Изменение уровня материального благосостояния

    по отношению к окружающим за период реформ, в %

Группы	Верхний лой среднего класса	Средний слой среднего класса	Нижний слой среднего класса	Бедные
Новые богатые	38,5	34,4	16,4	2,6
Старые богатые	49,0	24,5	9,0	8,4
Стабильные	5,2	24,0	35,7	24,1
Потерпевшие	6,3	15,6	30,3	40,9
Новые бедные	1,0	1,3	6,9	18,2
Старые бедные	0,0	0,2	1,7	5,8

 

 

Источник: Есть ли в России средний класс? Аналитический доклад по заказу московского представительства Фонда им. Ф. Эберта. С. 42.

 

В целом социологи установили две чрезвычайно важные закономерности социальной мобильности в современной России: 1) в нынешнем среднем классе почти три четверти (72,0%) — это те, кто и в СССР входил в состав среднего класса; 2) в двух низших слоях российского общества большинство (58,2 и 55,6%) — это те, кто считал себя раньше представителями среднего класса, а в результате реформ скатился вниз. “Таким образом, процесс изменения социальных статусов за последние семь лет охватил практически все российское общество, причем у одних людей положение в обществе резко улучшилось, у других резко ухудшилось, у третьих осталось практически без изменений. Однако если улучшить его смогла относительно небольшая часть населения, то ухудшение затронуло основную массу россиян, входивших в дореформенный средний класс”[315].

Кризис 17 августа 1998 г., вопреки распространенному мнению, не слишком сильно изменил сложившуюся за предыдущие годы картину. В наибольшей степени он ударил по верхнему слою среднего класса — только 40,0% тех, кто относил себя к нему до кризиса, смогли после него сохранить свой социальный статус. При этом половина (49,0%) спустилась до уровня собственно среднего слоя, а 12,0% — даже до уровня нижнего слоя среднего класса или бедных. В основной массе среднего класса две трети сумели сохранить свои позиции и после осеннего кризиса. Наибольший удар по среднему классу, как и по другим слоям российского общества, нанес рост цен на фоне прежнего уровня заработков.

С географической точки зрения средний класс преимущественно пополнялся за счет выходцев из республиканских и областных центров, которые дали 42% рекрутов в верхнем слое и по 38% в среднем и нижнем слоях. Только на 29% ряды верхнего слоя среднего класса пополняются за счет жителей двух столиц (Москвы и С.- Петербурга) и на столько же — за счет жителей малых городов. В нижнем же слое среднего класса и среди бедных относительно невысок удельный вес уроженцев столиц, зато почти половину составляют выходцы из малых городов и сел, т.е. мигранты первого поколения (от 42 до 46%).

Огромную роль в продвижении наверх играет родительская семья. Среди представителей верхнего слоя среднего класса на то, что их отцу удалось добиться в жизни успеха, указали 51,0%, а на его “неуспехи” — только 31,3%. В среднем слое среднего класса соответствующие показатели составили 46,2 и 29,8%. В то же время в нижнем слое среднего класса и у бедных соотношение было обратным: число “неуспешных” отцов превышало число тех, кто добился в жизни успеха, причем для бедных это превышение было весьма заметным (41,6 против 31,8%). Та же тенденция прослеживалась и при ответе на вопрос о том, добилась ли успеха в жизни мать. Таким образом, семья послужила для многих трамплином к деловому успеху[316].

Россия повторяет универсальную закономерность, известную в других странах с рыночной экономикой. Образование, жизненные стандарты и должностной статус детей из благополучных семей значительно выше, чему их родителей. Насчет судьбы своих детей представители среднего класса более оптимистичны, чем представители нижних слоев. Так, 41,4% представителей среднего слоя среднего класса уверены, что их дети добьются в жизни большего, чем они, — это самый высокий показатель по всем слоям российского общества. В целом тенденция преемственности в принадлежности к двум верхним слоям российского общества прослеживается достаточно отчетливо. “Это позволяет, с одной стороны, зафиксировать доминирование тенденции к самовоспроизводству среднего класса, но с другой стороны — относительную узость источников его пополнения и расширения”[317].

