом в пять килограммов, и состоящая из двадцати двух кристаллов, темно‑зеленых днем и ярко‑красных вечером.

Наравне с крупными, историческими кристаллами известны огромные глыбы, как говорят – монолиты, различных цветных или орнаментовочных камней.

Так, самые большие глыбы темно‑зеленого нефрита, весом в восемь – десять тонн, еще сейчас лежат по течению реки Онот, в Восточной Сибири, и ждут рук человеческих, которые сумели бы на месте распилить их на куски, нужные для промышленности.

Еще крупнее была глыба розового орлеца (родонита), весом в сорок семь тонн, которая была найдена на Среднем Урале. После огромных трудов ее обточили и сделали из нее дивный саркофаг (весом «только» в семь тонн), ныне хранящийся в Петропавловском соборе‑музее в Ленинграде.

Глыбы малахита в Меднорудянске, около Нижнего Тагила, весили двести пятьдесят тонн (находка 1836 года). Их приходилось разбивать на части и извлекать из глубин отдельными кусками по две тонны весом каждый. Знаменитый Малахитовый зал Зимнего дворца украшен малахитом именно этих глыб.

Нередко встречаются огромные кристаллы слюды. Так, в Сибири, на руднике Согдиондон, найден кристалл слюды весом девятьсот килограммов. А кристаллы мусковита – разновидности слюды, добываемые на рудниках Мамского рудоуправления, весят обычно от одного килограмма до двадцати.

Особенно крупными бывают большие однородные монолиты яшмы, нередко их вес превышает десять – двенадцать тонн. Та глыба, из которой вырезана знаменитая огромная зеленая ваза в Эрмитаже, весила сорок тонн. С великим трудом сто шестьдесят лошадей вывезли ее на валках из Ревневской каменоломни на Алтае, и по горным дорогам, по Великому Сибирскому тракту, водным путям рек Камы, Волги и Невы очень много дней путешествовала она, прежде чем была доставлена в Петербург.

Самые большие в мире монолиты встречаются в залежах знаменитого красного финского гранита – рапакиви. Многие замечательные строения Ленинграда украшены этим камнем. Этим же гранитом облицованы прекрасные набережные Невы и старые соборы.

Монолит Александровской колонны на Дворцовой площади весил 3700 тонн и был длиною в 30 метров. Даже сейчас, длиною в 25,6 метра, он является величайшим камнем: вместе с постаментом и ангелом он высится на 48,77 метра. Всем известны колонны Исаакиевского собора‑музея в Ленинграде высотою в 16,46 метра и Казанского – в 12,79 метра.

Если мы припомним еще вес наших самых крупных платиновых самородков (8395 граммов) и самородков золота, то сможем в цифрах представить себе минеральные богатства нашей природы, грандиозные размеры ее кристаллов, самородков и монолитов.

 

Камни и растения

 

Посмотрите на фотографии, помещенные в этом разделе книги: что это – окаменевшие растения или мох, выросший на каменной пластинке?

На первой фотографии изображена ветвистая белоснежная масса из нежных сплетений тонких стебельков, которые извиваются и переплетаются в ломкую постройку.

 

Рис. 7. Железный цветок из Рудных гор. Чехословакия

 

Рис. 8. Отшлифованный агат с дендритами – так называемый моховой агат

 

Это образование выросло на темной железной руде в Рудных горах Чехословакии, и его называют: «железные цветы». Такие цветы достигают иногда объема в несколько кубических метров.

Как ни сказочно прекрасны эти постройки, но ничего общего с растениями они не имеют, а растут из водных растворов в железных рудниках.

Точно так же ничего общего с растением не имеют и древовидные образования, показанные на другом рисунке.

Эти образования благодаря своему сходству с растением получили название дендриты – «деревца», и их очень часто можно найти при раскалывании слоистых пород. Колешь, колешь – и неожиданно между двумя слоями вырисовывается тончайший рисунок нежных веточек – желтых, красных или черных. Нередко они бывают одновременно нескольких тонов, явно как бы растущих от одного корня или из какой‑либо одной жилки.

