Время возникновения предпринимательских соглашений

 

Не подлежит никакому сомнению, что сколько-нибудь широкое развитие предпринимательских союзов не восходит ранее XIX столетия. Но было бы неправильно сделать отсюда вывод, будто это явление совершенно новое, не имеющее никаких образцов в прошлом.

В отличие от современных предпринимательских союзов аналогичные организации, стремившиеся к исключению конкуренции в древности и средние века, наблюдались по преимуществу не в области производства, но в области торговли*(290).

Обусловливалось это общими экономическими причинами, в силу которых главная роль в хозяйственной жизни принадлежала купечеству, а не классу производителей. Производство не достигло такой степени интенсивности, при которой предприниматели могут представлять друг для друга опасность. Только посредники, сближавшие разные районы, могли создавать серьезную взаимную конкуренцию и только здесь, следовательно, могло возникнуть и стремление к ее смягчению или даже устранению. Но именно, благодаря монопольному положению сравнительно немногочисленного класса посредников, у него естественно возникло стремление использовать возможно шире преимущества этого положения. А отсюда стремления посредников к соглашениям не столько в целях самозащиты против явно убыточных цен, сколько в целях возможно большего увеличения своих барышей. На более ранних ступенях своего развития торговля, как известно, всегда стремилась к чрезвычайному увеличению своих прибылей. Отчасти это даже находило себе оправдание в тяжелых условиях, в которых происходили торговые сношения.

Развитие товарищеских организаций в области морской торговли*(291), которое привело в конечном результате к возникновению акционерной компании с монопольным характером деятельности, изложено в общих чертах в первой главе. Гораздо менее известно значение горного промысла в процессе возникновения капиталистических форм организации. Промышленная деятельность в области добычи металлов, стремясь к расширению, нуждалась в капиталах, которых не было в ее распоряжении. Отсюда чрезвычайно любопытный и рано начавшийся процесс финансирования промышленности представителями торгового капитала, очень ярко и искусно изображенный Штридером. Помимо общих причин, Штридер указывает, что уже в XV столетии горный промысел имел громадное значение в Германии, развитие многих городов находилось в самой тесной связи с процветанием горной промышленности. А между тем особенность горного дела в том и заключается, что оно требует затраты громадных капиталов и притом на многие годы. И если в начале добычу из недр можно производить с сравнительно незначительными средствами, то, по мере увеличения размера добычи и неизбежного углубления работ, необходимы все большие и большие затраты. Поэтому здесь совершенно неизбежен переход от кустарного способа работ к крупнокапиталистическим формам. В том же направлении влияли широкие регальные права верховной власти, представители коей постоянно стремились за многие годы вперед получать доходы от этих своих прав, по возможности в большем размере, что вызывало увеличение производства, требовавшее прилива капиталов. Купец охотно предоставлял горному промышленнику необходимые ему средства, причем данная взаймы сумма не подлежала возврату наличными же деньгами, но возмещалась помощью продажи ископаемых, для добычи которых нормально и заключались займы. Таким образом, самый процесс добычи ставился в зависимость от капитала посредника. Вместе с тем для того, чтобы гарантировать себе возврат ссуды, купец обеспечивал себе ее залогом принадлежащего промышленнику горного права и благодаря этому легко становился его собственником*(292). Эти операции приобрели, вероятно, вследствие их выгодности, большую популярность и стали весьма распространенным способом помещения капиталов*(293). Очевидно, именно этим в значительной степени объясняется то обстоятельство, что крупные коммерсанты всей Германии становились участниками горнопромышленных предприятий в местностях, даже весьма отдаленных от центров их торговой деятельности*(294).

Вместе с тем возможность участия в горнопромышленных предприятиях значительного количества лиц, возможность продажи своей доли участия, возможность, благодаря эластичности этой формы товарищеской организации, объединения в одном предприятии многочисленных горных промыслов, привели к тому, что легко создавались фактически монопольные организации. Так, напр., процветавшие в 16 ст. идрийские ртутные рудники образовали из себя одно предприятие - Gewerkschaft St. Achaci*(295). Хотя в 1520 г. образовалось второе предприятие Gew. St. Katarinen, но и оно стояло в самой тесной связи с первым. Когда несколько позже, благодаря эрцгерцогу Фердинанду, образовалось новое предприятие для добычи ртути, то вскоре оба предприятия вступили между собою в соглашение, представляющее настоящий картельный договор, и если бы придать ему лишь несколько иную редакцию, в стиле современных договоров, однако, оставив все его существо, то можно было бы принять его за договор XX столетия. Продажа всей добычи была сосредоточена в одних руках. Если нельзя было продать всей добычи, то продажа делилась пропорционально между участниками.

Раз, став на путь картельного соглашения, горнопромышленники Идрии легко делали дальнейшие в том же направлении шаги. 1 января 1525 г. горнопромышленники заключили с эрцгерцогом Фердинандом, нуждавшимся в деньгах, договор, в силу которого ссудили ему на 4 года 300000 фл. Эту сумму горнопромышленники, в свою очередь, получили от аугсбургских капиталистов, которым они запродали на 4 года всю добычу ртути и киновари по определенной цене.

