Б) Происхождение Русской Правды.

Данный вопрос остается дискуссионным в российской историко-правовой науке.

Одной из самых спорных точек зрения, связанной с «норманнской теорией» происхождения российской государственности, является признание Русской Правды кодексом, заимствованным из скандинавского или, вообще, из германского права (Шлецер, Эверс, Рейц, Н.М. Карамзин и др.). В настоящее время доказана совершенная несостоятельность данной версии, как и норманизма в целом. При сравнении памятников права разных народов, - если только эти памятники относятся к одному и тому же культурному возрасту народа, - всегда будут находиться схожие нормы и учреждения. По очень точному замечанию М.А. Дьяконова в споре с норманистами, «византийские влияния оставили огромное количество документальных следов, и наоборот, нам совершенно неизвестны следы германских влияний».

Обращаясь к взглядам, признающим Русскую Правду национальным памятником, надо, в свою очередь, различать три основные точки зрения:

1) Согласно мнению многих исследователей (см. выше), Русская Правда является официальным сборником нашего права, составленным Ярославом Мудрым и его преемниками – русскими князьями.

В поддержку данной версии выступает территориальное и временное действие РП: данный кодекс являлся основой правовой системы не только Киевской Руси, но и удельных княжеств периода политической раздробленности, сохранял свое действие и в период развития московского права. Такой авторитет РП, действовавшей на протяжении нескольких веков, исследователи связывают, прежде всего, с авторитетом составителей данного сборника – великих князей Киевских.

2) Историки права XIX – начала XX вв. (Владимирский-Буданов М.Ф., Латкин Н.В., Дьяконов М.А., Филиппов А.Н. и др.) считали Русскую Правду сборником (или сборниками) нашего древнего права, составленным частными лицами из княжеских уставов, судебной практики, обычного права и византийских источников.

Некоторые доводы ученых в пользу частного происхождения РП достаточно убедительны, с некоторыми доводами можно поспорить: во-первых, авторы Правды везде говорят от третьего лица, тогда как князю-законодателю естественней было бы говорить о себе в первом лице; во-вторых, княжеские судебные решения также излагаются в третьем лице и в них не видно попытки обобщить их в норму, имеющую применение во всех аналогичных случаях, как это можно было ожидать от княжеского «устава»; в третьих, разнообразие содержания Русской Правды по отдельным спискам не могло бы наблюдаться в такой степени, если бы была первоначальная редакция Правды как княжеского устава. Напротив, если признать Правду произведением частных лиц, записывавших народные обычаи, судебные решения, княжеские уставы и пр., то станет понятным и разнообразие ее содержания по отдельным спискам.

 

Некоторые ученые, как например, профессор С.В. Пахман, пытаясь примирить указанные два мнения, предложили компромиссную точку зрения:

«Хотя Русская Правда, по внешнему составу и имеет характер частного сборника, тем не менее, по содержанию, она имеет официальное значение, потому что в течение нескольких веков, а именно до XVI ст., она служила руководством в судебных делах и официально была признаваема источником права».

Пахман С.В.

3) Существует особая версия В.О. Ключевского, согласно которой «текст Русской Правды сложился не в сфере княжеского суда, а церковного суда». Русская Правда является церковным сборником, составленным для рассмотрения не церковных дел.

Суд по «духовным» делам над всеми христианами производился по Номоканону и церковным уставам, а суд по светским, гражданским и уголовным, делам в отношении «церковных людей» должен был производиться по местному праву и вызывал потребность в письменном своде национального права, каковым и явилась Русская Правда.

«Именно церковным судьям был необходима данная кодификация, поскольку первыми церковными судьями на Руси были греки или южные славяне, незнакомые с русскими юридическими обычаями, а, с другой стороны, этим людям нужен был такой письменный свод туземных законов, в котором были бы устранены или, по крайней мере, смягчены некоторые туземные обычаи, особенно претившие нравственному юридическому чувству христианских судей, воспитанных на византийском церковном и гражданском праве».

Ключевский В.О.

