Имя и безымянность героя как средство психологической характеристики героев А. А. Лиханова

 

Одним из способов выявления скрытых смыслов художественного текста следует считать анализ ономастического пространства произведения как знаковой системы, важнейшие элементы которой актуализируются по мере прочтения произведения. О смыслообразующей функции имени говорил П. Флоренский: «Именем выражается тип личности, онтологическая форма ее, которая определяет далее ее духовное и душевное строение»  [61. С. 47]. Следовательно, именно через толкование имени лежит кратчайший путь к раскрытию сущности человека.

Вместе с тем среди персонажей произведения встречаются герои, не названные по имени собственному, но обозначенные нарицательной номинацией по какому-либо признаку. Изучение безымянных литературных персонажей вызывает особый интерес исследователей, ведь герой, лишенный имени, закрыт для интерпретации в этом смысле, поскольку отсутствует возможность расшифровать именной код. Тем не менее, часто сама безымянность персонажа является ключом к пониманию образа, художественного замысла и авторской концепции в целом. При этом следует отметить, что в определении понятия «безымянные персонажи» у исследователей часто отсутствует единство мнений, поскольку не установлено точно, что же следует понимать под именем. Словарное толкование понятия «безымянный» совпадает со значением данного прилагательного – «не известный по имени». Следовательно, в самом общем виде безымянным может считаться персонаж, у которого отсутствуют имя и фамилия, заменяясь нарицательным обозначением по роду деятельности, социальному статусу, национальной принадлежности, половому признаку и т. д. Однако отечественный литературовед Б. Кац считает, что «литературная традиция фактически не знает безымянных персонажей» [20. С. 80]. По его мнению, прозвище или псевдоним аналогично имени собственному персонажа. В. А. Никонов полагает, что местоименные номинации Я, Ты, Он, Она или апеллятивы, обозначающие персонажей, «и есть имена» [38. С. 411]. Напротив, С. И. Зинин в своей работе «Введение в поэтическую ономастику» утверждает, что ономастическое пространство художественного произведения как совокупность всех имен собственных, присутствующих в тексте, «не является абсолютным компонентом художественного произведения. Оно отсутствует в художественных произведениях, в которых образы и персонажи не маркируются поэтонимами» [16. С. 5]. Н. В. Васильева исследует этимологию понятия «безымянность», соотнося его с понятием «анонимность», и рассматривает данное соотношение как единый семантический комплекс [7. С. 156]. Таким образом, среди исследователей нет устоявшегося мнения о проблеме безымянности как категории ономатологии; мнения ученых колеблются от полного отрицания данного феномена до выделения анонимности в отдельную науку [26. С. 249].

Исследовательский интерес также вызывает употребление в тексте псевдонимов и прозвищ, искаженных имен, которые имеют определенную собственную форму, но не являются настоящими именами, данными при рождении, – их можно менять. По словам С. Н. Булгакова, псевдонимия – это «актерство имени» [6. С. 264]. В Древней Греции непременным атрибутом актерской игры были маски. Номинация по прозвищу, искаженному имени или псевдониму также представляет собой имя-маску, когда «личная сфера говорящего... как бы заклеивается, а открывается новая сцена (или много сцен) для игры» [6. С. 264]. По мнению М. М. Бахтина, подмена имени подобна смене идентичности: прозвище «делает собственное нарицательным и нарицательное собственным. <...> оно не увековечивает, а переплавляет, перерождает, это – «формула перехода» [3. С. 147]. Следовательно, герои, обладающие псевдонимом или прозвищем, ведут игру, а постоянное ношение имени-маски символизирует отказ от настоящего имени.

Таким образом, обозначение по признаку или ношение псевдонима, прозвища является для литературного персонажа вариантом безымянности, поскольку у персонажа отсутствует подлинное имя, оно заменяется номинацией, что однозначно указывает в первом случае на сокрытие, а во втором – на искажение сущности героя.

Для выявления художественных смыслов произведения следует также обратить внимание на «метаморфозы безымянности» (термин Н. В. Васильевой): моменты перехода от безымянности к обретению имени или наоборот, поскольку при этом происходит актуализация дополнительных смыслов: персонаж обретает или утрачивает индивидуальность. Также может актуализироваться мотив самозванства, тесно связанный с мотивом игры.

Произведения Лиханова отмечены своеобразием отношений «имя-персонаж», поскольку часто герой носит «говорящую» фамилию, раскрывающую его душевные качества, или вместо имени собственного он обозначен номинацией по признаку, псевдонимом или прозвищем.