Примечательно, что от 65 до 75% нынешнего российского среднего класса занимали аналогичную ступень социальной лестницы и на старте рыночных реформ. Таким образом, обновление его происходит не столько за счет притока новых людей, сколько за счет адаптивных способностей представителей позднесоветского среднего класса.

Важными каналами вхождения в верхний и средний слои российского среднего класса являются занятие предпринимательской деятельностью, выполнение руководяще-управленческих функций (наличие “властного ресурса”) и включенность в рыночный сектор экономики хотя бы в роли наемного работника. Участвуют в управленческой деятельности и реально руководят людьми, по данным исследований, от 75 до 88% представителей среднего класса. В нижнем слое среднего класса таковых примерно половина. Выполнение руководяще-управленческих функций оказывается главным фактором вхождения в средний класс.

Гораздо меньшую роль в качестве канала пополнения среднего класса играют совместительство и вторичная занятость, поскольку они выступают источником пополнения семейного бюджета главным образом для малодоходных групп среднего класса. Доходы от вторичной занятости немало способствуют попаданию в состав среднего класса людей, работающих в госсекторе на неруководящих должностях. Именно то, что они живут преимущественно на дополнительные доходы, получаемые, как правило, в частном секторе экономики, принципиально отличает их от тех работников госпредприятий, которые никак не вовлечены в частный сектор и относятся в основном к нижнему слою среднего класса и бедным. Большинство совместителей (около 60%) свою вторичную занятость рассматривают как основной источник дохода. Источниками пополнения бюджета выступают также сдача в аренду квартир, дач, гаражей, автомобилей, которые приносят их владельцам доход, в большинстве случаев оцениваемый как основной. Не случайно операции с собственностью в 2 раза чаще проводятся москвичами, нежели жителями других российских регионов. Таким образом, активность среднего класса в выборе действий для улучшения материального положения, а следовательно, и продвижения по социальной лестнице, не только высокая, но и очень разнообразная. Причем благополучное положение большей части среднего класса связано с вполне рыночными по своей природе источниками доходов[318].

Неожиданным и весьма значительным источником пополнения средних слоев российского общества, прежде всего традиционных, стали беженцы и вынужденные переселенцы из других республик бывшего Союза. Для этого контингента характерен высокий уровень специального (высшего и среднего) образования. Так, данные государственного учета по Белгородской и Липецкой областям показывают, что среди лиц старше 15 лет люди со средним и высшим специальным образованием составляют свыше 50%. Если же взять возрастную группу от 25 до 55 лет, то, по оценкам работников миграционной службы, число специалистов приближается к 80%. Как правило, эти люди имеют городские специальности, нередко работали в научных учреждениях, военно-промышленном комплексе, на промышленных предприятиях. Они или были посланы в национальные республики по распределению после окончания учебных заведений, или являются детьми посланных туда ранее специалистов и окончили вузы и техникумы уже в республиках. В любом случае приезд на историческую родину заставляет их менять образ жизни, почти всегда осваивать другую сферу деятельности. Хотя почти все они бывшие жители городов, в том числе столичных, сейчас подавляющее большинство из них устраиваются в сельской местности или небольших городах[319].

“Челночное движение” граждан бывшего СССР началось в 1990— 1991 гг. Русское слово “челнок” с тех пор распространилось по всему миру и появилось во всех языках — от китайского и арабского до западнославянских.

