Гиперборейская обсерватория

 

– А чего думать‑то? – засмеялся вдруг Юлик. – Сейчас вот покушаем плотненько и потопаем Гиперборею искать. Тут же где‑то группа Барченко вход в древнейшую обсерваторию гиперборейцев нашла.

– А ну‑ка, Юлик, давай о Барченко поподробнее. – Я мучилась и не могла вспомнить ничего. Что‑то знакомое в голове вертелось, но вот что, я не понимала или не вспоминала.

– Ок, подробнее – так подробнее.

Юлик расположился на бревнышке поудобнее и тоном университетского лектора, сбиваясь иногда на сленг, начал вещать:

– Александр Васильевич Барченко родился в 1881 году в городе Елец Орловской губернии в семье нотариуса окружного суда. Предметом его увлечений с ранней юности были оккультизм, астрология, хиромантия. В 1904 году Барченко поступает на медицинский факультет Казанского университета, а в 905‑м – переводится в Юрьевский университет. Особую роль в дальнейшей судьбе Барченко сыграло знакомство с профессором римского права Кривцовым, преподававшим на кафедре Юрьевского университета. Профессор Кривцов рассказал новому другу о своих встречах в Париже с известным мистиком‑оккультистом Сент‑Ивом де Альвейдром. Сам Барченко впоследствии поведал об этом следователю НКВД: «Рассказ Кривцова явился первым толчком, направившим мое мышление на путь исканий, наполнивших в дальнейшем всю мою жизнь». Революционная буря вырвала Барченко из привычного круга забот, перевернула всю его жизнь. Первый шок от октябрьских событий, однако, вскоре прошел, и он начал рассматривать революцию в более позитивном свете, как «некоторую возможность для осуществления христианских идеалов», в противоположность «идеалам классовой борьбы и диктатуры пролетариата». В секретных оперативных сводках, составляемых сотрудниками ВЧК, фамилия Барченко появляется уже в восемнадцатом‑девятнадцатом годах: «Барченко А. В. ‑ профессор, занимается изысканиями в области древней науки, поддерживает связь с членами масонской ложи, со специалистами по развитию науки в Тибете, на провокационные вопросы с целью выяснения мнения Барченко о Советском государстве Барченко вел себя лояльно». Ну как вам?

– Длинновато, конечно, – заметила Йола, – но продолжай.

– Продолжаю. В 1919 году Александр Васильевич завершил высшее образование, окончив Высшие одногодичные курсы по естественно‑географическому отделению при Втором Педагогическом институте.

В 1920 году он был приглашен к выступлению с научным докладом на конференцию

Петроградского института изучения мозга и психической деятельности, сокращенно – Института мозга. Там судьба свела его еще с одним замечательным и талантливейшим человеком, академиком Владимиром Михайловичем Бехтеревым. Академик Бехтерев и Александр Барченко не могли не сойтись. С 1918 года Институт мозга под руководством академика занимался поиском научного объяснения феноменов телепатии, телекинетики, гипноза. 30 января 1920 года, на заседании ученой конференции института, по представлению академика Бехтерева Александр Барченко был избран членом ученой конференции «на Мурмане» и командирован в Лапландию для исследования загадочного феномена – «мерячения», наиболее часто проявляющегося в районе Ловозера.

Идея отправить поисковую экспедицию в Мурманскую область была поддержана лично Феликсом Дзержинским. Теперь трудно установить, какие цели были поставлены перед экспедицией. Вряд ли только научные – в более поздние времена здесь были обнаружены большие запасы редкоземельных элементов. И вот в 1922 году в район Сейдозера и Ловозера Мурманской области направилась группа, возглавляемая Барченко. После возвращения в Москву материалы экспедиции были внимательно изучены на Лубянке. Вскоре Барченко арестовали и расстреляли, добытые им данные никогда не были опубликованы. Известно только, что поисковики наткнулись на странный, уходящий под землю лаз. Проникнуть внутрь не удалось – мешал безотчетный страх, почти осязаемый ужас, буквально рвущийся из подземелья. Один из местных жителей рассказывал, что «ощущение было таким, будто с тебя живьем сдирают кожу!» Сохранилась коллективная фотография, на которой рядом с мистическим лазом стояли тринадцать членов экспедиции.

«Именно здесь, – писал в своем отчете Барченко, – в этом вымороженном, пустынном диком краю распространено необычное заболевание, называемое мерячением, или мэнэриком, или арктической истерией. Им болеют не только туземцы, но и пришлые. Это специфическое состояние похоже на массовый психоз, обычно проявляющийся во времена отравления шаманских обрядов, но иногда способно возникать и совершенно спонтанно. Пораженные мерячением люди начинают повторять движения друг друга, безоговорочно выполняют любые команды.»

Ну, это мы уже испытали, – усмехнулся Юлик. – А теперь – ближе к современности.

«...Нашей экспедиции удалось выяснить, что еще в 1870 году сотник НижнеКолымского казачьего отряда так писал местному врачу: „Болеют какою‑то странною болезнью в Нижне‑Колымской части до 70 человек. Это их бедственное страдание бывает более к ночи, некоторые с напевом разных языков, неудобопонятных; вот как я каждодневно вижу 5 братьев Чертковых и сестру их с 9 часов вечера до полуночи и далее; если один запел, то все запевают разными юкагирскими, ламаутскими и якутскими языками, так что один другого не знает; за ними их домашние имеют большой присмотр“».

Потом, в 1997 году, туда отправилась экспедиция Демина. Находки ученых были поистине ошеломляющие. В глухой Ловозерской тундре, вблизи загадочного Сейдозера, найдены циклопические руины и стены, гигантские плиты правильной геометрической формы с пропилами техногенного происхождения, просверленные глыбы, ритуальный колодец, таинственные знаки и письмена. И, наконец, самая впечатляющая находка – останки древнейшей обсерватории с пятнадцатиметровым желобом, уходящим в небо, с двумя визирами – внизу и вверху. Как сказал Валерий Демин, ее можно сравнить с обсерваторией Улугбека. Раньше здесь была Гиперборея, уверены ученые. Еще одним доказательством существования высокоразвитой древней полярной цивилизации является карта, составленная Пири Рейсом за семь лет до первой кругосветки Магеллана. На этой карте мира уже были обозначены не только Америка и Магелланов пролив, но и Антарктида, которую русским мореплавателям предстояло открыть лишь. 300 лет спустя! Притом Антарктида на карте Рейса лишена ледового покрова, имеет реки и горы. Показаны другие расстояния между континентами, что подтверждает их дрейф. Запись в дневниках Рейса говорит о том, что он составил карту на основе материалов эпохи Александра Македонского. В 70‑е годы советская антарктическая экспедиция установила, что ледяному покрову Антарктиды по крайней мере 20 тысяч лет. Значит, и возраст реального первоисточника информации составляет минимум 200 веков! И гиперборейцы жили на полюсе, только не на Южном, а на Северном. Оба полюса в то время были свободны ото льда. Кстати, Гитлер тоже зачем‑то рвался именно сюда.

Мы молчали, ошеломленные такой лекцией.

– Юлик, ты откуда это все знаешь, да еще с такой академической точностью? – спросил Мишаня.

– А у меня недавно статья молодого, но въедливого журналиста выходила по этой теме. Мне интересно стало, – улыбнулся он как‑то смущенно. И пояснил: – Ну мы же собирались сюда, вот и прочитал.

– М‑да, – протянул Кит, обведя всех взглядом и улыбнувшись. – Ну, значит, к лазу полезем. Сорри, товарисчи, за тафтологию. – Но кто‑то в лагере пусть останется. Я, конечно, доверчивый, но не настолько, чтоб случайным попутчикам свое оборудование доверять. Я о лодках говорю, если кто не понял.

М‑да, вот задачка, а идти‑то хотели все.

– Да ладно, Кита, за ними все равно завтра местные приезжают, пойдем все. Рюкзаки возьмем только. И к егерю заглянем – попросим за стоянкой приглядеть.

– Не, ну вы совсем больные, да? Это же не наши лодки.

– Кит, на лодках маячки, даже если их кто‑то стырит, мы их по‑любому найдем.

– Круто, а оттюда мы что, пешком попремся обратно?

Тут я немного вспылила:

– Знаешь, дорогой! Сюда ты готов был на карачках без еды ползти, значит, и обратно доползешь. Или вояк вызовешь, чтоб наши лодки обратно возвернули? Нет, ну, конечно, глупо всем вместе идти, пока рядом незнакомые люди, но какие варианты? Ждать, пока их заберут?