В центре романа Лиханова «Никто» судьба пятнадцатилетнего подростка из интерната, сироты Николая Топорова. Часто у брошенных родителями детей нет имени, об этом говорит и директор Дома ребенка: «Тут уж фантазируем мы! Или милиция, которая нашла. Придумываем имя ребенку и вымышленные имена матери, отца, фамилию изобретаем. Какой-нибудь Светлев! Огнев! На что выдумки хватит» [31]. Однако у главного героя в метрике указано не выдуманное имя – Николай Иванович Топоров. «На вымышленное имя не похоже» [31] – подтверждает это директор.

Когда подросшего ребенка переводят в интернат, он не сразу становится его часть, потому что его называют безличным «Эй, пацан!» [31]. По мнению детдомовцев кличку надо заслужить.

Первая страница романа сразу заставляет запомнить главного героя по прозвищу: «По имени звали его очень редко, да и как тут станешь по имени к каждому обращаться, когда одних вот Колек не меньше чем десятка три во всем интернате из двух-то с половиной сотен живых душ, так что для различения училки да воспитательницы звали их по фамилиям, а меж собой обращаться принято было по кликухам, придуманным, кажется, не кем-то личным, каким-нибудь остроумцем, а можно сказать, самим существованием <…> Его же кликали Топорик, Топор, а когда сердились, то и Топорищем, хотя это слово означало совсем иное, чем означает топор. Все шло от его фамилии Топоров, а по имени его звали Кольча – ласкательно и уменьшительно сразу» [31]. Это новое имя дала ему жизнь в интернате.

Прозвище лучше отражает характер персонажа, так как напрямую связано с устоявшимися качествами его внутреннего состояния или внешнего облика. Клички Топор или Топорик не являются простым сокращением фамилии главного героя романа. Они включают персонажа в среду детского дома, где между детьми мало использовались настоящие имена. Топориком называют героя только в интернате, подчеркивая его авторитет, решительность, влияние на сверстников. С другой стороны, прозвище главного героя восходит к слову «топор» и указывает на его «отколотость» от социума, переводит в мир сирот, «полешек детских тел»: «Кольча вспомнил те полешки в доме ребенка. Каждый из людей по началу вот такой вот полешек. И сколько их, брошенных? Но если взять – и не бросить? Это значит, спасти человека. Так должно быть, но вот – не стало. Ни у тех полешков, ни у него» [31].

Автор отходит от традиционного имени Николай, означающего «победитель воинов, победитель племени» [59. С. 174], преобразуя его в форму «Кольча», созвучную с глаголом «колоть» или существительным «осколок». С помощью этого создается формула восприятия героя читателем: Кольча Топоров – расколотый топором, обособленный от других персонаж. Герой сам ощущает свою «отколотость» от мира и пытается найти свое спасение в связи с семьей, формально выраженной в романе через образы волн и нитей. Автор рассуждает по этому поводу, и рассуждения его соотносятся с мыслями Николая Топорова: «У каждого человека есть две нити – от родителей и от собственных детей. Если одна нить оборвана, его держит другая, пусть даже если протягивается она от слабого, от маленького и бессильного. Это кажется – от бессильного. На самом деле сын или дочь – великая сила. Только не дай бог, чтобы и эта ниточка порвалась» [31].

В среде интерната закрепилось еще одно прозвище главного героя – Топорище. С одной стороны, оно подчеркивает признание Коли у сверстников, преувеличение его роли. С другой стороны, слово «топорище» означает лишь рукоятку топора, то есть часть от целого. Через акцентирование внимания на этом автор показывает, что авторитет героя был признан лишь в стенах интерната. За пределами заведения Топорище воспринимается лишь как один из сирот, ничем не отличающийся от других и не представляющий никакой угрозы.

Характер Коли Топорова имел тайные глубины, которые нельзя было объяснить устоями сиротского заведения. Его спокойствие, «неотразимость его равнодушного взгляда» [31], «способность свободно останавливать любые отклонения от нужного ему курса» [31], умение находить друзей и помогать им даже в интернате вызывают интерес и уважение читателя.

Понятно, почему ему «страстно хотелось расстаться с детством, уйти из интерната, забыть свою безродность, поскорее чему-то научиться, что-то делать, достичь, поскорей состояться» [31]. И именно переименование героя свидетельствует о переходе из одной системы (интернат) в другую (большой мир); тот рубеж, разделяющий две совершенно разные системы координат.

