Тесты, как метод исследования в психологии 9 страница

 

Также может изучаться восприятие времени: могут быть оп­ределены некоторые факторы, влияющие на субъективную дли­тельность данного интервала. Например, на восприятие времени влияют медикаменты. Вообще говоря, то, что ускоряет процессы в организме, имеет тенденцию ускорять течение времени, а пси­хологические депрессанты имеют тенденцию замедлять его.

 

Оценка коротких временных интервалов может отражать работу механизмов, отличных от тех, которые обеспечивают оценку длительных интервалов. В случае коротких интерва­лов есть тенденция недооценивать ничем не заполненные про­межутки времени. В случае длительных интервалов точность оценки времени зависит от событий в окружающей среде и состояний организма.

 

Зрительное движение

 

Зрительное восприятие движения — один из самых увлекательных разделов психологии восприятия. Как и боль­шинство основных феноменов, восприятие движения объектов в окружающей среде на первый взгляд не представляет осо-

 

 

1 D. Krech, R. Crutchfield and N. Livson. Elements of psychology. N. Y., 1969, pp. 219—229.

 

447

 

бых проблем. Вопрос: почему мы видим, как движется объект? Ответ: просто потому, что объект движется и, двигаясь, меняет свое положение в пространстве; поскольку мы замечаем эти изменения, мы «видим» движение. Теперь этот простой ответ вообще не является ответом. Часто физическое движение не воспринимается, а видимое движение наблюдается там, где полностью отсутствует реальное движение.

 

Индуцированное движение

 

Возьмем в качестве примера иллюзорное движение луны за облаками. Он иллюстрирует и то, что реально движу­щийся объект (облака) может казаться неподвижным, и то, что реально неподвижный объект (луна) может восприниматься движущимся. Говорят, что движущийся предмет «вызывает» видимость движения другого предмета, поэтому мы называем это явление «вызванным», или индуцированным движением.

 

 

Рис. 1. Три экспериментальные си­туации, создающие эффект индуци­рованного движения. Точка и пря­моугольник могут двигаться незави­симо друг от друга. Сплошные линии указывают физическое движение, пунктирные — видимое движение:

 

а) реально движется только точка;

 

б)»»» прямоугольник;

 

в)»»» и точка и прямо­угольник. Несмотря на это, во всех

 

случаях воспринимаемое движение

одинаково: кажется, что движется

точка, а прямоугольник остается не­подвижным. Три различных физи­ческих движения имеют своим ре­зультатом идентичное восприятие

движения. 1 — действительное дви­жение; 2 — конечное положение и

воспринятое движение.

Чтобы понять его, давай­те сначала проанализируем стимульную ситуацию. На сетчатке имеются изображе­ния луны и облаков. Посколь­ку облака приближаются к луне, расстояние между их

 

изображениями на сетчатке сокращается. Именно это рас­стояние между двумя проек­циями на сетчатке и форми­рует стимул для восприятия движения.

 

Если вся информация, ко­торую мы имеем, состоит в смещении двух предметов от­носительно друг друга, то си­туация двусмысленна с точ­ки зрения наблюдателя: в действительности могут дви­гаться как каждый из объек­тов в отдельности, так и оба объекта вместе. Тогда какой же из них будет восприни-

 

448

маться движущимся? Вообще при наличии логической воз­можности восприятия движения любого объекта «двигаться» имеет тенденцию тот, который видится как фигура относи­тельно фона, создаваемого другим объектом.

e) Олпорт Ф.Х. Феномены восприятия.