– А что, – сказала Йолка, – давайте просто бездельничать эти пару дней. Грибочки, ягодки, загорать, псевдокупаться. Чего б нет? Что это мы постоянно, «опережая график», несемся? Давайте и правда просто отдохнем.

Все как‑то быстро согласились и начали предаваться нарциссизму, эпикурейству и всячески «разлагаться».

К обеду Мишаня решил соорудить коктейльный бар. Из напитков предлагался коктейль «Дикий виноград лопаря»: «чистяк» – 70‑процентный спирт, шоты «Форест гамп» – тот же спирт, немного разведенный родниковой водой, с добавлением сахара, давленых иголок какого‑то хвойного дерева и соком дикой смородины. Также – «Не мамин компот»: просто компот из дикого винограда, смородины и чайной заварки, разбавленный спиртом. И – хит сезона «Бейлис»: сгущенка, растворимый кофе, сахар и все тот же 70процентный спирт. Бар, надо сказать, пользовался популярностью.

Нашим соседям и новообретенным соратникам я втихую шепнула, что, мол, пусть смотаются к егерю, у него наверняка есть свежая оленина. Они и смотались и притащили обратно оленью ногу. Удивлялись и радовались, что егерь с них даже денег не попросил – замахал руками, мол, берите‑берите, мне саамы еще привезут. Мне такая щедрость была понятна, а им нет. Но я не стала объяснять, что к чему, а просто разделала мясо на кое‑как получившиеся стейки. И не надо в меня кидаться камнями – я знаю, что такое стейк. А вы знаете, что такое запекать ногу оленя? Нет? Вот и не выступайте. Сказки это, что ногу можно запечь целиком, – сказ‑ки!!! Нет, в принципе это возможно: восемь – десять часов поддержания постоянной температуры горения‑тления углей – и запеченная нога в вашем распоряжении. Но скажите мне на милость, кто‑нибудь, что‑нибудь, кроме барашковой ножки, над костром делал? Нет? Правильно, нет. А почему? Потому что в походных условиях это нереально. Для того чтобы мясо огромной ноги получилось вкусным, просоленным и промаринованным, эту ногу надо трое суток выдерживать в маринаде. Ну где вы видели таких терпеливых туристов? Вот и мы такие же – нам бы побыстрей и повкусней. Поэтому я разделала, как смогла, мясо на стейки, то есть на куски. Более того, отбила их подвернувшимся под руку камнем, посолила, поперчила, добавила зиры и отправила в котелок с кислым молоком. Молоко организовалось с ночной грозы, а зира у меня с собой в любой поездке. Вы не задумывались, отчего у азербайджанцев, армян, грузин и прочих восточных народов такой шашлык вкусный? И вы как ни бьетесь, а того волшебного привкуса добиться не получается. Все дело – в зире. Зира – это кумин (не путать с тмином), а черная зира – это королева восточных специй, и именно из‑за нее шашлыки даже в придорожных шалманах у восточников такие притягательно духовитые и вкусные.

Итак, отбивные из оленины в кляре, домашнее пюре с зеленью и еще не умершие овощи в кисло‑сладком соусе. Таким был наш обед. Для тех, кого интересует походное домашнее пюре с зеленью, объясняю. Отвариваете картофель в кожуре почти до готовности.

Чистите, прокручиваете через мясорубку. В полученную массу мелко рубите зелень и сушите все это в духовке. После недельного досушивания из 1 кг сырого картофеля получается 300 г сушеного. Хорошо хранится в простом матерчатом мешке. Если вы не поленитесь и сделаете такую же «луковую историю», то у вас откроется походный ресторан. Так вот, луковая история проста: очистить луковицу, обрезать донце и верхушку. Потом нарезать кружками толщиной 3–4 мм, разобрать на кольца. Разложить на сито и сушить при температуре 65 градусов.

Овощи в кисло‑сладком соусе тоже не представляют трудности. Покупаете «Анкл бэнс», вытряхиваете в герметичный полиэтиленовый мешок, стругаете туда все овощи, что есть под рукой, и делаете дополнительно раствор 6‑процентного уксуса и сахара с солью (по вкусу). Завязываете и возите с собой. Я обычно туда бросаю еще несколько кусочков имбиря. Придает некоторую удивительную пикантность.

В общем, это был лениво‑вкусный день. Приятный во всех отношениях. Наши новые приятели рассказывали о себе. Мы, в свою очередь, о себе. И ели, пили, гуляли в свое удовольствие, наслаждались жизнью. А потом легли спать.

– Не, ну я же говорил. Я говорил, что это произойдет, и это произошло! А вы все орали: «Маячки, маячки!», «Кто утащит, кто утащит?» Подъем, придурки! Все подъем, нас обокрали! Стырили лодки и мой навигатор!

Мы, сонные, выползали на поляну.

– Кита, что ты орешь? – спросила Йола.

– Что я ору? Что я ору?! Посмотри, лодок нет! Нам отсюда никуда не выбраться.

– Рыжий, а ты поисковичок пробовал включить?

– Тань, я не дебил. Пробовал, но он же настроен на мой джипиэс и на базу! А мой любимый джипиэс стырен с лодками!

– Ага, круто, давайте сначала завтрак приготовим, – это выполз Мишаня, – а там уж и решим, чего как. Тем более что все контакты, с кем и как связываться, у нас есть.

– Нет, можно, конечно, и по полянке поноситься, – вступил в диалог Юлик, – но мне это кажется бессмысленным. Может, ребята просто приколоться, пошутить решили?..

– Контакты‑то у нас и правда есть, а вот связи нет, – пробормотала Йолка. – Народ, посмотрите на своих мобильниках: может, у кого есть сетка? А шутка, если это шутка, Юлик, – идиотская. Надеюсь, когда шутники вернутся, вы им рожи и начистите.

Сетки ни у кого не было.

– Ну что ж, тогда до егеря, у него должна быть связь так или иначе. Ребята, давайте вы – к леснику, а мы пока завтрак придумаем.

Недолго думая, мальчишки собрались и отправились за помощью. А мы принялись за завтрак.

– Танюш, загляни в складскую палатку, пока я за водой схожу, – попросила Йола.

Я отправилась «на склад», по пути придумывая сегодняшнее меню. Со вчерашнего дня еще должно было остаться мясо, овощи и еще что‑то. В принципе, можно повторить вчерашний стол, но только с холодным мясом, а можно и блинчиков напечь. Нет, размышляла я, блинчики, наверное, будут лишними.

Распустив молнию палатки, я как‑то не сразу в полумраке поняла, что что‑то не так. А не так было всё. Короче, у нас увели не только лодки, но и практически все продукты. При детальном осмотре оказалось, что наши юные приятели все же не стащили пятикилограммовый пакет картошки и не взяли контейнер, в котором хранились сублиматы. Ну это и понятно, – наверняка подумали, что там инструменты какие‑нибудь. М‑да, это все меньше и меньше походило на шутку. Как это, подумалось мне, мы с ними ели, пили, на лодках катали, а они. Еще на полу валялось с десяток морковок. На глаза навернулись злые слезы.

Я выползла из палатки и столкнулась с Йолой.

– Танюш, ты чего?

– Они там. они. – Я немного заикалась от представившегося масштаба катастрофы. – Йол. Короче, эти суки и нас без продуктов оставили.

Я посмотрела на котелок, на костер и вспомнила, что по стародавней походной привычке засунула продукты для завтрака к себе под полог. Нас в свое время еще в школьном походе наш командир, учитель физики «Герц», к такому приучил. Дескать, кто готовит завтрак, тот складывает для него под свой тент все продукты. Вымуштровал до автоматизма. Так‑так‑так. Ну что ж, посмотрим, что я планировала во вчерашнем угаре приготовить на завтрак.

В нашей палатке оказалась банка сгущенки, гречневая крупа, пакет чая, пакет кофе, сахар, батон, буханка хлеба, масло и примерно килограмм сыра. Ага, тот самый «юношеский набор», как в школьном походе, за исключением кофе. Ну что ж, будем варить гречневую кашу на сгущенке, делать бутики, чай и кофе. Хорошо, что нас осталось шестеро из девяти, вдруг подумалось мне. Этого пакета еще и на обед хватит, а так бы не хватило.

– Йолочка, присмотри за котелками, ок? Кашу помешивай постоянно, а я пробегусь вокруг, может, найду грибочков. Эти козлы картошку забыли прихватить и сублиматы, так что какое‑то время мы точно голодать не будем. М‑да, а мы‑то поверили, что жуткие рассказы про Сейдозеро – просто страшилки. Что еще будет?..