Из всех героев романа только Валентин называет Колю кличкой Никто: он, как и Николай, детдомовец, поэтому хорошо понимает положение своего воспитанника: «Кликуха у тебя классная выходит, ты не думал... А их первых букв фамилии и имени: Николай Топоров! Что получается?... Эх, ты. Никто. Никто. – И рассмеялся. – Никто. Ничто. Нигде. Никому. Ничему» [31]. Соединение первых букв фамилии и имени героя передает стремление писателя показать ненужность современному обществу таких детей, неспособность их самостоятельно найти свое место в жизни. И продолжение фразы Валентина, набор отрицательных местоимений – «Никто. Ничто. Нигде. Никому. Ничему» – созвучно с тюремной поговоркой «не верь, не бойся, не проси». Впоследствии мы узнаем, что Валентин действительно сидел в тюрьме, но и интернат в романе часто сравнивается с ней («милицейские и другие государственные чины, видать, в душе не сильно отделяли интернат от колонии, сливая их в своем сознании почти в одно и то же» [31]).

 «Отравленная жизнь» Коли в общежитии требовала от него не только физической силы, но и силы духа, чтобы победить свою слабость, противостоять «глупости и скотству», чтобы не стать «шестеркой». Он узнал унижение подозрением: «сиротская душа вообще устроена так, что даже просто каждый подозрительный взгляд ловит безошибочно и ранимо» [31]. Его обзывали «детдомовцем», «казенной тварью», «безродным слабаком».

Знакомство с «поразительно щедрым и душевным мужиком-парнем» Валентином кардинально изменило судьбу Коли Топорова, «он стал совсем другим человеком», но читатель постоянно ощущает нарастание трагедии, беды, не верит в бескорыстие новых «друзей» и их «хозяина». Их «работа» – просто глянцевая обложка преступной жизни, в которой царят законы волчьей стаи, «балагана». Кольче Топорову кажется, что ему дали имя, «пусть даже имя теперь у него такое странное: Никто, потому что складывается из начальных букв имени и фамилии» [31]. Но в этом прозвище, отрицательном местоимении «никто», есть приговор, отрицающий право Кольчи быть личностью, человеком, носить свои имя и фамилию. Это слово представляет собой квинтэссенцию горя сиротства, которое не только звучит как главный трагический мотив романа в его названии, но и является сквозной мыслью романа, отражающей рост самосознания героя, его духовное взросление: «Он вспомнил день, большую светлую комнату с полешками детских тел. И те, и эти, подросшие, и он сам – кто они? Никто! Неужели никто? Ничто? Нигде? Первый раз, наверное, в сознательные свои годы Кольча Топорик заплакал. Пацан со стеклянными, почти немигающими глазами, человек, не пожелавший прятаться за стенами интерната, личность без роду и племени, чистый во всех своих родственных отношениях, то есть абсолютно одинокий, человек, с детства не отведавший чувства, плакал, думая о себе» [31]. «А если я умру? – думал Кольча, впервые в жизни задавая этот вопрос самому себе. – Кто придет на кладбище» [31] – так думал Николай, «полувзрослый человек, вдруг, в одночасье понявший свое одиночество и одиночество этих многих» [31]? Когда герой узнает о болезни Гошмана и необходимости пересадить ему костный мозг от родных, он вновь понимает эту истину – все они, интернатовцы, Никто и ему впервые становится страшно от осознания этого: «Кольчу ровно током дернуло, он даже тормознул от неожиданности. Мысль эта и заняла-то какую-нибудь секунду, но будто холодом его обдало. Точно стенка за спиной рухнула враз, он обернулся и увидел позади ущелье: сделай полшажка – и рухнешь в никуда. Как он сказал, Гошка? «Какие у меня братья? А сестры? А мать, отец – где они у Гошки? Только они, только родные годятся, чтобы костный мозг свой пожертвовать пацану, но их, этих людей, у Гошмана нет. И у него, Кольчи, нет». То же самое он почувствовал и в момент мери Антона: «Его будто ударило: а может, потому и выделяет, что он Никто. Пусть даже в этом слове запрятано начало его имени и фамилии, на самом-то деле он и правда никто. Как тот же Антон. Исчез, умер, его схоронили, и все» [31].

 

Оказалось, что быть «никем» в этом мире нельзя, что быть «несовершеннолетним и ненаказуемым» опасно, что ни шеф, ни начальник, ни хозяин не могут защитить от личного выбора между добром и злом. И за рабскую преданность, надежность и незаработанные «деньги», эти «знаки удач и поражений», «к вкусу и силе которых он привыкал постепенно», придется заплатить жизнью.