С другой стороны, княжескому судье едва ли был нужен писаный свод русского права: во-первых, были еще крепки древние юридические обычаи, которыми руководствовались в судебной практике князь и его судьи; во-вторых, тогда господствовал состязательный процесс, и если бы судья забыл или не захотел вспомнить юридический обычай, то ему настойчиво напомнили бы о нем сами тяжущиеся стороны; и, в-третьих, князь всегда мог, в случае нужды, своей законодательной властью восполнить юридическую память или разрешить казуальное недоумение судьи.

В подтверждение своей интересной версии В.О. Ключевский указывает, что многие списки Русской Правды помещались в Кормчей книге, среди дополнительных статей к Номоканону. Кроме того, в сборнике не упоминается «поле» - языческий судебный поединок, который не признавала Церковь. Не упоминается также самый варварский источник рабства – плен. Не указываются в Русской Правде политические преступления, не входившие в юрисдикцию церковного суда, а также преступления против веры, Церкви, нравственности и семьи, регламентированные церковными уставами. Таким образом, заключает ученый: Русская Правда и церковный устав Ярослава Мудрого – это две части одного церковно-юридического сборника (в соответствии с двойной юрисдикцией Церкви).

 

Несмотря на убедительные, интересные доводы В.О. Ключевского, а также историков, рассматривающих Русскую Правду как частный юридический сборник, большинство исследователей истории отечественного государства и права поддерживают версию официального происхождения Русской Правды. Она подтверждается и внешней историей этого сборника, тем авторитетом, который имела Русская Правда в Киевской, Удельной, даже Московской Руси, и внутренним содержанием этого памятника, в котором, несмотря на общую казуальность и бессистемность, все же можно, при очень внимательном изучении, рассмотреть движение русского права, стремление составителей не просто собрать, записать известные им нормы, а переработать, регламентировать, приспособить народное обычное право к условиям развивающегося феодального общества, новым политическим интересам власти.

«Несомненно, что в первоначальной жизни культурных народов наступают такие обстоятельства, когда неписаное (т. е. обычное право), по некоторым своим особенностям, оказывается неудобным на практике, когда нужно заменить его точными записями и выяснить отношение его к законодательным нормам. Такие обстоятельства наступили у нас особенно со времени принятия христианства и столкновения начал своего права с правом иноземным».

Филиппов А.Н.

Сравнивая Краткую и Пространную редакции Русской Правды, мы можем наблюдать эволюцию русского права и по источникам, и по системе изложения материала, и по отраслевому содержанию.

 

В) Источники Русской Правды. Общая юридическая характеристика кодекса.

1. Русская Правда, несомненно, в первую очередь воспроизводит ряд древнейших народных юридических обычаев, имевших применение не только у нас, но и у других народов, на известной ступени их развития.

Там, где мы видим в Русской Правде принцип самодеятельности тяжущихся, отсутствие государственного вмешательства в их споры за свое право, там мы можем предполагать народную юридическую норму. Так, например, Русская Правда включает обычаи кровной мести, денежных выкупов преступления, процессуальные институты «заклича», «свода», «гонения следа», институт круговой поруки среди членов общины – «верви» и т. п.

Но, среди многочисленных обычаев Русской Правды не всегда мы можем уже говорить о народной юридической норме. Во многих случаях законодатель не просто фиксирует народные обычаи, а пытается приспособить их к новым условиям развития государства и общества. Обычаи, которые устраивают власть, она пытается развивать, регламентировать, и норма приобретает смешанный характер: обычай трансформируется в государственный закон.

Так, например, круговая порука общинников при выплате штрафа за убийство ( «дикая вира» ) сохраняется властью как полицейская мера, связывающая членов общины ответственностью за своего члена, совершившего преступление («дикий» - чужой, вира за чужую вину). Причем, в Русской Правде этот институт не просто фиксируется, записывается составителем сборника, он регламентируется в интересах власти: устанавливаются условия выплаты «дикой виры», среди которых мы видим не только нежелание общины выдать своего человека, но и невозможность «отвести след», то есть доказать, что не общинники совершили преступление (ст. ст. 19, 20 КП, ст. ст. 3 – 8 ПП).

Об убийстве. Если кто убьёт княжа мужа в разбое, а «головника» (убийцу) (люди) не будут искать, то «виру» в 80 гривен платит вервь, в которой найден труп убитого; если же (убитый) людин, то 40 гривен (ст. 3 ПП).*

Если какая-либо вервь начнет платить «дикую виру», то (пусть) заплатит ее, во сколько лет сможет, ибо платит без (участия) головника (ст. 4 ПП).