Таким образом, снова подтверждается, что монопольное положение горнопромышленников достигалось благодаря воздействию двух факторов: заинтересованности фиска и необходимости содействия крупных капиталистов. Нужно еще отметить, что по одному из пунктов соглашения Фердинанд обязался защищать организацию против преследований по обвинению в устройстве стачки. Тут отразилась та борьба, которая шла вокруг картельных организаций, борьба, в которой власть их поддерживала*(296).

Картельное соглашение не остановилось на этом. Идрийская ртуть не могла диктовать свои цены мировому рынку, так как с ней конкурировала ртуть богатых рудников Альмадены. Поэтому дом Гохштетеров постоянно стремится захватить в свои руки и эти рудники*(297). Это не удается ему только потому, что эти рудники были заарендованы другим крупным немецким торговым домом - Фуггерами, которые по временам привлекали к этой аренде и Вельзеров. В результате, по-видимому, в значительной степени неудачных операций с ртутью разорился могущественный дом Гохштетеров. Ртутные прииски оказались свободными от синдикатских пут, однако это не только не повлекло за собой их расцвета, но, наоборот, привело их в весьма плачевное состояние. Поэтому картельные соглашения, вновь установившие, начиная с 1534 г., монополию продажи ртути, были, как замечает Штридер, настоящими детьми нужды*(298). Мы не будем останавливаться на детальном рассмотрении этих соглашений. Особенность ртутных предприятий это исключительно тесная зависимость от мирового рынка. Так, когда был изобретен способ амальгамирования, Америка стала крупным потребителем ртути, что отразилось на подъеме цены и дало громадные заработки посредникам, имевшим монополию продажи ртути*(299). Позднейшие изменения мировой конъюнктуры вновь привели идрийские рудники в тяжелое положение, а посредникам нанесли большие убытки, так что от приобретения монопольного права торговли ртутью крупные торговые фирмы начали уклоняться*(300).

Любопытно в истории ртутного дела в Идрии это стремление создать мировую монополию помощью соглашения с испанским правительством. Соглашение не состоялось: испанское правительство, имевшее все преимущества в сношениях с Америкой, захотело использовать исключительно в свою пользу блестящую конъюнктуру, приобретая идрийскую ртуть по несоответственно низким ценам. Эрцгерцог Фердинанд предпочел отказаться от соглашения, которое имело целью установить монополию торговли ртутью на мировом рынке. Но важен, конечно, не результат, а появление в XVI в. идеи международного соглашения для синдицирования всей торговли ртутью. Отдельные попытки, впрочем, отмечены были и практическим успехом. Так, урегулирована была вся продажа квасцов по соглашению, состоявшемуся в 1470 г. между папой Павлом II и королем Неаполитанским Фердинандом. В силу этого соглашения квасцы из папских рудников в Толфа (около Чивита-Векиа) и из ишианских рудников, составлявших регалию неаполитанского короля, продавались по ценам, устанавливаемым взаимным соглашением, причем каждая продажа распределялась поровну между обоими предприятиями. Соглашение было настолько детально, что предусматривало даже возможную длительность кредитования при запродажах и вместе с тем устанавливала весьма тщательный синдикатский контроль над производством, которое оставалось в распоряжении каждого предприятия с тем, однако, чтобы добыча не превосходила доли данного предприятия в общей продаже*(301). Еще большее значение представляют синдикатские соглашения между баварским и тирольским правительствами, как владельцами соляных регалий. Между Рейхенгалле и Галле шла жестокая конкуренция. В борьбе часто обе стороны прибегали к репрессалиям. После ряда попыток в 1649 г. пришли к соглашению, в силу которого была установлена продажная цена и распределены районы продажи*(302). Установленная соглашением цена была минимальная, контрагенты сохраняли за собой право продажи и по более высоким ценам. Сходство с современными синдикатскими соглашениями дополняет постановление, в силу которого и контрагентам предоставляется продавать соль за границу по пониженным ценам для того, чтобы бороться с бургундской солью, которая тоже продавалась в Швейцарии по ценам более низким, нежели в местах ее добычи*(303). Конкуренция эта оказалась для всех участников одинаково невыгодной и в результате по пути синдицирования соляного промысла, на который вступили тирольское и баварское правительства, пришлось сделать и дальнейший шаг, включив в соглашение и арендаторов бургундских соляных промыслов. Тут, таким образом, образец международного синдикатского соглашения.

Таким образом, исследование Штридера решительно опровергает утверждение проф. Янжула, будто бы возникновение промысловых синдикатов относится к XVIII ст.*(304). Впрочем, и независимо от богатейшего фактического материала, собранного Штридером, одно то обстоятельство, что законодательства неоднократно возвращались к этим организациям, запрещая и карая их, служит лучшим доказательством серьезного значения, которое они имели с самых древних времен*(305).

В кодексе Юстиниана находятся объединенными в одном титуле два постановления, касающиеся интересующего нас вопроса. Титул озаглавлен) "О монополиях, о не дозволенных собраниях купцов"*(306).