В конце романа после смерти Валентина, убийства предавших его людей, побега из города, Николай вновь меняет имя. Он выбирает его себе сам, отправляя деньги директору родного интерната. Деточкин Юрий Иванович – так подписывается Коля на бланке почтового перевода. Это имя-маска главного героя советской трагикомедии «Берегись автомобиля» (1966 г.), который угонял личные автомобили у людей, живущих на «нетрудовые доходы», и переводил деньги от продажи машин на счета детских домов. «И теперь Никто становился кем-то» [31] – современным Робин Гудом, благородным разбойником, честным по сути, но жуликом по форме.

Пройдя через испытания, пошлость и грязь действительности, находясь в бандитском окружении, Коля не растерял доброты и чувства взаимовыручки, дружеского плеча. Как еще на этапе своей жизни в интернате Коля помог своему товарищу Макарке, украв для него памперсы, чтобы скрыть следы энуреза, так и теперь, имея гораздо большие возможности, он помог директору интерната в сложной финансовой ситуации. Не смог Валентин, так мастерски, искусно дрессировавший Николая, вытравить из него этот жизненный принцип – стоять за своих («Вот я – Николай Топоров. Сокращенно: Ник-То. Понимаете? Никто. И Гошман – никто, и все вы – никто. И никому мы не нужны. Кроме самих себя. Только мы сами можем помочь друг другу»; «Брат должен заступаться за брата, детдомовец за детдомовца. Ха! Стал бы он биться за другого? Фига с два. Но за такого, как Валентин, не только нужно было драться и мстить, рискуя жизнью. За такого – нет, не погибать требовалось, а как раз – жить. Чтобы продолжить то, что оборвано чужой властью. Чужой завистью, злой силой» [31]), и именно благодаря ему он не стал работать на убивших Валентина бандитов, а замани их в ловушку и убил, отомстив за шефа, друга и брата.

Валентин привлекал Николая своей загадочностью, зарубежным флером, внутренней силой (его имя в переводе с лат. valens – сильный, здоровый). При первой же встрече Николай дал ему прозвище – Белобрысый, в глазах детдомовца он сразу же его заслужил. Мальчик, воспринимавший людей как бездушных кукол, «первый раз, в июньской роще, увидев Белобрысого в сопровождении двоих, сразу отделил улыбчивого Валентина от его бойцов. Из троих в одинаковых пиджаках он одушевил только одного, двух других оставив в сознании необходимыми манекенами, нужными и полезными, наверное, их вожаку, но вовсе не такими, как он» [31].

Однако, по привычной интернатовской манере, понимая, что ему все равно дадут кличку, Валентин сразу сказал Топорову свое прозвище: «А меня звать Валентин. Только Валькой не кличь. Я этого не люблю. Лучше – Валентайн» [31].

Долгое время мы не знаем биографию начальника Коли, но по его поведению, по вот этой выпестованной приютом манере давать прозвища, можно сразу догадаться, что он сирота. Еще один раз Валентин совершит поступок, выдающий в нем человека, выросшего в интернате. Он предлагает Николаю купить его друзьям подарки и предложил привезти их поздно вечером: «Откуда-то зная интернатовские порядки, настоял вот на этом, позднем, предсонном явлении, когда все уже разделись, но еще не спят, но зато вместе, все обретаются по одному коридору и все, как и вышло, могут услышать, увидеть, их, стать свидетелями их явления» [31].

Валентин дал и своим сопровождающим итальянские прозвища – Андреотти и Антониони. Как будто подчеркивая этим свою элитарность, непохожесть на окружающую действительность, а потому такую привлекательность (как то же батончик «Сникерс» – «дурацкий пароль дурацких реформ» – джинсы, майка «Аддидас» или Мерседес). И даже Николая он однажды в шутку награждает американским прозвищем: «Поздно ты, парень, родился! А то забрали бы тебя «мерикашки»-то! И стал бы ты постепенно настоящим нью-йоркским гангстером. Ник Топороу!» [31]

Валенин выделял Николая из всех, называл своим наследником («Запомни его! Это мой наследник!» [31]; «Ты мой наследник. Таким делом командовать должен только такой, как ты. Ни семьей, ни домом, ни детьми не обремененный <…> нам с тобой отец родной – ветер в поле …»[31]; «Ты мой наследник, если, не дай Бог… И действуй как наследник» [31]), потому что почувствовал в нем родную детдомоскую кровь («Я люблю тебя. Верю тебе. Т мой самый надежный человек» [31]) и Коле «было все равно, как относятся к нему манекены, а это первый задаток предводителя» [31]. Именно это и разглядел в мальчике Валентин – внутреннюю силу, не сломленную тяжелым детством, «хватку, как у цепного пса» [31].