Вскоре вернулись злые ребята.

– Нет никого у егеря. Там замок на двери и записка, что, мол, вернется через неделю.

– Мальчики, у нас еще одна проблема, – помешивая уже вместо Йолы кашку, сообщила я. – Продуктов у нас практически нет. Осталось только килограммов пять картофана и контейнер с сублиматами. Но на этом мы неделю не выдержим, хватит дня на три максимум.

Не буду рассказывать про эпитеты, которыми награждали воров, не буду объяснять, как всем вдруг стало понятно, что это – не шутки. Представьте себя вдали от цивилизации без еды, не умея ее толком добывать, и все поймете сами.

Мнения разделились. Кто‑то был за то, чтобы выходить сейчас же и идти до людей. Кто‑то настаивал на том, чтобы дождаться егеря и вызвать подмогу. В итоге мы решили все же задержаться до прихода егеря, но отложить двухсуточный запас еды для перехода. А пока использовать оставшееся и собирать подножный корм. В конце концов у нас ведь и оружие было с собой. Да, не бог весть что, но, как показывает практика, из пневматической винтовки и даже пистолета вполне можно добыть утку.

– Ну что, народ? Двое – в лагере, пятеро – за пищей. И не станем унывать – или мы не читали в детстве приключенческих романов? – Кита бодро поднялся и добавил: – Я в лагере. Попробую поймать рыбу. Танюш, а соль, я так понимаю, у нас есть, и приправы тоже? Ты же их никому не доверяешь и таскаешь с собой.

Да, и соль, и приправы всегда лежали в моем рюкзаке, и я, уже широко улыбаясь, кивнула.

– Ну так вперед! Вы – за грибами, Таня с Юликом – поискать живность, ая – на рыбалку. Йолка, останешься со мной? Мы прогуляемся до реки Сейдъявриок. Там проще будет рыбу поймать без лодки. – Кита начал что‑то раскапывать в рюкзаке и вытащил тонкую сетку. – Вот, я взял ее просто потому, что она легкая и места не занимает. Так, на всякий случай. Ну что, живем!

– Да‑да, Кита, конечно, живем, – глянула я ехидно. – Но ты забыл, что нас уже не девять и не десять, а всего семеро. В лагере‑то кто останется, если вы с Йолой – за рыбой, мы с Юликом – за птичками, Мишка с Леной и Димоном за грибочками‑ягодками, а?

Кит почесал затылок.

– Ну... – протянул он.

– Давай, Китик, так сделаем. Ты – за рыбой на речку, уж с сеткой как‑нибудь справишься один. Йола, Дим, Мишаня и Ленка остаются тут. И кто‑нибудь из них пробежится за грибами по округе. А уж мы с Юликом пройдемся по берегу, постараемся подогрелись какую‑нибудь птаху. Да, ребята, а может быть, вы пока в лагере будете, лески с колокольчиками накрутите, а?

– Идея здравая, – поддержал Мишка, – сделаем. Да и вообще, как‑то укрепиться бы надо, раз такое дело. Только тогда Юлику тут надо остаться, мне помощь потребуется силовая.

– Ну ок, я тогда по‑быстрому пробегусь по местным лесочкам и по берегу. Посмотрю, кто тут водится.

В общем, все разбежались по своим делам. А я, захватив свой голеностопный нож, несколько морковок, горсть сухофруктов, кусок проволоки и моток самой толстой лески, – в лес. На самом деле я понимала, что вряд ли смогу подстрелить какую‑нибудь дичь, разве что слепоглухонемого старого зайца, которого родичи выставили погреться на солнышке, но вот силки ставить меня еще в детстве научил дедушка, весьма опытный охотник. И не раз эти силки мне уже помогали. Ну что ж, посмотрим, что тут у нас с тропками, и начнем с воды. Ну а куда еще ходят пить животные – конечно, на водопой. Но не на всякий. К озеру они вряд ли пойдут, рассуждала я, скорее – к какому‑нибудь ручью, где меньше вероятность напороться на людей. Ну так и идем искать ручьи, внимательно глядя при этом под ноги.

Отойдя от лагеря километров на семь, я все‑таки углядела на влажной почве относительно свежие заячьи следы. Так, теперь осторожненько, параллельно следам и проберемся по травке. Чуть позже обнаружился и родничок. Оп‑паньки! Тут и колышек от старых силков, с заметным замочком. Замочек – это когда на прочно вкопанном колышке делается вырез снизу вверх, как уголок вытесанный. Ну и мы тут свою ловушечку по их образу и подобию поставим. Так, достаем перчаточки латексные. А как же, у меня они всегда с собой и в большом количестве. Не люблю руки пачкать, да и привычка уже от клиники въелась: делаешь грязную работу – надень перчатки. Перчатки – в ручей на промывку, затем руки – тоже в ручей, и – натягиваем в воде же перчатки. Натираем их травой и грязью, и все, можно приступать к работе. Все эти манипуляции нужны, чтоб зверек не учуял человеческий запах. Теперь – непосредственно о силках. Я решила поставить такие же, что стояли тут и раньше. Достала нож и вырезала защелку с зубцом, который цеплялся бы за колышек. На защелке по кругу – пару бороздок, за которые крепко‑накрепко закрепила, оставив болтаться один из концов примерно на полтора метра. Затем нашла в паре метров от тропочки молодое деревце диаметром сантиметров пять и умудрилась недалеко от верхушки привязать конец лески, пригнув дерево, зацепила защелку за колышек. Уф, половина дела сделана. Теперь осталось прицепить на ветку вот этого кустарника петлю, и можно идти дальше. Петля оказалась пальца на четыре от земли, ну и ладушки, теперь морковка на ладонь дальше ловушки. Всё.

Отойдя от первых силков метров пятьсот, я решила поставить еще и ловушки на белок. Не знаю, водятся они тут или нет, но вдруг? Ловушка для белки – это вообще примитив, была бы проволока. Итак, для начала режем проволоку на 20–25‑сантиметровые куски. Берем такой кусок и делаем на одном из концов петельку, а в нее продеваем другой конец. Половина ловушки готова. Теперь ищем деревце поваленное и обматываем вокруг него конец без петли, и закрепляем так, чтоб кольцо‑ловушка не была примотана намертво, а могла не слишком свободно, но вращаться вокруг ствола. Получили металлическую петельку на ножке. Ок, теперь приставляем это деревце к стволу более крупного и старого дерева, где точно есть пища для белок – шишки, орехи, желуди. Кладем приманку примерно на расстоянии ладони за ловушкой. Белка – существо ленивое, вместо прыжка с земли ей гораздо проще и удобнее взобраться на дерево по установленной жерди как по наклонной плоскости. А вот еще тонкость. Ловушки надо делать на более высокой части приставляемого деревца, чтоб дать белке место для разбега. И ставить этих проволочек не одну, а хотя бы парочку. Если еще обмазать ловушки грязью, на которую налепить хвоинки, то белка точно решит, что это – просто прутья. Когда белка оказывается внутри петли или петля начинает на ней затягиваться, она думает, что это кто‑нибудь, пытающийся схватить ее. Инстинкт побуждает белку спрыгнуть, чтобы спастись, вследствие чего она, простите, вешается. Вот почему лучше закреплять провод (ловушку) вокруг жерди (опоры) свободно. Это позволяет ловушке проворачиваться под весом белки, чтобы подвесить ее под опорой.

Таких беличьих удавок я поставила штук десять и еще пять – на зайцев. Теперь можно было возвращаться в лагерь, который я обошла по дуге, так что выйти должна была с другой стороны. По дороге я набрала мешочек сыроежек и нашла штук пять маленьких подосиновиков – видно, еще не сезон.

Иду себе, иду, никого не трогаю. И вдруг выхожу на какую‑то поляну. А там – дольмен. Точнее, это мне сначала показалось, что дольмен, но потом, приглядевшись, я поняла, что это – лаз в какую‑то пещеру. Любопытство, как известно, не порок, а способ свести счеты с жизнью. Я сунула туда нос – темно, страшно, света моей зажигалки вряд ли хватит, чтоб разогнать мрак. Но интересно же! Я почти вползла под своды этого таинственного лаза. И все‑таки выползла обратно, решив, что пара‑тройка друзей, страховочный трос и мощный фонарь все же лучше меня одной и газовой зажигалки. Выломав на всякий случай палку, я припустила к стоянке, на ходу помечая деревья, чтоб быстро найти дорогу к поляне с пещерой. Я неслась по лесу, как молодой лось, чтобы сообщить ребятам о своей находке. И вдруг прямо из‑под ног вылетело что‑то огромное и мохнатое.