Если головник из (числа членов) верви окажется налицо, то им (следует) помогать ему (в платеже виры), ибо он сам приплачивает за других (в таких же случаях). Если (платится) дикая вира, то сообща платится 40 гривен, а «головничество» — сам убийца, выплачивая (также) совместно с другими в 40 гривнах свою часть (ст. 5 ПП).

Если же (кто) совершил убийство открыто во время ссоры или на пиру, то теперь он платит вместе с вервью, (поскольку и сам он) участвует в общинных платежах (дикой) виры (ст. 6 ПП).

«Оже станет без вины на разбои». Если (кто) совершит умышленное убийство (к тому же) не во время какой-либо ссоры, то за разбойника люди не платят (виру), а выдадут его самого (вместе) с женою и детьми «на поток и на разграбление» (ст. 7 ПП).

Если кто не участвовал в платежах дикой виры, то и ему люди не помогают (в уплате виры, которую) пусть он платит сам (ст. 8 ПП). (Перевод авт.)

Также получили регламентацию древние обычаи отыскания преступника «по следу» и «свод» - сведение с себя подозрения в краже вещи. Оба эти института интересны еще и потому, что имеют себе аналогию и у других народов. Как в Русской Правде, так и в некоторых из германских Правд (например, в Салической Правде), процесс виндикации движимости начинался с отыскания пропавшей вещи «по следу». Процедура «свода» находит себе аналогию на только в германских Правдах, но и в праве славянских народов: чехов, поляков, сербов (например, в сербском «Законнике» царя Стефана Душана XIV в.). Конечно, существовали серьезные различия между производством «свода» и «гонения по следу» по Русской и по варварским Правдам, так как сам быт русских времени действия их Правды во многом не похож был на быт франков эпохи действия их leges. Но то обстоятельство, что сущность этих обычаев рисуется одинаково кодексами разных народов, служит указанием, что они не изобретены законодателем, а лишь занесены в эти кодексы, записаны в них в том виде, в каком они соответствовали народной культуре в данное время.

Процедура «свода» регламентируется статьями 35 – 39 Пространной Правды:

Если кто опознает свою вещь, потерянную им или украденную у него, (а именно) коня, одежду или скотину, то ему не (следует) говорить «это мое», но (пусть скажет так): «пойди на свод, (выясним), где ты взял (ее)». Если на своде выявится (тот), кто виновен (в присвоении чужой вещи), то на того и падет ответственность за воровство; тогда он (т.е. истец) возьмет свою вещь, ему же будет платить виновный и за то, что пропало вместе с обнаруженной вещью (ст. 35 ПП).

О своде. Если свод будет только в одном городе, то истцу довести его до конца; если захватит свод и земли (тянущие к городу), то ему идти до третьего ответчика, а третий платит ему деньгами за наличное (т.е. обнаруженную вещь), с которым идут до конца свода, а истец ждет остального (т.е. того, что не обнаружено); когда же дойдет дело до последнего (ответчика), то тот и платит все, включая продажу (ст. 36 ПП).

О своде же. А из своего города в чужие земли свода нет, но также (следует) ему (т.е. ответчику) выставить послухов или мытника, перед кем совершал покупку, и взять, опознанную вещь, а с остальным, что пропало вместе с ней (собственнику нужно) проститься, а тому (т.е.перекупщику) проститься со своими деньгами (заплаченными за опознанную вещь) (ст. 39 ПП). (Перевод авт.)

Процедура «гонения следа» регламентируется в ст. 77 Пространной Правды:

Если вора не будет (сразу обнаружено), то искать (его) «по следу»; если не будет следа к (частновладельческому) селу или к торговому стану, а (люди, т.е. члены верви) не отведут следа от себя и не поедут по следу (разыскивать вора) или воспротивятся (разысканию вора у них), то они платят и убытки, причиненные воровством, и штраф; а «след гнать» с чужими людьми (т.е. не членами общины) и с послухами; если же (при разыскании) след затеряется на большой дороге, (где) и села (по близости) не будет, или на пустыре, где не будет ни села, ни людей, (то им) не следует платить ни убытки за воровство, ни штрафы.….(Перевод авт.)