В повести «Об­ман» герой-подросток Сережа Воробьев оказывается заперт вну­три лживого, искусственного взрос­лого мира, где соседствуют правда и обман, доброта и корысть. По сравнению с другими произведениями Лиханова, в повести почти нет зооморфных образов: здесь упоминаются только «морские скаты», птицы (кукуш­ка, петух), тигры, леопарды, змеи (ужи), букашки (комарье, муравьи, тараканище), медведи, зайчик, зверь в зоопарке, вой доисторического животного, сивый мерин, лягушка. Однако сам главный герой Сергей Воробьев носит «птичью» фамилию. Русские писатели (И. Тургенев, К. Паустовский, Е. Чаруин и др.), описывая воробьев, подчеркивали, что это маленькая, уязвимая и беззащитная птица. В то же время, ее наделяют такими чертами как храбрость, свободолюбие, смышленость и стойкость. Таков и главный герой – подросток, попавший в трудную жизненную ситуацию. Автор повествует о судьбе ребенка, полной сложности, противоречивых поступков, поражений, а также важных нравственных побед, которые ведут к надежде. Перед героем повести поставлен один из вечных людских вопросов – о совести. Кроме того, птичья фамилия коррелируется с желанием подростка стать летчиком, а впоследствии оторваться от жестокости мира, обстоятельств и воспарить в небо. Это проявляется во многих эпизодах текста: «Он словно летел туда, к сцене, и полет этот был бесконечным, медленным, тягучим» [32], «ведь человек рожден для счастья как птица для полета» [32], «Сережа летит вперед, нависая над рулем» [32], «сквозь щелочки в сене Сережа разглядывал небо – громадное, бархатно-синее, со звездными россыпями. На небе, казалось, нет ни одного, даже крохотного, кусочка, где не было бы мельчайшей звезды <…> Конечно, муравьи не смотрят на небо. Не видят миллиардов звездных россыпей. Они слишком малы, чтобы видеть высокое небо. Муравьи видят траву, ежи, может быть, – лес, а Сережа, как всякий человек, видит небо. У каждого существа свои измерения, свой мир» [32], «теперь Сережа – самолет» [32], «тоже, значит, летун – роднит его с собой дядя Ваня» [32].

    Еще один герой с зооморфным именем – это подруга героя Галка Васина. Беззаботная, шустрая, как птица-галка, умная и преданная.

    Мать Сергея выходит замуж за Никодима Михайловича, однако мальчику он не нравится, он сразу чувствует его предательскую натуру. Подросток не уважает его, поэтому не считает нужным называть его по имени и отчеству: «Никодим! Зря поправилась мама: не Никодим Михайлович он, Никодим просто. По отчеству ведь человека зовут, когда уважают его. А Никодима Сережа так и зовет – по имени только. Про себя, конечно. Но главное ведь, как про себя человека зовешь» [32].

Сережа переживает то, что в жизни мамы появился Никодим и пытается разобраться в своих чувствах. Мама поставила спокойствие сына выше своего личного счастья. Но Галка помогла Сереже посмотреть на все совершенно с другой стороны. Он и не задумывался раньше, что что-то в жизни может быть не так, как видит он сам. Сережа принял Никодима, открыл ему свою душу и даже начинает называть его сначала по имени и отчеству, а затем даже именует отцом. Вначале это пугает ребенка, автор отражает это замешательство через использование несобственно-прямой речи: «Выходит, назвал Никодима отцом? (мысли Сережи) Сережа задумался (слова автора). Выходит … (мысли Сережи) Ему стало грустно. Как он быстро от отца отказался… Давно ли Никодим к ним пришел? Третий месяц… Три месяца назад Сережа его ненавидел, а теперь относится хорошо, привык. Может, даже любит? (слова автора)». Но затем Никодим предлагает усыновить мальчика, и он чувствует безграничное счастье, отбросив все свои сомнения: «Мысли несутся в нем ураганом. В этих мыслях есть все – испуг, смятение, сомнение, радость, подозрение. Но им владеет то, что вокруг, то, что сейчас. Аэродром, бабочки, Никодим, модели, летающие в синеве, солнечное тепло, Котька. Им владеет реальное счастье – необходимое, как воздух, и он не может думать о плохом в эту минуту. "Хочу! – говорит он Никодиму. И повторяет жарко, словно в омут бросается: – Хочу! Хочу! Хочу!"» [32]

Но смерть матери Сережи раскрывает натуру этого человека. Никодим разменивают новую квартиру, несмотря на то, что хотел быть отцом для Сережи, он не хочет принимать никакого участия в его судьбе. «Чего же стыдиться? Кто теперь Никодим Сереже? Никто. Мама их связывала, разве не ясно? Теперь мамы нет. Вот и все. Очень просто» [32]; «Он не отец… <…> Просто так… Никто…» [32]. И снова Лиханов именует героя этим страшным словом – Никто. Но только в этой ситуации читатель не сочувствует персонажу.