Этот совершенно особый рост минералов протекает или в очень тоненьких трещинах между двумя слоями породы, или в еще не вполне окаменевшей среде желеобразного вещества, в которое неожиданно попали железистые растворы. Некоторым ученым удалось с замечательным искусством вырастить в лаборатории такое «растение», помещая в желатин или клеевое вещество капли посторонних растворов. Нечто похожее можем наблюдать и мы с вами, капая молоко на поверхность полузастывшего киселя.

В знаменитых «моховых агатах» Индии такие веточки зеленых, бурых и красных веществ образуют целые сложные и затейливые леса, заросли трав, кустов, деревьев, подобные причудливым зарослям морского дна. Теперь мы знаем, что они образовались потому, что агатовое вещество некогда, при застывании расплавленных лав Индии, представляло желеобразную массу, в которой и шел рост этих дендритов.

Как часто эти образования признавали за некогда существовавшие растения! Сколько ошибочных выводов было сделано даже крупными учеными, и только в последнее время, когда точные опыты повторили эти образования в лаборатории, восторжествовало правильное их объяснение.

Конечно, это не значит, что не существует настоящих окаменевших растений – деревьев, листьев, корней или плодов. В целом ряде случаев мы имеем дело действительно с некогда существовавшими растительными организмами. Их вещество было постепенно и медленно замещено минеральными растворами. Этот процесс шел очень медленно и иногда так осторожно и так тонко, что под микроскопом можно разглядеть даже детали строения тех мельчайших клеточек, из которых было построено живое растение.

Мы знаем целые окаменелые леса деревьев, сплошь превращенных в агат, халцедон или кремень. Около Ахалцихе, в Закавказье, среди белоснежного вулканического пепла встречаются в изобилии громадные окаменелые пни и стволы деревьев. Когда здесь прокладывали шоссе в Батуми, то их просто отбрасывали на склоны горы, и еще сейчас можно любоваться этими громадными необычайными глыбами деревьев с корнями и ветвями в несколько тонн весом.

В окрестностях города Кирова на полях очень часто встречаются окаменелые деревья. Крестьяне при обработке поля складывали их в кучи и называли чертовым дубом, не подозревая, что из прекрасных кусков до ста килограммов весом можно выделывать красивые и ценные вещицы – разрезные ножи, пепельницы, коробочки, вазочки.

Камень и растение гораздо теснее переплетаются в своей жизни, чем мы думаем, и много еще загадок таится в мире камня – там, где стираются границы между живой и неживой природой, где все живет своей особенной жизнью.

 

О цвете камня

 

Если вы пойдете в большой Минералогический музей или будете разглядывать витрину драгоценностей в Эрмитаже или Оружейной палате, то невольно вас поразят яркость и разнообразие окраски камня. Во всей природе нет более чистых сверкающих тонов, чем кроваво‑красные рубины, лазорево‑синие лазуриты и азуриты, ярко‑желтые топазы и зеленые изумруды или везувианы.

Но еще поразительнее разнообразная раскраска одного и того же камня. Вот, например, берилл со всеми своими разновидностями: темно‑зеленоватые до глубоко сине‑зеленых аквамарины, золотисто‑желтые бериллы, вишнево‑розовый сверкающий воробьевит, густо‑зеленый изумруд и совершенно чистые, бесцветные, как вода, камни все того же берилла.

Еще замечательнее турмалин. Один конец его длинного кристалла может быть окрашен иначе, чем другой. Если разрезать его вдоль, то он окажется послойно окрашенным в самые разнообразные цвета: розовые, зеленые, голубые, бурые и черные. Но окраска камней бывает изменчивой и по другим причинам; некоторые минералы меняют свою окраску, если смотреть сквозь них в разных направлениях. Целый ряд драгоценных камней обладает этим свойством, как говорят минералоги – плеохроизмом. Если посмотреть через такой минерал, вращая его в руках, то цвета будут меняться. В одних положениях это будут синие, зеленые и серовато‑бурые тона, в других – густо‑синие или светло‑розовые и так далее. Впрочем, иногда дело обстоит сложнее: есть топазы, которые с одного бока кажутся голубыми, а с другого – винно‑желтыми. При этом цвет всего камня не меняется, но окраска так распределена, что нам кажется, будто цвет камня изменился. Иногда окраска в камнях может быть распределена неправильно; мы можем в этом убедиться, если возьмем, например, уральский аметист, красивый фиолетовый камень, и положим его в стакан воды: окраска сразу соберется в одно место, а весь камень будет казаться бесцветным.

