Миротворчество: кусачие собаки

 

Самые опасные, неприятные и сложные проблемы, с которыми мне пришлось столкнуться, это, конечно, покусы. Достаточно вспомнить мою Парди, чтобы представить себе весь тот леденящий ужас, который охватывает владельца, понимающего, что его собака способна принести вред человеку. Для большинства людей, как, скажем, для моего отца, кусание означает, что животное переступило черту, совершив нечто абсолютно неприемлемое. Я давно потеряла счет тому, сколько раз ко мне обращались с просьбой сделать что-то с собакой, которой давали последний шанс. Мне посчастливилось помочь большинству этих собак, спасти их от уничтожения.

Имея дело с подобными случаями, следует, прежде всего, смотреть на вещи трезво и реалистично. Истина в том, что невозможно отучить собак делать то, на что они запрограммированы природным инстинктом. Их право на самооборону коренится в них так же глубоко, как и в нас. Оказавшись в опасной ситуации, они оказываются перед выбором из трех возможностей: убежать, замереть или сражаться. Вне всяких сомнений, они нередко выбирают последнее, и делают это, чтобы защитить себя. Все очень просто.

Вместе с тем на основании своего опыта я могу сказать: среди кусачих собак нет двух одинаковых. Причина их поведения может быть одинаковой, но манера, в которой проявляется агрессивность, уникальна в каждом случае. Это в полной мере касалось и тех трех собак, с которыми мне пришлось иметь дело, пока я еще отрабатывала свой метод.

Годы опыта научили меня распознавать некоторые типы собак настолько четко, что для этого мне не обязательно видеть животное. Такой собакой был и Спайк, белая немецкая овчарка. Два брата, Стив и Пол, из пригорода Манчестера обратились ко мне в надежде, что я смогу искоренить дурную привычку Спайка бросаться на людей, заходивших к ним в дом, и кусать их. Раз за разом атаки Спайка становились все более яростными, и дошло до того, что он стал кидаться на всякого, кто пытался выйти из дома. В тот момент, рассказывали братья, как человек клал руку на ручку двери, Спайк прыгал и кусал его, нанося серьезные травмы. Братьев и их домочадцев настолько испугала новая привычка собаки, что они перестали приглашать в дом гостей. Стив и Пол решили, что придется избавляться от любимого пса, если положение не удастся поправить.

Мне даже не требовалось входить в их дом, чтобы понять, что Спайк — большой и грозный зверь. По глубине, тону и мощности его рычания, по тому, как яростно он начал лаять, как стремительно бросился к двери, когда я подходила по дорожке к дому, можно было точно сказать, что пес совершенно уверен в себе и в своем положении в стае.

Первое впечатление подтвердилось, когда я вошла в дом. Находясь в безопасности в собственном логове, Спайк демонстрировал власть. Собаку окружала чуть ли не физически заметная аура. Когда он шествовал с важным видом, его позы и жесты воспринимались безошибочно. Это было животное прекрасного атлетического сложения, и о своей мощи он знал. Спайк был настоящий альфа-самец у себя дома, и он позаботился о том, чтобы все окружающие это понимали и принимали. Когда я вошла, он уставился на меня, залаял и встал в угрожающей позе примерно в метре.

Я уже говорила, что основой взаимоотношений абсолютно с любой собакой должно быть взаимное уважение. Если вы демонстрируете свое уважение, то и вам отвечают тем же. Мне было ясно, что в случае со Спайком это особенно важно. Как всегда, моей целью было убедить собаку, что я тоже «альфа». Кроме того, нужно было показать, что я ему не угрожаю и меня не нужно бояться. Я, как всегда, начала с того, что полностью проигнорировала пса, но старалась избегать резких и неожиданных движений, которые могли бы вызвать беспокойство Спайка. Мой опыт научил меня тому, что порой самое безобидное движение или жест, например скрещенные ноги, может спровоцировать такую сильную и агрессивную собаку. Мне предстояло нелегкая задача: нельзя было показать свою слабость, но в то же время нельзя было демонстрировать напряженность и враждебность. Как всегда, перед моим мысленным взором всплывала модель волчьей стаи. Мне нужно было создать ситуацию, в которой мы смогли бы с уважением относиться к личному пространству друг друга.