Введение такой первоначальной классификации требует известной смелости, и различные классификации могут не совпадать. Тем не менее нам надлежит сделать попытку, поскольку составление списка основных феноменов, которые должны быть объяснены теориями восприятия, представляет собой предварительное условие правильного анализа этих теорий. Это особенно необходимо, поскольку мы собираемся оценивать теории с точки зрения их общности или полноты. Большинство категорий, с помощью которых мы будем описывать классы феноменов восприятия, носит феноменологический характер. Они характеризуют разнообразные, но специфические свойства вещей, представленных наблюдателю в его опыте. В какой-то степени они выражают традиционный подход к экспериментам и теориям в области восприятия. Такой подход вполне понятен. Без него, как мы уже говорили, экспериментальное исследование восприятия будет малосодержательным. Однако следует помнить, что восприятие есть также активность организма. Оно предполагает наличие рецепторов, нервных импульсов, кортикальных структур и моторных элементов, не говоря уже о возможных влияниях установки или состояний организма — потребностей, мотивов, эмоций и т. п. Некоторые из этих факторов будут фигурировать в нашем списке явлений. Можно думать, что единственная причина, почему эти физиологические аспекты не всегда упоминаются наряду с феноменальными, состоит в их недостаточной еще изученности, недостаточной установленности их роли. Наше последнее знание относительно них сводится к убеждению, что объяснение перцептивных процессов должно непременно на них основываться.

 

Весьма разумно, следовательно, эти физиологические аспекты восприятия, уже частично резюмированные во второй главе, еще раз обсудить в связи с феноменами восприятия. Совершенно независимо от вопроса Коффки, почему вещи выглядят такими, какими мы их видим, рассмотрение физиологических систем, обеспечивающих отражение объектов внешней среды и благодаря этому интеграцию целостного поведения организма, подводит к самому существу проблемы перцептивных процессов.

 

ШЕСТЬ БОЛЬШИХ КЛАССОВ ФЕНОМЕНОВ ВОСПРИЯТИЯ

 

Все феномены восприятия могут быть сгруппированы в шесть больших классов. Классы эти и их иллюстрации могут показаться довольно элементарными читателю, уже знакомому с ними. Тем не менее их обзор существен для получения четкого представления о задачах, стоящих перед различными теориями восприятия.

 

Представим себе, что мы смотрим на различные диски, круги и другие простые объекты в меняющихся условиях. Хотя для удобства наши примеры будут взяты из области зрения, все рассмотренные ниже феномены могут быть легко проиллюстрированы и в других сенсорных модальностях.

 

1. Небольшой бумажный диск показывается на белом фоне. Мы констатируем, что он видится красным. Нам предъявляется второй диск, и он выглядит синим. Представленные в непосредственном опыте определенные «качества» — в зрении мы называем их тонами или цветами — являются одним из наиболее очевидных аспектов того, как выглядят вещи. Музыкальный тон, запах розы, вкус, боль, переживания давления, тепла или холода составляют другие хорошо знакомые примеры. Далее мы замечаем, что качества характеризуются различными «количествами» или измерениями. В зрении, например, качества имеют пространственную протяженность: каждое из них как бы охватывает определенную область пространства. По отношению к качеству мы имеем также переживания «интенсивности» или «силы». Один серый диск выглядит ярче или темнее другого, один красный цвет кажется более насыщенным, нежели другой; один из тонов может быть громче или тише другого и т. д. Переживание качества, кроме того, длится во времени. Сенсорные качества и их количественные измерения составляют, следовательно, один общий аспект того, какими мы видим вещи1. Конечно, эти качества и измерения часто модифицируются условиями среды, в которой они наблюдаются, например фоном или освещенностью. Кроме того, они могут различным образом взаимодействовать друг с другом, но сущность качества никогда не объясняется полностью этими взаимодействиями. Хотя наши образы восприятия более сложны, чем эти простые качества или сенсорные модальности, последние всегда в них присутствуют.

f) Кимбл Дж., Джармези Н. Обнаружение пороговых сигналов и принятие решения.

Обнаружение предельно слабых раздражителей

 

Вопрос о том, обнаруживает ли человек некото­рое изменение в окружающей среде, при традици­онном его рассмотрении распадается на два:

 

1. Какова минимальная, впервые обнаруживае­мая интенсивность раздражителя для каждой из сен­сорных модальностей?

 

2. Почему бывает так, что некоторые раздражи­тели, интенсивность которых достаточна для обна­ружения, все же остаются незамеченными?