Наконец, некоторые минералы обладают своеобразным свойством менять свой цвет при вечернем освещении. Особенно замечателен драгоценный камень александрит, который встречается почти исключительно на Урале, в знаменитых Изумрудных копях. Днем он темно‑зеленый, но при свете электричества, лампы или простой спички он загорается темно‑малиновым цветом, а в лучах солнца кажется нежно‑фиолетовым с синевато‑зеленым отливом.

Таких минералов мы знаем немного. Неудивительно, что об александрите рассказывают немало легенд. У Лескова можно прочесть: «И было у александрита утро зеленое, а вечер – красный».

Окраска камня иногда настолько замечательна, что еще в древности высоко ценили яркий драгоценный камень, называли его цветком земли и приписывали ему особенную силу и влияние на человека. Часто на камнях вырезали надписи и изображения. Одни носили камень на руке в перстне, другие украшали им свои дома. Камню, ярко окрашенному самоцвету, приписывали священные свойства талисмана, связывали камень со звездами и даже судьбу человека ставили в зависимость от цвета камня.

Сейчас, конечно, цвет камня нас интересует совершенно с другой стороны. Мы ценим его за красоту, связанную с игрой и блеском; ценим его как красивый материал для разных изделий, облицовки зданий, мелких безделушек. Но вместе с тем ищем и ответа на то, отчего происходит окраска камня и почему она столь изменчива.

Надо сказать, что в этом направлении было предпринято довольно много научных работ, и выяснилось, что окраска камня представляет одну из интереснейших, но вместе с тем и труднейших задач современной минералогии. Окраска минерала нередко зависит от ничтожнейших следов примесей какого‑либо вещества, и даже самые тонкие методы анализа не могут определить этих количеств. Так, до сих пор мы не знаем точно, от чего зависит, например, фиолетовая окраска аметиста или красивый дымчатый цвет золотистого топаза. Правда, за последнее время в отдельных случаях удалось разгадать тайну цвета. Так, мы знаем, что красный цвет рубина и зеленый цвет изумруда зависят от примеси металла хрома, цвет бирюзы – от меди, а красного агата – от железа. Но очень часто загадка окраски остается неразгаданной. Возможно, что иногда цвет камня совсем не зависит от примесей, а является результатом очень глубоких законов строения самого камня, распределения в нем отдельных атомов и молекул. Такая окраска связана с внутренней структурой камня; таков, например, синий цвет лазурита или желто‑зеленый цвет уральского драгоценного камня – демантоида.[21]

Однако не надо думать, что цвет камня всегда есть что‑то постоянное и неизменяемое. Оказывается, что цвет иногда меняется не только сам по себе, когда камень блекнет, подобно засыхающему цветку. Нет, цвет камня можно изменить и искусственно. Еще в старых индийских сказаниях говорилось о том, что камень ярок и прекрасен лишь в первое время после того, как его извлекли из земли, но потом он тускнеет, и его окраска, особенно под влиянием лучей солнца, бледнеет. У нас на Урале, у горщиков‑крестьян, добывавших из твердых пород самоцветы, сложилось поверье, что для того, чтобы сохранить природную яркость камня, надо его держать целый год в мокром месте, лучше всего в погребе. Раньше над этими фантазиями много смеялись, но оказалось, что в них есть доля правды: самоцветы на свету часто блекнут, изумруды и топазы светлеют, а винно‑желтый фенакит иногда в течение только одного месяца делается бесцветным и чистым, как вода.