Согласно указанной статье, розыск преступника «по следу» происходил, учитывая показания очевидцев и послухов. Устанавливается ответственность верви, если на ее территорию ведут следы вора. Вервь была обязана принять все меры к разысканию «татя». С нее ответственность снималась: а) если члены общины «отсочат от себя след» — отведут от себя след, докажут, что вор ушел за пределы их территории; б) если след вора ведет к (частновладельческому) «селу», усадьбе, хутору или к «товару» - торговому стану, купеческому обозу, временно обосновавшимся на земле общины; в) если след ведет на большую дорогу («на гостинец на велице») или к безлюдному месту («на пусте»).

Процедура «гонения следа» должна была вестись с участием «чужих людей» (как бы понятых), не принадлежавших к данной общине (дабы исключить предвзятость). Если члены общины (или владелец усадьбы, купцы) не отведут от себя след, или общинники откажутся искать вора («ни едут на след»), или воспротивятся («отбьются) розыску вора у них, - то платят «татьбу» (убытки, причиненные воровством) и «продажу».

 

Совершенно другой была судьба в истории древнерусского права одного из самых древних и варварских обычаев славян – кровной мести за убийство. Естественно, этот институт родовой мести, самосуд, не может уже устраивать власть, поэтому в Краткой Правде кровная месть ограничивается кругом близких родственников, пределами одной семьи - славянской большой семейной общины, а в Пространной Правде заменяется штрафной санкцией – «вирой».

Если человек убьет человека, то мстит брат за (убийство) брата, сын за отца или двоюродный брат, или племянник со стороны сестры; если не будет никого, кто бы отомстил, положить 40 гривен за убитого... (ст. 1 КП).

После (смерти) Ярослава снова собрались его сыновья Изяслав, Святослав, Всеволод и мужи их Коснячко Перенег, Никифор и отменили мщение смертью за убийство, установив денежный выкуп; а что касается всего остального, то как судил Ярослав, так решили судить и его сыновья (ст. 2 ПП).…..(Перевод авт.)

Отметим, что языческий институт кровной мести сохраняется в период великого княжения Ярослава Мудрого, которое является эпохой расцвета Киевской Руси, развития христианской миссии, просвещенного правления, и отменяется кровная месть только сыновьями великого князя Ярослава, о чем нам и сообщает Пространная редакция Русской Правды. Данное обстоятельство, с одной стороны, указывает нам на стойкость обычного права, а с другой стороны, на мудрую политику наших князей, которые постепенно, осторожно уходят от народных норм, не соответствующим интересам власти.

Напротив, интересам власти соответствует другой обычай – денежный выкуп преступления, который мы видим во многих уголовных статьях Краткой Правды. А в Пространной Правде выплаты в пользу потерпевшей стороны («уроки») дополняются штрафными санкциями в пользу государства («продажами» и «вирами»).

Таким образом, в нормах Русской Правды правительство перерабатывает, реформирует комплекс народных обычаев, дополняет его собственными постановлениями – возникает смешанная норма, переходная от обычая к закону.

 

2. С обычным правом связан и другой важнейший источник Русской Правды – судебный прецедент, княжеская судебная практика.

Причем, в Краткой редакции судебные решения иногда воспроизводятся в их первоначальном виде: например, в ст. 31 КП упоминается шайка из 10 воров, а в ст. 23 КП указывается суд князя Изяслава над жителями города Дорогобужа (на Волыни), убившими княжеского конюха.

А если (кто-либо) украдет коня или волов или (обокрадет) дом, да при этом крал их один, то платить ему 3 гривны и 30 резан; если воров будет 10, то (платить каждому) по 3 гривны (штрафа) и по 30 резан платить людям (задержавшим воров) (ст. 31 КП.).

А за (убийство) старшего конюшего при стаде (платить) 80 гривен, как постановил Изяслав, когда дорогобужцы убили его конюха (ст. 23 КП). (Перевод авт.)

Данная особенность некоторых норм Краткой Правды рассматривается учеными, доказывающими частное происхождение сборника, в качестве одного из важнейших доводов их версии. Однако в Пространной редакции эти казусы получили некоторое обобщение в юридическую норму: в ст.ст. 41, 42, 43 ПП уже не стоит конкретное количество воров, а указывается на соучастников - исполнителей преступления в более обобщенном виде - воров «много»; также и в ст. 12 ПП уже не указывается ни имени князя, ни дорогобужцев-преступников, а только устанавливается штраф за убийство «тиуна конюшего».