У героев повести «Мальчик, которому не больно» нет имен собствен­ных, потому что они – герои не просто с документальной беспри­страстностью отраженной личной драмы отдельно взятой семьи, а символическое воплощение разных форм человеческого предназначе­ния. Благодаря этому обобщаю­щему приему книга приобретает метафорическое звучание, а ее персонажи становятся героями вне конкретного времени, вечны­ми символами боли, милосердия, сострадания.

Главный герой – Мальчик. («А я Мальчик. Или Мальчишка» [30]) Общаясь с паучком, он придумывает себе сокращенное прозвище, как будто не имеет права на полное имя, прав на существование: «Я Мальчик, — сказал я ему, — а ты пусть будешь… Чок! Это ведь вторая половинка от слова «паучок». А вторая половинка от слова «мальчик» получается «чик». Выходит, мы с тобой Чок и Чик! Чик и Чок!» [30]

А два мальчика, которых привела врач – Серега и Петруха Лебедевы (с «кликухой» Лебеди) прозвали главного героя Безногий.

Бабушка в русской литера­туре вообще образ особый, она носительница мудрости и добра, это та женщина, которая всегда рядом, которая, не раздумывая, в любую секунду готова прийти на помощь и защитить. Это символ бесконеч­ного жертвенного служения во имя простой человеческой любви. Она – Хранительница. Мальчик говорит о ней так: «Только этот Ангел был довольно старенький и женского рода» [30].

Папа – центр маленького мира, уставший, измученный атлант, он – средоточие лучших мужских ка­честв. Собственно, именно такими и должны быть настоящие мужчи­ны – надежными, преданными тем, кто от них зависит, кто не может без них, способными заслонить своего ребенка от ужасов мира. Мальчик говорит: «Папа он и есть Папа. Он всё одолеет и победит. Папа твердый и настойчивый» [30].

Еще есть Мама – но она, по вы­ражению Бабушки, «не от мира сего» – она забегает в мир Мальчи­ка на долю секунды, даже не сни­мая изящных туфелек на высоком каблуке, чтобы вручить подарок и тут же умчаться, как скорый поезд, «на какой-то неотвратимый симпозиум». Мама совершенно не чувствует к Мальчику привязанности, не желая даже обнимать больного ребенка: «Ко мне вошла с ворохом подарков – несколько пакетов сразу протягивала перед собой. Но я протянул руки не к ним, а к ней, чтобы обнять. Она почему-то не поняла. Она все пакеты мне протягивала» [30]. И мальчик все понимал: «Всякий раз Мама посылала что-нибудь мне. Например, шоколадку в красивой обёртке с бумажкой, на которой написано: Мальчику. Не маминой рукой <…> Я не хмурился, не злился, не плакал. Я просто просил Бабушку отложить посылку в сторону. Сначала-то она что-то говорила. Предлагала, настаивала, уговаривала. Клала мамин подарок на кровать. Я к ним не прикасался» [30].

Появляется в повести еще одна Бабушка. Мальчик зовет ее Баба Яга. Она неразговорчивая, черная. Мальчик чувствует, что от­дувается она за всю боль, которая опустилась на этих брошенных и никому не нужных детей. Это все человеческое горе в женском об­личье. Мальчик понимает, что эта Яга хорошая по ее рукам – мягким и добрым.

И еще есть Батюшка, приходящий в интернат священ­ник. Он встает на место погибшего отца, пытаясь вернуть Мальчика к жизни.

Есть в повести еще два уди­вительных героя, о которых нельзя не сказать – Комарик и Молодчик. Такие имена дает им Мальчик. Это парные герои, два символа. Кома­рик – символ смирения. Молодчик – символ борьбы. Комарику автор даже лица не дает, только монотон­ный высокий голос нескончаемой боли, безостановочный, назойли­вый, как писк комара. Под этот писк проходит страшная и одно­образная жизнь интернатской палаты, где честнее та родня, которая не приходит навещать – потому что кому нужна боль? – где остаются пустыми кровати с бирочками, на которых что-то написано – вот так, одним скупым штрихом описана смерть. И Молодчик – маленький боец, у которого хватает силы духа бороться не только за себя, но и за других. Не случайно в самый важ­ный момент под рукой у Мальчика оказываются костыли Молодчика – он протянул эти символические костыли еще раньше, когда сказал, что «быть – лучше, чем не быть», что Мальчик сильный и сможет спра­виться со всем, что выпало на его долю и что он обязательно отодви­нет тяжелый камень, потому что «нам другое нельзя».