 

До сих пор мы занимались рассмотрением вто­рого из этих вопросов и должны теперь обратиться к первому. Обычно он рассматривается как проблема определения абсолютного порога некоторой сенсор­ной модальности.

 

Понятие абсолютного порога

 

В психологии понятие абсолютный порог или аб­солютный предел относится вообще к минимальной интенсивности какого-либо процесса, при которой он может быть обнаружен. Хотя это понятие наиболее часто встречается в литературе по восприятию, оно употребляется также и в других контекстах. Так, в об­ласти обучения принято, что существует подпороговая стадия упрочения навыка, когда он еще не ока­зывает заметного влияния на поведение. В психоана­лизе та же самая идея находит отражение в понятии подсознательной или бессознательной мотивации. В физиологической литературе известно, что единич­ный нервный импульс может оказаться слишком сла­бым, чтобы преодолеть порог синаптической переда­чи. Таким образом, общая идея, заключенная в этом понятии, имеет более широкое значение.

 

Чувствительность различных органов чувств

 

Изучение абсолютного порога для различных сенсорных модальностей показывает, что основные органы чувств отвечают на раздражения, которые удивительно слабы, столь слабы, что большая чув­ствительность давала бы плохое, приспособление к реальности физического мира. Адаптированный к темноте глаз отвечает примерно на 7 квантов света (на несколько стобиллионных эрга в единицах изме­рения энергии). Если бы глаз был еще более чув­ствительным, мы стали бы воспринимать уже осо­бого рода эффекты. Постоянный свет казался бы прерывистым, и мы без сомнения могли бы видеть химические процессы в самом глазе. Абсолютный порог для слуха также настолько мал, что если бы ухо было лишь немного чувствительнее, мы могли бы слышать случайные удары молекул по барабан­ной перепонке. Иначе говоря, достаточно давлению воздуха сместить барабанную перепонку всего лишь на 0,0000000001 см, чтобы мы услышали звук. Слухо­вые клетки внутреннего уха обнаруживают движе­ния, амплитуда которых составляет менее 1 процен­та диаметра молекулы водорода.

g) Леонтьев А.Н. О механизмах чувственного отражения.

Развитие научных представлений о конкретных механизмах непосредственно чувственного познания имеет двоякое значение: психологическое и философское. Последнее делает данную проблему особенно важной, требующей внимательного анализа ее состояния не только с конкретно-научной, но и с гносеологической точки зрения.

 

Классическая физиология органов чувств XIX в. открыла большое число фундаментальных научных фактов и закономерностей. Она вместе с тем развивала в учении об ощущении теоретическую концепцию, которую последнее время иногда называют у нас «рецепторной», противопоставляя ее рефлекторной концепции ощущений, опирающейся на воззрения И. М. Сеченова и И.П. Павлова. «Рецепторная» концепция, как известно, отвечала субъективно-идеалистической философии. Последняя в свою очередь широко использовала эту концепцию для защиты своих позиций.

 

Характерное для рецепторной концепции положение состоит в том, что специфическое качество ощущения определяется свойствами рецептора и проводящих нервных путей. Это положение было сформулировано И. Мюллером в качестве особого принципа «специфических энергий органов чувств». Так как принцип этот, взятый в его общем виде, иногда представляется как якобы выражающий лишь самоочевидные и банальные факты вроде того, что глаз по самому своему устройству может давать лишь зрительные ощущения, а ухо — ощущения слуховые, полезно напомнить его более полное изложение. В своем «Курсе физиологии человека» Мюллер выражает этот принцип в следующих тезисах:

 

«Мы не можем иметь никаких ощущений, вызванных внешними причинами, кроме таких, которые могут вызываться и без этих причин — состоянием наших чувствительных нервов».

 

«Одна и та же внешняя причина вызывает разные ощущения в разных органах чувств в зависимости от их природы».

 

«Ощущения, свойственные каждому чувствительному нерву, могут быть вызваны многими и внутренними и внешними воздействиями».