“Челноки” составляют массовую основу нового предпринимательского класса России. Правда, скорее его нижний этаж. Некоторые специалисты считают, что “новый класс” предпринимателей себя уже утвердил, причем он появился в России как бы из ничего и в ничтожно короткие сроки. Этот вывод находит подтверждение в официальной статистике: если в 1992 г. слой предпринимателей в России составлял 6—8% самодеятельного населения, т.е. порядка 4,2—5,8 млн человек, а на 1 января 1993 г. на предприятиях “нового бизнеса” трудилось 16 млн человек, или 22% от общей численности занятых в экономике, то к 1995 г., согласно данным Института экономического анализа, число россиян, работающих в частном секторе, составило 36% (более 26 млн) от общего числа занятых, что в 3 раза больше, чем в 1992 г. Из 73 млн человек экономически активного (т.е. трудоспособного) населения страны в “челночном” бизнесе и сформировавшейся вокруг него инфраструктуре (водители, продавцы и т.д.) в 1997 г. было занято 30 млн, или 41%. В 1996 г. 75% закупок промышленных товаров народного потребления по импорту были осуществлены 10 млн “челноков”. Общий подъем неорганизованной торговли составил 15,6 млрд долл. (в том числе импорт — 14,5 млрд долл.)[320].

“Челночным” бизнесом занимаются семьями или компаниями друзей; в одиночку, как правило, ездят лишь новички. Гораздо удобнее действовать группами по следующей системе: “скупщик” постоянно находится на “толчке” где-нибудь в Пекине, Шанхае или в провинции. “Курьер” доставляет ему необходимую валюту, а также помогает при отсылке авиапосылок в Россию. Двое встречают груз в Москве и занимаются его сбытом. Это — “толкачи”. В среднем 150 долл., затраченные на отправку посылки (содержимое — пуховики, кроссовки, трикотаж, кожа), плюс плата авиакомпании, приносят от 300 до 350 тыс. руб.[321]

В пути “челноков” подстерегают многочисленные неприятности: то пограничник задержит за обилие золотых колец на пальцах, то обнаружит за подкладкой чемодана пару-тройку часов. Но гораздо хуже, если “челнок” сталкивается где-нибудь в Европе с безжалостными отечественными рэкетирами или зарвавшимся от собственной безнаказанности местным полицейским, который может запросто арестовать незадачливого торговца, подбросив ему пакетик с наркотиками. Бывает, что путь “челнока” кончается и так: где-нибудь в районе границы он бесследно исчезает. Ведь за ним всегда охотятся любители еще более легкой наживы, а “вычислить” его среди туристов и местных жителей легко.

Фактически “челноки” — порождение перестройки, исторически они возникли гораздо раньше. Среди первых были наш Афанасий Никитин, ходивший за три моря, и знаменитый Синдбад-мореход. Все они были самыми настоящими “челноками”. Как и вообще любой купец того времени. Их работа — это не профессия, а скорее образ жизни. По своей первоначальной профессии это инженеры, учителя, врачи, отставные офицеры, домохозяйки и многие другие, кого экономическая реформа 90-х годов сделала безработными.

В 1995 г. ежеквартально “челноки” ввозили в страну товара на 2,7 млрд долл., что составляло примерно четвертую часть российского импорта. А в 1996 г. их доля достигла почти половины. По оценкам общественной организации “Туризм и предпринимательство”, примерно 60% “челноков” оперируют в своих закупках суммами в 1,5— 5 тыс. долл. Экономические кризисы, периодически сотрясающие нашу страну, больно бьют не только по рядовым покупателям, но и по мелким продавцам. Кому-то из них в это время приходится сокращать закупки, кому-то и вовсе свертывать торговлю, пополняя ряды наемных работников. Выживают сильнейшие, лучше всего постигшие нелегкое искусство челночного бизнеса. У таких в распоряжении находятся суммы в сотни тысяч долларов. У крупных дельцов давно отработан механизм доставки товара и его “растаможки” с наименьшими потерями для собственного кошелька.

 “Челночный” бизнес, поставляющий в страну дешевый импорт, возник не случайно. Покупательный потенциал среднего россиянина в 90-е годы был очень скромным. По карману среднему классу оказались недорогие магазины и даже не супермаркеты, а оптовые и вещевые рынки. Это значит, что в магазинах цена предложения (та сумма, которую желает получить за товар продавец) значительно превышает цену спроса (сумму, которую покупатель готов заплатить за товар), а на рынках разрыв между ценой спроса и ценой предложения минимален. Известно, что цены на оптовых, вещевых и смешанных рынках (таково их официальное название) на 20—50% ниже, чем в магазинах. Оборот рынков в целом по России составляет 28% общего объема розничного товарооборота. В частности, здесь покупается порядка 70% одежды и 60% обуви и трикотажа.