Первый из этих законов (относящийся к 473 г.) дошел в таком виде, что можно понять лишь одно, именно, что его задача - борьба с монопольными стремлениями посредников. Содержание второго (относящегося к 483 г.) гораздо более интересно. Он воспрещает всякого рода монополии и соглашения, в силу которых товары не могут быть продаваемы ниже какой-либо определенной цены. Санкция запрета довольно серьезная.

Средневековая юриспруденция, вся пропитанная каноническими учениями, хотя и плохо соблюдавшимися, должна была принципиально отрицать предпринимательские соглашения, направленные на установление монопольных цен. Они находились в прямом противоречии с идеей справедливой цены, которая, правда, никогда не получила практического значения, но, несомненно, влияла на все средневековые теоретические построения. Таким образом, в XV и XVI ст. можно проследить, как складывалась борьба закона и теории с жизнью, каковая борьба, mutatis mutandis, происходит и на наших глазах. Опыт прошлого может осветить и ближайшее будущее.

Имперское германское законодательство решительно воспрещало монопольные соглашения*(307). Но как ни категоричен запрет закона и как ни серьезны последствия его нарушения, это отнюдь не остановило, как мы уже видели, дальнейшего развития картельного движения. Борьба была настолько серьезная, что, наконец, власти сочли себя вынужденными (в 1523 г.) предпринять репрессивные меры против крупных Аугсбургских коммерсантов Якова Фуггера, Грандера, Герварта, Гохштетера, Вельзера, Рема и др. Положение этих лиц было однако столь влиятельно, что все высшие носители власти, вплоть до императора, были вовлечены в движение, направленное на прекращение их преследования, что и было достигнуто.

Но такое прекарное положение не соответствовало тому значению, которое уже успело приобрести купечество. Оно стремилось к изданию закона, устраняющего угрозу преследования за синдикатское соглашение. Закон и был издан, хотя он далеко не в полной мере удовлетворил их желания. Указом (Mandat) Карла V, изданным 13 мая 1525 г. в Толедо, устанавливается, что договоры, коими торговля рудой сосредоточивается в руках немногих лиц, не являются монополией с точки зрения имперского законодательства. Штридер совершенно справедливо отмечает, что этот указ имеет громадное принципиальное значение. Он, говорит Штридер, порывает с принципами средневековой морали, которая не допускала произвольного установления цен. Но не менее характерно то, что при этом указ воспрещает преследование за монопольные соглашения не вообще, но только за таковые соглашения в определенной области, сохраняя таким образом в принципе самый запрет. Допуская монопольные организации специально в сфере торговли металлами, т. е. в сфере фактически наиболее существенной, указ вместе с тем весьма подробно мотивирует допускаемое исключение, и эта мотивировка не потеряла значения и до настоящего времени. Указ допускает, что высокие цены могут оказаться не выгодными для отдельных лиц, но с этим считаться невозможно, так как интересы народного хозяйства, интересы империи требуют развития горного дела, а это совершенно невозможно без монопольных организаций*(308). К этому указ добавляет, что товары, составляющие объект монополий, руда, в особенности медь и ртуть, лишь в незначительной мере являются продуктами массового потребления, и притом в больших количествах вывозятся за границу.

Любопытной чертой старой борьбы с предпринимательскими соглашениями служит то, что там борьба шла не специально с картельными соглашениями, а с той формой, в которой проявлялись эти соглашения, т. е. торговыми товариществами вообще. Уже в первой четверти XV ст. цехи в Констанце требовали запрещения торговых товариществ. В Reformation императора Сигизмунда образование крупных товариществ запрещается и запрет этот санкционируется весьма серьезными для нарушителей последствиями*(309). Борьба общественного мнения против торговых товариществ достигла такого напряжения, что раздались требования воспрещения образования всякого рода товариществ, как таковых. Более умеренные домогались лишь ограничения в развитии товарищеских организаций, предлагая не допускать товариществ с капиталом, превосходящим известные пределы, не допускать товарищей, которые не связаны узами близкого родства, ограничивать число отделений торгового дома и т. д. К числу противников, правда умеренных, принадлежали, по словам Штридера, даже купечества таких торговых городов как Нюрнберг, Ульм, Франкфурт, руководившиеся при этом завистью к более могущественному финансовому купечеству Аугсбурга. Но крупное купечество Германии было достаточно сильно, и Закон 10 марта 1525 г. в совершенно категорической форме признал права торговых товариществ на существование.