В воспоминаниях и мыслях Мальчика всегда есть Мама – маленькая светлая искорка в окружившей его черноте, «напоминание звезды». Мама-мечта. Только эта искорка и дает Мальчику силы жить. И вера, и любовь, все для него сходится в образ Мамы, которой он остается верным несмотря ни на что. Потому что Мальчик обладает подлинной человеческой мудростью – самым главным и верным знанием, что не может мать бросить в беде своего ребенка. И ему воздается по вере его – в серебристом свете дождя с неба спускается его звезда, его Мама. Мечта становится реально­стью. И его тело пронзает спаси­тельная боль, дарящая надежду. «Когда тебе не больно – это нехорошо. Если же будет больно – значит, ты поправляешься» [30] – так говорил Мальчику его погибший отец.

Оля и Настя – две героини повести «Девочка, которой все равно» –встречаются во дворе детского дома. Они очень разные и не имеют точек соприкосновения. Одна – благополучная студентка-выпускница психологического факультета Ольга Олеговна, работающая над дипломом по теме «Дети риска». Другая – детдомовская девочка Настя – то самое «дитя риска», которое в силу жизненных обстоятельств более других подвержено негативным воздействиям общества, ставших причиной дезадаптации несовершеннолетнего.

Девочка Настя переиначивает, «перемешивает» свою фамилию Светлакова и становится Чернаковой, объясняя это так: «Когда светло, я Светлакова. А сейчас Чернакова. "Но сейчас же светло?" – удивленно и почему-то радостно воскликнула она (Оля). "Эх! – я вздохнула. – Вам это только кажется "» [29]. Девочке «темно», потому что в силу жизненных обстоятельств она уже в таком возрасте столкнулась с жестокостью окружающего мира (Однажды сожитель мамы Анастасии сделал с ней то, о чем «не говорят». После этого он убивает мать девочки, которая заступалась за дочь, и Настя попадает в детский дом), что наглядно показывает диалог между Настей и Олей: 

«– <…> Ну а котят, щеночков ты любишь? Радуешься им?

– Чего тут радоваться? Все равно их выкинут с нашего двора. Не полагается им здесь. От них блохи, всякая зараза. Врачи не велят. Ну и Марьванна. Прикажет Ерофеичу, и нет никого!

– Ну а ты телевизор смотришь? Что тебе нравится? Кино? Мультики? Может, «Смешарики» – ты их видела?

– Видела.

– Ну и что?

– За дурачков нас держат. Веселят. А нам не веселится» [29].

 Лиханов очень точно подобрал слово – детям из интерната не весело в этом мире, совсем. Оттого и темно. Настя прячется от окружающего мира в темноту, где ей гораздо спокойнее. В этом и причина того, что она изначально не пошла на контакт с Ольгой, не захотела стать никем, очередным «дитя риска» из дипломной работы студентки, где «вся ее история займет одну, от силы две странички. А может, и всего только половинку. Без имени девочки. Ее история будет скрыта одной буквой А, Анастасия. Или Н, Настя. Вот и все». Так, фамилия героини повести раскрывает психическое состояние ребенка. «Заторможена. Ничему не удивляется. Не радуется и не горюет. Девочка, которой все равно» – так говорит о Насте Марьванна. И вот после той трагедии, что с ней произошла, ей становится абсолютно все равно: что за люди, которые ее окружают, что за события происходят вокруг нее. Она перестает доверять людям и становится тем ребенком, который опасается мира взрослых.

Вторая героиня повести – Ольга Олеговна, студентка психологического факультета. Настя сразу же придумывает ей прозвище Олола, выделяя ее из окружающих людей: «Никогда мне не встречались такие названия. Ольга! Да еще Олеговна! Два «о» и два «л». «Ол-ол» — слышится. Как-то кругло, непривычно, а то у нас все какие-то угловатые Марьванны, Зинпетровны, Нинстепанны» [29].

Кроме того, окружающие часто называют девушку Барби. Однако Оля не является бездушной красивой куклой и последует совету бабушки: «Тебя Господь одарил красивой оболочкой. А вот вдохнуть в нее достойный смысл придется тебе самой. Ты сама за себя отвечаешь».