Таким образом, мы можем говорить о некотором развитии юридической техники в Пространной редакции, попытке обобщить конкретный казус в норму, имеющую применение во всех аналогичных случаях. Опять же, обобщение судебных казусов – это путь от судебного прецедента к уставу, первое проявление законодательной деятельности князей.

 

Однако, в целом, Русская Правда построена по казуальной системе. В ней нет абстрактных понятий «собственность», «владение», «преступление», поскольку обычное право и судебная практика несовместимы с абстрактными понятиями, обобщениями; субъективный элемент присутствует и в определении круга лиц, и в оценке юридических действий. Русская Правда – это кодекс частного права: все субъекты права являются физическими лицами. Понятия юридического лица Русская Правда еще не знает, не указаны преступления против государства. Так характеризуют основные юридические черты Русской Правды большинство ученых. Однако следует отметить особую точку зрения М.Ф. Владимирского-Буданова, который считал, что в древнерусском праве, напротив, отсутствовало понятие о частном лице – оно полностью подчинялось влиянию общественных союзов - государству, общине, роду; для древнего времени было характерно смешение публичного и частного права: субъектом частного права были общественные союзы.

 

3. Княжеские «уставы», или законы, не входят в число главных источников Русской Правды, но упоминание о них мы находим в отдельных редакциях, особенно в Пространной Правде.

Так, например, статью 42 Краткой Правды («Покон вирный»), устанавливающую нормы сбора с населения («корма») в пользу княжеского чиновника – вирника, сложно отнести к обычаю или прецеденту: это княжеское постановление, направленное на формирование, содержание княжеского административно-судебного аппарата на местах. Отмена сыновьями Ярослава Мудрого кровной мести за убийство, о которой упоминается в ст. 2 Пространной редакции, - это еще один устав, княжеский закон, отменяющий важнейший на Руси обычай самосуда. Еще об одном уставе Ярославичей скупо упоминает ст. 65 Пространной Правды, по которой запрещается убийство раба, оскорбившего «свободного мужа»:

А вот если холоп ударит. Если холоп ударит свободного человека и убежит в хоромы, а господин его не выдаст, то господин платит за него 12 гривен; а если после того найдет тот побитый (человек) своего оскорбителя, то Ярослав постановил, что он мог его убить, но сыновья его (Ярослава) после (смерти) отца установили денежные штрафы: либо «бити розвязавше» (высечь) (холопа), либо взять за бесчестье гривну кун. ……………………………………………………………………………………………….(Перевод авт.)

Наконец, вторая часть Пространной Правды – «Устав Владимира Мономаха» - является наиболее ярким примером развития законодательной деятельности князей: здесь устав представлен почти наравне с обычаем и судебным прецедентом. Данное изменение источниковой базы Русской Правды обусловлено реформаторской деятельностью великого князя Владимира Всеволодовича Мономаха, избранного киевлянами в ходе восстания должников – закупов против ростовщиков (1113 г.): прежде всего, князь издает «устав о резах» (ст. 53 ПП), т. е. о процентах, регламентируя порядок их взимания по договору займа; кроме того, князь четко устанавливает отношения сторон – закупов и кредиторов – в период действия договора (ст.ст. 56 – 64 ПП историки называют «уставом о закупах»). Кроме того, в Пространной редакции можно отметить т.н. «блоки» статей, регламентирующие однородные постановления, которые также обозначены исследователями как «уставы»: ст.ст. 54 - 55, регламентирующие порядок ответственности купцов – банкротов – «устав о торговле»; ст.ст. 90 - 95, 98 - 106, регламентирующие вопросы наследственного права, – «устав о наследстве»; ст.ст. 110 - 121, устанавливающие источники холопства, ответственность за укрывательство беглых холопов и т. п. – «устав о холопстве».

 

Таким образом, мы видим, как народная юридическая норма постепенно уступает место княжеской юридической норме, народная самодеятельность уступает место государственному интересу, проявляющемуся в реформировании традиционных общественных отношений.