Китай, Турция и Польша — три страны, куда российские “челноки” проложили самые оживленные маршруты. Иногда их именуют “великими “шмотковыми” и “тряпичными” путями” (видимо, по аналогии с Великим шелковым путем древности).

Из Китая везли пуховики и кожаные куртки, кроссовки и майки, обувь, хлопок, шелк. “Челноки-ветераны” с умилением вспоминают свой Великий шелковый путь — поезд Пекин—Москва: жестокие сражения за обратный билет; сумасшедшие посадки на поезд в Пекине, когда было трудно предположить, что все тюки с перрона могут быть загружены, а поезд всем на удивление трогался с места и доходил до Москвы; поборы сначала китайских, а затем российских таможенников; проститутки с валютчиками на всем пути следования; криминальные истории; и, конечно, пьянки с мордобоем. Положение изменилось в 1992 г., когда китайцы ввели строгий контроль на железной дороге — не более 35 кг на одного пассажира, и “челнокам” пришлось забыть о Транссибирской магистрали.

С тех пор основным средством передвижения стал самолет. На глазах расцвел аэропорт г. Тяньцзиня — именно сюда стали приземляться пассажирские и грузовые чартеры: до 8—10 рейсов в день из стран СНГ. Провинциальный аэропорт превратился в грандиозный накопитель и распределитель пассажиров и грузов; вместо пустовавших 1—2 харчевен образовался целый квартал многолюдных ресторанчиков с магнитофонными записями и меню на русском языке. Шум, гам, сквернословие, стычки с работниками аэропорта и полицейскими, разборки между собой[322].

Вообще, “челнок” — профессия нелегкая: в зарубежной стране, где он отоваривается, скажем в Турции, нужно обежать тысячи лавчонок (плюс мелкие магазинчики на примыкающих улочках), просмотреть и запомнить, где какой товар, и выбрать подешевле, поторговаться с каждым продавцом, а потом навьючить на себя тяжеленные сумки. Если раньше таскали баулы на себе, то теперь действуют по схеме “переговоры — оплата — фабрика — склад — самолет”, и никакого поднятия тяжестей. “Челноки”, многие из которых имеют с собой на одну поездку до 20—30 тыс. долл., могут себе это позволить. Как правило, деньги эти заработаны относительно честным и очень тяжелым трудом. Начинали с кредитов под большие проценты, приобретали и приобретают товар на свой страх и риск, терпят бесконечные поборы и мздоимство чиновников, рэкет и т.п.

Русские и китайские коробейники пересекают границу в прямом и обратном направлениях, перевозя тысячи тонн мелкооптовой продукции. Но вот какой парадокс: в то время как русские приграничные поселки и города все больше беднеют, китайские приграничные поселки расширяются и процветают. Деревни превращаются в поселки, поселки разрастаются в города. Открываются десятки новых гостиниц и рынков, магазинов, банков и складов. И все это для русских и китайских “челноков”. Только в отличие от китайцев, с которых правительство удерживает приличные таможенные пошлины, русское правительств обогатиться на своих “челноках” не может. На деньги китайских “челноков” возводятся небоскребы, на деньги наших—дачные комплексы чиновников.

К “челночному движению” однозначного отношения среди специалистов нет. Большинство признает его необходимость в нынешних условиях, хотя видят все его минусы и недостатки. Небольшая часть ученых относится к нему явно негативно. По мнению некоторых социологов, в частности М.Н. Руткевича, “челноки” — прямое “свидетельство нерациональной организации торговли и маргинализации миллионов рабочих, служащих, ИТР... “дикая” практика "челночничества" является петлей, удушающей отечественную легкую, текстильную, парфюмерную и другие отрасли промышленности. Затраты миллиардов долларов на рынках Стамбула — средство перекачки инвестиций из России в Турцию, так же обстоит дело с Китаем, арабскими странами, Польшей и т.д. Другие страны, даже высокоразвитая Япония, защищают ряд своих отраслей с помощью высоких пошлин и всемерного поощрения отечественного товаропроизводителя”[323].