Детдомовские воспитательницы – обезличенные, похожие на туши китов марьванны, нинстепанны и зинпетровны. Но сквозь толстый слой китовой брони пробивается наружу их подлинная суть, которую автор противопоставляет этим обезличенным прозвищам. Они находятся на таком пограничье боли, страданий, что без укрывающих душу капустных листьев-слоев эти самые души давно бы разбились, как тонкие стаканчики, лишь раз успев жалобно звякнуть. Кажущееся равнодушие воспитательниц («Для меня дак они все одинаковые. Проснулись – поели, поели – поучились, поучились – поели, поели – погуляли, погуляли – поиграли, поиграли – потелевизорились, а потом – спать!» – выдает рецепт Марьванна) оборачивается на деле бесхитростной и милосердной женской мудростью – не дергать детей, не тормошить их, не призывать к напускному оптимизму, а дать пожить в самой простой, обыденной, рутинной обстановке, чтобы запеклись раны, затянулись рубцы, чтоб ощутить нормальность, такую не привычную для этих ребят, жизни. «Для них лучшая психология, чтоб все утихло, угомонилось, забылось. Ведь у каждого своя тоска» – эти слова произносит та же самая Марьванна. Чуть раньше Настя признается самой себе: «Тех, кто тебя не замечает, можно не бояться». А когда уходит страх, потихоньку возвращается жизнь. Марьванны и зинпетровны – они ведь родственницы по крови мудрой Бабы Яги из книги «Мальчик, которому не больно».

Один из самых зловещих образов повести – оценщик в ломбарде. Когда-то Евгений Шварц в сказке «Тень» писал, что в ломбардах работают бывшие людоеды. Оценщик у Лиханова – «людоед» по призванию, бесчеловечный и циничный. Сцену в ломбарде, где тончайше переданы переживания маленькой отчаявшейся и запутавшейся души, можно считать кульминационной в книге. И остается только удивиться и поражаться писательскому мастерству и человеческому таланту Альберта Лиханова, которому удалось вжиться в образ перепуганной, забытой, забитой девчушки, раствориться в нем, и так достоверно, мастерски скупо и поразительно точно описать то, что чувствует этот несчастный ребенок.

 Произведения Лиханова отмечены своеобразием отношений «имя-персонаж», поскольку часто герой носит «говорящую» фамилию, раскрывающую его душевные качества, или вместо имени собственного он обозначен номинацией по признаку, псевдонимом или прозвищем.

По известному выражению Ю. Тынянова, в художественном произведении нет неговорящих имен. Так, в соответствии с отечественной литературной традицией Лиханов использует зооморфные имена для раскрытия характера персонажей (например, Галка и Сережа Воробьев из повести «Обман»). Примером же маркированного отсутствия имени персонажа у Лиханова является Мальчик из повести «Мальчик, которому не больно». Автор, скрывая имя главного героя, представляет его как вневременного персонажа, символическое воплощение боли и страданий детей-инвалидов.

Однако авторская индивидуальность Лиханова проявляется при применении им следующего приема раскрытия внутреннего мира персонажа: имя (прозвище/безымянность) изменяется с течением времени в результате его поступков и нравственного выбора или при переходе героем из одной системы координат в другую. Наиболее ярким примером того является цепочка имен главного героя романа «Никто»: Николай Топоров (имя, данное при рождении) – безмянный «пацан» при попадении в интернат (потому что «кличку надо заслужить») – Топор, Топорик, Топорище (детдомовское прозвище) – Никто (во время работы на Валентина) – Деточкин Юрий Иванович (подпись на почтовом конверте с деньгами для интерната). Автор, изменяя имя героя, манифестирует его одиночество, чувство непринадлежности обществу, в котором он вынужденно существует, ведь имя закрепляет в пространстве; посредством своеобразного «обезличивания» формируется образ персонажа-изгоя, покинувшего пределы «своего» пространства и оказавшегося неспособным адаптироваться к новой среде, «отколотого» от социума и ненужного ему, подчеркивается маргинальность героя. Это приговор, отрицающий право героя быть личностью, человеком, носить свои имя и фамилию.

Также меняется имя и одного из второстепенных героев повести «Обман»: Никодим (потому что Сережа не уважает его и не считает нужным называть его по имени и отчеству) – Никодим Михайлович (после того как мальчик принял его в семью) – Отец (счастье, что он оказался нужен этому мужчине, дорог ему) – Никто (после предательства Никодима).

Таким образом, имя/безымянность героев в произведениях Лиханова – это важное средство воплощения авторского замысла, способствующее выявлению художественных смыслов, характеризующее внутренний мир персонажей, их взаимоотношения, и предназначенную им роль в развитии сюжета.