II. Воображение человека повсюду климатически и органически определено, и повсеместно традиция руководит воображением

О том, что лежит за пределами наших чувств, мы не имеем никакого понятия; история сиамского короля, который лед и снег считал вещью невозможной, — это и наша собственная история, повторяющаяся тысячекратно. Всякий туземный, чувственно воспринимающий действительность человек ограничен своим кругом, ограничены его понятия; если он делает вид, будто понимает слова, которые говорят ему о вещах совершенно недоступных ему, то у нас довольно причин сомневаться во внутреннем уразумении им этих вещей.

Правдивый Кранц^6* говорит: «Гренландцы любят, когда им рассказывают о Европе; но они ничего не поймут, пока не прибегнешь к сравнению. Например: в городе, или в стране, столько народу, что не хватит множества китов, чтобы прокормить их всех хотя бы и один день, но едят они не китов, а хлеб, который растет из земли, как трава, и едят мясо зверей, у которых есть рога; сильные большие звери носят людей на своих спинах или возят на деревянной повозке. Тогда гренландцы начинают называть хлеб травой, быков — оленями, лошадей — большими собаками, они всему поражаются и выражают желание жить в такой прекрасной стране, но потом они узнают, что там часто гремит гром и совсем нет тюленей. Они любят слушать рассказы о боге и божественных материях, только если не отнимать у них их суеверных сказок». Мы по Кранцу же^7* составим краткий катехизис теологического учения о природе, какой может быть у гренландцев, — вопросы будут поставлены по-европейски, а ответы будут давать гренландцы, как они мыслят и чувствуют, согласно своему кругозору.

Вопрос: Кто создал небо, и землю, и все, что вы видите?

Ответ: Не знаем. Мы не знаем этого человека. Он, наверное, был очень могучим. А, может быть, все всегда так было и всегда таким останется.

6* «История Гренландии», с. 225.

7* Разделы V—VI.

200

Вопрос: Есть ли у вас душа?

Ответ: Есть. Она прибавляться и убавляться. Ангекоки умеют штопать и латать ее; если потеряешь ее, они найдут и принесут, а больную они заменят свейжей и здоровой — от зайца, оленя, птицы или малого ребенок. Когда мы отправляемся в дальний путь, наша душа часто бывает дома. Ночью во сне душа выходит из тела и отправляется на охоту, в гости, танцует, а тело лежит на месте.

Вопрос: А где же остается душа, когда вы умираете?

Ответ: Тогда она отправляется на самое счастливое место — в глубь моря. Там живут Торнгарсук и его мать, там всегда лето, всегда сияет солнце, не бывает ночи. Там есть и хорошая вода, и множество птиц, оленей, рыб, тюленей, там всех их можно ловить голыми руками, а иногда они уже сварены в большом котле.

Вопрос: Все ли люди попадают туда?

Ответ: Туда попадают только добрые люди, которые неплохо работали, совершали подвиги, поймали много китов и тюленей, многое выстрадали или утонули в море, умерли во время родов и т. д.

Вопрос: Как же попадают они туда?

Ответ: Это — трудно. Нужно пять дней кряду или дольше того спускаться по отвесной скале, которая покрыта кровью.

Вопрос: Но разве вы не видите эти прекрасные небесные тела? Может быть, в будущем там ваше место?

Ответ: И там тоже, на самом верхнем небе, высоко над радугой, и путь туда такой легкий и быстрый, что душа еще в тот же вечер окажется на месяце, а месяц раньше был гренландцем, душа отдохнет в его доме, будет играть в мяч и плясать с другими душами. Когда души играют в мяч, мы видим северное сияние.

Вопрос: А что они еще там делают?

Ответ: А еще они живут в хижинах на берегу большого озера, где много рыб и птиц. Когда озеро выходит из берегов, на земле идет дождь, а если бы плотины прорвались, получился бы всемирный потоп. Но вообще-то на небо попадают люди негодные и ленивые, а работящие идут на дно моря. Первые много голодают, они худые и бессильные, а оттого, что небо быстро крутится, у них нет ни мгновения покоя. Туда попадают злые люди, ведьмы; вороны мучают их, а они не могут отогнать их, и т. д. Вопрос: А как возник человеческий род?

Ответ: Первый человек, Каллак, вышел из земли, а вскоре из его большого пальца вышла его жена. Однажды одна гренландка родила, а родила она каблунетов, то есть чужеземцев и собак, поэтому чужеземцы такие же плодовитые и похотливые, как собаки.

Вопрос: А вечен ли мир?

Ответ: Однажды он уже перевернулся, и все люди утонули. Один спасся, он постучал палкой оземь, тут вышла женщина, и они вдвоем опять заселили людьми всю Землю. Пока ещ Земля крепко стоит на своих подпорках, но они уже прогнили от старости, и если бы ангегоки все время их не подправляли, то Земля давно бы уже упала вниз.