Если предпринимательские союзы, несмотря на длинную свою историю, не получили до последнего столетия широкого развития, то, очевидно, мешали этому не внешние препятствия, а отсутствие достаточно благоприятных условий. Дело в том, что союзы эти имеют и оборотную сторону. Предпринимателям приходится отказываться от самостоятельности, которая, несомненно, составляет одну из привлекательных сторон всякой деятельности. Поэтому без серьезной надобности предприниматели не заключают предпринимательских союзов, и правильно Клейнвехтер назвал их детьми нужды. Когда мировой рынок перестал быть привилегией сравнительно незначительного в количественном отношении, но богатого купечества, когда хозяйственная жизнь стала двигаться не талантами сравнительно незначительного количества лиц, выделявшихся из общего уровня своей индивидуальностью, конкуренция стала более реальной силой экономического строя. К этой эпохе и относятся корни экономической системы, которая нашла себе яркое выражение в учении английских экономистов. Но затем снова возникли картельные стремления, когда промышленные кризисы достигли значительной степени интенсивности и стали явлением, периодически повторяющимся, именно в XVIII ст. Когда народное хозяйство испытало всю тяжесть периодически повторяющихся кризисов, оно неизбежно стало отыскивать против этого зла какое-нибудь средство, хотя бы находящееся в полном противоречии с обычными приемами предпринимательской деятельности.

Стремление к предпринимательским союзам в условиях современного хозяйства диктуется, в частности, преобладанием постоянных капиталов над капиталами оборотными. Главную ценность в современных фабричных и заводских предприятиях образуют постройки, машины и т. п. имущество, которому, в огромном большинстве случаев, не может быть дано иное назначение, нежели то, для которого оно было приобретено. При невозможности дальше вести данное производство, весь капитал становится мертвым. Отсюда естественная тенденция производить, хотя бы и с убытком, в расчете, что убыток будет меньше потери на процентах при полной приостановке производства. Последствием такого расчета является дальнейшее понижение цен, которое опрокидывает расчет и затягивает период депрессии, влекущий за собой кризис*(310). И даже гибель многих предприятий не приводит к восстановлению равновесия между спросом и предложением в данной области производства. Прекратившие свою деятельность, благодаря разорению хозяев, предприятия сплошь и рядом за бесценок приобретаются новыми лицами, которые могут держать некоторое время цены ниже нормального их уровня, определяемого не приобретением предприятия за бесценок, а его нормальной стоимостью. Таким образом, период депрессии затягивается, а кризис не предотвращается.

Первые картельные соглашения английских владельцев каменноугольных копей, относящиеся еще к XVIII ст., как выяснила специальная работа проф. Кона, были вызваны именно тем, что чрезмерная конкуренция понизила цены на уголь ниже издержек производства. Но прошло 50 лет, прежде нежели в той же Англии вновь появляются в той же области предпринимательские союзы*(311).

Точно так же и в Северо-Американских Соединенных Штатах возникновение картельных соглашений относится к моменту кризиса, наступившего после подъема 1860 г.*(312).

Картели в области железоделательной промышленности в Австро-Венгрии возникли после падения цен в 1876 г. и т. д.

В тех областях производства, в которых конкуренция отличается наибольшею жестокостью, скорее всего, создаются соглашения предпринимателей, направленные на полное ее исключение. Как правильно замечает Лифман, это лишний раз доказывает, что не только крайности соприкасаются, но что одна крайность создает другую. Когда конкуренция достигла высшей степени напряжения, то индивидуализм, лежащий в ее основе, превратился в социализм союзов, эту конкуренцию исключивших.

Так как возникновение предпринимательских соглашений было вызвано падением цен, не дававшим возможности дальнейшего производства, то понятно, что результатом этих соглашений было поднятие цен. Отсюда естественный протест общественного мнения против таких союзов. Логический ход рассуждений отличается здесь чрезвычайной упрощенностью*(313). Приводится ряд цен на товары до установления соглашения между производителями таковых, сравнивают эти цены с ценами после вступления в действие соглашений предпринимателей, и, констатируя повышение цен, считают установленным вредный для народного хозяйства характер предпринимательских союзов.

Правда, предпринимательские союзы иногда преследуют задачи не повышения цен на товары, а предупреждения их падения. На этом различии даже построено деление этих союзов на две категории. Но едва ли правильно с этим различием связывать положительное или отрицательное отношение к предпринимательским союзам*(314). Ведь, отнюдь не в интересах народного хозяйства сперва довести ту или другую отрасль производства до критического состояния и только затем домогаться ее исцеления*(315). Несравненно разумнее своевременно предупредить падение цен ниже возможного уровня, так как устойчивость цен сама по себе представляется благом с точки зрения интересов народного хозяйства. С этой точки зрения нет принципиального различия между обоими видами предпринимательских союзов.

Вопрос не в том, повышаются ли или не понижаются цены. С точки зрения правильно понимаемых интересов народного хозяйства важно, чтобы цена соответствовала условиям производства, чтобы она была "справедливой" ценой. Но именно при такой организации всего хозяйства, когда единственным регулятором цен является свободная конкуренция, естественно возникает опасение за справедливость цен в тех отраслях производства, в которых свободная конкуренция сменяется соглашением предпринимателей. Соглашение находится в полном противоречии со старыми взглядами на необходимость свободы в сфере экономической деятельности, таящей в себе самой средства против опасностей, с которыми она связана. Общественное мнение должно было пережить серьезный кризис прежде, чем пошатнулись твердо сложившиеся взгляды, переставшие соответствовать экономическому укладу. Кризис общественных взглядов был особенно тяжелым в Северо-Американских Соединенных Штатах. Там сильнее, нежели где-либо, была вера в спасительность свободы хозяйственной деятельности от государственного вмешательства даже в таких областях, которые в Европе никогда таковой не пользовались, как, напр., в области железнодорожного дела. Отсюда страстность борьбы, которая в Америке достигла невиданных размеров.