– А‑а‑а‑а‑а! – заорала я и тут же на автомате, как будто играя с Йолой в теннис, отбила страшилку в сторону.

Она упала от удара и оказалась довольно‑таки крупной птичкой. И начала улепетывать от меня со всех крылье‑ног.

– Нет, обед, не уйдешь, я тебя поймаю, – гоняясь за птицей, пыхтела я.

Так мы и вывалились на нашу лагерную стоянку. Птичка с подбитым крылом впереди, и я с палкой – сзади.

– Ловите! Ловите наш обед! – вопила я.

– Пи‑пи‑пи‑квох! – орала птичка.

На середину поляны выскочила Ленка и замахнулась на уворачивающийся бульон поварешкой. Бульон не подставлялся, а я все бежала за ним сумасшедшими зигзагами, лупя палкой по земле. В итоге, почти достав обед, я в очередной раз размахнулась и, споткнувшись о какой‑то корешок, рухнула вниз, погребя птичку под собой. Всё! Первый мой настоящий охотничий трофей за эту охоту.

Меня подняли, и мы стали рассматривать пернатую отбивную. Во мне почти семьдесят пять килограммов живого веса, и что там с внутренностями пичуги, предсказать было сложно. Но то, что она не дышала, это факт.

– М‑да, Танюш, ну это. С удачной охотой тебя, – разоржался Мишка. – Круто ты птичку придавила.

– Придурки, я штаны на коленках порвала.

Птичка оказалась куропаткой, но мы узнали об этом уже от егеря через несколько дней. Куропатку ощипали, разделали, сварили и сожрали, потому что были жутко голодными. А в соседнем котелке варилась картошка с сублимированным мясом и мирно поджаривались на сковородке сыроежки с сушеным луком.

– Вечером силки проверю, может, еще что‑то из мяса попадется.

– Тань, ты что, силки поставила? – Мишка был в шоке.

– Ну да, по всей окружности километрах в пяти – семи от лагеря, на белок и на зайцев. Так что, может, и завтра с мясом будем.

– Ты откуда это умеешь? – Мишка и правда был удивлен. – У Джека Лондона такое точно не описывалось.

– Мишань, у меня и папа, и дед охотниками были. Дедушка еще в детстве научил силки ставить – как он говорил на ворчание мамы и бабушки, на всякий случай. Ну вот и пригодилось. Эх, – продолжила я, – были бы стропы парашютные, можно было бы и с более крупным кем‑то потягаться. А кстати, с этими пробежками забыла совсем. – Я многозначительно всех оглядела: – Нашла я какую‑то пещеру явно не естественного происхождения, метрах примерно в пятистах от стоянки. Вот.

Воцарилась тишина.

– Сорри, что значит «не естественного происхождения»? – протянул Кит.

– А той значит, что на входе плиты, как на дольмене, сложены, и лаз глубокий куда‑то ведет. Камешек бросила, покатился глубоко. Сама не полезла. Так что завтра нужны страховка, карабины, фонарь. Ия. – Широко улыбнувшись улыбкой Чеширского кота, я обвела взглядом ошарашенных этой новостью друзей.

– Крутя‑ак, – протянул Мишаня.

– Офигеть! – Это уже Юлик. – Я пойду точно, и не сопротивляйтесь, и не отговаривайте. Я скалолазанием занимался, так что я – в команде.

– Ленка тоже лазала по горам, – обиженно пробурчал Мишка. – А я просто сильный и сильнее Юлика буду.

– Значицца, так, мои дорогие и обожаемые первооткрыватели, – подвела итог я. – Предлагаю следующую схему. Сейчас иду я, Юлик и Кит. Миш, ты, Йола, и Ленка – в лагере настороже. Завтра с утра идем – я, ты, Лена, и Йола. – И сразу заметила, как поскучнели эти трое. – Ну, ребята, – жалобно протянула я, – не дуйтесь. Просто я с Рыжим прошла столько, что вам и не снилось, а Юлик – мастер спорта по скалолазанию, без него мне страшно туда соваться.

В общем, разобравшись, мы минут через сорок отправились к таинственной пещере.

Запись в моем путевом дневнике вечером того же дня:

«В 14.36 меня обвязали тросом и отправили в лаз. Меня – просто потому, что я туда никого первым не допускала. Ну моя это находка, моя. Я и хочу первой туда залезть. Следом за мной на такой же страховке полз Юлик. У меня в руках был пистолет – просто так, на всякий случай, а Юлик светил фонарем. Ползком пробираясь вперед, мы видели перед собой явно обработанный человеческими руками коридор, который плавно уходил вниз. Метров через тридцать проход расширился, и вскоре обнаружились ступени высотой одиннадцать сантиметров. Судя по тому, что я насчитала их 137 штук, мы спустились на глубину пятнадцати метров. А потом через арку вошли в зал. Он был не огромным, но величественным. Посередине, в лучах двух фонарей, обнаружилось странное сооружение, похожее на ложе для гиганта. Причем выполнено оно было как высококлассное стоматологическое кресло, то есть эргономично, в котором любой человек может пролежать час‑два без дискомфорта для мышц.

– Кита, спускайся, все чисто! – проорал Юлик.

Спустя минут десять – пятнадцать Рыжий присоединился к нам. И только присвистнул:

– Ох, ни фига ж себе! Ну везет нам: как подземелье, так фигня очередная доисторическая.

– Кита, – посмотрела я иронично, – ты, видимо, забыл, что мы, конечно, лохи, но все же в авантюру эту с какими‑никакими материалами поехали. – И я бросила в него камушком, просто так, из вредности.

Ребята начали обходить пещеру и осматривать, обстукивать все стены. Я же заинтересовалась ложем или что это такое было. Подтянулась, перевалилась и угнездилась там, где у кого‑то должна была располагаться попа. И, посмотрев вверх, увидела только каменный свод. Ладно, подумала я, зачем‑то же тут стоит это стоматологическое оборудование? Переместимся в сторону изголовья. Немного поерзав и вызвав у пацанов несколько смешков, я все же пристроила голову в соответствующей выемке и вновь уставилась вверх. И. Звезды! Мириады звезд смотрели на меня. Темное небо космоса и сверкающая дорожка Млечного Пути. Россыпь серебристо‑туманных галактик – вот что я увидела. Не может быть, сказала я себе и зажмурила глаза. Потом открыла, посмотрела и снова увидела картину – мириады звезд буквально светили мне в глаза.

Под затылком что‑то мешалось, и, пошарив рукой, я вытащила фигурку непонятно кого. На ослабевших вдруг руках я приподнялась и тихим, писклявым голосом проблеяла:

– Ребя‑ата.

Они подошли.

– Кита, заберись, пожалуйста, сюда и закрой глаза.

Видимо, мой блеющий голос подействовал: Кит без вопросов залез на ложе.

Я устроила его голову так же, как давеча свою, и скомандовала:

– Открывай!

– Ох них... себе. Б... опс! Не может быть. – Кита зажмурил веки, а потом снова открыл и с детским восторгом начал вглядываться в то, что я уже видела. – Так ведь день наверху! Такого просто не может быть! Юлик, а ну‑ка забирайся сюда, тут такое.

От Юлика мы не дождались мата, он просто охнул и замолчал с блаженной улыбкой, а потом попросил выключить фонари и снова громко охнул.

– Так – еще прекрасней, – заявил он. – Пошли‑ка наверх. Надо ребятам сегодня показать. Они не простят, если увидят такое только завтра. – Юлик помолчал, а потом взглянул нам в глаза поочередно и произнес: – Я бы точно не простил.

Мы вернулись в лагерь около семи».

Мы вернулись в лагерь со всей возможной скоростью и, наплевав на охрану, потащили ничего не ведающих друзей в подземелье. Я осталась в лагере, крикнув Рыжему, чтоб взял с собой камеру. А сама достала тот камешек, который мне помешал под затылком. Раскрыла ладошку и увидела то ли орла, то ли ястреба. Фигурка была сделана из белочерного камня. Голова птицы была белой, а все стальное – черным как ночь.

«Странненько все это, – подумалось мне, – предупреждение шамана и вот вторая фигурка». Посидела еще с час и решила пройтись, проверить силки. Самое время.

Часа через два я вернулась, но на стоянке так никто и не объявлялся. Звездами любуются, решила я и, радуясь, что этого никто не увидит, села «ошкуривать» пятерых белок и одного зайца. Силки я обновила, так что завтра можно снова проверять.