201

Вопрос: А что вы думаете об этих прекрасных звездах?

Ответ: Раньше они все были гренландцами или животными, которые по особому случаю оказались на небе и там испускают белый или красный цвет, — от того, кто что ест. Вон те, которые встречаются, это две женщины идут в гости, а эта падающая звезда — душа, которая отправилась в гости. Большое созвездие (Медведица) — это олень, вон те семь звезд — собаки, которые охотятся на медведя, вон те (пояс Ориона) — заблудившиеся: они охотились на тюленей, не нашли дорогу домой и попали на небо. Месяц и Солнце — родные брат и сестра. За сестрой Малиной брат гнался в темноте, она хотела убежать от него, прыгнула и стала Солнцем. Аннинга полетел за ней и стал месяцем; месяц все еще гонится за девственным Солнцем, надеясь поймать сестру, — но напрасна Усталый и исхудалый (последняя четверть), он отправляется охотиться на тюленей, охотится несколько дней, потом опять приходит, сытый и толстый (полнолуние). Когда женщины умирают, он радуется, а солнце радуется, когда умирают мужчины.

Если я буду еще продолжать и перескажу фантазии разных народов, никто не будет мне благодарен. Если кому-нибудь захочется путешествовать по стране воображения, по этому подлинному лимбу тщеславия, которым окружена наша Земля, я пожелаю ему спокойного внимания, — ему придется расстаться со всеми гипотезами о происхождении народов, о совпадении их мифологии; ему надо будет постараться всякий раз как бы быть на своем положенном месте и пытаться извлечь урок из всякой благоглупости своих собратий. А мне нужно лишь выделить некоторые общие впечатления, касающиеся живого царства теней, придуманного фантазией народов.

1. В фантазиях запечатлевают климаты и народы. Сравните гренландскую и индийскую мифологии, лапландскую и японскую, перуанскую и негритянскую — это полная география поэтически творящей души. Брамин едва ли представит себе что-либо конкретное, если читать ему «Волуспу»² исландцев, и исландец, если читать ему «Веды», тоже будет озадачен. В душу каждого народа его способ представлений проник тем глубже, чем он ближе ему, — он пришел к народу от отцов и от отцов отцов, он вырос из его образа жизни, он родствен небу его и Земле. Чужеземец удивляется, а для них — это яснее и понятнее всего; чужак смеется —-они хранят серьезность и суровость. Индийцы говорят: судьба людей записана в его мозгу, и тонкие линии мозга — это буквы из книги рока, которые прочитать нельзя; самые произвольные и беспочвенные понятия и мнения народов — это такие записанные на мозге картины, хитросплетенные черты фантазии, прочнейшим образом связанные с душою и телом.

2. Но откуда все это? Разве каждое людское стадо сочиняло свою мифологию, чтобы беречь ее как зеницу ока? Нет, это не так. Ни одно племя мифологии не выдумывало, оно получало ее в наследство. Если бы мифология была плодом размышления народов, то собственные же их размышления могли бы и исправить ее, улучшить, но так не бывает.

202

Добритцхофер⁸* доказывал целому отряду мужественных абипонцев, сколь смешно было бояться угроз колдуна, который хотел превратиться в тигра и схватить их своими когтями. «Вы каждый день убиваете в поле тигров, — говорил он им, — и никогда не боитесь их; что же вы трусите и бледнеете перед воображаемым тигром, которого вообще нет?» Тогда один храбрый абипонец отвечал ему: «У вас, отцы, еще нет правильного представления о наших делах. Тигров в поле мы не боимся, потому что видим их, — мы убиваем их без труда. А искусственные тигры нас страшат, потому что мы их не видим и не можем убить». Вот здесь и зарыта собака Если бы все понятия были столь же ясны, как образы, которые представляет нам зрение, если бы мы воображали себе только то, что видели, и все воображаемое могли сравнивать с действительно увиденным, — тогда источник обмана и заблуждения, если бы и не заглох совсем, то, во всяком случае, был бы всегда распознан нами. Но большая часть фантазий — дщери слуха и рассказа. Дитя неразумное долго вслушивалось в легенды, впитывая их вместе с молоком матери, они проникали в душу и питали ее как праздничное вино отеческого рода. Легенды, казалось ему, объясняют то, что видит он вокруг себя; юноша узнавал о жизни, об обычаях своего рода, о славе, какую снискали его предки; легенды торжественно благословляли юношу на те дела, каких требовал дух нации и климата, а потому вся его жизнь в целом была не отделима от легенд. Гренландец или тунгуз в течение всей жизни и видит все то, о чем, собственно, только слышал в детстве, — услышанному он верит как истине, увиденной собственными глазами. Вот где берут начало ужасные ритуалы, которыми многие народы сопровождают солнечные и лунные затмения; вот откуда их страшная вера в духов стихийных — воздушных, морских и всяких прочих. Если в природе совершается постоянное движение, если кажется, что все вокруг живет и изменяется, а глаз не может воспринять законов этих изменений, то ухо начинает слышать голоса, речи, и эти речи объясняют загадку очевидного невидимым, незримым: воображение напрягается и, как положено, находит удовлетворение в образах. Нужно сказать, что ухо — это самый опасливый, самый робкий орган чувства, ухо ощущает живо, но темно; оно не может хранить полученные ощущения и, сопоставляя их, достигать полной ясности, ибо предметы его тонут в оглушающем потоке звуков. Его дело — будить душу, но без помощи других органов чувств оно почти никогда не может удовлетворить ее и дать ей ясное знание.