Первые шаги по пути образования картельных соглашений отличались в Америке той же нерешительностью, которой они характеризуются и в Европе, с тем только отличием, что первые этапы картельных соглашений были здесь пройдены гораздо быстрей, и новые пути были найдены легче, несмотря, а, быть может, отчасти именно благодаря решительной борьбе, которую правительства отдельных штатов вели с картельными соглашениями.

Первые картельные соглашения в Америке относятся к периоду, последовавшему за расцветом промышленной жизни, вызванным войной 1860 г. Соединенные Штаты, имевшие в 1860 г. только 49 тыс. километров железных дорог, в конце 1873 г. довели их протяжение до 106 тыс. километров*(316). Производство чугуна, равнявшееся в 1870 г. 1.666.000 тонн, поднялось в 1873 г. до 2.561.000 тонн*(317). Но в это время были уже налицо все симптомы надвигавшейся депрессии. Началось понижательное движение цен, затянувшееся до 1879 г. и нарушившее весь товарообмен*(318). Такое положение должно было вызвать жестокую конкуренцию. Под влиянием конкуренции, а отнюдь не для использования благоприятной конъюнктуры ради повышения барышей и возникли впервые соглашения предпринимателей; они имели в виду ограничение производства и распределение заказов*(319). Эти соглашения предпринимателей носили название pools, вполне соответствующее европейскому термину картели.

Однако эти pools не надолго удержали доминирующее положение. Взаимное недоверие, вызванное обманами и злоупотреблениями, практиковавшимися предпринимателями, несмотря на соглашения, доказывало недостаточность данной формы. Центральным пунктом этих соглашений было установление минимальных цен продажи. Однако обход мог легко совершаться не только в открытой форме, но и в виде всевозможных дополнительных с покупателем соглашений, приводивших в результате к тому же понижению продажной цены.

Были два средства бороться с этим злом. Одно - организовать совместную продажу всех продуктов производства предприятий, вступивших в картельное соглашение, другое - слить все предприятия в одно так, чтобы результат деятельности всех предприятий составлял одну массу, которая подлежала бы распределению между собственниками предприятий не в зависимости от итогов производства в каждом из них, а пропорционально оценке, которая была сделана предприятию в момент вступления собственника в картельное соглашение.

Первое средство было широко использовано в Европе, оно остается почти единственным до настоящего времени в России и с любовью культивируется в Германии, выработавшей разные типы такого рода соглашений. Более подробно остановился на их анализе Менцель. Он насчитывает четыре группы такого рода соглашений. Правильнее, однако, свести их к трем группам*(320).

Единство продажи произведений предприятий, вступивших в картельное соглашение, может быть достигнуто предоставлением организации, заведующей этой продажей, роли посредника или агента, к которому поступают все требования на товар и который засим распределяет заказы между вступившими в соглашение предприятиями. При такой постановке дела посредническая контора сама не вступает ни в какие соглашения от своего имени, а приобретает права и несет обязанности то из вступивших в картельное соглашение предприятий, которому передается заказ.

При втором способе организации совместной продажи, продажа совершается от имени союза предпринимателей. Сделки обязывают союз, который несет ответственность по del credere. Учреждение, ведающее продажей, является при этом общим уполномоченным связанных соглашением предпринимателей.

Наконец, существует третья группа, наиболее интересная с юридической точки зрения, когда продажа товаров организована совершенно самостоятельно, когда она совершается не от имени связанных соглашением предпринимателей, а от имени самой организации по продаже товаров, хотя бы и за их счет. Юридическая структура этого рода организации совместной продажи может быть самая разнообразная. Она может принимать и простейшую форму единоличного предприятия, и любую форму товарищеской организации, вплоть до акционерной компании, излюбленной формы для такого рода организаций.

Это использование акционерной формы в целях достижения монопольного положения вызвало отрицательное отношение к ней общественного мнения, рядом с признанием ее другими наиболее совершенной формой товарищеской организации. Между тем это одна из форм предпринимательской деятельности, которая отнюдь не может претендовать на абсолютные преимущества перед всеми другими формами товарищеской организации. Она имеет свои особенности, делающие ее лучшей формой товарищеской организации в одних областях, худшей в других. Вопрос в том, какие требования предъявляют свойства того или другого предприятия к своему хозяину. Там, где эти требования лучше всего удовлетворяются акционерной формой, она должна быть безусловно допущена законодателем. Так как главное преимущество данной формы в том, что она и только она, дает возможность концентрации больших капиталов, то естественно, что когда общие хозяйственные условия вызвали потребность в крупных капиталистических предприятиях, акционерная форма организации оказалась неизбежной формой. Теперь это уже стало труизмом, недоступным разве совершенно невежественному человеку.