Прежде чем обратиться ко мне, братья консультировались у многих специалистов. Кое-что из рассказанного ими повергло меня в шок. Им, например, советовали задать собаке хорошенькую взбучку. «Надо выбить из него эту самоуверенность», — заявил им так называемый эксперт. Другой человек (к моему ужасу) порекомендовал ни больше ни меньше как «смутить пса взглядом». За исключением физического нападения я, пожалуй, не знаю более ясного сигнала агрессии и конфронтации, чем прямой взгляд в глаза. Собака воспринимает его как вызов, а если это такая собака, как Спайк, она обязательно ответит на него, защищая себя и свое положение. К счастью, у ребят хватило благоразумия и здравого смысла, чтобы не последовать ни одному их этих советов. Я с ужасом представляю себе, чем все могло закончиться.

Когда я описала братьям свое видение ситуации, у них впервые за долгое время появилась надежда. Спайк явно считал себя вожаком, отвечающим за братьев, их родных и весь дом. Его агрессивное поведение у входной двери демонстрировало это особенно ярко: он оборонял вход в логово. Пес не мог, разумеется, рационально объяснить, что там, за дверью, но был уверен: он отвечает за свою стаю, оберегает ее от опасностей, подстерегающих снаружи, какими бы они ни были. Поговорив с братьями подробнее, я выяснила, что Спайк на самом деле, скорее, прихватывал, чем по-настоящему кусал, и это меня не особенно удивило. Очень мало кто из собак кусает всерьез, желая причинить вред. Их укусы — это, скорее, предупредительные выстрелы. Если собака, особенно немецкая овчарка, такая, как Спайк, действительно захочет укусить, она это сделает, и лучше не думать о том, какие травмы могут нанести ее зубы.

Покровительство Спайка, надо сказать, типично для пастушеских собак — колли, шелти и им подобных. Эти породы выведены специально для того, чтобы пасти и защищать стадо, это лучшее, что они могут делать в среде, которую не понимают. Когда я ближе познакомилась со Спайком и его хозяевами, то поняла: нарастающая агрессивность его поведения усугублялась тем, что все в доме полностью ему подчинялись и во всем уступали. Его лидерство было неоспоримым, а властность, соответственно, возрастала. Ситуацию необходимо было изменить, перевернуть ее. Владельцам Спайка предстояло «взять власть в свои руки».

Моей целью было дать возможность братьям подняться и утвердиться в иерархической структуре своей стаи. Для этого я должна была помочь им сначала создать максимально спокойную и не угрожающую среду. Есть люди, которые держатся с собаками намного увереннее, чем другие. Иногда я спрашиваю себя: не сохранилось ли у этих людей хотя бы крупицы знания древнего утраченного языка? С другой стороны, всегда находятся люди, которые ужасно нервничают, общаясь с собаками. Кто не встречал людей, которые настолько боятся собак, что обходят их за километр и готовы чуть ли не на стенку влезть, чтобы только избежать контакта? Такая нервозность, разумеется, мгновенно передается собакам. А в действительности нам вовсе не обязательно бояться собак. Если вести себя с ними правильно, практически все собаки безопасны и не причинят вреда.

У меня не было сомнений относительно того, к какому типу относится домработница братьев. Она обычно находилась в доме во время моих визитов, преспокойно занимаясь своей работой — мыла, стирала, наводила чистоту. Она вообще не обращала на собаку ни малейшего внимания. Спайк в свою очередь относился к ней крайне почтительно. Однажды я видела, как он с готовностью убрался с ее пути, когда она появилась в комнате.

Я могла обратиться к ее примеру, чтобы пояснить братьям, что им предстоит сделать. Они могли убедиться в том, что для домработницы ситуация вовсе не была угрожающей. По каким-то причинам она не обращала внимания на собаку — и тем самым невольно убедила Спайка в своем превосходстве над ним. Именно к такой модели поведения нужно было стремиться и им.

Безусловно, перед Стивом и Полом стояла задача невероятной сложности. Я сказала им, что агрессивность Спайка можно оценить, как минимум, в восемь баллов по десятибалльной шкале, а мне приходилось иметь дело с обычным уровнем в четыре-пять баллов. Я предупредила братьев, что им придется выдерживать молчаливое давление месяцами, вместо обычных двух недель. К счастью, они оказались хорошими учениками и с воодушевлением относились к моим методикам. Время от времени они приглашали меня остаться в их доме на ночь, обычно для того, чтобы проверить, как все идет, и узнать, как вести себя в той или иной ситуации. В большинстве случаев оказывалось, что они все делают совершенно правильно: мои идеи упали на благодатную почву.