3. Отсюда можно видеть, у каких народов воображение будет напряжено сильнее всего, — у тех, что любят одиночество и живут в дикой местности, в пустынях, в горах и скалах, на побережье бурного океана, у подножья огнедышащих гор и в других чудесных и неспокойных краях земли. С незапамятных времен Аравийская пустыня рождала возвышенные фантазии, и фантазиям этим привержены были люди простые, кото-

8* «История абипонцев», т. I.

203

рых все изумляло. В одиночестве восприял Магомет свой Коран, воспаленная фантазия занесла его на небеса и явила ему ангелов, блаженных, целые миры, и душа его сильнее всего воспламеняется тогда когда он живописует молнию, прорезывающую мрак ночи, день Возмездия и другие безмерные вещи. И где только ни распространилось суеверие шаманов? И в Гренландии, и в трех частях Лапландии, и по всему северному побережью Ледовитого океана, и на юг в Татарию, и в Америке и почти по всей Земле. Всюду являются колдуны, и всюду живут они среди страшных картин природы — это их мир. Итак, более трех четвертей все го населения Земли воспитаны в такой вере, ибо ведь и в Европе большая часть народностей финского и славянского происхождения не отступается от колдовства, от заклинания природы, от естественной религии а суеверие негров — тоже не что иное, как особый шаманизм, соответствующий духу этого народа, климату, в котором он живет. В странах азиатской культуры шаманство было, правда, вытеснено более сложными позитивными религиями и государственным строем, но и тут оно выглядывает во все щели, заявляет о себе в уединении, заявляет о себе у черни и даже мощно царит на островах Южного океана. Итак, естественная религия опоясала весь земной шар, и рожденные ею фантазии цепляются за все страшное и могущественное, с чем сталкивается человеческая нужда во всех областях, в каждом климате. В более древние времена культ природы был распространен почти на всей Земле.

4. Образ жизни, гений всякого народа сильно влиял на фантазию каждого народа — это не требует даже и особого упоминания. Пастух видит природу одними глазами, охотник, рыбак — другими, а такие занятия различаются в каждой стране, как различаются и характеры народов. Я был удивлен тем, что в мифологии камчадалов, народа, живущего на Крайнем Севере, царит такая безудержная похотливость, какой следовало бы ждать от южного народа, но между тем климат и генетический характер камчадалов объясняют и это отклонение от нормы⁹*. В холодной стране камчадалов есть и огнедышащие горы, и теплые ключи, мертвящий холод и кипящий жар спорят между собой; и похотливость, и грубые мифологические фарсы — все порождение этого спора. То же самое — сказки вспыльчивых, болтливых негров, сказки, в которых нет ни начала ни конца¹⁰*; такова и сжатая, четкая мифология североамериканцев^11*, такова и цветистая фантазия индийцев^12*. дышащая сладострастием и безмятежностью рая, как и сами индийцы. Боги у них купаются в молочных озерах с сахарными берегами, богини живут в чашечке благоухающего цветка, растущего посреди прохладного пруда. Короче говоря, в мифологии каждого народа запечатлелся присущий ему способ видеть природу, особенно зависящий от того, находил ли народ в природе больше

9* См. Штеллера, Крашенинникова³и др.

10* См. Рёмера, Боссмана, Мюллера⁴, Ольдендорпа и др.

11* См. Лафито, Лебо, Карьера⁵ и др.

12* Бальдеус, Доу, Соннера, Холуэлл и др.⁶

204

добра или зла. как подсказывали ему климат и гении, и зависящий от того, как объяснял народ одни явления — другими. В самых неприветливых краях Земли мифология, как бы безобразно-уродливы ни были ее черты, — это философский опыт человеческой души: прежде чем проснуться, душа видит сны и мечтает о временах своего детства.