 

«Ощущение передает в сознание не качества или состояния внешних тел, но качества и состояния чувствительного нерва, определяемые внешней причиной, и эти качества различны для разных чувствительных нервов...» [1].

 

Из этих тезисов Мюллер делал вполне определенный гносеологический вывод: ощущения не дают нам знание качеств воздействующих вещей, так как отвечают им соответственно качеству самого чувствительного органа (его специфической энергии). В дальнейшем этот субъективно-идеалистический вывод был широко поддержан на том основании, что, опираясь на конкретные знания о процессах ощущения, нет возможности его опровергнуть. С позиций рецёпторной теории этого действительно сделать нельзя, так как невозможно отрицать реальность тех фактов, которыми доказывается зависимость специфичности ощущения от устройства органов чувств. Разве фактически не верно, например, что один и тот же, скажем механический, раздражитель вызывает качественно различные ощущения в зависимости от того, на какой орган чувства он воздействует — на глаз, ухо или на поверхность кожи, или что разные раздражители (электрический ток, давление, свет), действуя на один и тот же орган, например на глаз, вызывают ощущения одинакового качества, в данном случае световые?

 

Хотя субъективно-идеалистические выводы ближайшим образом действительно вытекают из принципа специфических энергий, их более глубокое основание лежит в том общем исходном положении, которое и характеризует рассматриваемую концепцию именно как рецепторную. Положение это таково: для возникновения ощущения достаточно, чтобы возбуждение, вызванное в рецепторе той или иной внешней причиной, достигло мозга, где оно непосредственно и преобразуется в субъективное явление. В соответствии с этим положением анализ процессов, порождающих собственно ощущения, ограничивается лишь начальным афферентным звеном реакции; дальнейшие же процессы, вызванные в мозгу пришедшим с периферии возбуждением, рассматриваются как осуществляющие лишь последующую переработку ощущений («бессознательные умозаключения», «ассоциативный синтез» и т.п.), но в возникновении самого ощущения не участвующие. Тем более это относится к ответным двигательным процессам, которые вообще выпадают из поля зрения рецёпторной концепции.

h) Соколов Е.Н. Рефлекторные механизмы действия раздражителя на анализаторы.

Целостная картина того, как осуществляется процесс восприятия и в каком отношении находится рецепция к механизмам образования условных рефлексов, неотделима от нового понимания самого механизма анализатора, которое складывается в настоящее время в связи с исследованиями в области физиологии нервной системы (см. Брейзье, 1955; Готчик, 1955).

 

В отличие от классического представления о проведении возбуждения в анализаторе по специфически связанным с данным рецептором путям нужно представить себе не один, а по крайней мере два пути проведения возбуждения: специфический и неспецифический. В качестве примера можно указать на зрительный анализатор, специфический путь которого, начинаясь в фоторецепторах сетчатки, через систему биполярных и ганглиозных клеток сетчатки следует в наружное коленчатое тело и оттуда к четвертому слою коркового отдела, расположенного в затылочной области (17-е поле по Бродману). Этот хорошо известный путь распространения возбуждения является специфическим для следования специальных сигналов в зрительной системе.

 

Однако это не единственный путь распространения возбуждения, вызванного действием светового раздражителя. От зрительного пути отходят коллатерали к ретикулярной системе — сложному клеточному образованию, начинающемуся от спинного мозга и заканчивающемуся в неспецифических ядрах таламуса. Эта система также передает возбуждение в кору. Но в отличие от импульсов, идущих по специфическому пути проведения возбуждения, импульсы, поступающие в ретикулярную систему, многократно отражаясь, не передают специальную информацию, связанную с тонким различением свойств предмета, а регулируют возбудимость корковых клеток, заканчиваясь в коре синапсами неспецифических волокон.