Из сказанного не следует, что необходимо раз навсегда примириться с данными формами капиталистической организации. Это означает только, что если необходима борьба с ними и стремление к более усовершенствованному хозяйственному строю, нежели капиталистический, то это надо сделать не путем борьбы с более совершенными формами капиталистической организации, а путем создания новых общих устоев хозяйственной и общекультурной жизни.

Как уже указано в первой главе, потребность в организации более крупных капиталистических предприятий, для которых старые формы строго личных товарищеских соединений оказались явно недостаточными, обнаружилась впервые в области колониальной торговли. Затем эта же потребность обнаружилась в области банкового дела, наконец, в сфере железнодорожной. Акционерные компании, возникавшие во всех этих областях, приобретали, частью вследствие мероприятий правительства, частью вследствие усилий самих предпринимателей, монопольный характер, который и заслонил собой все остальные особенности этой формы предприятия. Отсюда и страх перед ней, порой переходивший в чувство ненависти.

Но потребность в крупных капиталистических предприятиях росла, акционерные компании становились все более и более обычной формой предпринимательской деятельности. Злоупотребления практиковались здесь больше, чем где-либо, но это служило лишь основанием для более внимательной законодательной нормировки, а отнюдь не для установления полицейского надзора или правительственной опеки.

В конце XIX ст. интересы народного хозяйства вызвали дальнейшую концентрацию предприятий.

Предприятия, которые по своим размерам, казалось, еще так недавно удовлетворяли всем техническим требованиям, теперь становятся явно недостаточными, и дальнейшее развитие становится возможным только при условии быстрого роста размеров предприятий. И так как в это время всюду обнаруживается перепроизводство, то, очевидно, увеличение размеров предприятий должно стремиться к уменьшению издержек производства. А это, в свою очередь, обусловливало дальнейшую концентрацию производства и ликвидацию тех предприятий, которые находятся в менее выгодных условиях и должны производить по более дорогим ценам.

Таким образом, и было подготовлено появление трестов. Тресты были подготовлены картелями, но между юридической природой картели и юридической формой треста нет ничего общего.

Тресты обязаны своим возникновением английскому обычному праву. Трест - trustee, по-немецки Treuhandler это доверенное лицо, которому передают управление имуществом в интересах третьего лица. Вся выгода, которую может принести обладание этим имуществом, будет принадлежать другому.

Хотя древнему германскому праву этот институт тоже был известен и имел даже свой термин treuhand, тем не менее он не получил здесь дальнейшего развития*(321) только под влиянием совершенно новых экономических факторов институт этот в последнее время получил совершенно новое применение.

Французский язык не имеет соответствующего термина, ибо более старому французскому праву незнакомо данное явление. Французская юриспруденция прибегает для обозначения его к термину фидеикомисс, признавая, однако, что, при некоторой аналогии, фидеикомиссы представляют существенные черты отличия. В отличие от принципов треста фидеикомиссар действительно пользуется в течение некоторого времени всеми выгодами, представляемыми имуществом, и обязуется в нетронутом виде передать имущество третьему лицу*(322). Но как фидеикомиссы вызывались необходимостью обходить постановления устарелого права, так, по-видимому, и трест обязан своим развитием разного рода ограничениям по отношению к землевладению. Законодательные запреты завещать недвижимое имущество в пользу церкви, обусловливавшиеся соображениями государственного характера, сталкивались с религиозными чувствами населения, и выход из затруднительного положения давал именно трест. Имущество завещалось лицу, которое имело право наследовать, но на него возлагалась обязанность владеть имуществом исключительно в интересах церкви.

К такому же способу стали затем прибегать, когда опасались политических преследований, обычных в эпоху междоусобий, которыми была так богата история Англии. Да и вообще, в течение продолжительного периода времени трест составлял единственный способ свободного распоряжения недвижимым имуществом*(323). Стеснения землевладения были так значительны, что большинство земель королевства оказалось отчужденным именно таким способом "для более полного ниспровержения старых законов монархии". Тресты приобрели в Англии такое значение, что, несмотря на всю нелюбовь англичан к писанному праву, законодатель счел себя вынужденным особыми актами нормировать этот институт. Не останавливаясь на их изложении*(324) отметим только постановление о том, что всякого рода имущество может быть объектом треста, что уполномоченным, согласно тресту, лицам предоставлено весьма широкое поле для усмотрения, отнюдь не исключающего, однако, ответственности за неправильные действия. По старым традициям, сохранившим в принципе свою силу, должность управомоченного по тресту лица не должна быть оплачиваема. Естественно, от этих обязанностей часто уклонялись, поэтому стали прибегать к назначению trustee судебным путем. Назначенные лица приобретали право и на вознаграждение, причем их ответственность была меньшая.

Таким образом, уже в Англии постепенно модернизировался этот институт старого права.