Спустя четыре месяца после их первого обращения мне позвонил их родственник, которому нужен был совет относительно его собственной собаки. Он рассказал, что поведение Спайка сильно изменилось к лучшему. Теперь братьям удавалось справиться с любой ситуацией, возникающей в доме. Их снова стала навещать родня.

 

Не все собаки конечно же настолько сильны и уверены в себе, как Спайк. Но от этого их агрессивность не становится менее опасной. В ноябре 1996 года я была приглашена на радио Би-би-си, где вела постоянную программу в открытом эфире, отвечая на вопросы о проблемных собаках. Один из первых звонков поступил от супружеской пары, Джен и Стива, из города Дриффилда, расположенного в сорока милях от моего дома. За полгода до того они взяли небольшого кокер-спаниеля по имени Джаззи. Правда, их предупредили о том, что трехлетний песик отличается скверным поведением, но супруги были уверены, что справятся, ведь им и раньше приходилось держать собак. Однако их попытки не увенчались успехом. Хуже того, Джаззи начал кусать обоих хозяев, если ему не нравились их требования.

И снова, еще до первой встречи с Джаззи, у меня уже сложилось четкое представление о том, с кем придется иметь дело. Подходя к входной двери, я услышала яростный лай, но на сей раз совсем иного характера, чем лай абсолютно уверенного в себе Спайка. Этот лай был отрывистым, отчаянным, почти паническим. Мои подозрения подтвердились, когда я вошла в дом. Пока мы обменивались приветствиями с Джен и Стивом, Джаззи продолжал лаять заливисто и даже еще более агрессивно. При этом язык его телодвижений был до крайности противоречивым, но особого внимания заслуживала занятая им позиция. В отличие от Спайка, который подошел ко мне вплотную, Джаззи держался на расстоянии метра в два, не меньше. Для меня было очевидно, что собака в ужасе, что вся ситуация для нее выглядит не менее, а, пожалуй, более устрашающей, чем для людей, с которыми ему приходится вступать в общение. Это был типичный пример вынужденного вожака, собаки, которой приходится нести бремя лидерства, а она совсем к этой роли не приспособлена. Нам предстояло освободить его от этой непосильной ноши.

Как я уже объясняла, все собаки реагируют на подаваемые мной сигналы по-разному, причем различается не только скорость реакции, но и ее характер. Некоторые собаки, подобные Спайку, сопротивляются, не хотят уступать позиций вожака. Их уверенность столь сильна, что они никак не могут смириться с утратой статуса лидера. (Среди людей таковы, пожалуй, политики. Обратите внимание, как люди типа Маргарет Тэтчер цепляются за возможность остаться у власти, даже когда их срок выходит.) Но многие собаки с готовностью и явным облегчением снимают с себя обременительный груз власти. Джаззи был из таких.

Я начала работать с Джен и Стивом как обычно, объяснив им суть метода и предложив немедленно применить его на практике. Пока мы разговаривали, Джаззи был с нами в комнате. По-прежнему держась на почтительном расстоянии, он продолжал безостановочно рычать и лаять. Я, конечно, давно научилась не обращать внимания на подобные помехи при разговоре, но хозяева, как это часто бывает, постоянно отвлекались и предлагали убрать пса в другую комнату. Я попросила не обращать на него внимания, и они изо всех сил старались. Через полчаса их стойкость была вознаграждена. Внезапно Джаззи перестал издавать звуки, отвернулся от нас и направился к лестнице, расположенной в середине комнаты необычной планировки. Под нашими взглядами пес поднялся наверх и плюхнулся прямо на площадке, повернувшись к нам задом. Он напоминал обескураженного ребенка, демонстрирующего свою обиду.

В любой ситуации важно, чтобы у собаки был путь к отступлению, чтобы она имела возможность при необходимости выйти из ситуации. Самое плохое — загонять собаку в угол. Из этого неприятнейшего положения есть два выхода: в ужасе замереть или прорываться на свободу с боем. Вот тогда-то и начинаются серьезные неприятности. Именно поэтому мы предоставили Джаззи сидеть, где сидит. Джен и Стив поинтересовались, не нужно ли принести его обратно, но я их уверила, что Джаззи сделал именно то, что от него ожидалось. Собака совершенно очевидно столкнулась с новой для себя ситуацией и теперь соображала, как себя вести. Я посоветовала Джен и Стиву и впредь не подниматься наверх за Джаззи, а подзывать к себе. С собаками, которые отучаются кусаться, это очень важный момент: нельзя ставить их в положение, когда единственным способом обороны кажется нападение.