 

Итак, специфический путь связан с передачей специальной информации. Путь неспецифический, как это следует из данных Лоранте де Но (1943; см. Фултон. 1951). выходит на все слон коры и служит для передачи тонизирующих активирующих влияний. Различие этих двух систем проведения возбуждения выражается в различных электрических показателях: проведение импульса в специфической системе характеризуется возникновением в коре потенциала действия первичного ответа коры; проведение же возбуждения по неспецифическому пути характеризуется вторичным ответом и затянутым действием, состоящим в эффекте изменения фоновой ритмики коры. Этот эффект выражается в появлении быстрых высокоамплитудных колебаний, сменяющих более медленный ритм. Он объясняется десинхронизацией — нарушением ритмичности в разряде нервных клеток коры в связи с влиянием ретикулярной системы.

 

Специфический и неспецифический пути проведения возбуждения различаются областью распространения возбуждения в коре. В то время как специфический ответ возникает в точках коры, представляющих по принципу сомато-топической проекции соответствующие точки рецепторы ой поверхности на периферии, неспецифическое влияние вызывает генерализованное воздействие в широких областях коры. Отличаются обе системы и временем проведения возбуждения. Так, первичный ответ на свет, связанный со специфической системой, достигает максимума через 67,5 мсек. Вторичный ответ, связанный с ретикулярной системой, достигает максимума спустя 117,5 мсек, (Монье, 1956). Изменение аЪоновой ритмики наступает с латентным периодом около 300 мсек.

 

В передаче активирующего влияния на корковые нейроны участвуют две основные части ретикулярной системы — стволовая и таламическая, отличающиеся по характеру своего действия. К этим отделам ретикулярной системы на разных уровнях отходят специальные коллатерали, так что изолированное разрушение одной системы не исключает действия другой. Стволовая ретикулярная система оказывает влияние на всю кору, вызывая широко распространенную депрессию (десинхронизацию) медленных корковых ритмов. В отличие от нее ретикулярная система таламуса обладает более избирательным действием; одни ее отделы локально влияют на передние сенсомоторные, а другие — на задние области коры, связанные с переработкой зрительно-слуховой информации.

 

Условия проведения возбуждения в специфическом и не-сдецифических путях значительно отличаются друг от друга.

 

Это позволяет рнссматриввть их в известном отношении независимо. Так, в условиях сна (естественного или медикаментозного) проводимость специфического пути сохраняется высокой, и первичный ответ коры регистрируется при этом наиболее отчетливо. Вместе с тем сон, связанный с выключением ретикулярной системы, лишает кору тех активирующих воздействий, которые возникают под влиянием возбуждения ретикулярной формации. При этом специфическое возбуждение, отчетливо выражающееся в появлении первичного ответа коры, не ведет к поведенческому акту (в опытах у животных). Анестезированное животное не реагирует изменением своего поведения на пришедший в кору специфический для данного анализатора раздражитель. Во сне у человека, когда активирующая деятельность ретикулярной системы снижена и кора заторможена, специфический раздражитель также не воспринимается и не вызывает изменений поведения. Следовательно, хотя специфическая и неспецифическая системы афферентации и могут рассматриваться в целях аналиам независимо друг от друга, только их совместная деятельность может обеспечить рецепцию раздражителя и его использование в регуляции поведения (Эдриан, 1954: Хебб, 1955). Таким образом, анализатор, участвуя в актах восприятия, образует единое целое только при взаимодействии специфической и неспецифической систем возбуждения.

 

Итак, первым принципом, существенно дополняющим наши представления об анализаторе, является принцип взаимодействия специфического и неспецифического путей проведения возбуждения.

 

Вторым, не менее важным принципом, развивающим наши представления об анализаторе как собственно афферентной системе, является принцип, требующий рассмотрения анализатора как афферентно-эфферентной системы. Периферические воспринимающие приборы, участвующие в деятельности анализатора, ведут себя не только как рецепторы, но я как эффекторы. Применяя к анализатору термин, получивший широкое распространение в кибернетике, можно сказать, что он работает как система с обратной связью, изменяя функциональное состояние рецепторов под влиянием сигналов, поступающих из вышележащих отделов (Гранит, 1955). Эти оорат-иые связи имеются на разных уровнях анализатора. Племен тарной формой такой обратной связи являются волокна, возвращающиеся к нервной клетке назад от основного пути передачи возбуждения (Экклс, 1953).