Но особенно широко его использовала Америка. Здесь к трестам применялись нормы английского права. Ввиду отсутствия ограничений связанных с землевладением, которыми была так богата Англия, форма треста была излишняя для тех отношений, к которым она применялась на своей родине. Вероятно, и несколько различный строй английской и американской семьи делали в Америке трест мало пригодным в сфере семейно-имущественных отношений. И, тем не менее, благодаря чисто-американской находчивости, институт этот, хотя и в иной сфере отношений, получил здесь самое широкое применение. Соответственно более сложным и изменчивым хозяйственным отношениям в Америке, обязанности управомоченных по тресту лиц возлагались не на отдельное лицо, но на группы лиц, на общества, преследовавшие задачи треста*(325). Таким образом, здесь они с самого начала служила потребностям крупнокапиталистической промышленности.

Слово трест употребляется в Америке в двух различных смыслах, в качестве картельной организации и в качестве особого предприятия, занимающегося тем, чем трест являлся первоначально, следовательно, в качестве особого банкирского дела, Американский деловой оборот приспособил сделку треста для особой отрасли деятельности, аналогичной банкирской; в последнее время она развилась благодаря тому, что общества-тресты, совершая по существу банкирские операции, не связаны многими предписаниями закона, стесняющими деятельность банков. Но та же форма послужила для того, чтобы связывать в одну организацию предпринимателей, преследующих картельные задачи*(326).

Первоначально задачи образования трестов в Америке были возлагаемы не на вновь образуемые с этой целью общества, а на существующие, хотя и сложившиеся для совершенно других целей, но пользовавшиеся большим доверием. Страховые общества, а не банки были первыми обществами-трестами в Соединенных Штатах. Если впоследствии произошло смешение функций банков и трестов, то потому, что тресты занялись банкирскими операциями, а не наоборот: банки не трестировали промышленных предприятий*(327).

Первая компания, посвятившая себя трестированию, Реnsylvania Company for Insurance on Lives and Granting Annities основана была в 1812 г. В 1830 г. она обратила внимание на так называемые Agency-Houses в Ост-Индии, которые совершали разного рода операции трестирования*(328). Общество назначило особую комиссию для их изучения, а в 1836 г. компании в качестве треста было дано разрешение принимать движимое и недвижимое имущество в свое управление и вообще право заниматься трестированием дел.

Хотя пример этот вызвал подражание, и в том же году возникли три аналогичных предприятия, но почва в общественном сознании еще не была достаточно подготовлена, и около полутора десятка лет длилось затишье. Лишь в 1851 г. возникла еще одна трест-компания, а в 1853 г. в Нью-Йорке United States Trust С-о впервые основана была специально в целях трестирования дел, и, как указывает Наход, со времени ее возникновения начинается новая эпоха компаний трестов.

Действительно, в течение первых двадцати лет после этого возникло около 50 таких компаний. Чем дальше, тем процесс образования новых трестов принимал все более и более стремительный характер, подтверждая, что возникновение одного треста влечет возникновение все новых и новых просто потому, что достаточно возникнуть тресту в какой-либо сфере производства, чтобы он стал необходимым во всех отраслях производства и торговли, которые находятся с этим трестом в соприкосновении. Это есть единственный способ избегнуть слишком зависимого от треста положения. Вот почему к 1906 г. в Штатах действует уже около полутора тысяч трестов*(329).

Наиболее интересной является история одного из самых крупных трестов Standard Oil Trust, ставшая весьма доступной для исследователей благодаря трудам его юрисконсульта Dodd'a, откровенно в сознании своей силы изложившего подоплеку предприятия.

Нефтяные источники были открыты в Пенсильвании и Огайо в 1857 г., и сразу там развилась нефтяная промышленность. Техника добывания и обработки нефти шла об руку с усовершенствованием перевозки. Организация сложного предприятия была создана Джоном Рокфеллером, начавшим свою карьеру конторщиком в одном торговом комиссионном деле, а техническими усовершенствованиями дело обязано в значительной степени простому рабочему на керосиновом заводе Самуилу Андрьюсу, впоследствии компаньону Рокфеллера. Быстрый успех, достигнутый ими, дал им возможность в 1865 году образовать компанию с капиталом в 60.000 долларов, приобретшую впоследствии мировую известность.

Своим поразительным дальнейшим успехом компания обязана, однако, в значительной степени тем тайным соглашениям, в которые она вступила с железными дорогами и которые дали ей решающие преимущества перед конкурентами, ибо судьба нефтяного дела была целиком в руках железных дорог*(330).

В результате исключительно привилегированного положения в 1879 г. компания захватила 80 - 90 % всей нефтяной промышленности*(331).

Единому в хозяйственном отношении предприятию не соответствовала внешняя форма. Раскинутая на пространстве значительного количества штатов, из которых каждый имел свою особую практику не только по отношению к трестам, но и по отношению к акционерным компаниям, предприятие Рокфеллера и его товарищей было вынуждено раздробить свою деятельность между несколькими формально самостоятельными компаниями. Так уже в семидесятых годах в Америке были три Standard Oil Company: в Кливленде, Питсбурге и Филадельфии. Додд свидетельствует, что это несоответствие ощущалось предпринимателями как серьезное неудобство, и что усилия их были совершенно сознательно направлены на его устранение.