 

4. Еще одним источником Русской Правды является византийское право.

В качестве примеров можно указать статьи о побоях, членовредительстве, угоне коня, «о послусех» - послухах, свидетелях (из Эклоги); об убийстве вора ночью на месте преступления (из Моисеева закона, Закона судного людям).

Интересно сопоставить ст. 38 КП, ст. 40 ПП о ночной краже со статьей «О татбе» Закона судного: «Аще в подъкопании застанется тать, ти язвен умреть; несть ему боя. Аще ли взидеть солнце на нь, и повинен есть. Аще ли не имать, да продадуть его в татбы место. Аще ли останет татба в руках его от осляти и до овчати, живу сугубу да дасть».

О татьбе. Если кого-либо убьют (за кражей), «у клети» или (вообще) во время какой-нибудь кражи, то пусть убьют (его) как собаку; если же додержат до рассвета, то вести (его) на княжеский двор; если же убьют его и люди видели (его) уже связанным, то платить за него 12 гривен (ст. 40 ПП). (Перевод авт.)

Существует версия, что «поток и разграбление» Русской Правды – это русский вариант византийской санкции – конфискации имущества и тюремного заключения (поскольку тюрем на Руси тогда еще не было, тюремное заключение заменяется продажей преступника и его семьи в рабство).

Таким образом, еще раз отметим, речь идет не о простом заимствовании из византийских сборников, а о переработке норм, исходя из государственного интереса и условий русской жизни того времени.

 

Г) Система изложения норм, сравнительная характеристика Краткой и Пространной редакций Русской Правды

Мы отметили различия в источниковой базе между Краткой и Пространной редакциями Русской Правды, процесс развития правовых норм, способы перехода от обычного права и судебного прецедента к законодательству. Эволюция характеризует также систему изложения норм, отраслевое их содержание в разных редакциях сборника.

Так, Краткая Правда построена по хронологическому принципу: Правда Ярославичей повторяет некоторые нормы Правды Ярослава; в Краткой Правде абсолютно преобладают нормы уголовно-процессуального содержания: из 43 статей редакции лишь три касаются гражданского права (см. систематический указатель статей Русской Правды, составленный М.Ф. Владимирским-Будановым в его Хрестоматии по истории русского права. Вып. 1). Если сравнивать Правду Ярослава и Правду Ярославичей, то все же можно обнаружить достаточно существенные различия: в Правде Ярославичей уже ничего не говориться о кровной мести; она различает общественные классы, частное вознаграждение лицу за кражу отделяет от штрафа в пользу князя и, вообще, не раз говорит о княжеской собственности, княжеских тиунах, старостах, княжеском дворе и т. п., что свидетельствует о развитии «уставной» деятельности князей и, вообще, развитии института княжеской власти.

Пространная Правда является уже более совершенной редакцией по сравнению с Краткой Правдой: она построена по систематическому принципу, поскольку великий князь Владимир Мономах не только разрабатывает собственный кодекс права, но и систематизирует нормы права, собранные в период правления Ярослава Мудрого, его сыновей и внуков. В Пространной Правде, конечно, отсутствует отраслевая система изложения материала, но заметна попытка обобщения однородных постановлений (уставы о процентах, о закупах, о торговле, о наследстве, о холопстве). Наконец, сохраняя преобладание уголовно-процессуальных норм, данная редакция заметно больше, по сравнению с Краткой Правдой, включает норм, относящихся к гражданскому праву (почти половина статей ПП), разрабатывая институты вещного, обязательственного, наследственного, семейного права. Все это – институты, о которых еще нет постановлений в Краткой Правде. Также и в области уголовно-процессуальных норм Пространной редакции, можно отметить много таких черт, которые свидетельствуют о живом движении древнерусского права в период времени между составлением Краткой и Пространной редакций. Так, статьи Пространной Правды говорят о многих вопросах права гораздо ясней, чем говорится о них в Краткой Правде, обобщают отдельные судебные решения, соединяют в одном постановлении несколько статей Краткой Правды.

Таким образом, сравнительное изучение Краткой и Пространной редакций Русской Правды позволяет нам получить драгоценные сведения о развитии древнего юридического быта наших предков, понять механизм, основные направления движения русского права XI – XII веков.