Вскоре над костром кипел вкусный мясной бульон с остатками гречки.

«Не пропадем, – подумала я и бросила очередную порцию специй. – Главное, чтоб никто не знал, что на ужин сегодня белки». Мне повезло, и я успела выловить тушки до прихода ребят и очистить их от костей так, что получился вкусный, жиденький мясной супчик и жареный заяц. Все оценили, и зайца тоже, но почему‑то никто не поинтересовался, как я его разделывала. А я уже вынашивала план мести за это. Вот попадется в силки завтра зайчик, или два, или три, и я на ваших глазах его разделаю, чтоб знали вы, как это – есть пищу из котелка, ту, которая попалась в силки, а не ту, которую купили в магазине.

Я отвлеклась, сорри. Ребята вернулись, поужинали и были молчаливы, и смотрели в небо и ничего не видели: перед глазами у всех стояли звезды подземелья, такие яркие, такие живые.

Над лесом невдалеке вдруг показался вертолет и пошел на снижение километрах в десяти от нашей стоянки. М‑да, не добежать – поняли мы и продолжили смотреть в небо и рассуждать.

– А ведь Барченко или Демин – они же говорили, что нашли пустоту под какой‑то поляной, и, дескать, это обсерватория гиперборейцев. А не там ли мы сегодня были?

– Кита. – Юлик лежа перевернулся на живот. – Перегони‑ка флешку своего фотика на жесткий диск. Завтра еще поснимаем.

– Юлик, ну вот ты лежишь, валяешься? – Кита лениво потянулся. – Ну и я хочу поваляться. Завтра перегоню. А посмотреть хочешь – так вот, на экране посмотри. Всё, я спать, други. Устал я. – Рыжий встал и уполз в палатку. И крикнул оттуда: – Перед моим бдением толкните, ок?

Моя смена дежурства у костра началась часа в четыре и должна была закончиться к шести, перед рассветом. Подбрасывая в огонь мелкие веточки, чтоб чем‑то занять руки, я в задумчивости не сразу поняла, что мне мешает какой‑то посторонний непрекращающийся звук, идущий, казалось бы, отовсюду. Закрутив головой во все стороны, попыталась найти источник, одновременно решая, будить уже лагерь или еще подождать. Мой взгляд зацепился за какую‑то неправильность на озере. Что‑то серое и длинное явно подплывало к нашему лагерю. «Этого еще не хватало», – подумала я. И поняла, что именно это «что‑то» и издавало звук, похожий на тихое порыкивание. Нет, все, надо будить ребят.

Орать «Рота, подъем!» я не стала, а просто тихо пробежалась по палаткам с сообщением о странном чуде‑юде на озере. Наши так же тихо встали, оделись и затаились в окружающих кустах со всей пневматикой, которая у нас была. Чудовище, судя по звуку, приближалось.

– Чего‑то смахивает на лодку, идущую на малых оборотах, – пробормотал Мишаня. – Но высовываться не будем, посмотрим, что за гости.

Звук был уже где‑то рядом и вдруг стих. Потом послышалась возня, и какой‑то человек неспешно направился к нашей стоянке.

– Нет, ну вот люди, а. У них уже лодки с продовольствием сперли, а они так и не научились дежурных на ночь выставлять. Как дети малые, право. И хоть бы проснулись, их ведь тут как зайцев перестрелять можно.

Егерь. Это точно был он, походил по лагерю. И, подойдя к одной из палаток, стал расстегивать молнию.

– Ой, это же наш егерь, – запищала Ленка.

– Во‑о‑от ты дурра, – протянул Мишаня, – у него же ружье, а не наши пукалки. Ну всё, можно выходить.

Мы стали выбираться из окружающих стоянку кустов на поляну.

– Фьють, – присвистнул егерь, – молодцы! А я уж думал, что совсем лошарики. Лодки я ваши пригнал. Там же и рюкзаки. – Поглядев на наши ничего не понимающие физиономии, усмехнулся и пояснил: – Я в обход ходил, по заповеднику, а Агмар начал беспокоиться – пес это мой. Ну я и повернул назад. А пошел‑то я в сторону Ловозера. Обратно иду – слышу крики на речке. Подхожу – глядь, ваши лодки, а в них мелюзга эта, которая тут до вас стояла. Одну лодку уже на камень выбросило, в ней пацан без движения, а в двух остальных тоже что‑то неладно. Я уж когда дошел – увидел, что ребята‑то в лодках все переломанные. Ну и вызвал МЧС, а они, пока вертолет санитарный ждали, повинились, что лодки и еду у вас сперли – дескать, испугались, что за ними местные не придут. А как до Сейдъявриока, что Сейдозеро и Ловозеро соединяет, дошли, так поняли, что волоком придется лодки тащить – прохода‑то не знают! Вот тут и закрутило их да об камни побило сильно. Лодки ваши я подлатал, рюкзаки выловил. Только мокрое там все – сушить надо. Ну вот, как‑то так уверен был, что дождетесь меня. – Егерь уже широко улыбнулся. – Ну, не буду спрашивать, покормите чем или нет, и так знаю, что голодные. Потерпите немного, я сейчас до избушки добегу и принесу вам жратвы, только кого‑нибудь со мной надо бы отправить, чтоб помог.

Мишка потоптался и немного смущенно проговорил:

– Дак, это. вроде и не надо нам. У нас вон еще похлебка из зайца, и жареный зайчик, и еще чего‑то там есть. Только хлеба нет.

– За‑аяц! – протянул егерь. – Это как же вы его словить‑то умудрились?

Мишка теперь уже с гордостью посмотрел на меня и ответил:

– А это не мы. Это вон Танюша у нас на силки мастерицей оказалась. Зайцев и еще кого‑то мелкого поймала.

– Не мелкого, а белок. Вы из них суп сегодня трескали так, что за ушами пищало.

Ой, зря я это сказала. Лица ребят как‑то сразу нехорошо вытянулись, и руки потянулись в мою сторону.

– Белок?.. – просипел Кит. – Ты сказала, что мы вчера жрали белок? Это таких хорошеньких, с мохнатыми хвостиками, бегающих по деревьям крыс?

Нет, Кита не помчался в кусты, он помчался ко мне, и я тут же спряталась за егеря. Меня пытались достать, но я крепко схватилась за егереву куртку, и отодрать меня мог бы только паровоз на всей тяге.

– Ну белок, ну и что? Они же вкусные! – отбивалась я.

– Да чего вы, правда, – встал на мою защиту егерь, – я сам белок ловлю и ем. Вкусные они, а из шкурок одеяло красивое. Вы бы лучше спасибо сказали, что животы полные, а не от голода тут маетесь. Небось, сами‑то только на ягодах‑грибах смогли бы продержаться пару дней.

Все глянули на меня уже виновато, а я обиделась, села на чурбачок и закурила.

Вскоре мы помирились и сидели вокруг костра, раскладывая и развешивая на просушку все, что было в рюкзаках. Да, придется задержаться еще на день, чтоб привести все это в порядок.

Пока все разбирали, успели поведать егерю и о пещере.

– Эвон как, непростые вы ребята. Сам Барченко к этому лазу подойти не смог, а вы так вот запросто звезды днем увидели! Увидели ведь?

– Ага, до сих пор в себя прийти не можем.

– Я тоже иногда этот лаз нахожу и спускаюсь. – Лесник вздохнул. – Красиво.

– А почему «иногда нахожу»? – недоуменно отозвался Юлик. – Мы там сегодня уже два раза были.

– Да блуждающая она какая‑то, пещера эта. Не в смысле, что перемещается, а идешь вот на поляну и не видишь лаза, а в другой раз заглянешь – и вот он, тут как тут. Некоторые бегут от этого места как от чумы, даже в ужасе. Немало было случаев, когда люди погибали там по непонятным причинам, и на лицах у них – маска ужаса застывшая. Сам таких за время службы тут видел человек десять, а той поболе. Но некоторым и помогает. Вот вам, видите, лодки вернулись, чтоб вы свой путь продолжить смогли. Теперь‑то куда?

– На Ловозеро, – сказала я, – на остров Колдун. Читали мы, что там тоже весьма непростое местечко, а у нас ведь экспедиция как раз по темным и непонятным местам России.

В общем, весь день мы обменивались с егерем байками и историями, которые с нами происходили, а к вечеру он принес нам еще одну оленью ногу, на сей раз закопченную.