2. Законспектируйте статью: Скороходова О.И. Как я представляю окружающий мир [Текст] // Хрестоматия по психологии /Под ред. А.В.Петровского. – М., 1987.

Многих зрячих чрезвычайно интересует вопрос: могу ли я представить тот или иной цвет? Некоторые даже спрашивали: нельзя ли с помощью осязания различать цвета?

 

На оба эти вопроса я отвечаю: «Конечно, нет». Но поскольку я пользуюсь языком зрячих, то о различных цветах и их оттенках говорю теми же словами, какими принято о них говорить.

 

Представлять цвета мне очень хочется, и когда я была помоложе, то часто приставала к своим близким, чтобы они объяснили мне различные цвета! Например: однажды мне сшили хорошее шерстяное платье и сказали, что оно цвета кофе с шлеком, по фасону платье мне очень нравилось, поэтому особенно хотелось знать, какой же это кофейный цвет? Мне ответили:

 

- Совершенно такой, как кофе с молоком. Представляешь? Конечно, я представила чашку горячего кофе с молоком, представила даже запах и вкус кофе, но только не цвет, — вместо цвета мне представлялось мое платье, которое я очень тщательно ощупывала, хотя знала, что с помощью пальцев я не в состоянии увидеть кофейный цвет.

 

Другой раз я спросила, какого цвета мой шарф, и узнала, что он песочного цвета.

 

- Какой же это песочный цвет? — спросила я.

- Такой, как песок. Представляешь?

 

Мне очень ясно представился песок в нашем саду, который ребятишки рассыпали лопатками и ведерками. Затем мне представился берег реки, много влажного и холодного песка. Наконец, представился знакомый пляж на берегу моря с сухим горячим песком, в который я зарываю ноги, но с представлением о песочном цвете также ничего не получилось. Пытались мне еще объяснить зеленый цвет, сравнивая его с травой или листьями на деревьях; и я припоминала траву или листья, но не более того.

 

Подобная же история повторилась при объяснении абрикосового цвета: в моем воображении возникли нагретые солнцем душистые абрикосы, которые я срываю с веток и тут же съедаю, но это отнюдь не помогло мне в смысле представления цвета абрикосов.

ПРОСТРАНСТВЕННЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ.

ЭМОЦИОНАЛЬНЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ.

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О ТОМ, ЧЕГО Я НЕ ВИДЕЛА

О некоторых представлениях

 

Бывает так, что я остаюсь дома одна днем и вечером. Я нахожусь в своей комнате, не воспринимаю извне никакого шума, не вижу дневного света, а вечером электрического - вообще пребываю во мраке и тишине, но это не значит, что я погружена в небытие.

 

Напротив, я знаю, что вокруг меня происходит непрерывное движение человеческой жизни независимо от того, воспринимаю я это движение или нет. Я пытаюсь представить себе жизнь людей, движение в городе. Но шум и звуки представляются мне в виде непрерывных вибраций, которые я ощущаю, когда нахожусь на улице или когда еду в трамвае, троллейбусе и т.д. Представляю я знакомых мне людей; представляю их отдельно, то одного, то другого; представляю небольшими или большими группами, как это бывает, например, в метро. Но их голосов я не представляю, мне кажется, что они молчат или говорят очень мало и притом говорят беззвучно. Если же я захочу все-таки представить человеческие голоса, то звуки чудятся мне на кончиках моих пальцев, потому что некоторых своих знакомых, а также и собственный голос я «слушаю» руками. Я представляю, что на улице играют дети, играют весело, бегают, смеются, но их громкие крики я не представляю, а лишь предполагаю, что ребятишки шумят и кричат во время игры. Все то, что происходит на улице и чего я не могу «осмотреть» руками, а лишь знаю со слов других, представляется мне в уменьшенном виде. Но когда я непосредственно воспринимаю что-либо при помощи осязания - еду в автобусе, осматриваю что-нибудь, перехожу улицу, бываю в метро и т.д., тогда все представляется мне в своем натуральном виде и размере.