Джаззи просидел наверху почти полчаса. Затем он неожиданно поднялся, торопливо спустился по ступенькам и улегся на ковре. Вскоре он лежал, растянувшись на ковре прямо перед нами. Я отлично помню эту комнату, залитую солнечным светом. Тогда я невольно подумала, что тени, похоже, скоро совсем уйдут из жизни Джен и Стива. Равновесие силы было явно нарушено и теперь за какой-то час сдвинулось в нужную сторону. Вдруг Джаззи избавили от всех забот и тягот. Он более не ощущал ответственности за людей в комнате. Напротив, он с готовностью ждал удобного момента, чтобы вручить «верительные грамоты» новым вожакам. Позднее я осознала, что Джаззи был буквально на грани гибели. Катастрофа могла разразиться через считанные дни. Мое вмешательство было последним шансом — и мы им воспользовались. Не могу передать, какое удовлетворение я испытывала от проделанной работы.

Осталось рассказать, что через два года после этих событий Джен позвонила мне снова. Их со Стивом обеспокоило то, что Джаззи снова стал лаять и рычать на приходящих в дом людей. Начал он и цапать хозяев за пальцы, если у него пытались что-то отобрать. Когда я спросила, выдерживают ли они по-прежнему правило Пяти минут, они признались, что забыли об этом. Джаззи вел себя настолько хорошо, что эта процедура показалась им лишней — «да просто надоело, честно говоря».

Я повторила Джен все, что говорю другим владельцам, которые ко мне обращаются. Предлагаемый метод — не одноразовый, это не быстрый успех, а образ жизни. Во всей этой истории приятным моментом была готовность Стива и Джен исправить положение и то, как мгновенно они мобилизовались. Я посоветовала вернуться к началу, снова перестать замечать Джаззи, как два года назад, когда все начиналось.

Мне всегда интересно, как живут семьи, которым я помогаю, поэтому на следующий день я позвонила Джен. Она смеялась от радости. «Джаззи снова чудесный, просто шелковый», — сказала она. Четырех часов хватило, чтобы уладить все его проблемы.

 

Конечно, всякий раз, как мне приходится работать с кусачей собакой, я невольно вспоминаю свою Парди. Ужасные события тридцатилетней давности снова и снова встают у меня перед глазами.

Поведение Парди, как я теперь понимаю, типично для множества собак. Она ничем не отличалась от Спайка или Джаззи и точно так же пыталась исполнять свои обязанности так, как она их понимала. Не ее вина, что она была совершенно не приспособлена для выполнения этого долга. Когда Парди прыгнула и залаяла на моего сына Тони, она обращалась с ним как с младшим, подчиненным членом стаи. Он невольно бросил вызов ей как вожаку, и она ставила его на место способом, который казался ей правильным. Это была трагическая случайность, что Тони оказался в таком опасном положении.

Если бы можно было начать сначала, я бы все сделала по-другому, и совершенно иначе отнеслась к ее действиям. Я бы не стала наказывать ее за плохое поведение, я поняла бы, что, убегая из дома и бегая по деревне, она считала, что выполняет свой долг, отправляясь на охоту, чтобы помочь выжить мне и другим членам стаи. Вооруженная обретенными ныне знаниями, я бы задолго до ужасного происшествия освободила ее от бремени лидерства, от постоянного напряжения, в котором ей приходилось жить. Что говорить, неблагодарное это дело оглядываться на прошлое. Все равно того, что было, не исправишь. Но я стараюсь изо всех помочь всем многочисленным Парди, которые нуждаются в этом. И особенно стараюсь в тех случаях, когда в семье есть дети.

Я совершенно не сомневаюсь в том, что собаки воспринимают детей не так, как взрослых. Я уверена, что тому есть два объяснения, и первое состоит в том, что дети должны казаться собакам даже более непонятными, чем взрослые люди. Если вдуматься, дети должны казаться им совершенно непостижимыми существами. Они говорят быстро и непонятно, резко двигаются и ведут себя еще менее предсказуемо, чем взрослые. Я уже говорила о том, что для установления хороших отношений с собакой важны терпение и последовательность. Вряд ли эти слова у кого-нибудь ассоциируются с детьми.

Второе объяснение еще более очевидно. Дети, в буквальном смысле, находятся ближе к собаке по уровню. По этой причине животное рассматривает их либо как угрозу, либо как существа, нуждающиеся в особой защите и протекции.

Первое, конечно, приводит к тому, что многие родители и одновременно владельцы собак оказываются в непростой ситуации. Мой собственный взгляд на проблемы прост: совсем маленьких детей и собак лучше по возможности разделять или держать под присмотром. И тем, и другим нужно много места, чтобы расти и развиваться, и это место следует им дать.