– Вот, возьмите в дорогу, пригодится. Я вам еще проволоки принес для вашей охотницы, на силки. Держи, Танюш, не отказывайся, у меня еще много.

Наутро мы на лодках – в первой сидел егерь – благополучно прошли Сейдъявриок и вышли в Ловозеро. Перед прощанием егерь посоветовал нам внимательно осматривать места, где мы планируем встать на ночевку. На наши вопросы коротко пояснил, что у местных охотников за военными трофеями, черных следопытов, иногда водится «милая» привычка минировать кострища. Чтобы «конкурентов» отвадить. Поэтому, если поблизости видны следы свежего раскопа, примерно одно‑двухлетней давности, от ночевки на таком месте тоже лучше отказаться. «И еще, – добавил он, – если у вас есть какие‑то особые вещи или амулеты, расставьте палатки так, чтобы они образовали треугольник. Тогда вы все увидите, услышите, но не пострадаете».

 

Подземный город

 

Периодически приставая к берегу то в одном, то в другом месте, мы к вечеру добрались наконец до острова Колдун. День был очень хорошим, ясным и довольно‑таки теплым.

Мы планировали остаться на острове на пару дней и обязательно осмотреть сейд «Старуха», который, по преданию, спас когда‑то лопарей от нашествия чужеземцев свеев. А дело было так.

Пришел на Ловозеро со своей дружиной чудский начальник Чудэ‑Чуэрив, все они были некрещеные и начали грабить лопарей. Лопари бежали от них на остров на озере, где стоит каменная фигура «Старуха», которой приносят гостинцы, когда идут на охоту. Чудь заметила, куда бежали лопари, села на карбасы и отправилась за ними в погоню. Тогда один лопарь стал бить в бубен и просить, чтобы «Старуха» сделала «погоду». «Старуха» услышала его и сделала такую бурю, что вся чудь, гнавшаяся за лопарями, потонула в озере.

По саамским поверьям, остров этот оттого и называется Колдун, что сюда приезжали шаманы для совершения своих таинств. А поверья на пустом месте не возникают. Не иначе как место силы здесь. И самое интересное, что в местных легендах вкраплены рассказы об этом удивительном острове, как о сущем рае на земле. Если путешественнику или охотнику выпадет попасть на этот остров волею судьбы или по умыслу, то остров отнесется к такому гостю очень благодушно. Здесь всегда в достатке вода, пища, укрытия от непогоды. Пользоваться всем можно очень продолжительное время. Но не дай бог, попробует человек взять с собой с этого острова хоть что‑то – кара постигнет его тотчас и будет сурова. Вот такие истории живут в народе про этот остров. В современном Интернете тоже бытует о нем огромное количество историй.

Еще говорят, что тут водится снежный человек и в сумерках постоянно мелькают неясные тени.

Нас остров принял хорошо. Во второй половине дня мы пристали к буквально сказочному берегу. Почему к сказочному? А представьте: вокруг север, дикая природа, всевозможные серые оттенки камней, и вдруг ваша лодка оказывается на белоснежном, кристально чистом песчаном пляже, где впору расти не елкам, а пальмам. В голове диссонанс: тайский пляж на севере России? Собственно на пляже, ближе к скалам, мы и решили разбить лагерь. Обычное, уже привычное за эти месяцы обустройство: палатки, костер, несколько бревен и чурбачков в качестве скамеек. Вот только навес сделать не получилось – не к чему было брезент прикрепить. Но погода радовала, и мы заморачиваться не стали.

С обедом решили не скупиться – сделать не короткий перекус, а устроить что‑то поосновательнее. Ребята были отправлены за рыбой, а мы решили пробежаться по округе за грибами. Буквально через полчаса лодка с рыбаками вернулась, и на наш строгий суд представили семидесятисантиметровую рыбину. Это была та самая знаменитая кумжа, о вкусноте которой ходят легенды. Рыбину запекли в фольге на углях, предварительно посолив и напихав внутрь лука, можжевельника и остатки майонеза.

Через час, обожравшиеся сверх меры, сонно хлопая осоловелыми глазами, мы ленивыми котиками разлеглись по всему пляжу. Только спустя пару часов мы смогли по‑человечески передвигаться. И общим собранием решили наконец‑то прогуляться по острову. Ленка, правда, отказалась и сказала, что хочет в спокойном одиночестве помедитировать на песочке. «Если что, – добавила она, усмехнувшись, – я заору так, что вы точно услышите».

Сейд «Старуха» мы так и не нашли, хотя это было странно: он, по рассказам, довольно‑таки высокий. Тут Никита и предложил:

– А давайте сами сейд соберем! А чего? – Он осмотрелся. – Нас от этого не убудет, еще и гостинчиков оставим «Старухе», а острову приятно сделаем. – И, уже совсем засмущавшись, тихо закончил: – Он же волшебный.

В общем‑то идея была отличная: и сами разомнемся, и памятку оставим, и, если тут свои островные духи обитают, задобрим их на всякий случай.

Несколько часов мы, пыхтя, таскали каменюги, пока не выстроили башню чуть выше автомобиля. В диаметре она получилась около метра и смотрелась весьма основательно. На самую вершину ребята, поднатужившись, подняли каменную плиту. Мы, как могли, им помогали, но все равно ребята чуть не надорвались. Запыхавшиеся, но жутко довольные, мы любовались на свое произведение каменного искусства.

– О! – Мне в голову пришла очередная идея. – Может, прямо теперь до стоянки пробежимся и гостинчиков притащим, а? А потом уже и ужином озаботимся.

– Не, – протянул Мишка, – давайте сначала поужинаем и гостинцев отложим, а потом уж и решим, сюда идти или утра дождаться.

Еще несколько раз сфотографировавшись на память рядом с нашим творением, мы неспешно пошли на берег. По пути то там, то сям попадались сыроежки и подосиновики, которые тут же отправлялись в предусмотрительно захваченные Юликом полиэтиленовые мешочки.

В лагере вовсю кашеварила Ленка, готовя на всех ужин, и даже на подходе, метров за сто, уже стоял сводивший с ума аромат рыбной похлебки. Ух ты, а мы, оказывается, здорово проголодались! Причем настолько, что, учуяв этот божественный запах, ломанулись вперед как лоси, весело толкаясь и обгоняя друг друга.

Уха была прекрасна. Мы рассказали Ленке про свои строительные подвиги и после ужина, отмыв посуду, все же отправились с дарами обратно.

Мы взяли миску с ухой, хлеба, немного копченого мяса и в одну из бутылочек налили спирта. Может, это и выглядит смешным, но согласитесь: в таких местах лучше перебдеть, чем наоборот. У подножия сейда «New старуха» мы аккуратно поставили миску, которой решили пожертвовать окончательно. Да и правда: не выливать же уху просто так на землю? На самую верхушку положили хлеб, мясо, а потом со всех сторон обрызгали сейд спиртом. Молча постояли и отправились в лагерь.

Мы уже спустились на пляж, когда Юлик, щурясь в сторону стоянки, пробормотал:

– Оп‑паньки, а это еще кто?

И правда: неподалеку от наших палаток подходила к берегу какая‑то лодка.

– Вот еще, – хлопнул себя по бокам Рыжий, – нам только проблем сейчас не хватает.

Мы ускорили шаг и оказались у лагеря одновременно с вылезшими из лодки двумя весьма внушительного роста людьми. Болотные сапоги, старинные шапки‑москитки, так что не разберешь, кто это. Рюкзак, шлепнувшийся на берег, – тоже старый, затягивающийся сверху лямками чуть ли не времен войны. У моей бабушки такой до сих пор сохранился.

– Принимайте гостей, путнички, – проскрипел из‑под москитки старческий голос. А потом показалось лицо его хозяина.

«Столько не живут», – подумали мы все одновременно.

– Живут‑живут, – раскряхтевшись – видимо, это был смех, – сказал старик. Он действительно был очень высок, и его спутник – тоже. Около двух метров, а может, даже повыше. Коренастый – не в смысле приземистый, а как старое крепкое дерево, жилистый, сильный, несмотря на возраст.

Нет, ну вот скажите, отчего нам так не везет? Только размечтались мы понежиться на острове в полном одиночестве, так нет, надо было кому‑то приплыть. После недавней истории на Сейдозере встречаться ни с кем, понятное дело, нам не хотелось. И ночевки совместные проводить – тоже. Неловко переминаясь, мы хмуро стояли напротив непрошеных гостей.