Тем не менее основную социальную и экономическую задачу — дать работу сотням тысяч безработных, одеть и накормить средний и низший классы российского общества, ликвидировать пустые прилавки магазинов и длинные очереди за дефицитом — “челноки” с успехом выполнили. За 1990-1994 гг. “челноки” сделали то, чего не смогла совершить вся советская промышленность за 70 лет, — насытили рынок товарами.

 

В зарубежной и отечественной социологии принято различать два подхода к определению класса — субъективный и объективный. Субъективный основан на принципе самоидентификации, т.е. самозачислении индивида в тот или иной класс. Объективный подход основан на критериях, независимых от мнения индивида.

Объективный подход обычно использует два критерия: характер деятельности (труда) и величина доходов. Наряду с ними учитываются и другие критерии, тесно связанные с ними: образовательный, квалификационный, должностной уровень, особенности ценностных ориентации и трудовых мотиваций, качество жизни и стандарты потребления. О различных методах объективного измерения классовой позиции говорилось в главе “Социологические теории классов”. В частности, речь шла об Индексе статусных характеристик Л. Уорнера, который основан на сочетании социологического опроса членов сообщества с анализом объективных характеристик: вида занятий, источника дохода, типе жилища и месте жительства; Индексе социальной позиции А. Холлингшида, где используется вид занятия, образование и место жительства; Государственной переписи занятий в Англии, подразделяющей взрослое население на шесть классов (от А до Е) с учетом профессии и статуса занятости; Стандарте классификации занятий, включающем уже 9 профессиональных классов, и др.

Общепринятыми критериями выделения социального класса считаются сегодня следующие: душевой доход, социальный статус, стандарты потребления, образование и др.

Субъективный метод основывается на принятом в международных сравнительных исследованиях тесте интегральной самооценки положения индивида в обществе по десятибалльной шкале: выбор респондентом на шкале цифры “1” обозначает самозачисление на высшую статусную позицию в обществе, а выбор “10” — на низшую статусную позицию. Данная шкала может использоваться при измерении самооценки отнесения ко всем трем социальным классам либо к одному из них, в частности к среднему классу. В таком случае при анализе результатов десять статусных позиций разбивают на четыре группы, например, первая группа может включать 1—3-ю позиции (верхний слой среднего класса), вторая группа — 4—6-ю позиции (средний слой среднего класса), третья группа — 7—8-ю позиции (нижний слой среднего класса), а в четвертую группу входят те респонденты, которые идентифицировали себя с 9- и 10-й позициями и отнесли к “низшему классу”, т.е. бедным слоям населения.

Пример использования субъективного метода по данным исследования Российского независимого института социальных и национальных проблем (РНИСиНП) приводится в табл. 9.9.

По мнению российских социологов, наибольшее значение для самооценки респондентами своего социального статуса имеют: 1) самооценка своего материального положения по сравнению с положением окружающих; 2) степень удовлетворенности своим положением в обществе; 3) представления о том, каким будет его материальное положение по отношению к окружающим через 2-3 года [324].

Субъективную оценку респондентами состояния их бюджета в течение года использовали специалисты Института социологии РАН. Шкала субъективных оценок дала возможность выделить следующие уровни материального положения. Состоятельные — характеризуются наличием материальных средств, достаточных для создания высокого уровня жизни. Обеспеченные - имеют денежные средства, достаточные для обновления предметов длительного пользования, улучшения жилищных условий с помощью кредита. Малообеспеченные — располагают средствами только на повседневные расходы. Неимущие — имеют минимальные средства лишь для поддержания жизни[325].

Таблица 9.9