Академик Янжул даже считает Додда вероятным изобретателем самой формы треста в применении к союзам предпринимателей. Сам Додд признает единственной причиной возникновения треста нефтепромышленников необходимость "сделать корпорации отдельных штатов агентами компании"*(332).

Действительно, в Америке каждый штат ведет свою самостоятельную политику в промышленной сфере. Компания, возникшая за пределами штата, есть для него иностранная компания, на которую он и смотрит с тем чувством плохо скрываемой вражды и зависти, с какой смотрят вообще на иностранных конкурентов. Их стесняют в праве приобретения недвижимого имущества, налагают особые тяготы по платежу налогов.

Вследствие этого оказалось невозможным объединить все предприятия Standard Oil Company в одно целое. Пришлось прибегнуть к форме трестирования внешне самостоятельных, но внутренне объединенных одними и теми же лицами предприятий.

Признавая значительную роль Додда, было бы, однако, неправильно утверждать, будто самая форма треста была его изобретением. Как это видно и из работы академика Янжула и установлено еще более прочно последующими трудами, в данном случае могла быть речь лишь о более удачном и более широком использовании уже существовавшей и уже довольно популярной формы совместной деятельности. Примером оригинального использования может служить voting trust*(333), что было особой формой трестирования; доверенным лицам передавались не самые акции, а предоставлялось лишь право голоса в общих собраниях. Это обеспечивало в конечном результате желательный ход дел в предприятиях, вступивших в трест. Но этой формой воспользовались для борьбы с трестами. Образовывая для этой цели компанию, учредители озабочивались, чтобы конкурирующие предприятия, захватив часть акций, не направили нового предприятия по пути, устраняющему или делающему безопасной конкуренцию. Таким образом, те же юридические формы служили прямо противоположным целям, но нельзя и здесь говорить об изобретении новых форм.

Несмотря на огромные барыши Standard Oil Company, цены нефти и керосина понизились благодаря значительному усовершенствованию условий производства. Сеть агентств покрыла Европу и Азию и дала возможность такого увеличения размеров производства, о котором нельзя было и думать до тех пор, пока производство оставалось рассчитанным на одну Америку*(334).

Несмотря, однако, на значительные успехи, достигнутые трестами не только с точки зрения частного, но и народного хозяйства, общественное мнение было настроено по отношению к ним далеко не благоприятно. Деятельность трестов давала достаточно поводов для совершенно справедливых нареканий. Ученые, желавшие совершенно объективно оценить это явление, приходили к выводу, что тресты "одновременно служат выразителями американского духа и символом американского хищничества"*(335). В 1888 г. под влиянием враждебно настроенного общественного мнения были назначены в Нью-Йорке и Вашингтоне комиссии для выяснения степени основательности обвинений, возводимых на союзы предпринимателей. Хотя комиссии эти не дали определенных выводов, но ими был собран весьма значительный материал, выяснивший многие теневые стороны, что и повлияло на отрицательное отношение законодательств отдельных штатов к предпринимательским организациям.

Непосредственным результатом общественного неудовольствия было судебное преследование St. Oil Company, закончившееся 1 марта 1892 г. признанием со стороны верховного суда устава общества уничтоженным, как противного законам штата о недопустимости монополий. Положение ленного треста стало в высшей степени неблагоприятным. Надо было опасаться, что и другие штаты последуют примеру Огайо.

Члены главного нефтепромышленного синдиката решили подчиниться решению суда. Юрисконсульт синдиката в мотивированном заключении о необходимости прекратить деятельность треста прямо стал на юридическую позицию, занятую решением суда. Согласно этому заключению и было постановлено прекратить дальнейшую деятельность треста и ликвидировать все его дела*(336). Однако ликвидация должна была совершиться особенным способом. Вместо продажи всех предприятий треста, он только распался на двадцать акционерных компаний, акции которых и были распределены между прежними обладателями удостоверений треста пропорционально их долям участия в тресте. Таким образом формально решение суда было приведено в исполнение*(337). Форме треста был нанесен решительный удар, но задачи его, возбуждавшие негодование общественного мнения, целиком перешли к акционерным компаниям. Правда, главный нефтепромышленный трест все же остался разбитым на несколько акционерных компаний, друг от друга совершенно самостоятельных и связанных только тем, что акционеры в них - одни и те же лица и акции распределены в пропорции прежних удостоверений треста. Но это обусловливалось исключительно тем, что законодательства отдельных штатов не давали возможности создать одну акционерную компанию для всей страны. Но когда, напр., законодательство штата Нью-Джерси допустило существование акционерных компаний, скупающих акции других акционерных предприятий, Newlerseyer Standard Company была обращена в такого рода Holding-Company с основным капиталом в 110.000.000 дол. Задача образования такого громадного капитала заключалась в поглощении всех предприятий, соприкасающихся с данной компанией по характеру своей деятельности. И действительно, она скупила акций на номинальную стоимость 97 мил. дол., рыночная цена которых равнялась 650 мил. дол.*(338).

Следовательно, жизнь оказалась сильнее законодателя. Тресты блестяще разрешили задачу полного объединения конкурирующих предпринимателей в единое целое.