– Меня Йола зовут, – взяла на себя первичное общение наша миротворица. – Это Никита, он же Рыжий. Это – Юлик, Дим и Миша. А это – Татьяна и Лена. Мы журналисты, путешествуем от Урала и, так сказать, совмещаем приятное с производственным. Изучаем и описываем места силы по всей России.

– Кхе, кхе, места силы, говорите?.. – задумчиво поскреб по подбородку старик. – Это хорошо. Журналисты, значит. – Не хитринкой глянув из‑под кустистых бровей: – Чем угощать будете нас, журналисты? – И блеснул глазами совсем весело.

Мы даже оторопели от такой бесцеремонности.

Положение опять спасла Йола:

– Да вы проходите к костру, присаживайтесь. У нас уха еще осталась, чай вкусный. Располагайтесь. Рыж, Мишка, вытащите на берег лодку гостей, она же тяжелая. А вас как зовут, скажете?

– Отчего ж нет, – проскрипел дедок. – Вороном кличут, а в некоторых местах Алва зовут. А это жена моя, Пола.

Супруга деда тоже была ему под стать, такая же высокая. Странно, мы как‑то привыкли встречать стариков более низкого роста, а тут такие великанистые!

– Мы часто на этот остров заглядываем, – продолжал дед, не обращая внимания на наши недоумевающие лица, как будто он не понимал, что таких великанов мы встречаем впервые, – приглядываем тут, чтоб не случилось чего. Да мы вас не стесним, – пристраиваясь на бревнышке, сказал Ворон. И вдруг вздохнул: – Видно, людей нехороших повстречали на пути своем, так? Ну, бывает, не без этого. Не переживайте, дальше как по маслу покатитесь. Только в лесу огромном хуторов остерегайтесь.

– Ворон, или Алва, вы провидец? – прямо спросила Йола.

– Ну, провидец не провидец, а кое‑что сказать могу. Вот ты, например. – Мозолистый палец уперся в Йолу. – Ты хочешь знать, великаны мы или нет. – Дед рассмеялся. – Нет, мы не великаны, просто мы потомки альвов.

Альвы, альвы. Я наморщила лоб. Что‑то знакомое, но не могу вспомнить, что.

– Вы, ребятки, про Гиперборею что‑нибудь слышали? – подала голос Пола.

– Ну конечно, кто ж не слышал легенды о Гиперборее?

– Легенды? – рассмеялась Пола. Ее смех, в отличие от смеха мужа, был серебристым, как колокольчик. – Ну, раз уж вы умудрились оказаться на нашем пути к ночлегу. – Она немного помолчала, будто что‑то взвешивая, а потом, глянув на Ворона, сказала: – Что ж, покажем мы вам настоящую легенду. Только уговор: место это никому не открывать! Рассказать можете, все равно вам не поверят. – Она улыбнулась и вдруг стала серьезной: – А клятву дадите, что никого туда не приведете?

Мы только молча кивнули.

– Ну что ж, пойдемте. За вещи не беспокойтесь, сегодня на остров никто не приедет.

– Наверное, то, что мы вам расскажем, покажется невероятным. Или вы решите, что мы чудики и с ума сошли на старости лет, – идя перед нами, негромко начала Пола. – А скажите, знаком вам такой знак – вписанный в круг крест? – Она обернулась и быстро глянула на нас.

– Ну да, – первым ответил Никита. – Масонский знак.

– Э‑э‑э, – присоединился к обсуждению Юлик, – что‑то связанное с язычеством, кажется.

– Танюш, а помнишь, в Новгороде мы видели церковь старообрядцев, и на ее стенах такие кресты были? – Это Йолка вспомнила одно из наших мини‑путешествий.

– Да, – согласилась Пола, – все это имеет место быть. Но самое первое значение этого креста, коловрата, судя по всему, вам неизвестно. – Она снова двинулась вперед. – Так вот, многие тысячелетия назад, а точнее, двенадцать знаков зодиака, в минувшую эпоху Водолея, существовало государство Арктида. Граждане там жили в отрешенном созерцании, а слово духовенства, стоявшего у власти, было настолько весомо, что внутренняя устойчивость жителей обеспечивала успех любых дел. Кстати, именно с тех пор до нас дошла поговорка: «Что знает третий – знает свинья». Только в Арктиде она звучала иначе: «Что знают двое – третьему не дано». Почувствовали разницу? Само устройство общества держалось не на распылении слухов, а на уважении к конфиденциальности и личному пространству людей. Но вернемся к коловрату. Это – форма Арктиды, которая и была как раз такой. Четыре основных теплых океанских течения направлялись к внутреннему морю. А сам континент принял форму круга, составленного как бы из четырех огромных островов, и напоминал пространство, которое расчерчено крестом, заключенным в круг. Геометрическим центром континента был гигантский водоворот точно посередине небольшого внутреннего моря. И находился этот водоворот как раз над точкой полюса. А над самым Полюсом располагался Храм Странствия по Мирам. Именно он был средоточием духовной силы жителей Арктиды – гиперборейцев, как потом стали их называть. Благодаря невероятному мистическому искусству зодчих храм этот висел в воздухе. Самым же чудесным было то, что Храм Странствий не был трехмерным, как все в этом мире. Он был четырехмерен. Из‑за этого любому непосвященному он представлялся огромным, бесконечно сложным лабиринтом.

– Пола вдруг обернулась и спросила с хитринкой: – Помните лабиринт Минотавра? Так вот, он построен по воспоминаниям и записям тех, кто бывал в храме. В нашем храме. Время и пространство в нем трансформировались настолько, что можно было поставить четыре жезла перпендикулярно друг другу, так что они образовывали невозможный в неизменном пространстве объемный восьмиконечный крест и как бы теряли вес. С этих самых времен Восьмиконечный Крест представляет знак высшего посвящения – Учения Замкнутого Креста. Вам он, наверное, знаком по масонским историям. Но время шло, и даже среди альвов – то есть тех, изначальных – произошел раскол, и многие жителей Гипербореи порвали со своей родиной и ушли в изгнание. Добровольное. Им захотелось не просто созерцания и благостного покоя. Им хотелось бунта или просто активности жизни.

Слушая рассказ, мы спускались все ниже и ниже. Подсчет ступеней уже давно закончился, а взглянув на часы, я засекла, что спуск длится уже более часа. Интересно, а как мы будем выбираться на поверхность?..

А Пола вела нас и рассказ дальше:

– Отвергнувшие покой основали новый город на побережье большого острова близ нынешнего экватора. Это был не случайный выбор. И обосновывался он не одними только соображениями рассудка. Тропический пояс есть область максимальной угловой скорости вращающейся планеты. Область максимального непокоя. Порвавшие с Учением предков, с Покоем Полюса, они намеренно призывали на себя покровительство противоположных сил. Бывшие гипербореи не стали покорять новую землю. Они просто отвоевали себе жизненное пространство. Они добились того, что на их безопасность не посягал никто, опасаясь гибельного возмездия. И думали остановиться на этом. Однако племена острова постепенно сами склонились под их державу.

Новая империя окончательно сложилась в последние века Инку. Так именовался в давние тысячелетия Индрик, то есть эпоха Козерога. Остров, когда он весь перешел под владычество неспокойных альвов, начал называться Ат‑Лант. Это означало «Отпавшие Дети», или «Земля Отпавших». Столицей новой империи сделался город Посейдонис. А империя стала называться Атлантида.

Мы, как зачарованные, слушали историю, забывая даже смотреть по сторонам. И теперь вдруг поняли, что вышли в огромное подземелье. Вначале нас как будто ослепило – после темного спуска пещера показалась наполненной ярким сиянием. Но потом глаза стали привыкать, и мы вздохнули в немом восхищении. Везде, куда достигал взгляд, мы видели белый свет. Правда, дальняя область пещеры терялась во мгле, но и мгла было не черной, а серой. А нас окружали гигантские белоснежные стены, колонны, арки. Неподалеку стояла изящно вырезанная из камня скамья высотой примерно мне по плечи. То есть если у меня рост – метр семьдесят восемь, то скамейка была чуть выше полутора метров.

– Вот тут мы с Алвой обычно и остаемся на ночь. Некоторые вещи и нам не под силу, поэтому что смогли приспособить, тем и пользуемся. Располагайтесь.

– Что это? Где мы? – потрясенно выдохнули мы, кажется, в один голос. – Город? Лаборатория?

– Мы не знаем, – проскрипел Альв, – от тех времен осталось не так много крупиц знания. Наши родители, забыв что‑то, рассказали нам, мы, забыв еще какую‑то часть, рассказали своим детям и внукам. Но и они забудут.