 

Если я попытаюсь выразить свои представления поэтическим языком, то это будет примерно так: вся жизнь, которая протекает вокруг, отделена от меня «стеклянной стеной». Зрячие люди видят все окружающее и могут рассказать мне об этом, но как только я захочу непосредственно воспринять эту жизнь, без помощи зрячих и слышащих, я натыкаюсь на тонкую «стеклянную стену», которая кажется мне настоящей «китайской» стеной. Я многое о жизни знаю, но зрительно и в виде слуховых восприятий ее не ощущаю.

Какими мне кажутся картины

 

Когда я бываю в музеях и тот, кто меня сопровождает, хочет пересказать мне изображенное на какой-либо картине, я слушаю с интересом, но не всегда представляю картину такой, какова она в действительности.

 

Если на картине изображены предметы, которые я раньше осматривала (например, люди, деревья, тропинки, знакомые мне птицы и животные), тогда я составляю приблизительное представление о картине. Если же на картине изображается, например, солнечный восход или закат, различные пейзажи или бушующее море с погибающим пароходом, тогда я представляю совершенно гладкую поверхность полотна картины, к которой прикасаюсь руками, а солнце или море представляются мне отдельно независимо от картины и такими, какими я их воспринимаю в природе: солнце согревает меня своими лучами, а море плещется у моих ног, обдавая меня каскадами брызг; мне чудится даже специфический запах моря.

 

Уходя из музея, я могу вспомнить о картинах, и мне они представляются в таком же размере, в каком я их воспринимала: представляется стекло, если картина была под стеклом, представляется рама - гладкая или с инкрустациями, но не_пейзажи, т.е. не красочные виды; мне вспоминается только содержание, только смысл описания, да еще тень чего-то неясного. Поэтому я предпочитаю скульптуру, как вполне доступную моему тактильному «зрению», а следовательно, и пониманию. Но поскольку я пользуюсь языком зрячих и слышащих людей, поскольку я читаю художественную литературу, то вполне могла бы рассказать - и, вероятно, не хуже зрячих, - о какой-либо картине, которую никогда не видала, но, зная содержание того, что на ней изображено, тем же языком, теми же фразами, что и слышащие люди. Слушающий меня человек, наверное, не поверил бы, что я никогда не видела данную картину глазами. Однако в своих работах я пишу только правду и не хочу приписывать себе то, чего я не видела и чего не представляю.

О животных, О некоторых животных

 

В разное время в разных детских книжках я читала описания многих животных, и в том числе описание льва. В связи с этим вспоминаю такой случай: нашей маленькой слепоглухонемой девочке Марусе купили для занятий игрушечных животных - льва, свинью, лошадь, корову. Играя с Марусей, я должна была назвать ей этих животных. Я взяла в руки льва и стала припоминать те описания, которые я читала, сравнивая их с этим животным. Внимательно ощупывая игрушку, я обнаружила на ее голове гриву, затем осмотрела ее туловище, морду - мне совершенно ясно представился лев. Я уверенно сказала, обращаясь к воспитательнице:

 

- Это лев! Вот его грива, вот круглая голова и тупая морда...

 

Остальных животных (свинью, лошадь, корову) я раньше осматривала живыми и потому сразу узнала. Хотя у лошади имелась тоже грива, но длинные ноги и другое строение головы не позволяли спутать ее со львом. Свинью я сразу узнала, как; только прикоснулась к ее пятачку. Корову определила по рогам.

 

О белках я много читала, но еще не осматривала чучела. Между тем, делая различные фигурки из пластилина, я однажды вылепила белку почти натуральной величины. Педагоги сказали, что у меня вышла очень удачная белка, и в награду за это подарили мне чучело белки. Я сравнила это чучело с моей белкой и убедилась, что они очень похожи друг на друга. Только чучело было пушистое, а моя белка гладкая.