5 Обычно думают, что ангекоки, колдуны, маги, шаманы, жрецы ослепили народ своими выдумками,— назовем их обманщиками, и все станет на свои места. Все эти шаманы и жрецы, несомненно, обманщики, но нельзя забывать и о том, что они — тоже народ и что сами они обмануты более древними сказаниями. Они росли, воспитывались среди образов и фантазий, присущих их роду и племени; они уходили в пустыню, постились, умерщвляли свою плоть и душу, напрягали все силы своей фантазии; и пока дух его не являлся человеку, он и не мог стать колдуном, а когда дух явился, то, значит, в душе его уже завершен труд, который, начиная с этих пор, совершает он для других, по-прежнему напрягая свой ум и умерщвляя плоть. Путешественники с самым холодным умом были глубоко поражены, когда видели эти миражи, это действие воображения, казавшееся им невероятным и почти необъяснимым. Вообще фантазия из всех сил души наименее изучена и менее всего поддается исследованию, она связана со всем телом, а особенно с мозгом и нервами, о чем свидетельствуют многие удивительные болезни, а потому, как представляется, она служит не только связью и основой для всех более тонких душевных сил, но и узлом, связывающим воедино тело и душу, как бы цветущим побегом всего чувственного строения, необходимым для того, чтобы пользоваться всеми силами ума. Итак, по необходимости, фантазия — то первое, что переходит от родителей к детям, и это вновь подтверждается и множеством примеров противоестественного и неоспоримым сходством телесного и душевного организма даже во всем самом случайном и второстепенном. Люди долго спорили, бывают ли прирожденные идеи; в том смысле, как понимали это слово, их. конечно, нет, но если понимать под прирожденными идеями естественную предрасположенность к усвоению, сочетанию, развитию определенных представлений и образов, то ничто не противоречит их существованию, а, напротив, все говорит в их пользу. Если передается по наследству шестипалость, если потомство английского человека-дикобраза (porcupine-man) унаследовало его нечеловеческую щетину, если явно повторяется у детей строение головы и черты лица родителей, — можно ли усомниться, что и строение мозга тоже передается по наследству, быть может, со всеми тончайшими извилинами; разве иное, обратное не было бы чудом? Среди многих народов распространены болезни фантазии, о которых мы не имеем и представления; собратья больного всячески щадят его, потому что и в себе самих чувствуют предрасположенность к той же болезни. Храбрые и сильные абипон-цы время от времени предаются безумию, о котором буйный, придя в сеоя, даже не помнит,—он здоров, как и прежде, и только душа его, как говорят, оставляла на время тело. Чтобы дать выход такому злу. некоторые народности устраивают настоящие празднества сновидений,

205

когда спяшему человеку дозволено делать все, что ни подскажет ему дух. Вообще всеми народами с богатой фантазией властно управляют сновидения; быть может, сновидения были первыми Музами, породившими творческую фантазию и поэзию в собственном смысле слова. Они показали людям явления и вещи, которых не видел ни один человек, но их жаждала человеческая душа. Если умерший родственник являлся в сновидениях своим домашним, что может быть более естественным? Они долго жили вместе с ним и теперь желали жить вместе с ним хотя бы в царстве теней, в сновидениях. История народов покажет, как пользовалось органом воображения Провидение, оказывая на людей влияние чистоты, силы, оказывая влияние естественным путем, но омерзительно видеть, как обман и деспотизм те же сновидения употребляют во зло, пользуются неусмиренной стихией человеческих снов и фантазий для достижений своих целей.

О великий дух Земли, ты видишь все эти тени и сны, которые преследуют друг друга на всем необъятном земном шаре, ибо тени — мы, а фантазия наша рисует лишь сны. Ни мы не можем дышать совершенно чистым воздухом, ни оболочка нашего тела, сложенная из праха, не может принять в себя чистый разум. Меж тем и все лабиринты воображения, по которым странствует род человеческий, нужны лишь ради того разума, который усвоит воспитанное для того человечество, — люди привязаны к образам, потому что они дают им представление о вещах, в самом густом тумане человек ищет лучей истины. Счастливым избранником судьбы может считать себя тот, кто в своей тесной и ограниченной жизни от фантазий восходит к сущности, кто перестает быть ребенком и становится мужем, а для этого незамлтненным духом своим прослеживает всю историю своих братьев на Земле. Когда душа осмеливается выступить из тесного крута, очерченного климатом и воспитанием, она обретает крылья, — даже если учится у других только тому, как избегать всего излишнего и ненужного. И оказывается, что среди всего, что считалось существенным, так много пустого, лишнего! Мы такие-то представления принимали за всеобщие начала человеческсго разума, — и вот видим, что они исчезают в таких-то климатических условиях: как пропадает в тумане земля, когда мореплаватель выходит в открытое море. Необходимое для всего крута представлений одного народа другой народ считает вредным для себя, а может быть, никогда и не думал об этом необходимом. Так блуждаем мы в лабиринте человеческих фантазий. но вот вопрос — где центр лабиринта, куда сходятся все закоулки лабиринта, словно преломленные лучи солнца.