– А кто ваши дети, – спросил Рыжий, – баскетболисты? Они живут где, в России?

– Да нет, какие баскетболисты! – рассмеялась Пола. – Сын бизнесмен, а внучки моделями по подиумам крутятся.

– Так что, все самые высокие люди – это потомки гиперборейцев и атлантов?

– Не совсем так. Есть одна отличительная черта кроме роста: у потомков первых альвов волосы не растут ни на теле, ни на лице.

Невольно мы все посмотрели друг на друга.

– А почему имя нерусское? – влезла Ленка.

– Имя как имя, – пробормотал старик. – От прежних названий полюс, полис.

С некоторой грустью, убедившись, что до гиперборейцев нам как до луны, мы принялись устраиваться вокруг костерка, который уже успел развести Ворон.

– Запас дров тут есть, мы его постоянно пополняем. На пару дней хватит, а завтра принесу еще, – ответил он на наши недоуменно‑вопросительные взгляды.

Оказался в пещере и запас провизии – сыр, сушеное мясо, лепешки и даже лук. Невдалеке бил родничок, стекавший в гигантскую белую чашу.

– А хотите фокус покажу? – спросила Пола и направилась к родничку.

Сначала она наполнила оба котелка.

– Потрогайте воду, – сказала она. – Можете и попить, водичка тут прелесть что такое.

Вода была обжигающе холодной, так что зубы сводило, но действительно вкусной. А потом Пола вытащила из кармана какую‑то металлическую загогулинку и вставила в паз, который мы изначально и не заметили. Прошла минута, вторая – ничего не изменилось.

– А теперь можете купаться, – сказала она.

Купаться? В этой холодине?

Йола дотронулась до воды:

– Ой, теплая. Но как?

– А мы и сами не знаем как. Ворону отец передал этот ключ и сказал, что вода нас всегда в пещере согреет, как бы холодно ни было снаружи. Согреет, исцелит и продлит жизнь, чтоб детям и внукам все передать. Мы ведь уже немолоды, за сто десять лет, чай, перевалило.

Да, как‑то мы упустили про внучек, что по подиуму бегают.

– Да вы купайтесь, купайтесь. Пока я снова ключ не приложу, вода так и будет теплой и чистой. Даже мыло ее не испортит. Только вот, предуперждая ваши вопросы, сразу скажу: брать с собой эту водичку смысла нет. Теряет она наверху свои свойства и невкусной становится. Пробовали уже. Нас ведь тут за местных шаманов держат, идут к нам люди. Так вот, самых тяжелых, чтоб спасти от недуга, приходится сюда на носилках нести и чтоб глаза были закрыты. Нельзя, чтобы видели они дорогу к источнику.

Пола отошла к костерку и начала колдовать над котелками, а мы, раздевшись, нырнули в этот мини‑бассейн. По размерам он был метров пять на три, овальной формы и глубиной около метра. На дне оказались приспособлены скамейки или ступени, и на них было весьма удобно полулежать. Вода немного пощипывала тело, приятно обволакивая теплом. Кстати, мыло нам вовсе не понадобилось. Буквально через несколько минут кожа начала поскрипывать под пальцами, как после хорошей бани.

Мы плескались, брызгались и веселились до тех пор, пока Пола не позвала нас ужинать:

– Пойдемте, завтра еще накупаетесь, перед выходом, а на сегодня достаточно. И так уже по десятку лет скинули.

Вылезая из бассейна, мы чувствовали себя настолько отдохнувшими, будто и не было многомесячной дороги и сумасшедших переходов.

Поужинав, мы устроились поудобнее, и Пола продолжила свой рассказ, заодно и объяснив нам, отчего пещера – вся белая:

– Тогда, так же как и сейчас, преобладающим цветом Полярного континента был белый. Но это было не благодаря снегам и льдам, как в наше время, а оттого, что на этой земле текли белые ручьи, точнее, они такими казались. Помните «молочные реки – кисельные берега»? Сказка, как говорится, ложь, да в ней намек. Эти особенности и привели к тому, что магия Севера, магия осознания и покоя, которыми окружили себя альвы, стала называться белой. Кроме того, белый цвет был и символом Боры, самого почитаемого из богов Арктиды.

Тихим журчанием рассказа Пола нас практически усыпила, и мы заснули как младенцы. А на следующее утро, искупавшись еще раз в чудесной купели, отправились обратно. Дорога наверх показалась гораздо короче, и уже через полчаса мы любовались водами Ловозера и своими палатками.

– Ну, вы идите, а нам дров надо набрать и еще кое‑что сделать, – сказали наши провожатые.

– Вот вам на память, держите. – Ворон раскрыл ладонь, на которой россыпью лежали зеленоватые, с красными пятнами камешки. – Кровавик это. – Он ссыпал камни мне в руку. – Саамская кровь, как мы называем. Подарок вам из пещеры. Сами догадаетесь, что с ними делать? – Ворон хитро улыбнулся.

– В ванну бросать? – спросила Ленка.

– Ну, можно и в ванну, но лучше с собой носить всегда. Тогда никакая болячка к вам не пристанет. Ну а носить постоянно не будете, так вспомните, когда приболеть случится.

Пока мы рассматривали и разбирали подаренные камешки, старики тихонько растворились, как и не было их.

– Эх, даже спасибо по‑человечески не сказали и не попрощались, – вздохнул Юлик. – Ну что, давайте собираться?

Минут через сорок мы уже отплывали от острова Колдун с его волшебной пещерой, а оглянувшись, увидели, что на горке, где мы поставили сейд, стоят две фигурки и машут нам. Отчего‑то стало грустно, и мы долго‑долго рассекали воды озера в полном молчании. Очнулись, лишь когда поняли, что время перевалило уже далеко за полдень.

Долго расписывать обратное путешествие не буду, потому как ничего примечательного не происходило, а уж по сравнению с тем, как мы шли, плыли и карабкались до Ловозера, – и подавно. Добравшись до Ревды, мы отправились прямиком в Мурманск, чтоб на пару дней остановиться у друзей, знакомых и у Йолиных родителей. Очень хотелось нормально помыться в душе, отчиститься, постираться. Да и прикупить все, что необходимо в дальнейший путь. Приобретениями стали: новые фонари, горсть различных батареек и аккумуляторов для камер и фотоаппаратов, пара динамофонарей, водка, сахар, специи, штук сто бульонных кубиков, благо тут они были норвежские и финские. Еще купили соль, шоколад, по два килограмма крупы на каждого и пять килограммов барбарисок.

Йолин папа, охотник за грибами и тетеревами, снабдил нас пеммиканом.

Рецепт его знают все походники и охотники. Берется мясной фарш и сушится тонким слоем на противне. Затем растирается в порошок, это – первый из трех основных компонентов пеммикана. Второй компонент – нарезанные и высушенные на противне овощи и специи. Третий компонент – топленое сало (не нутряной жир, а именно подкожное сало). Мясной порошок, овощи и жир тщательно смешиваются в пропорции 4: 2:1. Специи и соль добавляются по вкусу, но в итоге смесь должна получиться довольно‑таки соленой и пряной. Последний этап – прессовка. Готовая масса выкладывается на сковороду или противень слоем в 1,5–2 сантиметра, накрывается плоской крышкой и ставится под тяжелый гнет при температуре около 60 градусов на двое суток. Затем снимаем крышку и рубим готовый пласт на кубики, которые заворачиваем в фольгу. Эти штуки можно и жевать на ходу, и бросать в котелок как суповую основу.

Кроме еды, мы запаслись теплыми джемперами с местного рынка, потому как уже не июль и мы все‑таки на севере. Джемпер ручной вязки у бабушки – толстый, некрасивый, бесформенный, зато теплый – стоит пятьсот рублей. Шуршастиков, как местные называют черные финские штаны для горнолыжников, закупили по две пары, чтоб было во что переодеваться, если промокнем, – по шестьсот рублей за штуку. Носки. Там их море – толстых, теплых, бело‑серых, страшных и дешевых, по сорок рублей за пару. Уже на выходе с рынка прихватили перчатки «тинсуллате», черные вязаные с замшей на ладошке, – просто так, на всякий случай. А Йола, как выяснилось через пару недель, еще и шапки купила, решив, что запас карман не тянет. Потом мы ее очень сильно благодарили за эту покупку.

Уже в поезде начали уточнять цель дальнейшего маршрута. Нет, она и так была ясна – таинственный Вепсский лес, но в Мурманске руки до детализации как‑то не дошли, и мы решили заняться этим в