С другой стороны, когда видишь собаку, которая заботится о малыше, защищает его, это так чудесно, что хочется смотреть на них вечно. Не знаю, существуют ли на свете более удивительные узы. Эта привязанность может быть поразительно сильной — я сама видела такое много лет назад у моей собаки Донны. И все же даже в таком случае привязанность может спровоцировать серьезные проблемы. Я убедилась в этом, когда меня пригласили к Бену, внушительных размеров черной дворняге. Жил Бен в Ланкашире, в городе Сэлфорде, со своими хозяевами Кэрол и Джоном и их девятилетним сыном Дэнни.

Бен явно души не чаял в Дэнни и защищал его от всех и вся. Особенно агрессивное поведение было направлено на отца Джона, дедушку мальчика. Причины этого были вполне понятны. Дедушка жил в сотне миль от них, в Уэльсе, и нечасто навещал семейство сына. Каждый раз, появляясь в доме, он не скупился на проявления любви к обожаемому внуку. Бен, не в силах разобраться в истинной природе их отношений, сделал вывод, что старший член семьи представляет для мальчика угрозу. Желая защитить Дэнни, пес начал нападать на дедушку. Дело зашло так далеко, что иногда дед вынужден был сидеть в кресле, так как, стоило ему пошевелиться, Бен рычал и смотрел на него угрожающе.

В такой ситуации отношения в семье могут ухудшиться и обостриться до предела. Никто не понимает, что происходит. Владельцев обвиняют в том, что собака им дороже собственной плоти и крови. Последствия могут быть разрушительными. К счастью, я попала в семью достаточно зрелую, чтобы справиться со сложностями. Начала я с того, что постаралась нормализовать положение со взрослыми. Они начали процесс выстраивания отношений, и дело пошло довольно успешно. Но я знала, что главные трудности начнутся, когда на сцену выйдет Дэнни.

Дети — самый, пожалуй, сложный элемент процесса, который я провожу. Легко понять, что многим детишкам попросту невозможно объяснить, что мы делаем и с какой целью. Напомню, когда дети еще совсем малы, я рекомендую отделять их от собак, если вместе они слишком возбуждаются или нервничают. К тому времени, когда детям исполняется года три или четыре, они уже способны понимать и оценивать происходящее и могут участвовать в нашем процессе, особенно если представить все как игру. По моему опыту можно без труда научить ребенка не обращать внимания на собаку, если та к нему подойдет. Впрочем, если ребенок будет считать это просто игрой, она может быстро ему наскучить, как и прочие игры, так что я в конечном итоге предоставляю родителям самим решать эти непростые вопросы.

В случае с Дэнни я без всяких колебаний включила его в процесс. Помимо всего прочего, его помощь в отношении Бена была жизненно необходима. Вполне понятно, что Дэнни с трудом отказался гладить и ласкать Бена. Когда я попросила его об этом, он признался, что вряд ли сумеет не обращать внимания на любимого друга. Тогда, разумеется с разрешения родителей, я объяснила мальчику возможные последствия: если этого не сделать, то может получиться так, что он долго не увидит своего друга Бена. Я не собиралась пугать Дэнни, просто нужно было донести до него суть происходящего. Мне повезло: мои уговоры подействовали. Дэнни идеально справился со своей задачей, держа руки в карманах, если рядом с ним был Бен.

Сессия наша длилась два часа, и на протяжении всего этого времени Бен не был удостоен внимания семьи. Должна признаться, к концу этого времени нервы у всех были на пределе. Но вот тут-то Бен и показал всем членам семьи, как важно то, что они делают. Поначалу он изнывал без хозяйского внимания, но к концу двухчасового периода истощил свой репертуар заискиваний и заигрываний и улегся на свое любимое место у камина. Наблюдая это, я видела: он понял, что зря потратил время и энергию. Атмосфера явно разрядилась, дедушка получил возможность подняться из кресла и пройти через комнату. Проходя мимо внука, он безотчетно потрепал его по плечу рукой. Бен спокойно лежал на ковре, он не пошевелился. Когда мой визит подходил к концу, напряжение, связанное с Беном, стало заметно ослабевать. Через несколько недель я позвонила в семью, чтобы узнать, как дела. Мне с гордостью и радостью сообщили, что конфронтации больше не было. Дэнни с радостью надеется, что теперь дедушка будет чаще приезжать в гости.

 

Глава 10